46
Согнув руку в локте, изображаю из себя болезненного в кабинете главного врача, спокойно покуривая сигарету. Райское место, никто не звонит, не дергает, на нервы не действует, и даже, несмотря на то, что где-то неподалеку находится Константин, от него гадостей тоже ждать не приходится.
Рябов сейчас его проведывает. Снежана спит, ее постоянно какой-то наркотой накачивают, одновременно снимая боль и действие вредных муравьев. Правильно, чем меньше тварь, тем от нее больше неприятностей. Небось от медвежьей слюны никто сознания не терял, а скунс – еще тот подарок, даже в сравнении с Константином.
Я после процедуры подсмотрел: Снежана, несмотря на болезнь, очень напоминает Спящую Красавицу из отдельной палаты. Зато начальника отдела снабжения поместили в общую. Вдобавок его самолично проведывает не кто-нибудь, а Рябов. Для улучшения самочувствия. Константину лишний раз Сережу увидеть – это такая радость; он бы с удовольствием предпочел два гонконговских шипа в собственной заднице одному визиту коммерческого директора.
Генеральный директор по доброте душевной решил к травмированному не наведываться, чтобы потом не гасить в себе сильного желания добавить щелбанов по отмеченному качалкой челу. К тому же на сегодня эксцессов хватает, а потому лишний раз с ним общаться не следует. Пусть отдохнет среди трудящихся масс, без группы прикрытия и попробует продолжать свои опыты над медицинским персоналом, рассчитывая исключительно на собственные силы. Мы б его на больничное питание перевели, но становится вдовой Снежане еще рановато.
Мой кратковременный отдых прервала какая-то телка, робко заглянувшая в кабинет главврача. Она все порывалась узнать мою фамилию, заранее приготовив карандаш с бумажкой, и при этом пыталась выяснить: отчего меня угораздило прийти на помощь неизвестному человеку?
Я ответил суровым голосом, что обязан сохранять инкогнито, однако телка оказалась настойчивой. Тогда-то, кивнув в сторону плечевой кобуры, висящей поверх пиджака, состраиваю рожу небывалого воодушевления. Точь-в-точь как у всяких дебилов-передовиков с агитационных плакатов из бывших времен.
– А мне сказали, вы – бизнесмен, – несколько разочарованно протянула девица.
– Так надо, – отвечаю суровым тоном.
– Как вы себя чувствуете? – начала обходить меня с флангов эта любопытная.
– Как Рихард Зорге, – ляпнул я и тут же поправился: – нормально.
– Скажите, что побудило вас…
– Ладно, – делаю вид необычайного одолжения, – меня побудил долг гражданина, христианина… так, дальше… По велению сердца… Сострадание к ближнему… писать успеваете? Милосердие, моральный кодекс строителя коммунизма…
Девица ошарашенно посмотрела на меня.
– Я действительно в свое время строил коммунизм, – не пытаюсь откреститься от собственного прошлого. – И вообще, люди должны помогать друг другу. Ничего особенного в этом нет…
Девица слегка усмехнулась и начала уже не осторожно проникать, а совершать прямо-таки кавалерийские наскоки в душу собеседника. Ладно, любопытная, подумал я, сейчас тебе полегчает, а вслух заметил:
– Мне кажется, каждый способен на такое. Вы ведь тоже можете прийти на помощь незнакомому человеку, как считаете?
– Не знаю, – откровенно призналась девица.
– Не скромничайте. Уверен, что это так.
Моя уверенность с ходу передалась телке, и она гораздо тверже ответила:
– Наверное, вы правы.
– Прекрасно, если вы свои убеждения, как и я, стремитесь доказывать делом, – несказанно радуюсь ее вере в собственное благородство. – Мне как раз помощь требуется. Так трахнуться захотелось…
После этих слов с ходу стало ясно: девушка самая настоящая трепачка. Вместо того, чтобы показать, насколько она разделяет гуманистические идеалы, телка мгновенно потерялась за дверью вместе со своим карандашиком и дурными вопросами.
Бизнесмен ее заинтересовал. Еще бы, случай небывалый. Другие-то все больше от своей совести деньгами откупаются, спонсируют всякие интернаты, дома инвалидов, в религию ударились. В церкви свечи ставят толщиной с собственные задницы, молятся истово, на храм щедро жертвуют. Только ведь в пиковом раскладе судьбы Господь от пули не защитит. Ведь для многих из вас – это спасение души исключительно от лукавого, человек должен жертвовать от чистого сердца, не рассчитывая при этом на чью-то поддержку. По своему опыту знаю, в качестве убежденного атеиста.
Ну помог ближней, ну и что? Я ведь действительно из тех времен, о которых телке говорил. Только уже тогда жил по законам, которые сам себе определил. И до сих пор уверен: человек человеку брат, если, конечно, это люди, а не звери в их личинах. А вы все тогда жили по скрытым волчьим законам, зато сегодня они наружу поперли, являя всему миру, во что превратились эти братья по классу и чуть ли не родственники в совокупности единого советского народа. Помню, когда в Армении случилось землетрясение, все помогать бросились. Кто работой, кто деньгами. Я тоже в стороне не остался, комсомол по всему городу ящики расставил для пожертвований, только успевал карманы опустошать. Зато сегодня российское судно прошло в миле мимо украинских моряков, терпящих бедствие. Те «SOS» кричали, пока не погибли, а у этих такой запас топлива, что самим впору святому Николе молиться, лишь бы до берега дойти. Откуда это? Да от нищеты, только она из людей волков творит. Что поделать, жаль погибающих, но своя тельняшка ближе к телу. Так и прошли мимо. Я бы не прошел. Вот такая между нами разница.
Отец мой в свое время тоже мимо терпящих бедствие не прошел. Море стало его могилой. А семья тут же из процветающей превратилась в нищую. По тем временам моряк был все равно что сегодня владелец престижного ресторана. Вот так отец, которого плохо помню, определил мою судьбу. Наверное, тех моряков наша жизнь чему-то научила; быть может, они и пришли бы на помощь тонущим в ледяной воде, но подумали, какая доля ждет их детей, если отцы погибнут…
– Ну что, доволен? – наконец-то я дождался Рябова.
– Еще бы.
– Тогда поехали. Будешь отдыхать. До субботы.
– Ты успеваешь?
– Уже успеваю, – обнадежил меня Сережа, протягивая плечевую кобуру.
И что за жизнь, ухожу из дома в потемках, возвращаюсь ночью, вдобавок ко всем делам меня чуть Трэш не прихватил, когда из машины вылазил. Вот скотина клыкастая, можно подумать, я сегодня мало крови потерял. Для полного счастья мне только не хватало нарваться на педрильскую засаду в холле.
С ролью кота успешно справилась Сабина.
– Несколько раз звонил Котя. В течение дня не смог с тобой связаться. Мне тоже интересно, где ты шляешься? – слегка раздраженно сказала жена. – Только не ври, что работал.
– Я тебе когда-то врал, дорогая? Просто забыл в кабинете телефон. Ладно, давай ужинать. Стакан томатного сока и пару тостиков.
– Проголодался? – заботливо спросила супруга.
– Ну ты же сама догадываешься, отчего у меня такой зверский аппетит.
– Она что, покормить тебя не могла? – с подковыркой спросила Сабина.
– Кто?
– Мариночка твоя любимая.
– Причем здесь Марина, дорогая?
– Только не говори, как ты утомился от своих напряженных трудов, – попытается завести долгоиграющую пластинку Сабина, однако мне пришлось тут же прервать ее бенефис:
– Я должен перед тобой оправдываться? Ладно. У меня действительно была встреча с женщиной. Довольна?
– Я так и знала! – торжествующим тоном констатировала супруга. – Хоть раз в жизни хватило сил признаться.
Вместо мгновенной исповеди о том, что мы вытворяли с невменяемой Иркой, мне, как всегда, пришлось сказать чистую правду:
– Да! Кстати, Гарик Пушкина все еще учит?
– При чем здесь ребенок?
– При том! «Итак, она звалась Татьяной». Ее белый халатик подчеркивал небывалую чувствительность, она сексуально склонилась надо мной и отсосала…
Сабина выскочила из холла с такой скоростью, словно в нее впился тот самый шип, благодаря которому мне снова предстоит спонсировать лечебницу железнодорожников.
– … триста граммов крови, – добавил я, подозревая, что этих слов жена не услышит из-за ее рывка с места, сделавшего бы честь самому Педриле.
Кота я нашел в библиотеке рядом с раскрытым томом все того же Пушкина. Гарика поблизости не наблюдалось, зато персидское отродье, бросив на меня весьма далекий от восхищения взгляд, продолжило раздирать своими когтями папиросную бумагу вместе с вклеенной иллюстрацией.
– Ну ты, скотина! – пытаюсь воздействовать на новоявленного книгочея, однако кот своим наглым поведением лишний раз доказывает, кто истинный хозяин в этом доме.
Рыжая дрянь дошла до крайней степени наглости, перестав замечать мое присутствие. Небось, появись вместо меня таракан, Педрило уделил бы ему куда больше внимания. Только вот незадача, тараканы в кошкином доме – большая редкость к явному неудовольствию этого наглого комка шерсти. Ничего, персидская интервенция, сейчас я тебе почитаю.
Вернувшись в библиотеку, убеждаюсь: Педрило все еще отдает должное классике. Грамотный кот, весь в Гарика, читать Пушкина в ином издании, чем «Брокгауз и Ефрон», воспитание не позволяет. Так, дряни кусок, к чтению приобщился? Теперь самое время еще больше повысить твой культурный уровень. На памятник Ленина можешь не рассчитывать, ты у меня музычку послушаешь.
Включив диктофон на полную мощность, с радостью убеждаюсь: пресловутая нота «ми» в четвертой октаве действует на мои нервы не так рьяно, как на мгновенно вздыбившего шерсть на загривке кошака. Педрило аж подпевать начал, ожесточенно шипя во все стороны. На всякий случай я не стал рисковать приобщаться вместе с ним к музыке и отправился ужинать.
Через несколько дней обязан быть в форме. Охота отнимает немало сил, порой так натопаешься, а тяжелая раскисшая земля все норовит намертво вцепиться в сапоги и без нее становящимися пудовыми ко второму часу блужданий. Вот и принял единственный допинг, который не обнаружил бы самый тщательный контроль. Контроля не боюсь, но более действенного метода привести себя в наилучшую форму без применения всякой химии самым что ни на есть естественным образом пока не придумано. Откачанная сегодня кровь завтра начнет восстанавливаться. А когда это происходит, организм включает дополнительные резервы, позволяющие с легкостью добиваться поразительных результатов в любой сфере человеческой деятельности. Правда, если не врать самому себе, можно было бы спокойно обойтись без этого допинга.
