7
Вверив дальнейшую судьбу грудасто-жукастой Лидочки в умелые руки хирурга и группе больничного прикрытия, я стал работать свой вариант.
Хотя, как мог, успокоил Рябова, однако пока последнее предположение не будет досконально проверено, мне рано задумываться о полном спокойствии. Только при таком трепетном отношении к делу и тщательному анализу поступков окружающих можно сохранить относительно неплохое самочувствие с надеждой, что меня в этом не попытаются переубедить с помощью последних достижений науки и техники по части использования динамита в базарно-рыночных отношениях.
Одно уже точно знаю: менты взяли Олиного благоверного по делу. Потому что я в свое время приторговывал компьютерами и прекрасно осведомлен: в любой конторе, имеющей отношение к продаже некогда диковинной оргтехники, без особого труда можно найти, как выражался мой покойный тесть, «два вагона вошей». Пусть даже доходы от такого бизнеса не прежние, но все равно навар есть. Особенно, если не забывать: наши законы созданы для того, чтобы их нарушать. Ну, быть может, кто-то не пытается этого делать, что говорит только о недостаточной профилактической работе отечественной психиатрии. Торговать компьютерами в наших условиях, соблюдая все инструкции и подзаконные акты, имеет смысл лишь той фирме, которая не скрывает намерений стартовать прямо в трубу.
Приятно, конечно, отметить: мы с Котей были одними из первых поставщиков тогда еще невиданной техники на безобъятные для элементарных калькуляторов просторы оставшейся в прошлом родины. Котя продлевал агонию капитализма лесом, металлом и всем остальным, что в избытках валялось где ни попадя. Мельхиор – и тот на свалках гнил; помню, я без труда прикупил в Южноморском пароходстве пару тонн этой радости, и каждая вложенная копейка обернулась жалким долларом.
Жалким, потому что я по простоте душевной продал металл и на том успокоился. Зато Котя действовал по-другому. На вырученные деньги он закупил компьютеры и первым ввез их в наш город, получив десять тысяч процентов навара. Однако слишком задрать нос своему давнему дружку я все-таки не позволил, а специально вслух при нем подсчитал: после того, как перегнал чуть западнее Чукотки всего два холста Венецианова и разбартеровал их на вагон компьютеров, собранных в тайваньских сараях, процент навара рванул за тридцатитысячную шкалу.
После таких трудовых свершений на благо родины сейчас торговать компьютерами мне экономически невыгодно. Я ведь никогда не останавливался на достигнутом, но пресловутые десятки тысяч процентов прибыли даже мне уже кажутся волшебным сном золотого времени. Пусть другие этим занимаются. В том числе Юрик.
Может, кто-то считает: компьютер нужен для работы. Нужен, не спорю. Однако в том-то вся загвоздка, что большинство покупателей использует умную машину в качестве игровых автоматов и магнитофонов. Добрая половина фирм, прикупившая этот товар, действовала весьма логично. А как же иначе? Шикарный офис, кожаная мебель, длинноногая секретутка… Чего не хватает для полного интерьера – нетрудно догадаться.
Вот потому торговля неплохо идет у тех, кто занимается не по-настоящему хорошей техникой, а явной дешевкой. Иначе отчего местный компьютерный бизнес основан на одной-единственной элементарной операции – ввозе комплектующих при последующей сборке?
На многие виды товаров у нас цены куда круче, чем на мировом рынке. Однако, на компьютеры – в два раза ниже. Парадокс или утешение тому самому среднестатистическому гражданину с месячным жалованьем, равным сдельной оплате негра за день труда на плантации, – не важно. Важно другое. Если фирма продает компьютер дешевле, чем он стоит в той Японии или даже Польше, менты уже могут закатывать рукава.
Учитывая налоги, таможенные пошлины, транспорт и прочие охраны – эндээсы, так себестоимость собранного в полуподвале компьютера будет вдвое выше, чем на том самом мировом рынке.
Комплектовка почти на сто процентов ввозится сюда нелегально. При этом контрабандисты не тащат на себе груз в спецбашмаках с коровьими отпечатками, а элементарно поставляют его как комплектующие для станков с числовым программным управлением через заводы. Вот интересно: производство падает, эти самые фабрики-заводы стоят, а комплектующие к их неработающим станкам прут с удвоенной энергией. При всем этом крайним почему-то оказывается только мой заместитель при Оле.
Быть может, Юрик внедрил какое-то ноу-хау, и менты взвыли дурным голосом? К тому, что реальные характеристики компьютера явно не соответствуют цене реализации, они, наверняка, привыкли. У ментов самих такая техника в избытке. Если нашему мужику подковать блоху по силам, то подделать штамп или ярлык на деталях в лучшую сторону для него вообще раз плюнуть. Вот и стоит у чайников какой-нибудь центровой «Пентиум», нафаршированный таким хламом, назвать который по-настоящему компьютером язык не поворачивается.
Пусть он выворачивается у бизнесменов, когда чайники к ним бегают. «Караул, техника из строя вышла, я пару дней супермена Субзеро по экрану ножом гонял, а теперь эта зараза, как на кнопки не дави, где-то запряталась, на честный бой бздит выйти». Сам не раз видел, как в подобной ситуации подкатывается к чайнику самый главный спец по лапше компьютерного свойства и популярно начинает ему объяснять, отчего персоналка саботажем занимается. Его речь состоит из сплошного потока умных терминов, среди которых картридж, модем и прочие драйвы-байты – самые элементарные. Чайник в который раз убеждается – глупее его в окружающей природе бывает только бык, получивший кувалдой между рогов. В конце концов он соглашается: видимо, впопыхах наступил не на ту клавишу, сам виновен, а потому просит фирму позабыть о словосочетании «гарантийный ремонт» и помочь поскорее вытащить недобитого Субзеро на экран.
Только вряд ли это ноу-хау фирмы «Олли», привычный стиль работы многих структур – не больше того. Разве может быть иначе, когда лицензия Госкомстандарта требуется только для ввоза мониторов? Не сильно удивлюсь, если многие пользователи драгоценной техники со временем вопросы себе задавать начнут – отчего это у меня так волосы интенсивно сыплятся, хотя болят исключительно глаза? Учитывая, чем могут быть набиты внутренности его персоналки, потребитель вполне и засветиться сумеет раньше новогодней елки, если, конечно, уже не дошел до такого состояния с помощью южноморской питьевой воды.
Пришвартовав «Волгу» возле дверей офиса, в аккурат под запрещающий знак, приветливо киваю гаишнику, скручивающему номера машины очередного наглеца, осмелившегося нарушить правила дорожного движения. Вообще-то по закону снимать номера менты имеют право только в двух случаях: если автомобиль технически неисправен или числится в розыске. Однако не так давно вышла очередная министерская инструкция, в которой менты разрешили сами себе плевать на это дело большой слюной. Правильное решение. Если каждый начнет ставить машину, где ему вздумается, как я буду парковаться?
Добро бы только я. Есть же еще тысячи людей, вооруженных спецпропусками, позволяющими им смотреть на дорожные знаки как на указатель движения механизированного стада баранов, к которым они себя явно не причисляют.
– Сообщений из Средиземноморья не поступало? – с тревогой спрашиваю у Марины.
Секретарша ответила предельно ясно:
– Кофе готов. Ребята в твоем кабинете. Несколько раз звонила госпожа Ланда.
– Не это сейчас главное, – делюсь с Мариной своими переживаниями. – В море спокойствие и порядок – вот что тревожит.
Марина бросила на меня вопросительный взгляд.
– Понимаешь, – поясняю ей, снимая легкий плащик от портняжки Версаче, – если из Средиземноморья не пришло никаких тревожных сообщений, следовательно, с нашим начальником отдела снабжения творится что-то неладное. Поступи информация о пожаре на теплоходе «Дмитрий Шостакович» в районе Неаполя или взрыве Генуэзской оперы, был бы спокоен. Значит, медовый месяц нашего Кости проходит нормально.
Марина не успела дать свою обычную характеристику моего любимчика, как раздался телефонный звонок.
– Соедини с кабинетом, – командую чуть ли не с горечью; не дождался очередной оценки деятельности начальника отдела снабжения, личное дело которого хранит характеристику со словами «морально устойчивый, политически грамотный, беззаветно предан всенародному делу строительства коммунизма».
Звонок Оли подтвердил собственные сомнения по поводу того, что я действую недостаточно мобильно. Права Оленька, целых три дня прошло, а ее благоверный до сих пор томится в ментовских застенках, возле которых не прошел даже элементарный санкционированный митинг под девизом «Свободу нашему Юрику!»
Успокоив ее избитыми дежурными фразами, я отключил телефон и выразительно посмотрел в сторону главного инженера. Пока Оля высыпала в мембрану свои сомнения и горести, этот специалист даром времени не терял. Главный инженер успел весьма натренированным жестом выхватить из бокового кармана свою знаменитую серебряную флягу и одним глотком переполовинить находящийся в ней коньяк.
– Начинаем производственное совещание, – делаю вид, что борьба с алкоголизмом мне не по душе ни в официальной, ни в домашней обстановке, и шеф группы маркетинга невольно улыбнулся, прежде чем прикурить свою дешевую сигаретку «Давыдофф» от бензиновой зажигалки «Зиппо». – Так на чем же конкретно спалился директор производственно-коммерческой фирмы «Олли» Юрик Ланда?
– На нарушении правил валютных операций, – ответил адвокат, и главный инженер разразился коротким булькающим смешком.
– Мне понятен твой повод для бурного веселья, – бросаю в его сторону, – однако в следующий раз, если достанешь свою тару без моего разрешения…
– Понял, – взмахнул своей волосатой, как у гориллы, рукой главный инженер. – Но… Слушай, эти операции каждый день нарушают. Все. Кто хочешь, то есть. И никого по ней не посадили. Смешно.
Шеф группы маркетинга, стряхнув с сигареты серебристую горку пепла, заметил:
– Вот именно.
Мне ясно, что этим хотел сказать главный аналитик «Козерога». Видимо, пока я занимался драгоценным здоровьем Лидочки, ребята времени зря не теряли.
– Значит так, борцы за восстановление исторической справедливости. Давайте все по порядку, – пытаюсь направить общие выводы в русло нормального совещания. – Тем более в нашем деле нет ничего важнее мелких деталей. Слово имеет адвокатура, остальных прошу набрать коньяка в рот.
Главный инженер при этих словах заерзал, однако даже не попытался сыграть на нервах генерального директора своим годами отточенным движением по направлению к заветной фляге.
– В настоящее время Ланду перевели из изолятора временного содержания в тюрьму, – протер белоснежным платочком линзы очков в золотой оправе адвокат Степанченко, доказывая кратким ответом свой высочайший профессионализм.
Выразительно смотрю в сторону главного инженера.
– Порядок, – ответил тот, – в камере приторчит, как король на именинах.
– Как король? – недоверчиво переспрашиваю.
– Ага. В общем, отношение сокамерников к нему будет доброе.
– Ты меня окончательно успокоил. Я-то думал, его действительно короновали…
– Давай бабки – нет проблем, – заметил главный инженер.
Оставляю этот наглый демарш без внимания и обращаюсь к Степанченко:
– Тебя что-то насторожило?
– Все. С самого начала. Дело было сброшено в следственный отдел через два часа после задержания, в семь часов вечера. Ланду взяли на подставе. Один из клиентов расплатился с ним за компьютер наличными долларами, тут же появились менты. Они заранее знали, где находится черная касса.
– Удивил. В каждой фирме есть стукач на подсосе, вот он и сработал, боец невидимого фронта. Кто проводил задержание?
– Областной отдел борьбы с экономическими преступлениями. Старший лейтенант Хлудов. Степанченко замолчал, потому что я перевел взгляд в сторону главного инженера.
– Мент жадный до упора, – коротко ответил тот.
– Материальное положение?
– Тяжелое. Мусора уже три месяца не получают зарплаты. А этот гоняет на почти новой «ауди», недавно прикупил дачку, бывает в ресторане «Восток»…
– Степан, какой срок ему грозит? Не старлею, сам понимаешь.
– Максимально два года условно.
– Считай, теперь и меня все настораживает. Такое наказание, суровее не придумаешь, но менты отчего-то его посадили в тюрьму, а не на подписку. Какой из этого следует вывод?
– Элементарный, – взял слово шеф отдела маркетинга, прикурив очередную сигарету. – Еще до того, как группа Хлудова отправилась в «Олли», следственный отдел знал на все сто процентов – Ланду обязательно возьмут. Потому они и задержались после работы. Дальше. Хлудовские два часа вместо обычных двух-трех суток. Анализ деятельности фирмы: цены в «Олли» в среднем на пятнадцать процентов ниже, чем у других. Ланда наверстывал это оборотом, к тому же экономил на аренде. «Олли» находится в непристижном районе. Зато рядом никаких конкурентов.
Шеф группы маркетинга спокойно выдавал свои соображения, доказывая, какой огромный объем аналитической работы он успел проделать всего за сутки, а я отчего-то подумал о другом. Оборот оборотом, но ведь не хвататься за зелень директор разгромленной фирмы просто не мог. А как иначе: ментам подари, в налоговой дни рождения случаются, пожарник опять же, телефонист, районный совет народных депутатов, ЖЭК – все в конкретном внимании нуждаются. У такого внимания явно зеленый оттенок, зачем тогда вспоминать, какой цвет купюр предпочитает крыша.
– Основной вывод, – перебиваю плавную речь своего аналитика.
– «Олли» заказали. Она здорово перехватывала клиентов сразу у нескольких фирм. Кто именно заплатил – пока неизвестно.
Необычный случай. Конкурентная борьба с довольно спокойным концом. В конце концов Юрика не расстреляли киллеры, жив остался, а то, что фирма разгромлена, из тюрьмы Ланда с голым задом выйдет – это только приятная частность. Главное – его клиенты пойдут косяком в другие фирмы.
– Прежде были попытки ментовских наездов на «Олли»?
– Ни разу, – бросил главный инженер. – Зато год назад их забомбили. Ночью, со взломом. Вынесли товара на пятьдесят штук.
– Заявление подавали?
– Нет. В таких случаях менты требуют, чтобы фирма перевела на их счет тридцать процентов от суммы похищенного, – ответил шеф группы маркетинга. – Даже если поиски не увенчаются успехом – деньги их.
– Эти два случая связываются?
– Вполне, – ответил юрист. – Еще одна подробность. Следователь предлагал Ланде свою кандидатуру адвоката.
Главный инженер снова не выдержал и заржал, словно конь, которому воткнули шпору в задницу.
– Вот суки, от жадности никак не лопнут, – булькающим голосом поведал он, машинально нащупав флягу за пазухой, – мало, что им за «Олли» забашляли, так еще решили на пару с адвокатом подоить набушмаченного фраера.
– Крыша фирмы?
– Элементарная горизонталка, – поморщился специалист по маркетингу.
– Чья бригада?
– Гуся.
– Данные на группировку?
Главный инженер отрицательно покачал головой.
– Спроси Рябова. Он с ментами дружит.
– Значит так. Свяжешься с коммерческим директором, эти данные мне нужны на утро. Ланду будем вытягивать на подписку. Здоровье у него до того расшатано, что в любой момент может окачуриться, не дождавшись справедливого народного суда. Дело рассыплем за недостатками улик.
– Не получится, – качнул головой Степанченко, – он сказал лишнее.
– Менты проводили операцию своими любимыми штучками?
– Можно подумать, они умеют иначе, – снова с некоторой долей брезгливости в голосе ответил шеф группы маркетинга.
– Тогда получится, – не соглашаюсь с выводами адвокатуры. – Чтобы за наши бабки и не получилось? Я не говорю о том, что Юрик на суде может торпедировать работу следствия. Но сейчас, если менты останутся несговорчивыми, пусть катит телегу прокурору. Ой, господин прокурор, хранитель закона, только на вас и уповаю. На фирму мою, которая государству агромадные налоги платит, поддерживая тем самым стабильность в обществе и выплаты субсидий малоимущим, свалились злые менты. Они влетели, аки собаки бешеные и орали: «Руки на стенку! Ноги врозь! Всем стоять, где их стояло! Шаг влево – огонь на поражение без предупреждения!» Тут я со здоровьем своим слабым от такого-то сталинского беспредела отключился и что-то молол в прострации. Как сейчас помню, молол: «Без адвоката слова не скажу». Но менты, нарушая законность, допустили адвоката Степанченко спустя трое суток после того, как меня день-ночь мордовали на допросах… Кстати, сейчас лупят? Я не имею в виду руками тех, в камере.
– Нет, его пальцем не тронули, – успокоил меня адвокат.
– А раз не тронули, это еще ни о чем не говорит. Потому, прокурор дорогой, хотя менты меня не били, как они это всегда делали, но грозились такими пытками, что у меня, болезненного, нервный припадок приключился. И я, лишь бы меня не трюмили, повелся на их рассказы, хотя с детства усвоил: чистосердечное признание увеличивает срок наказания. А потому отказываюсь от самооговора только сейчас, сидя на подписке о невыезде. Как маме родной колюсь вам, дорогой прокурор, уже кто-кто, а вы знаете, какие смертельные инфаркты случаются в тюрьме у взъерепенившихся подследственных. Тем более сердце у меня до того больное, что в любой момент может треснуть. Степан, ты меня понял?
Адвокат молча кивнул готовой. Все верно, мой кабинет не зал суда, здесь можно поберечь красноречие. Зато как Степанченко умеет заливаться на суде – хор соловьев подох бы от зависти.
Оставшись в гордом одиночестве, я вспомнил о сообщении Марины.
– Кофе еще не остыл? – обращаюсь к селектору.
Ответа я так и не дождался, потому что заботливая секретарша притаскала в кабинет не просто чашку на подносе, а целый кофейник ароматного допинга.
– Ты это чего такая добрая? – выясняю причину подозрительного поведения. – Чашки почему-то не отсчитываешь.
– Сборище было? Было…
– Не сборище, а производственное совещание, – поправляю Марину.
– Какая разница? Все равно после этого ты кофе дуешь. Один. Того, что в их компании вылакал, мало…
– Так, все. Мне нужно думать, а не выслушивать нотации.
– Я просто не хочу остаться безработной, – пояснила причину своего нежного отношения к моей драгоценной персоне секретарша.
– Ой, не ври, Маринка, – ухмыляюсь в ответ. – Что бы ты да без работы? Скажи честно – я тебе просто нравлюсь. Как и ты мне. Каждый из нас в своем роде уникум, но ты… Знаешь, Марина, такие, как я, еще есть, мало, но все-таки… Однако женщину, подобную тебе, найти невозможно. Разве бледную копию. И что из этого следует?
– Что? – прошептала Марина. Прежде чем ответить, я нежно погладил два небольших мозоля, украшающих костяшки указательного и среднего пальцев секретарши:
– Это значит, что ты сейчас выйдешь в приемную и станешь нести охрану вверенного тебе тела…
– Я всегда знала, с кого придурок Костя брал пример, – подчеркнула подчиненная.
– Мариночка, мне нужно немного поразмышлять, так что не сердись. Меня нет ни для кого.
– И для Рябова?
– Тем более для Рябова. У него сейчас дел – выше крыши.
Марина лукаво улыбнулась и, прежде чем закрыть за собой дверь, как бы невзначай, заметила:
– Выше крыши у Рябова? Такого просто быть не может.
Мы на земле живем, не в облаках витаем. Но здесь Мариночка права. Фирма «Козерог» – одно из немногих предприятий в стране, которое не нуждается в пресловутой крыше.