10

За окном было довольно тепло, но камин я разжег специально, придав домашнему очагу еще большую идиллию. А чтобы моя любимая жена не стала жаловаться на резко пошатнувшееся здоровье в связи с высокой температурой в гостиной, врубил кондиционер, да так удачно, что через час невольно протянул к огню руки.

— Как в Америке живем, — тщательно куталась в плед Сабина, — не хуже. Арбузы в апреле, клубника — еще раньше появляется. В доме, при желании, Северный полюс. Ты не боишься простудиться?

Молча качаю головой и, завершая полную картину тихого семейного счастья, говорю:

— В этой жизни я боюсь одного. Что ты меня разлюбишь.

Сабина просияла, но тут же нахмурилась:

— Все-таки холодно. Пойду, халат наброшу.

— Завари еще кофе, — не как обычно, тоном приказа, а чуть ли не с нежностью прошу ее.

Сабина вышла; на меня накатилась какая-то непонятная злость, и плеснул я недопитый коньяк из пузатого симоновского фужера в камин, тут же полыхнувший коротким языком огня. Господи, чего мне не хватает? Другой бы на такую жену молился, а я ее терплю с трудом. В конце концов, моя жена — очень интересная, если не сказать, красивая женщина. Следит за собой тщательно — гимнастика, сауна, массаж. Фигура у нее не хуже, чем у женщин, с которыми я изредка провожу время. Конечно, со Снежаной она не сравнится; эта девочка Сабине в дочери годится, и ноги у нее от груди растут, а сама грудь материнством не испорчена, на два размера больше. Тем не менее, для Снежаны я — ее девичье приключение, прекрасный партнер, в крайнем случае, хороший источник доходов. А для Сабины — смысл ее жизни. Так отчего же…

Я понимаю отчего. Это накатилось сразу, когда Выше-городский толкнул меня в ее жадные объятия и посчитал, что купил навсегда, отдав единственную наследницу. Может быть, это и была сделка, но в конечном итоге Вышегородский выиграл куда больше меня. Он бы в жизни не создал такое предприятие, продолжал оставаться кустарем-одиночкой. Старая закалка ведь не только положительные стороны имеет. Хрен бы он, будучи полным хозяином дела, самостоятельно за год утроил свое и без того немалое состояние. А мне это удалось. И внук у старика появился, подлинный наследник, меня-то Вышегородский до смерти рассматривал как какое-то промежуточное звено на пути к цели.

Я все понимал, но тем не менее согласился с его правилами игры и, быть может, поэтому так отношусь к женщине, которая искренне любит меня. А потом это же отношение перенес на собственного сына, сознательно распаскудив его с пеленок — дальше просто некуда. Будь ты проклят, подумал я о своем усопшем тесте.

Хорошо, что Сабина принесла кофе, от дурных мыслей отвлекла, дала понять, что перебороть себя мне вряд ли удастся. В первую очередь я ее воспринимаю как дочь Вышегородского — и этим все сказано.

— Ты спать не хочешь? — спросила Сабина, запахнув халат на груди.

Понятно, наш необычайный семейный вечер, с ее точки зрения, обязан завершиться в спальне. Все правильно, в последние годы я отдаюсь жене раз в месяц, и то, если уж сильно пристает. Главное, настраиваюсь на нее два часа, уговариваю сам себя — посмотри какие ноги, лицо вполне на обложку дамского журнала просится. О глазах стараюсь не думать; хотя все мужчины почему-то рассказывают женщинам, как не дают покоя их глаза, однако при этом почему-то смотрят на бедра. Но стоит мне только взглянуть в глаза Сабины, словно вижу перед собой ее дорогого папу и желание уступает место глухому раздражению.

— Какое платье мне надеть на прием? — старается повысить мой тонус жизни Сабина.

Да, расслабился я до неприличия. Таким меня жена видит очень редко.

— Согласно этикету, дорогая, — заметил я и стал добирать свое обычное настроение, отгоняя грустные мысли. — Теперь все жлобы стараются культурными выглядеть, специальные курсы в городе открыли. Учат новоявленных коммерсантов, какой ложкой чего жрать и не произносить тосты под коньяк или водку.

— А что, нельзя? — удивилась Сабина.

— Я читал, что нельзя. В приличном обществе было принято произносить тосты исключительно с бокалом шампанского в руке. Поднять рюмку с водкой считалось моветоном.

— Я не знала, — честно призналась Сабина. — Еще чего-нибудь там…

— Да не волнуйся. По сравнению с теми деятелями, к которым пойдем, ты выпускница Института благородных девиц, а я — воспитанник Пажеского корпуса. Это раньше Южноморск был столицей юга, а теперь стал Быдлоградом. Так что могу поспорить, почти все приглашенные до сих пор обходятся без ножа за обедом, а если и берут его, то только в правую руку.

— Но ты ведь держишь в левой, — съязвила Сабина.

— Только никому не признавайся, что твой муж — левша, — рассмеялся я. — А платье должно быть не чересчур декольтированным. Черное тоже надевать нежелательно. Это все, что я помню про этикет.

— У меня дюжина платьев, еще ни разу не надевала, — с какой-то неподдельной горечью сказала Сабина, — мы ведь с тобой редко куда ходим.

— Ты знаешь, сколько у меня работы? — даже в такой необычный вечер выдаю свою дежурную фразу.

Сегодня эти расхожие слова Сабина принимает как должное, видимо, в ее душе тоже какой-то сумбур. А еще вчера в ответ на мое заявление о работе, сходу бы выдала нечто, вроде: для тебя по сукам бегать — труд нелегкий. Нравится мне она сегодня, впервые за долгие годы, вот что значит хоть на один вечер стать самим собой. Так что не миновать мне объятий любящей жены, только вот в глаза ее все равно буду стараться не заглядывать…

— А какие драгоценности надеть? — продолжала советоваться со мной супруга.

Драгоценностей у нее столько, что вполне можно ювелирную лавку открывать. И тем не менее в такой вечер я просто обязан сделать ей подарок.

— Специально приготовил тебе небольшой сувенир, — как можно небрежнее бросаю, и Сабина тут же произносит пусть иронически, но с оттенком истинного удивления:

— А что, сегодня Восьмое марта?

Вместо того, чтобы достойно ответить, медленно вытаскиваю из кармана небольшую сафьяновую коробочку. Пусть среди фамильных драгоценностей моей жены преобладают настоящие произведения ювелирного искусства, этот подарок запомнится ей надолго. Хотя бы потому, что сегодня я веду себя, как положено примерному семьянину, что уже само по себе для Сабины — настоящий праздник. Только праздник на то он и праздник, чтобы повторяться всего несколько раз в году, иначе вся его прелесть теряется.

Моя жена выросла в доме, где с раннего детства ее приучали к хорошим манерам, вырабатывая тонкий вкус. Иначе и быть не могло, если ребенок учился держать нож и вилку, обозначенную клеймами «NP». Столовый серебряный сервиз скромной семьи Вышегородских создавался в конце прошлого века в мастерской, принадлежавшей Карлу Николье и Плинке. На месте моего тестя другой, может быть, спрятал куда подальше тарелки и ложки, превращенные искусными руками ювелира Генриксона в настоящие произведения искусства. Однако Вышегородский придавал чрезмерное внимание не только воспитанию своей наследницы, но и здоровью, потому что до самой смерти пользовался исключительно серебряными приборами. Это я — простой парень, в крайнем случае, могу из миски Трэша пожрать, но свои скромные вкусы жене не навязываю. Да и как это сделать, если даже ее заколка для волос стоит дороже престижного автомобиля.

Однако сегодня я удивил Сабину не только своим непорочным поведением, но и подарком. Потому что моя жена отлично разбирается исключительно в тех произведениях искусства, где художник максимально выражает себя с помощью драгоценных камней.

Сабина открыла сафьяновую коробочку, достала из нее брошь и тихо прошептала:

— Какая прелесть…

Еще бы не прелесть. Золотая брошь выполнена в виде стрекозы, крылья и туловище сплошь покрыты бриллиантами, алмазными розами и рубинами с вкраплениями жемчужин. Головка этого драгоценного насекомого — большая жемчужина, глаза — крошечные изумруды, вытянутые лапки сжимают крупный бриллиант. Не громадный как «Шах» или «Великий почин», но тем не менее жене все равно приятно. Вот сколько радости может доставить женщине обычная фабричная работа начала нынешнего века. Хотя на броши не было клейм, Студент быстро определил: украшение создано на ювелирной фабрике Агафонова.

— Спасибо, дорогой, — ровным голосом говорит Сабина, доказывая в очередной раз свое прекрасное воспитание.

Все верно, жена не станет скакать от радости, подобно Снежане, когда я ей презентовал костюм «Ливайс».

— Только я эту брошь на прием не надену, — проявляет неповиновение супруга, — она будет плохо гармонировать с колье и серьгами.

— Какими именно? — проникновенно спрашиваю вместо того, чтобы устроить скандал по поводу недостойного поведения жены.

— Мне хочется наконец-то надеть тот гарнитур, который ты подарил к десятилетию нашей свадьбы.

Несмотря на то, что Сабина неплохо разбирается в прекрасном, она вряд ли догадывается: мой подарок — современная работа. Оригинальные по исполнению и подбору камней колье и серьги напоминают пышные украшения восемнадцатого века, но не более того. Однако выполнены они с огромным мастерством. Зря что ли на эти побрякушки в свое время Алмазный фонд прицелился? Однако я предложил ювелиру Александрову на двадцать тысяч рублей больше, предоставил необходимые материалы — ив результате у Сабины появился этот гарнитур.

Двух одинаковых работ Александров в жизни не делал, так что Алмазный фонд получил то произведение искусства, которое мне не очень понравилось. Зато на прием к господину губернатору Сабина пойдет в гарнитуре с уральскими аметистами темно-фиолетового цвета, осыпанными мелкими чистой воды бриллиантами. Необычное сочетание камней одновременно внесло в парюру элемент красочности и торжественности, а матовое мерцание подвижно закрепленных жемчужин придает колье особую мягкость и законченность. У госпожи губернаторши глаза на лоб полезут, когда мы на прием заявимся. Я-то точно знаю: ее муж еще недавно считал, что солитер — это исключительно бесплатное приложение к живому организму.

Сабина нежно целует меня в щеку и чуть ли не требовательным голосом заявляет:

— Пойдем спать.

По дороге в ее спальню, как положено любящему отцу, заглядываю в комнату нашего сына, что вызывает у Сабины дополнительную дозу восторга. Я заботливо поправляю одеяло, прикрывающее Гарика, чуть ли не впервые в жизни целую его, думая при этом, что почти все требования Рябова по наведению семейного счастья уже выполнены. Кроме одного. За этим дело не станет, убеждаю самого себя, только не заглядывай в ее глаза.