20
Человеку, впервые попавшему в рябовский «Трактиръ», может показаться, что он воспользовался услугой машины времени. Это стилизованный под старинную русскую избу ресторан. Официанты в длинных белых полотняных рубахах, перехваченных на поясе тонким пояском, и в красных сапожках, а главное – отсутствие запаха табака. И, конечно же, блюда, которые вам не предложит ни один кабак города. Никаких изысканных итальянских вин и прочей дешевой чепухи, вроде любимого блюда имени Марлен Дитрих «Свиные ножки в шоколаде».
В «Трактиръ» приходят люди, понимающие толк в жратве, а потому дешевый шмурдяк, которым заливаются итальянские бомжи, и прочие изыски многих ресторанов с их будто бы фирменными блюдами, являющимися всего лишь разновидностью смеси хлеба с мясом, здесь не проходят.
Еще одна отличительная черта заведения – отсутствие эстрады. В «Трактире» посетители не имеют возможности напрягать уши для того, чтобы услышать громкий голос собеседника.
Несмотря на это, мы с Мариной прошли в отдельный кабинет, однако мгновенно появившийся здесь официант нарушил атмосферу полного интима.
Парень молча посмотрел на меня, извлек из недр рубахи кожаный блокнот с золотистым тиснением «Трактиръ» и карандаш, доказав полную готовность стенографировать указания клиентов.
– Мариночка, что будешь заказывать?
– Пепельницу, – с ходу ответила секретарша.
Половой мгновенно загарцевал на месте, словно застоявшийся без дела конек-горбунок.
Напрасно Марина его напрягает, это одно-единственное пожелание гостя, которое конек-горбунок не в состоянии выполнить. Вернее, принести пепельницу он может, если решит расстаться со своим местом. Только это вряд ли; в рябовском заведении официант зарабатывает куда больше университетского профессора, не считая чаевых, а главное, в отличие от очень многих сограждан, получает свою зарплату регулярно, раз в неделю. Во всяком случае, не приходилось слышать, чтобы официанты устраивали забастовки, подобно преподавателям, клянча в декабре майскую заработную плату.
– Пепельницу мы оставим на десерт, – облегчаю жизнь официанту и не подрываю авторитет хозяина ресторана. – А пока, если дама не против, прошу фиксировать: холодная белуга, белорыбица с хреном, раковый суп…
– К сожалению, сегодня раков не завезли. Рекомендую селянку из почек с расстегаями…
– Ай-яй-яй, – с грустным видом отрываю глаза от меню, – неужели уровень заведения упал так низко?
– Обычная картина, – поддержала меня Марина. – Как у других. Сначала все делают на высшем уровне, а когда люди привыкнут, начинают гнать туфту.
При этих словах официант состроил такую рожу, словно его без суда и следствия приговорили к пожизненной кормежке в государственном общепите.
– Ладно, – милостиво позволяю сделать предложенное им отступление. – Пусть будут расстегаи. Сухой тертый балык?
– Конечно, – с ходу улучшилось настроение полового. – Кулебяку заказываете? Сегодня нечто особенное, верхний ярус с костяными мозгами в черном масле.
– Хорошо.
– Пить что будете?
– «Солнцедар», давно мечтаю пополнить ряды менингитников… Ладно, присоветуй.
– Рекомендую шустовскую рябиновку. И, конечно, «смирновку» во льду. Эль под паюсную икорочку – нечто особенное.
– Уговорил. А под водку – окорок со сметанкой.
– Может, жаренного целиком поросенка?
– Такой подвиг нам не по силам. Да, хотя бояре плевались от кофе, мы собираемся рискнуть его попробовать. Ликеры имеются?
– У нас есть даже пикон, – с гордостью отрезает официант.
– Давай кофейный ликер, – помогла мне Марина, – только не местного разлива.
– Из местных продуктов у нас только соль, – еще больше загордился официант. – Даже хлебушко сами печем. По старинным рецептам.
– Тащи, – скомандовал я, и официант настоящей павой поплыл к двери. Чувство собственного достоинства полового подчеркивает значимость его хозяина – это я давно понял.
– Какими сплетнями заняты наши сотрудники? – спрашиваю у Маринки.
– О чем ты хотел, о том и говорят. Больше того, весь город уже знает.
– Ты это о чем, Марина?
– О том же, – отрезает секретарша, поправляя свою шейную цепуру с многочисленными прибамбасами в виде серебряных колокольчиков, шариков и прочей дребедени, которая в зависимости от ситуации может стать оружием самозащиты или нападения.
– Что, генеральный менеджер подлечился?
– Перестань. Твой персональный полудурок грозит по всему городу страшными карами. Я бы на твоем месте покончила с собой. Самое мягкое, что он сделает, оборвет тебе яйца и сожрать заставит. В сыром виде. Чем такое допустить, лучше удавиться. Потому что одними яйцами ты не отделаешься…
– Хватит, Марина.
Усмехнувшись, секретарша погладила мою руку.
– Успокойся, я все поняла сразу. Иначе так бы с ним попрощалась! Как положено. Он бы сейчас не по городу дергался, а в реанимации.
– Интересно, кто еще это мог понять? – пробормотал я.
– Рябов, например, – призадумалась Марина. – А больше? Некому, вроде. Сережа мне как-то сказал: Костя – это ты в миниатюре. Я иногда сама так думаю. Только ты…
– Дураки на помине легки, – обстановка «Трактира» как нельзя лучше помогла мне прибегнуть к народному творчеству, перебивая откровения Марины при виде входящих в кабинет Рябова и Вохи.
– Рябов, у нас с Мариной серьезная проблема, – с ходу озадачиваю Сережу, и Воха на всякий случай застывает у двери. Правильно, Андрей, сейчас как озадачу, вы пулями из нарезных стволов умчитесь.
– Понимаю, – усаживается рядом со мной коммерческий директор. – Нужно, чтобы и я слегка дал по морде твоей бледной копии.
– Этого не требуется. Зато…
– Ладно тебе, – в который раз доказывает Рябов, как хорошо он меня знает. – Воха, принеси пепельницу. Других проблем у него пока нет.
– Что значит пока?
– Об этом после обеда. В кабинете директора, – отрывисто бросил Сережа и обратился к Марине:
– С сегодняшнего дня – готовность под первым номером.
Я чуть было не застонал, несмотря на то, что Марина приняла это сообщение с особой радостью. Еще бы, только что Рябов повязал нас сильнее новобрачных, а это означает одно: жена, сынок, не говоря уже о Педриле, минимум несколько дней будут тосковать обо мне.
Оставшись наедине с Сережей после торжественного обеда в честь моего очередного сожительства с секретаршей, я весьма выразительно посмотрел на коммерческого директора.
Рябов также молча положил на журнальный столик пластмаску не больше пшеничного зернышка.
– Видишь, как Вершигору уважают, – наконец открыл рот Сережа. – Больше, чем нас… Да, я так и думал, отстал генерал от жизни. Когда в нелегалах ходил, таких штук еще не было.
– Правильно решил, Сережа, – не собираюсь признаваться в собственной глупости. – Когда это было? Каких-то шесть лет назад тут вместо калькулятора деревянными счетами пользовались, о компьютерах речи нет. Да, а потом наши счеты исчезли, их японцы для своих музеев древности скупали…
– А нам вместо этого поставляли такие вот штучки, – кивнул на столик Сережа. – Знаешь, что это?
– «Клоп» или «жучок», наверное.
– Не такой допотопный, как у тебя в штанах. Видишь, ты же сам говорил, генерала они больше уважают. Твой микрофон, – позавчерашний день, тем более – дешевка, а этот… Да, век живи, век учись.
– Это ты со своими корешами из конторы пообщался, – понимаю я, – Надеюсь, не поведал кагэбешникам…
– Обижаешь. Тем более, КГБ давно нет.
– Точно. Только функции прежние.
– Если бы так было, мы с тобой сейчас не здесь чаи гоняли, – подымает авторитет своих партнеров Сережа.
– Ты мне лучше о Вершигоре поведай. Кстати, с отставным полковником из «Олимпа» повзаимодействовал?
– Не проверяй. Тем более, я с ним познакомился несколько лет назад. Лучше признайся – ты ошибся.
– Я бы не ошибался, если б на диване сидел сложа руки… Ты прав, Сережа. Это точно уровень, пару дней назад понял. Что у генерала?
– У генерала все в порядке. Он в столице побывал, там его хвалили на совещании, в пример ставили…
– А за глаза поставили раком…
– Нет, но дело, видимо, слишком серьезное. Я не рискнул изымать всех «жуков», но его апартаменты нашпигованы плотно. Санэпидемстанцию надо вызывать, чтоб всех «клопов» выдавить. В настольной лампе. В столе. В телефоне тоже есть, будто крохотный транзистор, не отличишь. Даже в компьютере насекомое живет.
– Кто-то из замов?
– Я же говорю – дело серьезное, – выдерживает свою линию поведения Сережа. – Этот «клоп» был в оконном карнизе. В общем, вовремя он ремонт закатил…
– С твоей подачи, представляю, какие маляры там работали. И во что в самом деле этот ремонт обойдется. А дома?
– Чисто.
– Интересно, во сколько нам эта чистота обойдется?
– Если изъять всех «клопов» и продать их, мы еще заработаем. Знаешь, сколько эта крошка стоит?
– Нет, конечно. Тем более, всегда плачу с запроса. Признаюсь откровенно, такой цацки еще не видел, хотя у меня есть некоторые предметы последних достижений науки и техники.
– Твои достижения нас когда-то в гроб положат, – завел свою старую шарманку Рябов. – Ты хоть понимаешь, кто это?
Я отрицательно покачал головой, хотя после визитов в концерн «Олимп» и на губернаторское совещание кое о чем мог догадываться. Однако догадки – это еще не уверенность.
– Такая штучка стоит около двадцати тысяч долларов, – поведал Рябов. – Это гагигерцевый передатчик. Он работает на сверхвысоких частотах. Миллиарды колебаний в секунду. Качество звучания лучше, чем у лазерного проигрывателя. Никакой шум его не забивает. Включи рядом хоть двадцать приемников с громкой музыкой. Больше того. Если требуется, «клоп» может выловить из шепчущей толпы всего один голос. Который интересует.
– Ты хочешь сказать, они не доверяют генералу?
– Не знаю. Одно ясно – контролируют.
– А отчего мне такую дешевку всадили?
– Ты еще обидься… Допускаю, может, они хотели, чтобы ты нашел «жука».
– Интересно зачем?
– Ну, скажем, проверяли тебя на ацетон. Кажется, своим отказом Вершигоре, ты тоже проходил проверку.
– Рябов, колись! – категорически потребовал я и, прикурив «Пэлл-Мэлл» от пистолета-зажигалки, картинно пустил дым далеко в сторону.
– Ты меня газовой камерой не пугай, – усмехнулся Сережа. – Я же не спрашиваю, что за сетку ты плетешь в городе. Хотя кое о чем догадался, когда Воха доложил.
– Видишь, Серега, а я Воху ни о чем не спрашивал.
– Конечно, только забрал у него почти всех ребят. Интересно, когда Челнок бои начнет? Добро бы только он, я тебя знаю. Ты сам к партизанской деятельности рвешься. Слаще в жизни для тебя ничего нет. Посидишь у Марины. Успеешь еще вернуться к деятельности террориста.
– Даже если вернусь, то, скорее всего, пройду еще одну проверку.
– Ой ли?
– Короче, Серега, мне нужно встретиться с генералом. В непринужденной обстановке.
– Только не говори ему…
– Успокойся, я его знаю. Вершигора на дыбы встанет, а нам этого не нужно.
– Вот именно. Как бы это сделать? – задумывается Рябов.
– Главное, чтобы нам ни «клопы», ни люди не мешали.
– Давай так. Охотничий сезон продолжается. Послезавтра выходные, охота с обеда. Посиди пока у Марины. Я ночью за вами заеду.
– Почему ночью?
– Чтобы ты подготовился к…
– Охоте.
– Вот именно.
– Утку будем бить, – утверждаю я.
– Правильно мыслишь. Нам загонщики ни к чему. Я вас с генералом, как бы невзначай, в одну засидку определю.
– Как бы невзначай с Вершигорой не пройдет.
– Увидишь, – многозначительно улыбается Сережа. – Только, пожалуйста, не пытай его…
– Как можно? И вообще, если ждешь в засаде дичь, какие еще могут быть дела? Главное, место хорошее выбрать.
– Это точно.
– Могу быть уверенным?
– Сто процентов. Отвлекаться не придется. Над вами будут летать даже самолеты. Но только не утки. И не гуси, пусть они на крыло стали, – подтвердил свою репутацию коммерческий директор моей фирмы. – Так что на голову тебе никто не нагадит. Если ты сам этого не сделаешь.
Рябов имеет право на подобное замечание, однако сейчас мне почему-то подумалось об иной голове. Как сказал Котя, меня нанять невозможно, на здоровую голову этого почти никто не сделает. На здоровую. Почти никто. Кроме одного человека, как я понял после разговора с господином губернатором. Сомневаюсь, что у него голова больная. По крайней мере, если потребуется, постараюсь подтвердить мнение своего клиента: любой человек имеет шанс стать больным на голову, когда переоценивает свои силы.
