Книга: Травма и душа. Духовно-психологический подход к человеческому развитию и его прерыванию
Назад: «Девушка-безручка»: часть II
Дальше: «Девушка-безручка»: часть III

Терапевтический процесс Деборы: стадия «серебряных рук»

На пике своего отчаяния Дебора тоже сказала себе «Я не могу здесь оставаться». Сновидение о том, как мать притягивает ее к смерти, было сигналом ее бессознательного, что нужно что-то делать, и она доверилась этому сигналу. Она начала терапию. На языке Невилла Симингтона (Symington, 1993) можно сказать, что она сделала выбор в пользу дарителя жизни. Такой шаг означал частичное освобождение от гнета, под которым она находилась всю свою жизнь. Но этот шаг также влечет за собой риск. Он активировал демонов системы самосохранения, которые начали нервничать, ведь они теряли контроль. Их дезинтегрирующая активность была очевидной в сновидениях Деборы о расчленении.
Но благодаря вовлеченности Деборы в психоаналитический процесс в ее бессознательном были активированы интегрирующие функции Самости. Стали появляться иные сновидения, намекающие на неизведанные архетипические глубины в ее переживаниях и на начало ориентации общей динамики в направлении объединения – в направлении своеобразной точки схождения линий перспективы в картине ее жизни. Материал ее сновидений стал указывать на более широкое видение, поддерживаемое «невыразимым субъектом бессознательного» (Grotstein, 2000).
Нередко эти более позитивные сновидения были архетипическими по своей природе. В них стали регулярно появляться некоторые животные, связанные с индейской культурой, особенно, черепахи и медведи. Уже в начале терапевтического процесса Дебора сообщила о «сновидении про медведя», которое стало в нашей работе своего рода точкой отсчета. Позже мы возвращались к нему в связи с работой с телом и воспоминаниями, которые она вызывала.
Сновидение: мы с мужем находимся в штате Мэн. Ночью мы были под открытым небом и смотрели на него. Вдруг на звездное небо стала подниматься большая медведица с лососем в пасти. Мы были поражены. Когда она поднялась, то нашла себе место среди созвездий. Мы видели ее в профиль, а она двигалась так, что это было похоже на вращение большого колеса обозрения. Так двигается Большая Медведица, указывающая на Полярную звезду.
Она ассоциировала медведя со свирепым и защищающим животным – матерью, которая не позволит вам приблизиться к ее детенышам. У этой медведицы был лосось в пасти, а Дебора любила читать рассказы про лососей – о том, как они всегда возвращаются к источнику своей жизни в реках, где они родились… возвращаются «домой» к своему истоку.
Я считаю, что это сновидение является прекрасным примером того, как иногда психика компенсирует пробелы в важнейших личных отношениях (Деборы с ее матерью) с помощью трансперсонального или архетипического содержания. Символически медведи связаны с культом Великой матери, возможно, из-за легендарной защиты своих медвежат. Например, в кельтской традиции считается, что Изначальная мать – это божественная медведица Артио, свирепая защитница. Изображающая ее римская статуя находится в Историческом музее в швейцарском Берне. Сообщается, что Артемида превратила греческую богиню Каллисто в медведицу, а Зевс, согласно Овидию, вознес ее на ночное небо, где она стала Большой Медведицей – Матерью северных небес. Считалось, что созвездие Большой Медведицы никогда не останавливается, ведь она держит вечную вахту и присматривает за вселенной (Bayley, 1968). Из семи ярких звезд, составляющих Большую Медведицу, две указывают на Полярную звезду, образуя шарнир и стержень, вокруг которого вращается мир – еще один символ Самости в юнгианском понимании.
«Звездная медведица» Деборы держала в пасти лосося. Дебора догадалась, что эта рыба может указывать на ее потребность вернуться в «реку» раннего детства, где она так часто попадала в травматические ловушки. Она подумала, что ей придется это сделать, если она хочет когда-либо «отложить икру», то есть запустить свою жизнь заново и жить более подлинной жизнью в одушевленном теле. Она знала, что путешествие будет трудным – против «течения» собственного сопротивления, так же как у лососей, плывущих против течения назад к своей родине.
Затем появились другие архетипические сновидения. Это сновидение, как и сновидение о медведице, было о душевной ране, связанной с материнской фигурой, но на этот раз наша работа с материалом сна помогла Деборе почувствовать глубокую печаль.
Я нахожусь в том месте, где росла. Справа я вижу открытое место, а на нем – индейское захоронение в виде кургана. Оно похоже на большой черепаший панцирь. Я очень взволнована. С одной стороны есть вход на эту территорию. Там стоит беседка с венками и цветами, на ней надпись – «Джен» (так мы в детстве называли маму). Затем я вижу женщину, которая ведет собрание и свою старшую сестру Луизу, которая говорит: «Материнская любовь – это больше, чем просто давать нечто вроде денег». Я начинаю плакать. Луиза что-то мне говорит. Я проснулась, всхлипывая от осознания того, что некоторые люди вообще не знают, никогда не чувствовали, что такое любовь матери! Я одна из них.
Этот сон помог Деборе «увидеть» свою травму более объективно. Ранее она отчасти считала виноватой себя за неудачные отношения с матерью, относила на свой счет позор того, что она росла запущенным ребенком, лишенным материнской заботы. Тем самым она как бы спасала мать от своего собственного гнева и поддерживала ее идеализацию так, чтобы сохранить живыми свои потребности и чувство любви к ней. Теперь благодаря своему сновидению она смогла понять неумолимые и неопровержимые факты. Просто существуют некоторые дети, которые никогда не знали любви своих матерей! Это не их вина. Такое случается в мире людей, и не только она страдает от подобной боли. Осознание этого выпустило наружу ее горе и позволило Деборе ощутить подлинное сочувствие к себе, к своим страданиям в течение всей жизни.
Помимо этого личного смысла, сновидение Деборы показывает нам архетипический фон ее личной проблемы с матерью. Согласно сновидению, тело ее матери встроено (похоронено) внутри архетипической матери. Черепаха представляет землю-матушку во многих индейских культурах, где она чествуется за спасение человечества от великого потопа. Она является бессмертной Великой матерью, стоически и молчаливо несущей тяжелое бремя бедствий человечества на своей крепкой спине. В отсутствие родной матери Дебора нуждалась в архетипических историях индейских культур, чтобы соединить свое осиротевшее я с великими символическими системами человечества и получить от них глубинную поддержку. Эти символы (черепаха и индейский курган) помогли ей выдержать свою личную боль, и теперь, когда эта боль может быть заново и иначе пережита, они появились в сновидениях, чтобы помочь нам понять «большую историю», стоящую за ее личными утратами. Осиротевший внутренний ребенок Деборы «жил» в таком подземном кургане-черепахе Великой матери, был захоронен в нем вместе с его невыносимым опытом отношений с материнским. Однако он там находился лишь до тех пор, пока она не смогла встретиться с ним, принять его чувства, вырасти и пойти дальше.
По мере того как наша терапевтическая работа углублялась, Деборе стали сниться сны, изображающие потерянных, покалеченных или испуганных детей, живущих в жестоком или безразличном внутреннем мире. Постепенно атмосфера сновидений изменялась: кто-то стал заботиться о потерянных детях. В этих сновидениях фигурами, с которыми было связано чувство покоя и поддержка, были образы индейцев, особенно индейских женщин. Вскоре Дебора стала сама «усыновлять» таких детей, как в этом сновидении:
Мы с мужем ехали по шоссе и проехали мимо фургона с младенцами. Он направлялся к индейской резервации, где их усыновят. Мы остановились. Там был мальчик – один из этих детей – он просто очаровал нас. Он действительно счастлив, и мы хотим оставить его у себя. Вдруг я теряю его из виду и впадаю в панику, но затем вижу его на коленях у моего мужа. Мы действительно собираемся его усыновить, но должны сделать это «официально».
Усыновить индейского мальчика, то есть свое подлинное духовное дитя, которое всю свою жизнь прозябало во внутренней «резервации» (психическое убежище), и «сделать это официально» казалось нам хорошей метафорой ее психотерапевтического процесса. В нем происходило медленное восстановление ее потерянной, дотравматической невинности и душевной жизненности.
К концу третьего года совместной работы Дебора стала заметно спокойнее, а ее тело – более расслабленным во время сессий. Наш диалог стал более насыщенным эмоционально, и она даже смогла признаться в сильных переносных чувствах потребности во мне и привязанности. Я также ощущал многое по отношению к ней и чувствовал глубокое уважение к ее стойкости и мужеству перед лицом гнета ее собственных демонов. Теплота между нами стала потенцированным полем, в котором Дебора могла ощущать некоторую зависимость и тоску по поддержке, то есть чувства, которые никогда не рисковала выражать в своей семье.
«Ребенок» внутри нее стал обозначать свое присутствие как в сновидениях, так и в нежности в наших разговорах. Иногда я мог заметить, как этот ребенок выглядывает из-за стены страха. Я предложил Деборе принести свои детские фотографии, и мы сделали обзор ее истории и воспоминаний, связанных с этими фотографиями. Появились сновидения о «маленькой девочке». Однажды я сказал ей, что мы можем думать о себе как о «родителях» ее маленькой девочки, и эта идея запала ей в душу. Она продолжала делать успехи. По собственной инициативе она начала регулярно ходить на занятия йогой и делать массаж у специалиста, который также проделал некоторую работу с телесной энергией.
Во время этой фазы анализа я услышал от Деборы кое-что о ее сакральном внутреннем мире детства. Она начала делиться со мной некоторыми фантазийными играми и мифопоэтическими историями, которые помогали мне понимать боль девочки латентного возраста. Поддерживающим ресурсом был для нее мир кукол «Джинни». Как я понял, речь шла о небольших, около 20 см ростом, куклах, чрезвычайно популярных в 1950-е и 1960-е годы. Эти куклы помогли Деборе создать воображаемый альтернативный мир, в котором жизнь была возможна. С ними она могла смеяться и плакать, придумывать истории со счастливым концом. «Я хотела быть куклой, всего 20 см ростом, втиснуться в их мир и быть в безопасности и в покое. Я думаю, что отчасти моя игра с ними спасла мой дух».
Но ненадолго. Когда Деборе было около 9 лет, все куклы внезапно исчезли. Ее мать их выбросила. Она решила, что Дебора была ими «слишком сильно увлечена»!
Когда ее куклы пропали, Дебора обратилась за утешением к природе. Когда ей было восемь лет, семья переехала в дом в лесу. В этих лесах, среди ручейков и лужаек, она нашла еще одно убежище и святилище для своего духа. Ее отношения с отцом были комфортными, хотя мать его презирала, и он не мог защитить девочку. Тем не менее он иногда читал ей истории и брал ее с собой в церковь. Ей нравились истории, и она стала ходить в местную библиотеку, чтобы читать рассказы о борьбе индейских народов. Истории помогали Деборе справляться с болью в ее теле, о которой еще не было создано истории. Она сказала: «Не думаю, что смогла бы выжить, если бы не было индейской культуры, которую я изучала. Их истории и отношение к красоте и тайне „матери-земли“ были как бальзам для моей души».
Среди этих историй были две любимых. Первая – «Злой волк» Вильгельмины Харпер (Harper, 1937): маленькая девочка живет с матерью в хижине на опушке леса, в котором водится страшный зверь – злой волк. Однажды девочка собирала цветы, напевая, и вдруг встретилась со страшным волком. Но волк слышал ее пение и стал ее просить спеть еще раз, что она сделала, несмотря на страх. Вскоре волк засыпает и девочка на цыпочках хочет уйти. Но волк просыпается и гонится за ней, она снова должна ему петь, пока он не уснет, и так далее, пока она не сумела на цыпочках добежать до дома и запереть дверь.
Эта история о цепочке «пробуждений» и затем, в конечном итоге, о контроле юной героини над пугающим психическим содержанием напоминает мне о словах Юнга по поводу травмы и диких животных:
Травматический комплекс приводит к диссоциации психики. Так как комплекс находится вне волевого контроля индивида, то он обладает качеством психической автономности… он тиранически навязывает себя сознательной части психики. Аффект со всей его взрывной мощностью полностью овладевает индивидуумом, набрасываясь на него, подобно врагу или дикому зверю. Мне часто доводилось наблюдать, что типичный травматический аффект представлен в сновидениях в образе дикого и опасного зверя, что является убедительной иллюстрацией его автономной природы, его отщепленности от сознания.
(Jung, 1928: par. 266–267)
Рассказ о злом волке помог Деборе освоиться со своим страхом перед яростью матери, которая могла возникнуть в любой момент и атаковать ее изнутри и снаружи.
Вторую историю – индейскую легенду под названием «Малышка с обгоревшим лицом» – Дебора прочитала в школьной библиотеке в «Красной индейской книге сказок» Фрэнсис Олкотт (Olcott, 1917). Эта история еще больше походила на обстановку в семье Деборы. В ней приведено прекрасное описание того, как трансперсональный мир может прийти на помощь ребенку, Эго которого травмировано на личном уровне.
Эта история – ранняя легенда микмаков, отчасти напоминает сказку о Золушке. Она описывает младшую из трех сестер, которую мучает самая старшая сестра, полная зависти. Эта ревнивая старшая дочь обжигает лицо младшей горячими углями, а затем обвиняет ее перед отцом в небрежности, будто она сама упала в огонь. Малышка с обгоревшим лицом тяжело переживает эти мучения (как Дебора с матерью). Однако на краю деревни есть красивый вигвам, где живет Великий Дух – Вождь со своей сестрой – невидимые для всех, кроме Малышки с обгоревшим лицом.
Два старшие дочери надели свои лучшие наряды и отправились к Великому Духу в надежде завоевать его особое расположение, чтобы «увидеть» его. Малышке с обгоревшим лицом нечего надеть, так что она прикрылась берестой и поплелась за своими сестрами. Они издеваются над ней и позорят ее, тем не менее сестра Великого Духа приглашает в вигвам и ее тоже. Она сидит у костра вместе со своими сестрами.
Старшие сестры не видят Великого Духа, но Малышка с обгоревшим лицом не испытывает с этим никаких трудностей. Она «видит» Великого Духа, кроме того, постигает его красоту: вожжи его саней сделаны из прекрасной радуги, а его тетива – не что иное, как Млечный Путь!
Сестра Великого вождя радостно улыбается, берет Малышку с обгоревшим лицом за руку и ведет ее к вигваму Великого Вождя, где она умывается росой до тех пор, пока все ожоги и шрамы не исчезают с ее тела и лица. Затем ее приводят к месту Невесты, и она готова выйти замуж за Великого вождя. Входит Великий Вождь, больше не невидимый, он грозен и прекрасен. Он ласково улыбается Малышке с обгоревшим лицом и говорит: «Так, значит, мы нашли друг друга». А она отвечает: «Да». Свадебные торжества длятся несколько дней, а тем временем две плохие сестры возвращаются в свой вигвам с позором, заливаясь слезами от стыда.
В этой истории можно обнаружить много явных параллелей между бедствиями героини и моей пациентки Деборы, а также сказочной «девушки-безручки». Во-первых, есть преследование, мотивированное ненавистью из зависти (две старшие сестры как заместители матери Деборы). Эта ненависть становится причиной унизительного насилия, стремления опозорить, манипуляций и чувства безнадежности. Затем вмешиваются «невидимые силы», которые могут представлять собой потенциал целостности героини (Великий вождь в этой истории, ангельское присутствие, царская любовь и сострадание в сказке, мифопоэтические ресурсы коллективной психики в жизни Деборы).
Краткое изложение истории «Малышка с обгоревшим лицом» позволяет увидеть ее финал (брак с Великим вождем) как реализацию инцестуозного желания по отношению к отцу героини. Такая «классическая» трактовка может рассматривать поражение злых сестер как «Эдипову победу» Малышки с обгоревшим лицом над сестрами. На каком-то уровне, несомненно, это было бы справедливо. Однако, ограничив себя рамками этого толкования, мы пропустили бы самый важный момент в этой истории, заметный лишь для глубинной психологии, которая смотрит одним глазом «наружу», а другим «вовнутрь». Этот момент состоит в том, что Великий Дух невидим для всех остальных, но его смогла увидеть Малышка с обгоревшим лицом, и он сказал: «Так, значит, мы нашли друг друга», а она ответила ему: «Да».
Этот прекрасный момент напоминает о соединении двух миров, отношения которых мы исследуем на страницах этой книги с самого начала. В этот момент «прекрасный и ужасный» мир Великого Духа, у которого вожжи из радуги и тетива лука из Млечного пути, нашел себе скромного человека в партнеры. Он «женится» на ней, несмотря на все сопротивление, которое оказывает «система», в которой правит тираническая зависть. В этот момент соединяются божественное и человеческое, и от этого союза душа может возродиться к жизни на этой Земле. Наконец, нечто вечное вошло во временное и установлена связь (свадьба) между мирами.
Эта история о «нашедших друг друга» человеческом и божественном мирах изображает чудесное проникновение в этот мир иного большего мира, кристаллизующее связь между нереализованным духовным потенциалом, скрытым в сердцевине индивидуальной жизни каждого человека, и земным историческим пребыванием в этом теле, в этом месте, в это время. Я полагаю, что эта история нравилась Деборе не только тем, что в ней показаны исполнение желания и триумф над врагами, не только потому, что она хотела возвыситься до «грандиозной самости» или усилить свое инфантильное всемогущество. Она любила эту историю, потому что в ней было удовлетворена ее духовная тоска. Такая тоска начинается как отчаянный поиск младенцем привязанности к реальной матери, но этим не заканчивается. Можно сказать, что тоска младенца по объекту является личным аспектом более глубинного стремления в каждом из нас – тоски души по своему истоку в Духе.
С помощью сновидений и сказок, подобных «Малышке с обгоревшим лицом», мы с Деборой смогли создать матрицу для мифопоэтической истории и нарратива, которые во все большей степени создавали благоприятные условия для возвращения ее души в ее повседневную жизнь. Ее работа с телом снова и снова снабжала ее разнообразным материалом для нашего аналитического исследования. Она увлеклась фотографией, состоялась прекрасная выставка ее работ в местной галерее. Ее борьба со злонамеренными начальниками на работе не была уже такой опустошающей и реже активировала ее ранний материнский комплекс. В анализе усилилась ее толерантность к аффектам, и ее печаль не была уже такой невыносимой. Однажды в разгар нашей работы над болезненным образом сновидения она сказала: «Эта боль имеет границы, и я могу это чувствовать. Очень больно, но это не такая бездна, как раньше».
Аналогичный процесс исцеления мы видим в сказке «Девушка-безручка». В чаще леса есть место, где героиня нашего рассказа прячется в течение семи лет с ребенком – мальчиком по имени Горемыка. Так же как Дебора, героиня страдает осознанно, горюет об утратах раннего периода жизни, и ее настоящие руки медленно отрастают заново.
Назад: «Девушка-безручка»: часть II
Дальше: «Девушка-безручка»: часть III

Lilia
Хорошо
Liliia
Bonjour