Глава 27
Глубокой ночью, когда Хофре и Санчия крепко спали в своих ватиканских покоях, в спальню ворвались несколько папских гвардейцев и безо всяких объяснений вытащили Санчию из их кровати. Санчия отбивалась ногами и кричала, Хофре ринулся ей на помощь.
– Это возмутительно! – заявил он молодому лейтенанту, командующему гвардейцами. – Мой отец вас за это накажет!
– Мы выполняем приказ Святейшего Папы, – ответил ему лейтенант.
Хофре бросился в покои Папы, где и нашел Александра сидящим за столом в кабинете.
– Что все это значит, отец?
Папа оторвал взгляд от бумаг, ответил сурово:
– Я мог бы сказать, что причина – аморальное поведение твоей жены, ибо слишком уж слаба она на передок, или в твоей неспособности держать ее в узде. Но на этот раз дело не в личном. Я, похоже, не могу доказать королю Неаполя, который вступил в союз с Фердинандом, важность французских интересов во вверенном ему королевстве. Людовик требует от меня принятия мер, доказывающих, что я уважаю заключенные с ним договоры.
– Но при чем здесь Санчия? – воскликнул Хофре. – Она всего лишь женщина и не причинила никакого ущерба Франции.
– Хофре. Пожалуйста! Не веди себя, как евнух, – нетерпеливо бросил Александр. – На кону благополучие твоего брата. Способность папства выполнять взятые обязательства. На данный момент Франция – наш самый сильный союзник.
– Отец, – глаза Хофре зажглись мрачным огнем. – Я не могу этого допустить, Санчия не будет любить мужчину, который не способен уберечь ее от темницы.
– Она может послать письмо своему дядюшке, королю, и попросить помощи.
В этот момент Хофре отвернулся, ибо боялся, что отец увидит ярость, перекосившую его лицо.
– Отец, я прошу еще раз, уже как сын. Ты должен освободить мою жену, иначе ты разрушишь нашу семью. А я этого не хочу.
Александр в недоумении воззрился на Хофре. Что он такое говорит? С самого дня приезда от Санчии были одни хлопоты, и он ничего не сделал, чтобы укротить ее. И каков наглец! Решается указывать отцу, более того, Святейшему Папе, как вести дела святой матери-церкви!
Но, отвечая сыну, Папа изгнал из голоса все эмоции:
– Именно потому, что ты – мой сын, я прощаю тебе это прегрешение. Но если ты посмеешь еще раз заговорить со мной в подобной манере, твою голову поднимут на пике и я лично обвиню тебя в ереси. Ты понял?
Хофре глубоко вдохнул.
– Сколько времени моя жена проведет в тюрьме?
– Спроси короля Неаполя, – ответил Александр. – Решать ему. Как только он согласится, что корону Неаполитанского королевства должен носить Людовик, твоя жена выйдет на свободу. – Хофре повернулся, чтобы уйти, когда его догнали слова отца. – С этой минуты тебя будут охранять день и ночь, чтобы уберечь от искушения.
– Могу я повидаться с ней? – только и спросил Хофре.
На лице Александра отразилось изумление.
– Что же я за отец, если буду запрещать сыну встречаться со своей женой? Или ты думаешь, что я – чудовище?
Хофре не пытался скрыть слез, катящихся по щекам.
За одну ночь он потерял не только жену, но и отца.
* * *
Санчию отвезли в подземелье замка Сант-Анджело и поместили в отдельную камеру. Из соседних до нее доносились стоны и крики других заключенных, проклинающих охранников.
Те, кто узнал Санчию, смеялись над ней, остальные удивлялись, каким образом эта молодая, красивая, роскошно одетая женщина оказалась в столь незавидном положении.
Санчия обезумела от ярости. На этот раз Папа перешел все границы. В прошлый раз, когда он выслал ее из Рима, она еще стерпела, но теперь не собиралась давать ему спуску. Поклялась, что сделает все возможное, чтобы скинуть его со Святого престола, даже если ради этого ей придется отдать жизнь.
К приходу Хофре она уже перевернула койку и разорвала матрас, вытрусив солому на пол. Еду, воду и даже вино вместе с посудой швырнула в маленькую деревянную дверь, которая вела в камеру, и теперь глиняные осколки устилали пол.
К удивлению Хофре, она подошла к нему, нежно обняла.
– Муж мой, ты должен мне помочь. Если ты меня любишь, немедленно отправь письмо моей семье. Дай знать моему дяде, что со мной сталось.
– Обязательно отправлю, – Хофре прижимал ее к себе, гладил по волосам. – Сделаю все, что в моих силах.
А пока буду сидеть с тобой в камере, если ты мне позволишь.
Хофре поставил койку на ножки, и они сели рядышком, он обнял ее за плечи, успокаивая.
– Ты принесешь мне бумагу, чтобы я могла немедленно написать письмо? – спросила она.
– Принесу, но я не могу без тебя.
Санчия улыбнулась, и в нем затеплилась надежда.
– Мы – одно целое, – заверил он ее, – и то, что выпадает на твою долю, достается и мне.
– Я знаю, что это грех кого-то ненавидеть, – Санчия нахмурилась, – но я ненавижу твоего отца и готова запятнать душу грехом. И неважно, что он – Святейший Папа.
Для меня он – зло, такое же, как падшие ангелы.
Хофре и не собирался защищать отца.
– Я напишу своему брату, Чезаре. И не сомневаюсь, что он поможет нам, как только вернется.
– Почему? – удивилась Санчия. – Что-то я не заметила, что он способен на сочувствие.
– У меня есть основания в это верить, – ответил Хофре. – Мой брат Чезаре все поймет и освободит тебя из этого ада.
Когда они прощались, он чуть дольше прижимал ее к себе. Она позволила.
В тот же вечер, после его ухода, охранники один за другим входили в камеру Санчии и насиловали ее. Раздели догола, целовали в губы, дышали зловонными ртами, овладевали ею, не обращая внимания на попытки сопротивления. Раз ее поселили к проституткам и ворам, значит, Папа Борджа лишил невестку своего покровительства, а потому они ничего не боялись.
К тому времени, когда утром ее муж пришел в камеру, Санчию помыли и одели, но она словно лишилась дара речи. Что бы ни говорил ей Хофре, она не реагировала, свет, сиявший в ее зеленых глазах, потух, они стали болотно-серыми.
* * *
Чезаре Борджа теперь полностью контролировал Романью, но следовало покорить и другие города, если он хотел объединить всю Италию. К примеру, Камерино, где правила семья Варано, или Сенигалью, находящуюся под рукой делла Ровере. А то и Урбино, где сидел на престоле Гвидо Фелтра. Казалось, Урбино с его мощными укреплениями и хорошо обученным гарнизоном не по зубам армии Чезаре, но это герцогство закрывало путь к Адриатике, и войска Фелтры могли без труда перерезать коммуникации между Пезаро и Римини, отсекая боевые части Борджа от тылов.
Так что Чезаре не оставалось ничего другого, как продолжать военную кампанию…
Первый удар он решил нанести по маленькому городу-государству Камерино. Армию он собирал к северу от Рима. Там к нему должны были присоединиться отряды испанских капитанов и войска, расквартированные в Романье.
Для того, чтобы начать штурм Камерино, ему пришлось просить Гвидо Фелтру пропустить Вито Вителли и его орудия через территорию Урбино. В Италии все знали, что Гвидо Фелтра не жалует Борджа. В Италии Фелтру почитали опытным и умелым кондотьером, но он прекрасно понимал, что с Борджа ему не справиться, и стремился избежать конфронтации, а потому Чезаре получил желаемое. Но при этом Фелтра собирался помочь Алессио Варано защищать Камерино. Если бы его замысел удался, армия Чезаре оказалась бы зажатой с двух сторон.
К несчастью для герцога, шпионы Чезаре раскрыли этот план, и артиллерия Вителли, вместо того чтобы проследовать к Камерино, взяла на прицел Урбино. Без всякого предупреждения к городских воротам подошли войска как из Рима, так и из Романьи.
Увидев огромную папскую армию, Чезаре в черной броне на вороном жеребце, Гвидо Фелтра в страхе бежал.
А город тут же сдался Чезаре, к изумлению не только Италии, но и всей Европы, ибо и там, и там полагали, что герцог Урбино сможет защитить свои владения.
Потом Чезаре, как и планировалось, двинул войска к Камерино. Без помощи Гвидо Фелтры и этот город сдался, оказав минимальное сопротивление.
После падения Урбино создалось впечатление, что никому не под силу остановить Чезаре и папскую армию. Он мог захватить любой город Италии.
* * *
Яркое летнее послеполуденное солнце заливало Флоренцию жарким светом. От невыносимой жары во дворце Синьории открыли все окна, в которые залетало множество мух, но ни единого дуновения ветерка. В стоячем воздухе члены Синьории нетерпеливо ерзали и потели, дожидаясь окончания тяжелого заседания, чтобы, наконец, добраться до дома, принять холодную ванну и выпить чашу ледяного вина.
Наиболее важным вопросом заседания являлся доклад Никколо Макиавелли, посла по особым поручениям при Ватикане. Решался вопрос будущего города.
Ситуация в Папской области становилась все более тревожной. В прошлую кампанию Чезаре Борджа угрожал Флоренции, и члены Синьории опасались, что на этот раз им не удастся так легко откупиться.
Макиавелли поднялся, чтобы обратиться к Синьории.
Несмотря на жару, он был в камзоле из перламутрово-серого атласа и ослепительно белой блузе.
– Господа, – он выдержал театральную паузу, – как вам известно, Урбино пал, герцога застали врасплох. Некоторые говорят, что имело место предательство. Может, так оно и было, но в этом случае Гвидо Фелтра лишь получил по заслугам. Он готовил заговор против Борджа, но угодил в вырытую им яму. Так что в этом я бы не стал упрекать Чезаре Борджа, – он прошелся перед членами Синьории.
– Что мы можем сказать о нынешней ситуации? У Чезаре Борджа большая, хорошо организованная армия, он может доверять своим людям. По информации из захваченных городов и деревень, солдаты Чезаре обожают его.
Он взял под контроль Романью, теперь Урбино. До смерти запугал Болонью… и, если уж смотреть правде в глаза, до смерти запугал и нас, – вновь пауза, дабы члены Синьории прониклись важностью момента, впитали в себя слова, которые им предстояло услышать. – Мы не можем рассчитывать на то, что французы помешают Чезаре в реализации его планов. Действительно, Франция выразила недовольство как бунтом в Ареццо, так и угрозами Чезаре Болонье и нашему городу. Но помните, Людовику необходима поддержка Папы в борьбе с Испанией и Неаполем… и, учитывая силу армии Чезаре, позиция невмешательства выглядит вполне разумной.
Макиавелли понизил голос.
– А теперь я хочу поделиться с вами конфиденциальной информацией. Чезаре тайно нанес визит Людовику, приехал один, переодевшись, без охраны. Отдав себя во власть французского короля и попросив прощения за безответственное поведение Вителли в Ареццо, Чезаре заделал ту брешь, которая начала разваливать крепкую стену отношений Папы и Франции. Поэтому, если он и в этот раз атакует Болонью, я предсказываю, что король Франции поддержит его. А если он атакует Флоренцию, французы могут и не вмешаться.
Один из членов Синьории, мокрый от пота, поднялся, промакнул лоб льняным носовым платком.
– Ты говоришь нам, Макиавелли, что остановить Чезаре Борджа невозможно и те из нас, у кого есть виллы в горах, должны немедленно бежать?
– Я сомневаюсь, что дела обстоят так плохо, – поспешил успокоить его Макиавелли. – Пока наши отношения с Чезаре Борджа самые дружеские, он искренне любит наш город.
Но есть еще один фактор, который может изменить сложившийся баланс сил. Чезаре Борджа победил и унизил многих опасных людей, вышвырнул с подвластных им территорий, и, хотя армия ему верна, а солдаты обожают его, я очень сомневаюсь, что то же самое можно сказать о его кондотьерах, людях жестоких, непредсказуемых, завистливых, которые не остановятся перед убийством.
Я опасаюсь, что придет день, когда они попытаются расправиться с Чезаре Борджа. Видите ли, становясь самым могущественным человеком в Италии, Чезаре нажил себе врагов… каких я не пожелаю никому из нас.
* * *
В Маджони, на землях, контролируемых Орсини, заговор начал обретать более четкие очертания. Возглавить его решил Джованни Бентивольо из Болоньи. Крепко сложенный здоровяк с тронутыми сединой жесткими волосами и грубым лицом часто улыбался и говорил масляным голосом, но и улыбка, и голос могли обмануть только тех, кто плохо его знал. В молодости он убил сотню человек, находясь в составе банды, бесчинствующей на дорогах.
Потом, правда, исправился, стал хорошим правителем, былая кровожадность, казалось, исчезла бесследно, но все вернулось на круги своя после того, как Чезаре угрозами добился передачи ему замка-крепости, чем унизил Бентивольо в глазах всей Италии.
Бентивольо пригласил в Болонью Гвидо Фелтра, изгнанного из родного города герцога Урбино. Естественно, тот кипел от ярости. Говорил Фелтра тихо, приходилось напрягать слух, чтобы расслышать слова, но каждое несло в себе угрозу.
К заговору присоединились и кондотьеры армии Чезаре: Паоло и Франко Орсини, и герцог Гравины, который приобрел репутацию безжалостного солдата, многие дни возя на пике голову поверженного врага. Орсини всегда использовали возможность подставить ножку Борджа.
Враждебность этих людей по отношению к Чезаре не удивляла, сюрпризом стало участие в заговоре командиров, которые ранее служили ему верой и правдой. В Маджони прискакал Оливер да Фермо и даже сам Вито Вителли. Последний злился из-за того, что его заставили уйти из Ареццо. Эти люди знали все планы Чезаре, командовали значительной частью его армии.
Собравшись, они наметили план действий. Прежде всего решили найти себе и других союзников. А потом встретиться вновь, на этот раз чтобы договориться, где и когда нападать на Чезаре. По всему выходило, что дни Чезаре Борджа сочтены.
* * *
Не подозревая о нависшей над ним опасности, Чезаре сидел у камина в герцогском дворце Урбино и пил прекрасный портвейн из погребов Гвидо Фелтра, когда ему доложили, что его хочет видеть только что прибывший из Флоренции член Синьории Никколо Макиавелли.
Макиавелли провели в комнату. Когда он сбросил длинный серый плащ, Чезаре отметил его бледность и усталость, предложил сесть в удобное кресло, протянул чашу портвейна.
– И что в столь поздний час привело в Урбино звезду флорентийской дипломатии? – с улыбкой полюбопытствовал хозяин.
На лице Макиавелли отразилась озабоченность.
– Дело первостепенной важности, Чезаре. Буду откровенен. Флоренции предложили участие в заговоре против тебя. Среди заговорщиков – несколько твоих лучших командиров. Многих ты, возможно, подозреваешь, но одного едва ли. Я говорю о капитане Вито Вителли, – и Макиавелли перечислил всех, кто участвовал в совещании в Маджони.
– Почему ты мне все это рассказал, Никколо? – спросил Чезаре. – Разве прекращение моей военной кампании не в интересах Флоренции?
– Чезаре, – ответил Макиавелли, – мы долго обсуждали этот самый вопрос. Кто большее зло, заговорщики или Борджа? Решение было нелегким и принималось оно не на общем собрании Синьории, а на специальной сессии Совета десяти.
Я объяснил им, что ты – человек здравомыслящий, по крайней мере, цели твои понятны. И я верю, что ты учтешь пожелания Франции и не будешь атаковать Флоренцию.
А вот заговорщики, с другой стороны, со здравомыслием не в ладах. Паоло Орсини если не совсем, то наполовину безумен. Семья Орсини ненавидит флорентийскую государственность, а Вито Вителли просто хочет стереть наш город с лица земли. Одному Богу известно, почему.
Мы знаем, к примеру, что именно Орсини и Вителли уговаривали тебя напасть на Флоренцию в ходе прошлогодней кампании, а ты отказался. Эта демонстрация благоразумия произвела на нас должное впечатление.
Если эти люди смогут уничтожить тебя, они скинут и твоего отца и на престол сядет воинствующий Папа, которого они же и выберут. А потом безо всяких колебаний набросятся на Флоренцию.
Кроме того, я сказал Совету, что о заговоре ты так или иначе узнаешь, эти люди не умеют хранить секреты, а потом, используя свое тактическое превосходство, разобьешь заговорщиков, – на лице Макиавелли мелькнула довольная улыбка. – Вот я им и сказал: «Давайте предупредим его сами. Возможно, он проникнется к нам еще более теплыми чувствами».
Чезаре рассмеялся, хлопнул флорентийца по спине.
– Клянусь Богом, Макиавелли, тебе нет равных, просто нет. От твоей искренности на глаза наворачиваются слезы, а твой цинизм выше всяких похвал.
Несмотря на кажущуюся безнадежность ситуации, Чезаре действовал без промедления. Вывел верные ему войска из Урбино и Камерино, сосредоточил на севере, среди хорошо защищенных замков Романьи.
Разослал гонцов по всей Италии, чтобы найти замену кондотьерам, которые предали его. Ему требовались новые капитаны, обученные войска, орудия. Он хотел мобилизовать пехоту Вала ди Ламоне, лучших пехотинцев Италии. Жили они в окрестностях Фаэнцы, жителей которой радовало его правление. Он даже попросил Людовика прислать французские войска.
Не прошло и недели, как Макиавелли в очередной раз докладывал Совету десяти:
– Есть твердая уверенность, что король Франции поможет Борджа с людьми, а Папа снабдит деньгами. Колебания заговорщиков позволили Чезаре перехватить инициативу. Теперь он практически неуязвим, потому что все важные города и замки укомплектованы опытными солдатами и командирами.
Заговорщики пришли к тому же выводу, что и Макиавелли.
Их коалиция начала разваливаться.
Бентивольо явился к Чезаре первым, прося прощения и клянясь в нежной дружбе. Затем Орсини выразили желание наладить отношения и, при необходимости, разобраться с остальными заговорщиками. Только Гвидо Фелтра не пришел на поклон к Чезаре.
Наконец, Чезаре встретился с ними и предложил врагам прекрасные условия перемирия. Прежде всего заверил, что наказывать никого не будет. Но настоял на возвращении Урбино и Камерино, которые удерживали войска заговорщиков. Пообещал Бентивольо, что Болонья останется за ним, поскольку Папа, под давлением короля Людовика, подписал с Бентивольо договор о мире. В обмен Бентивольо согласился обеспечить армию Чезаре вооружением и лошадьми, а для следующей кампании предоставить и солдат.
Кондотьеры Орсини, Вителли, Гравина и да Фермо сохранили свои посты и продолжили командование войсками.
Следующие шесть недель в армии Чезаре царил мир.
Когда прибыли французские части, Чезаре с благодарностью отослал их назад.
Заговор канул в Лету.
* * *
В Риме Александр, без ведома Чезаре, также постарался помочь своему сыну. Он знал, что Паоло и Франко Орсини не понесут никакого наказания, пока жив кардинал Антонио Орсини, поскольку патриарх семьи позаботился бы о том, чтобы их смерть не осталась безнаказанной, а Папе очень уж не хотелось терять еще одного сына.
Вот Александр и пригласил кардинала в Ватикан, под тем предлогом, что собирается дать высокий церковный сан одному из его племянников.
Антонио Орсини принял приглашение не без опасений, пусть в ответном письме и поблагодарил Папу.
По приходу кардинала в покои Папы подали роскошный обед, с бесчисленными деликатесами, несколькими марками вина. Разговор шел очень доброжелательный.
Они обсудили текущие политические вопросы, вспомнили куртизанок, услугами которых пользовались. Вроде бы оба наслаждались беседой и посторонний никогда бы не догадался о том, что лежало на сердце каждого святого человека.
Единственное, что позволил себе кардинал, понимавший, что с Борджа надо держать ухо востро, так это отказаться от вина, из страха, что его отравят. Однако, увидев, что Папа ест с аппетитом, не отставал от него, запивая пищу холодной, прозрачной водой, в которую никто ничего не мог подсыпать.
После обеда Папа предложил кардиналу пройти с ним в кабинет, но Антонио Орсини внезапно схватился за живот, согнулся пополам и упал на пол, его глаза закатились, как у мучеников на фресках в покоях Папы.
– Я же не пил вина, – хрипло прошептал он.
– Зато съел черного моллюска, – ответил Папа.
В ту самую ночь гвардейцы вынесли тело кардинала Антонио Орсини из Ватикана и похоронили. Во время мессы на следующее утро Папа помолился за душу кардинала и со своим благословением отправил ее на небеса.
Александр послал гвардию, чтобы конфисковать имущество кардинала Орсини, включая дворец, потому что военная кампания Чезаре требовала все больше денег. Во дворце гвардейцы обнаружили живущую там седую старуху, мать кардинала, и вышвырнули ее на улицу.
– Я не могу без слуг! – в страхе закричала она, опираясь на палку.
Следом выгнали и слуг.
В тот день в Риме шел снег, дул пронизывающий ветер. Но никто не приютил старуху, опасаясь недовольства Папы.
Двумя днями позже Папа отслужил еще одну мессу, в память матери кардинала Орсини, которую нашли в дверной арке, с палкой в руке: она умерла от холода.
В декабре, по пути в Сенигалью, Чезаре остановился в Чезене, чтобы узнать, как справляется со своими обязанностями губернатор, Рамиро да Лорка. Чезаре сам назначил его, но до него дошли слухи, что жители недовольны новым правителем из-за его жестокости.
Чезаре решил провести дознание на городской площади, в присутствии горожан, чтобы да Лорка мог оправдаться, если обвинения не имели под собой оснований.
– Я слышал, ты наказываешь жителей Чезены с чрезмерной жестокостью, – начал Чезаре. – Это правда?
– Едва ли я проявляю излишнюю жестокость, ваше высочество, – ответил да Лорка. Его рыжие волосы торчали во все стороны, толстые губы презрительно кривились, голос у него был очень пронзительный, и казалось, он не говорит – кричит. – Никто не желает меня слушать, мои приказы не выполняются.
– Мне сообщили, что одного пажа по твоему приказу бросили в костер и ты ногой прижимал его к горящим поленьям, пока он не сгорел заживо.
Да Лорка замялся с ответом.
– Но, разумеется, на то была причина…
Чезаре поднялся, положил руку на рукоять меча.
– Тогда я должен ее услышать.
– Юноша был нагл… и неуклюж, – ответил да Лорка.
– Губернатор, я нахожу ваши доводы неубедительными, – сурово отчеканил он.
Чезаре также слышал, что Рамиро заигрывал с заговорщиками, но главную роль в его решении сыграло желание сохранить добрые отношения с жителями Чезены. Недовольство населения ослабляло контроль Борджа над Романьей, поэтому Чезаре не оставалось ничего другого, как примерно наказать да Лорку.
По его приказу бывшего губернатора бросили в темницу, а Чезаре послал за своим добрым другом Заппитто и назначил его губернатором Чезены, подарил кошель с золотыми дукатами и подробно проинструктировал, как надобно вести себя в новой должности.
К удивлению горожан, как только Чезаре покинул Чезену, Заппитто освободил безжалостного и жестокого Рамиро да Лорку. И хотя это решение они встретили с неудовольствием, за свои зверства да Лорка безусловно заслуживал тюрьмы, их радовало, что новому губернатору, Заппитто, не чуждо милосердие.
Но утром после Рождества Рамиро да Лорку нашли на рыночной площади, без головы, в нарядном красно-золотом плаще, привязанным к лошади.
Вот тут все согласились с тем, что освобождение из тюрьмы не пошло да Лорке на пользу.
* * *
Чезаре готовился к взятию Сенигальи, в которой правила семья делла Ровере. Он давно собирался присоединить к своим владениям этот порт на Адриатике, поэтому двинул верные ему войска к побережью, чтобы соединиться у стен города с отрядами заговорщиков. Верные кондотьеры и те, кто участвовал в заговоре, радовались тому, что вновь могут действовать заодно, поэтому все приказы Чезаре выполнялись точно и быстро.
Когда вся армия собралась под стенами Сенигальи, город незамедлительно сдался. Лишь Андреа Дориа, который командовал крепостью, заявил, что сдаст ее только Чезаре.
В ожидании встречи с Дориа Чезаре расположил верные ему войска у крепости, а отряды, которыми командовали мятежные кондотьеры, чуть дальше.
По приказу Чезаре все командиры, включая Паоло и Франко Орсини, Оливера да Фермо и Вито Вителли, встретились у ворот крепости с тем, чтобы вместе принять капитуляцию Андреа Дориа.
Вместе они прошли в ворота и направились ко дворцу, чтобы подписать необходимые документы.
Массивные ворота захлопнулись, как только они миновали их, и Чезаре со смехом сказал, что жители Сенигальи, похоже, боятся, что папская армия разграбит город, пока будут подписываться документы о сдаче крепости.
Во дворце они, ведомые Чезаре, прошли в большой восьмигранный зал приемов с четырьмя дверьми, большим столом посередине и стоявшими вокруг стульями, обитыми, как и стены, бархатом персикового цвета.
Разговор шел непринужденный, слуги наливали в чаши местное вино, Паоло и Франко Орсини, Оливер да Ферма и Вито Вителли, бывшие заговорщики, радовались тому, что Чезаре их простил, тем более что эта военная кампания проходила очень успешно.
Чезаре вышел на середину зала, вытащил свой меч, отдал одному из своих оруженосцев и предложил своим командирам последовать его примеру до прибытия Андреа Дориа, дабы тот не сомневался в их намерениях. Никто не возражал, разве что по лицу Вито Вителли промелькнула тень тревоги: ворота закрылись, а его войска стояли в сотнях ярдов от стен крепости.
– Господа, присядем, – скомандовал Чезаре. – Сенигалья всегда считалась важным портом, но теперь ее значение только возрастет. Вы все заслужили награду, и вы ее получите. Прямо сейчас!
На слове «сейчас» двери распахнулись и в зал ворвались два десятка вооруженных людей. Не прошло и минуты, как Паоло и Франко Орсини, Оливера да Фермо и Вито Вителли опутали крепкие веревки.
Глаза Чезаре горели мрачным огнем.
– А вот и ваша награда, господа. Позвольте представить вам моего доброго друга дона Мичелотто.
Мичелотто поклонился, улыбнулся. Предательства он терпеть не мог. Взяв у своего помощника гарроту, он переходил от одного мятежного кондотьера к другому и душил каждого на глазах еще остававшихся в живых.
* * *
По возвращении в Рим Чезаре тепло приветствовали как горожане, так и Папа, который встретил его у городских ворот. После покорения Романьи Чезаре улыбался куда чаще. Чувствовалось, он доволен собой и не сомневается, что скоро станет правителем всей Италии.
При личной встрече Папа даже предложил передать ему тиару, по крайней мере, провозгласить королем Романьи. Но сначала Чезаре хотел завоевать Тоскану, в чем ранее отец ему отказывал.
Вечером, в своих покоях, Чезаре, наслаждаясь воспоминаниями об одержанных победах, взял в руки большую коробку с запиской от Изабеллы д'Эсте, сестры изгнанного им герцога Урбино.
Когда Чезаре занимал дворец герцога, он получил от нее письмо, в котором Изабелла слезно молила вернуть ей две особенно дорогие ей статуи, которые он конфисковал во дворце, Купидона и Венеру. Она писала, что они дороги ей как память, не упомянув о том, что собирала античную скульптуру.
Поскольку Лукреция теперь приходилась Изабелле невесткой, Чезаре откликнулся на просьбу и в тот же день отослал ей статуи. В записке Изабелла благодарила его и сообщала, что прислала маленький подарок.
Развязывая ленты и снимая крышку, он напоминал ребенка, которому не терпелось посмотреть, а что же ему подарили. В коробке лежали сто разных масок. Карнавальных, украшенных золотом и драгоценными камнями, из красного и желтого атласа, загадочных серебристо-черных, изображающих драконов, демонов, святых.
Чезаре громко смеялся, внимательно разглядывая каждую, время от времени подходил к зеркалу, чтобы примерить их.
* * *
Месяц спустя Чезаре и Александр сидели в папских покоях, дожидаясь Дуарте, который только что вернулся из поездки во Флоренцию и Венецию.
Александр с энтузиазмом рассказывал Чезаре о своих планах по преображению Ватикана.
– С огромным трудом я убедил Микеланджело взяться за проектирование новой базилики святого Петра. Я хочу что-нибудь великолепное, чтобы потрясти христианский мир.
Вот тут и появился Дуарте, поздоровался, поцеловал папский перстень.
– Итак, Дуарте, ты нашел злодеев в Венеции? – спросил Чезаре. – А добрые граждане Флоренции, узнав о событиях в Сенигалье, опять увидели во мне чудовище, пожирателя младенцев?
– Нет, Чезаре, они склонны полагать, что ты все сделал правильно, ловко и с умом. Блестяще обвел их вокруг пальца. Месть людям нравится… чем эффектнее, тем лучше.
Когда же Дуарте повернулся к Александру, лицо его стало серьезным.
– Ваше святейшество, я считаю, что в сложившихся условиях опасность остается.
– А что тебя тревожит, Дуарте? – спросил Александр. – Слухи, сплетни или настораживающие факты?
– Заговорщики, конечно, мертвы, а вот их семьи – нет.
– Теперь они обозлены и, без сомнения, ищут возможность отомстить, – он взглянул на Чезаре. – Они не могут ответить силой на твою силу, Чезаре, но они никогда тебя не простят. А поскольку тебя поддерживает Папа, он тоже в опасности.
