Дельта-сон
Наконец-то она снимет груз с души. По его реакции было видно, что он выслушает ее объяснение и все поймет. В конце концов, они же делают общее дело.
Мила порылась в верхнем ящике комода и достала из него нарядную шелковую сорочку, припасенную на «особый случай». Натянув на себя это кружевное чудо, она с досадой обнаружила, что со времени ее покупки сильно прибавила в весе, и через тонкую ткань проглядывают некрасивые складочки на талии.
Внезапный звонок в дверь разрезал тишину квартиры и наполнил ее тревогой. Даже Нюся, нервно мявкнув, подбежала к двери и стала сосредоточенно прислушиваться к происходящему за ней.
Мила на цыпочках последовала за Нюсей и заглянула в глазок. На лестничной площадке никого не было, только на полу лежал какой-то белый предмет.
Выждав немного времени, Мила натянула пальто, висящее в прихожей, и открыла дверь. Белым предметом оказался незапечатанный конверт. Она подняла его и достала вдвое сложенную бумажку со следующим текстом:
Приглашение:
Сим повелеваю! Прибыть лично по адресу:
улица Наметкина, дом 13, корпус 2, строение 1
в 00 ч. 00 мин. 13.03.13 г.
Подпись: Базазаел
Циферблат часов в прихожей показывал 23 часа 45 минут.
– Какая наглость! Приглашать на встречу за 15 минут! Да еще таким тоном! – крикнула Мила в темноту лестничных проемов.
И в следующее мгновение в эту самую темноту ринулась Нюся.
– Нюся! Стоять! Что с тобой?
Кошка истошно замяукала, и Мила помчалась за ней вниз по лестнице. Дверь на улицу оказалась открытой. Тапочки, одетые на босую ногу, заскользили по замерзшей наледи на асфальте.
– Нюся! Ты же никогда не была на улице!
Кошка бежала вдоль дома, продолжая зазывно мяукать.
Добежав до угла дома, Мила остановилась поправить тапочки на ногах и перевести дух. Подняв голову, она обнаружила, что ее кошка, как ни в чем не бывало, сидит на углу одноэтажного кирпичного строения, покрашенного в белый цвет. На стене этого строения висела подсвеченная вывеска: «ул. Наметкина, дом 13, корпус 2, строение 1». Никогда раньше она не обращала внимания на эту постройку, притулившуюся к забору школы. Наверное, это был тепловой пункт или что-то в этом роде.
– Нюсенька, девочка моя, иди ко мне.
Чтобы не спугнуть любимое животное, ее хозяйка медленно двинулась к ней, протянув руки. Но, когда расстояние сократилось до одного метра, кошка резко развернулась и прыгнула в открытую дверь этого строения.
– Вот зараза!
Дернув на себя тяжелую металлическую дверь серого цвета, Мила шагнула внутрь. Задержавшись около входа, она оглядела многочисленные трубы и приборы давления, подсвеченные приглушенным светом.
Свет исходил снизу, из открытого люка, расположенного в противоположном углу помещения. В отсвете люка мелькнула Нюся, нырнувшая вниз.
– Куда ты?!
Протиснувшись через трубы, заполонившие все пространство, Мила подошла к краю отверстия в полу и посмотрела внутрь. Старая металлическая лестница, освещенная лампами, запрятанными в ржавые решетки, уходила вглубь подвала.
– Нюся! Нюся! Кыс-кыс-кыс!
Кошка не отзывалась. Пришлось спускаться по ступенькам.
Попав в узкий коридор, Мила сделала несколько шагов и очутилась в просторном тоннеле, в котором легко могли бы разъехаться две легковушки. Боковые лампы дневного света, зажженные на большом расстоянии друг от друга, расцвечивали тоннель полосками. И в одной такой полоске света мелькнула кошка, убегающая вдаль.
– Нюся! Остановись, наконец! – и побежала следом.
Через приличное расстояние тоннель резко повернул налево, и Мила оказалась на подземной стоянке с немногочисленными дорогими иномарками. По внутренней отделке она поняла, что находится в подземном гараже Газпрома.
Чуть вдалеке, напротив, был расположен лифт, около которого стоял вахтер в нарядной форме. Двери лифта были открыты, а на полу с важным видом сидела Нюся.
Мила, было, открыла рот, чтобы все объяснить, но предупредительный вахтер почтительно улыбнулся и сделал пригласительный жест внутрь кабины.
Когда Мила шагнула в лифт и нагнулась за кошкой, его двери резко закрылись за ее спиной, и кабина рванула вверх так стремительно, что с трудом удалось удержать равновесие. Нумерация этажей сначала замелькала, как бешенная, затем вовсе погасла, добежав до последнего этажа, а лифт продолжал лететь вверх.
Мила зажмурилась. Ей очень захотелось, чтобы это был дурной сон, и она укусила себя за мизинец. Лифт вдруг мягко затормозил и, приятно звякнув, открыл двери.
Она стояла, прижавшись спиной к зеркальной стенке, боясь сделать шаг, в отличие от Нюси, которая с олимпийским спокойствием зашагала из лифта в холл, выстланный белоснежными шкурами.
– А мы уже стали переживать: осталось пять минут, а вы все не идете.
В дверях стоял карлик. Совершенно голый, в набедренной повязке из шкурки какого-то полосатого зверька. Он постоянно кланялся и улыбался Миле, как старый знакомый:
– Вы уже приехали, можете выходить.
Белый, пушистый мех приятно касался голых щиколоток. В воздухе смешивались ароматы дорогих духов. Откуда-то слышался приглушенный смех и тихая фортепьянная музыка. Вероятнее всего, напротив, за темными гардинами, спадавшими с потолка фалдами, находились люди.
Только Мила успела об этом подумать, как край гардины отодвинулся в сторону, и в проеме появилась Герхама.
– Ты быстрее ходить умеешь? – надменно окрикнула чертовка.
Она стояла абсолютно голая, на высоких прозрачных каблучках, а на голове роскошная шевелюра рыжих волос была переплетена жемчужными нитями и украшена воздушными перьями. Высокие груди-яблочки задорно торчали нежными сосками вверх, вызывая восторг и умиление.
Мила не могла двинуться с места, разглядываю всю эту великолепную наготу. Герхама, не выдержав, схватила Милу за запястье и втянула за гардины.
Это был небольшой будуар, весь убранный тканями и мехом. В углу, в большом золоченом кресле сидел Базазаел в строгом смокинге, лакированных ботинках и с бабочкой под воротником белоснежной рубашки. Он был бесподобен во всей этой дорогой сдержанности. А на коленях у него лежала Нюся, мурлыкающая от нежных прикосновений его рук.
– Мы уже заждались, – вместо приветствия снисходительно заметил Базазаел.
– Долго собиралась, – ответила разозлившаяся Мила.
Он встал, одернул смокинг и нежно, но настойчиво, развернул ее к огромному зеркалу в деревянной оправе.
– Куда можно пригласить даму в таком наряде?
– В тепловую подстанцию, надо полагать, – не растерялась Мила.
Базазаел рассмеялся. И в этот момент из-за зеркала с разных сторон выпорхнули блондинка и брюнетка. Тоже нагие, с прекрасными точеными фигурками и замысловатыми прическами на голове. Они проворно стянули с Милы пальто, заставив ее смутиться при виде буйства кружев на ночной сорочке.
– Н-да, лучше не стало, – прокомментировал Базазаел.
У Милы задрожала нижняя губа. Она почувствовала, что сейчас расплачется.
– С этими тюлевыми оборками можно хорошо только в гробу смотреться, – добавила Герхама.
От этих слов Мила взорвалась изнутри. Она рванула сорочку за подол вверх и осталась обнаженная, как и все присутствующие в будуаре красотки. Общий вздох восторга заставил ее взглянуть на себя в зеркало.
То, что она там увидела, не могло оставить равнодушным никого: узкая талия, нежная линия бедер плавно переходящая в изящные ноги… и груди, как два плода мушмулы – нежные и продолговатые, застенчиво смотрели в разные стороны темными сосками.
– На удивление хорошо, – заметил Базазаел.
Мила заметила, как Герхама с досадой прикусила нижнюю губу.
Блондинка и брюнетка засуетились вокруг Милы. Одна, наклонившись, помогла ей просунуть ноги в прозрачные туфельки. Вторая поднесла к голове переливающееся украшение, похожее на осьминога. Прикоснувшись к голове, «осьминог» начал скручиваться, превратив Милины волосы в изумительную вечернюю прическу, сверкающую драгоценными камнями.
– Совсем другое дело, – прокомментировал Базазаел, разглядывая преобразившуюся Милу. – Прошу следовать со мной в зал.
С этими словами он взял Милу за кончики пальцев и, подняв ее руку на уровень груди, повел за зеркало.
Там оказался вход в огромный зал, по своему убранству не уступающий будуару. Посреди зала у противоположной стены, на возвышении стояло два кресла, устланные шкурами. По всему периметру стен толпились пары: мужчины в смокингах разных цветов и нагие женщины с идеальными фигурами.
Такого количества красивых людей Мила не видела даже в голливудских фильмах. Все они смотрели с восхищением на нее, пока они с Базазаелом следовали через зал к постаменту.
– Мы находимся на балу? – поинтересовалась Мила.
– Не совсем, – ответил тот. – Скорее, мы на суде.
– На суде?! – от неожиданности Мила даже оступилась. – И кого же мы судим?
– Сомневающихся, – невозмутимо ответил Базазаел.
– А я здесь в качестве кого?
– В качестве защитницы сомневающихся. Очень скоро ты все поймешь, – ободрительно улыбнулся он.
Утонув в мехах глубокого кресла, Мила подняла голову к потолку, и сразу узнала голубые стеклянные панели купола Газпрома, сквозь которые был виден космос с замысловатыми вселенными в виде спиралей и причудливых медуз. Было такое ощущение, что весь этот огромный зал летит сквозь бесконечность, мимо далеких миров. Внезапно справа по курсу раздались взрывы, заставившие задрожать стеклянный купол. Это скопление из звезд в виде медузы врезалось в такое же, только шарообразное скопление.
– Что это? – испугалась Мила.
Базазаел поднял лицо вверх.
– Одна галактика врезалась в другую. Каждый день гибнут миллионы цивилизаций, – и добавил, глядя в испуганные глаза Милы: – В этом есть смысл.
Их разговор прервал знакомый карлик. Он выбежал на середину зала с истошным криком:
– Дельта-сон! Дельта-сон! Все приготовились.
– Дельта-сон? – шепнула Мила.
– Так вы называете четвертую стадию сна – самую глубокую и продолжительную, именно в ней приходят наиболее причудливые и невероятные сны.
Из-за гардин начали появляться люди в обычной одежде, преимущественно в пижамах и пеньюарах.
У Милы все похолодело внутри:
– Это покойники?
– Откуда! – усмехнулся Базазаел. – Я же не Мессия. Только он может воскрешать умерших, согласно вашей религии, а эти сказки о балах мертвецов – не более чем художественный вымысел. Все наблюдаемые нами люди вполне себе живые. Разве что спят.
– Мы их сон? Они нас запомнят?
– Возможно, но ответы на свои вопросы они запомнят наверняка.
В этот момент от прибывающей толпы людей отделился молодой человек, и легкой походкой направился в их сторону.
– Интересное начало, – улыбнулся Базазаел.
Юноша был воплощением мечты миллиона женщин: молодой красавец с глубоким умным взглядом, великолепно сложен, с холеной кожей и спокойной мимикой. Он поприветствовал Базазаела и обратился к Миле:
– Я глубоко несчастен из-за того, что не могу встретить свою возлюбленную, хотя пользуюсь у женского пола большой популярностью. Как-то мне встретилось изречение, гласящее: что тех, кого любят все, на самом деле по-настоящему не любит никто. И стало понятно, что это сказано обо мне. Теперь я готов потерять свою внешность и стать последним уродом на земле, лишь бы эта потеря сулила мне встречу настоящей любви, – он сказал это искренно, и уронил голову на грудь.
– Что скажешь? – спросил Базазаел у Милы.
– Не надо отчаиваться. Такой прекрасный юноша, как вы, не может остаться одиноким. Она однажды обязательно встретиться на вашем пути. Вы узнаете ее стразу же…
– Какая распространенная глупость, – бесцеремонно оборвал ее Базазаел. – Испытать любовь, если повезет – чушь! Встретить того, кто нас полюбит, вместо того, чтобы обрести способность любить – заблуждение. Почему вы считаете, что любить – это просто, если подвернется подходящий объект? Запомните, молодой человек, что способность любить и быть счастливым в этой жизни зависит от самого человека, а не от превратностей судьбы. Истинная любовь к женщине приходит только к тем, кто способен любить ближних и самого себя, а не заниматься самолюбованием. Ваш нарциссизм уничтожает это великое чувство. Закончим с этим.
Разочарованный юноша побрел к выходу.
– Проиграла! – закричала, смеясь, нарядная публика.
Мила обиделась на людей, которые только что смотрели на нее с таким восторгом. Чтобы как-то сгладить ситуацию, она обратилась к Базазаелу с вопросом:
– Он сможет когда-нибудь полюбить?
– Нет. Он выберет свою спутницу, как в супермаркете – по параметрам внешности, статуса и материального положения, которая будет способна поддержать его внешний блеск и выбранный им же имидж. В благодарность за ее усилия он постарается внушить себе, что любит ее.
От ответа лучше не стало. А перед ними уже стоял следующий персонаж.
Вернее, стояла. Источая сильнейший запах перегара, с подбитым глазом, покачиваясь, виновато улыбалась молодая женщина. Встретившись со строгим взглядом Базазаела, она впала в пьяную истерику, сквозь которую еле-еле можно было разобрать слова:
– Сама не знаю, как это получилось. Танька сказала: рожай пряма здесь, в роддоме карточку заведут, от ребенка не отмажешься. А на что я его буду кормить? В деревне работы нет. Так мы и сделали. Родившегося мальчика завернули в покрывало, и ночью на Сережкиной машине отвезли на крыльцо районной больница. А соседка Танькина – сволочь, все видела и в полицию стукнула. Меня родительских прав лишили. А ведь я хотела забрать его, как только работу найду. И забрала бы… забрала… клянусь!
В повисшей паузе были слышны только всхлипы пьяницы. Все смотрели на Милу.
– И правильно сделали. Что такая женщина может дать ребенку? Хотела бы найти работу, уже нашла бы. Если бы ей оставили младенца, она продолжала бы пить и плохо ухаживала бы за ним.
– То есть, ты понимаешь, что ждет этих людей. А значит, можешь им помочь.
– Кто? Я?
– Да, ты. Легко осуждать ближнего. А что ты сделала для того, чтобы помочь подняться упавшему, хоть раз в своей жизни?
– Для этого есть специально обученные люди.
– Для этого есть совесть и понимание, что при всей уникальности каждого пришедшего в этот мир индивида, все человечество – это одно целое. И каждый из вас несет ответственность за поступки другого. А пока вы перешагиваете через споткнувшихся, при своем движении, как вам кажется, вперед, ваши цели будут недостойными, как и путь к ним. Страдания женщины, которую ты не поддержала, искренние и чистые. Она испытывает настоящую материнскую любовь к своему чаду, но рядом с ней нет настоящих людей, которые поддержали бы ее в этом чувстве.
Сказав это, Базазаел поднялся из кресла и спустился к несчастной. Он нежно обнял ее за плечи и указал направление, в котором она должна двигаться к выходу.
Толпа рукоплескала и выкрикивала: «проиграла».
– Она встретится со своим мальчиком? – спросила Мила у вернувшегося Базазаела.
– Нет. Эта женщина будет много пить, потом попадет в тюрьму, вернется оттуда сломленной и совершенно больной, и закончит свои дни в социальном приюте, так и не встретившись со своим ребенком. Кстати, парень окажется в хорошей семье, и никогда не узнает, что у него была другая биологическая мать. Кажется, у вас принято успокаиваться подобным.
Перед ними стояло целое семейство: прилежная, во всех смыслах, дама обнимала двух своих опрятных и розовощеких сыновей, – одного постарше, второго помладше. Эта сцена была полной противоположностью предыдущей.
– Я живу ради своих детей, – начала рассказ мать семейства, – как и должна поступать настоящая женщина. Мой долг – защитить их от невзгод этого мира, дать им лучшее питание, лучших учителей, помочь устроиться на хорошую работу. Я буду жертвовать всем ради них, и они оценят мои усилия и поймут, что такое настоящая материнская любовь. Это не просто слова, я являюсь этому живым подтверждением. Я буду рядом со своими детьми до последнего вздоха.
– Что здесь можно добавить? – пожала плечами Мила.
– Чудовище! – неожиданно громыхнул Базазаел. – Задача матери – не только ухаживать за своими детьми и учить их безопасно общаться с этим миром. Ее главная задача – научить ребенка любить этот мир, а для этого она должна желать отделить его от себя и дать ему свободу выбора. А что делаете вы? Вы огораживаете своих детей от этого мира высокими заборами, гувернантками, салонами автомобилей, дорогим образованием – где, по вашему мнению, не может быть «чужих» людей. Вы выбираете им профессии, друзей, жен и мужей. Вы это делаете потому, что сами испытываете страх перед этим миром! Только мать способна научить свое дитя быть счастливым. А как она это сделает, если всепоглощающая тревога заставляет быть ее несчастной? Чрезмерная забота матери свидетельствует о том, что она не способна любить, и поэтому вынуждена с усердием компенсировать отсутствие этого чувства. Вы ломаете детям судьбы и лишаете их осознания того, что им выпало огромное счастье родиться и жить на свете!
Не дослушав гневную речь, испуганная родительница ретировалась обратно, прижимая к себе своих ангелочков.
Стараясь не реагировать на ликование праздной толпы, Мила поинтересовалась:
– Как сложится судьба этих мальчиков?
– Старшего матери удастся привязать к себе. Он проживет с ней всю жизнь и будет довольствоваться званием «любящего сына», которым его наградят немногочисленные друзья семьи. Неудачно женится на выбранной для него женщине, и будет всю жизнь терпеть ее, как терпел требования матери. В воспитание младшего вмешается его бабка по отцу – сильная и мудрая женщина, которая много добилась в этой жизни. Она поможет ему адаптироваться в этом мире и, когда он захочет пройти службу в армии, благословит выбранный им путь. Попав в горячую точку, в первом же проигранном сражении он вынесет из-под огня раненых товарищей, и поймет, что его призвание – спасать людей. Он станет известным хирургом. Вы будете прославлять его имя, а он будет считать наградой каждую спасенную жизнь. Его мать, узнав об опасностях, которым он подвергался, навсегда поссорится со свекровью, так и не оценив, какую важную роль та сыграла в его судьбе.
…Люди тянулись бесконечной вереницей: брачные аферисты, главы семейств, монашки, невесты, жены и старые девы. Было ощущение другого времени и пространства. Крики о проигрыше изматывали до смерти и, когда казалось, что все силы исчерпаны, появлялся карлик с чашей из мутного стекла, в которой болталась на дне зеленая жидкость. Мила выпивала ее содержимое, слегка пьянела, и с новыми силами приступала к действу. Это становилось похожим на пытку.
– Как ты себя назвал? – обращался Базазаел к юноше глуповатого вида.
– Секс-коучер, – повторил тот.
– Как можно быть тренером там, где пролегает путь только для двоих? Попытка преобразить человеческие инстинкты с помощью упражнений или тантрических медитаций, с целью достижения яркого оргазма – пустое развлечение, если в отношениях не присутствуют чувства. Еще в начале прошлого века клинические испытания показали, что люди, посвятившие свою жизнь неограниченному удовлетворению сексуальных желаний, никогда не достигали счастья, а напротив – заканчивали свою жизнь с тяжелыми невротическими заболеваниями. Вы не просто сильно отстали от жизни, молодой человек, вы еще калечите ее себе и окружающим.
Происходящее, несмотря на всю правильность сказанного, имело какое-то натяжение, в котором есть точка, как у стекла. И если ударить по ней – все рассыплется и обнаружит настоящую истину, скрываемую этим действом.
– Что скажешь?
Вопрос Базазаела выдернул Милу из размышлений.
– Хватит! Мы останавливаемся на настоящий отдых.
– Как скажешь. Разве это может продолжаться с уставшим «защитником»? – и с усмешкой встал со своего кресла.
Мила устало запрокинула голову кверху. Там, в надвигающемся космосе, взорвалась гигантская сверхновая звезда. И, быть может, в этот самый момент она поглощала своим адским пламенем миллионы или даже миллиарды мыслящих существ.
– В чем смысл?! – крикнула Мила в спину уходящего Базазаела.
– Чего именно?
– Гибели миллионов цивилизаций.
– Видишь ли, дорогая, это закон существования вселенной. Превращая все живое в пыль, она разносит эти частицы в свои уголки, более пригодные для развития жизни, в том числе – накопленную генетическую память мыслящих существ. Ждать, пока вы сможете перемещаться и делать это самостоятельно – утомительное по времени и, чаще всего, бесполезное занятие.
– Как цинично.
– Отчего же? Каждая осознающая себя тварь все знает о прошлом и настоящем, и только будущее никому не известно, кроме одной единственной определенности – что каждого из вас впереди ждет смерть, – с этими словами он развернулся и продолжил свой путь.
Где же эта точка натяжения?
По залу с веселым задором бегала Герхама, она пыталась поймать смеющегося малыша, отбившегося от своей матери.
– Что ты здесь сидишь? – обратилась она к Миле, поднимая на руки хохочущего мальчугана.
– А что мне делать?
– Идти в альков Базазаела, – хмыкнула Герхама.
Зал пустел, и Мила последовала к выходу.
За гардинами, вместо будуара, обнаружились длинные коридоры с альковами по бокам. В них, на огромных ложах, устраивались пары. Все те же мужчины в разноцветных смокингах располагались на меховых покрывалах, не снимая с себя костюмов, и их обнаженные подружки, целуя своих спутников в щечку, клали свои роскошные головки им на плечо.
Альков Базазаела был расположен в самом конце коридора. Он лежал совершенно голый, прикрыв себя меховой шкурой. В воздухе чувствовалось вожделение, которое электрическим током пробегало по всему телу.
Подойдя к краю ложа, Мила поставила на него колени, и на четвереньках стала двигаться к нему.
– Остановись, – улыбнулся ей Базазаел. – Мы не можем здесь иметь связи с земными женщинами. Разве ты не читала? Согласно Книге Еноха, от нас рождаются исполины и маги. Вероятнее всего, это легенда. Но что делать?
Чтобы как-то сгладить ситуацию он погладил Милу по волосам.
– Не обижайся. Ложись рядом с Нюсей.
Мила перевела взгляд на лежащую в ногах кошку, и та, как ей показалось, ободряюще подмигнула.
Покорно, поджав ноги к груди, она легла рядом с кошкой, стыдясь мысли о том, что он знал о ее желании. К счастью, очень быстро пришел спасительный сон.
* * *
Летняя альпийская прохлада окутывала сумрак надвигающегося вечера. Седовласый мастер выводил кистью линии замысловатого узора на сводах арки деревенского костела. Он стоял на деревянных козлах, всматриваясь в свою работу, пока это позволял уходящий день.
– Достаточно на сегодня, – позвал его снизу священник.
Мастер ловко спустился и принял из рук духовника лепешку и кувшин молока.
– Смотрю я на тебя и на твою работу, и думаю, что ты большой художник. Какая беда заставила тебя появиться в наших краях?
– Спасибо, отец, за кров над головой, и за возможность заниматься с детишками рисованием. Без этого я потерял бы смысл жизни.
– Ой, только не накличьте на меня беду этими своими собраниями.
Священник встал и побрел в темноту.
– Не накличем, святой отец, ибо мы творим добрые дела.
Тот только махнул в ответ рукой.
В это время церковный служка зажег светильник под сводами уличного навеса костела. И на свет, как ночные бабочки, стали слетаться дети разных возрастов. Самый маленький подбежал к мастеру, прижимая дощечку к груди.
– Мы будем сейчас рисовать ангелов, дядя? – спросил он.
– Нет. Рисуем мы днем, когда хорошо видно наши работы. А сегодня вечером мы будем слушать сказки об ангелах, чтобы лучше знать, как мы завтра изобразим их, – и посадил мальчика к себе на колени.
Так было каждый летний вечер: как только солнце пряталось за макушками гор, топот маленьких детских ножек по каменистым тропинкам разносился по всей деревне в направлении местного костела. Иногда приходили и взрослые, чтобы послушать искусного рассказчика о легендах ушедших времен.
Казалось, что ничто не может разрушить идиллию этих вечеров, если бы не началась междоусобная война, раздутая королями и герцогами из-за пустяковых притязаний и обид.
Полк французских солдат, разбивших лагерь около городка, расположенного ниже у подножья гор, внезапно ощерился и ночью напал на мирную деревушку.
Мастера разбудил сильный стук в дверь.
– Вставайте! Беда пришла в наш дом! Солдаты устроили резню и погромы. Спасайтесь! – это священник бил своим посохом по деревянным доскам.
Мастер выбежал из своего убежища и увидел в зареве горевших домов мечущихся людей. Страшная картина дополнялась криками раненых мужчин, и плачем женщин и детей. Не мешкая ни минуты, он побежал вверх по склону на помощь к стонущим людям. Перепрыгивая сразу через несколько каменных уступов и хватаясь за колючие кустарники, мастер очень скоро оказался в эпицентре погрома, в котором безошибочно угадывался предводитель.
Французский офицер – могущественный и красивый – стоял, широко расставив ноги, в бликах кровавого зарева, и на вытянутой руке держал за волосы девушку-подростка, которая билась в разные стороны, пытаясь вырваться из его лап.
– Ты хочешь сразу умереть, мерзавка, или прежде стать моей женой этой ночью? Если ты не будешь царапаться и кусаться, я постараюсь сохранить тебе жизнь.
Шакалий хохот солдат прорезал гневный окрик:
– Не сметь!
От неожиданности все смолкли и обернулись на седовласого исполина, выросшего за их спинами.
– Ты кто такой? Ты смерти своей ищешь, старик? – как-то неуверенно спросил офицер.
– Я твоя удача, если ты разумный человек, – мастер прошел к офицеру сквозь толпу расступившихся солдат. – Отпусти девчонку. Мне надо с тобой поговорить, как мужчине с мужчиной.
Рука вояки разжалась, и девочка, подбежав к мастеру, обняла его за талию и уткнулась в него лицом.
Просунув руку в нагрудный мешок, мастер достал оттуда сложенный лист плотной бумаги.
– Вот, посмотри. Тебе должен быть хорошо известен этот документ и его сила, которая преображает судьбы и дарит могущество.
Один из солдат выхватил бумагу из его рук и передал ее офицеру.
– Карт-бланш Короля-Солнца?! Как он у тебя оказался?
– Тот, кто его выдал, хорошо помнит эту причину. При дворе также найдутся вельможи, которые подтвердят его подлинность.
– И что ты хочешь взамен?
– Дай день на то, чтобы эти люди могли покинуть свои дома и уйти в горы. Они не возьмут с собой ничего, и ты сможешь, вернувшись, забрать весь их скот и зерно, но – никого при этом не убивая и не насилуя.
– Ты говоришь дерзкие речи, старик. И где ты видел людей? Это же презренные вальденсы, которых прокляла католическая церковь.
– Вальденсы не сделали тебе ничего плохого, и твои солдаты не так сыты и обеспечены, как войска Папы. Дерзить мне позволяют обстоятельства и твой невысокий чин. Но пройдет совсем немного времени, и самые величественные вельможи королевского двора будут в почтении склонять перед тобой головы, а фаворитки короля – мечтать попасть в твою постель.
Офицер рассмеялся с нескрываемым удовольствием:
– Я могу оставить эту бумагу у себя силой.
– Не можешь. Когда ты позволишь нам уйти, я вернусь к тебе и сделаю на документе надпись, что передал ее тебе добровольно, а ты за это не будешь нас преследовать.
– А ты хитер, старик. Что ж, будь по-твоему. Зачем нам эта нищая деревня, если мы можем стать богаче войска Папы! Уходим, мои верные солдаты, на встречу с великой Фортуной.
И под бурное ликование солдаты стали покидать деревню.
– Беги, расскажи всем, что мы собираемся на прежнем месте около костела. Пусть не берут с собой ничего, что может замедлить наше бегство. Быстрее! – обратился мастер к девчушке, оторвав ее от себя.
На площади около костела очень быстро стали собираться люди. Они ничего не взяли с собой, кроме больных и раненых родственников, которых приносили на руках и клали на землю.
– Об этом я совсем не подумал. Что же нам делать? – грустно спросил мастер у священника.
– Уходите в ущелье. Там, как мне известно, разбил шатры табор цыган. Их ждет та же участь, если они не покинут эти места. Предупреди их о надвигающейся опасности.
Это благодарное племя поможет вам спастись на своих кибитках. Бежать вам надо под защиту Герцога Савойского, он сейчас враждует с Францией и в разладе с Папой. И вот еще: возьми мое послание, которое передашь настоятелю первого же монастыря, встретившегося на твоем пути в горах. Монастырская почта опередит вас на несколько дней, и вам окажут помощь на всем пути следования. Только не заходите за ворота монастырей, иначе накличете беду на людей, которые будут оказывать эту помощь.
– Спасибо, святой отец, – мастер принял из рук священника послание и прижался к его ладони губами.
– Ну, с Богом! Не мешкайте. Пора в путь.
Поднявшись на склон, мастер обернулся в сторону костела и, разглядев в пелене серого утра фигуру священника, махнул ему на прощание рукой.
Все было исполнено, как и обещано.
Мастер вернулся к офицеру, который был в стельку пьян от счастья и вина, и сделал обещанную надпись: «Сим подтверждаю, что данный документ передан мной добровольно предъявителю. Подпись: Клод Дангон».
Путь по каменистым дорогам Альп занял несколько долгих дней. На подходах к монастырям их встречали послушники с провиантом и лечебными снадобьями. Они помогали хоронить умерших от ран людей и лечить оставшихся в живых.
На десятый день их встретил монах, который сообщил радостную весть:
– Вам остался день пути. На границе Савойского Герцогства вас ждет могущественный покровитель, который, прослышав про вашу беду, с разрешения Великого Герцога возьмет вас под свою защиту и решит вашу судьбу.
Очень скоро путники убедились в правоте сказанного монахом. Уже вечером этого дня они достигли стен монастыря, который без боязни распахнул им свои ворота и предоставил кров над головой.
Клода, после трапезы, пригласили на разговор с таинственным покровителем.
В большом зале со сводчатым потолком, за столом сидел человек в высоком головном уборе и черных одеждах. Руки его были сомкнуты в замок, и он сосредоточено читал книгу в свете пламени толстых свечей, установленных на высокой подставке.
Клод бесшумно приблизился к нему, разглядывая красивое лицо незнакомца.
– Присаживайся, – приказал тот, не отрывая глаз от книги.
Клод подчинился и стал тихо ждать, пока незнакомец уделит ему внимание. Тот через какое-то время поднял на него глаза:
– Ты знаешь, кто я?
– Нет. Но лицо мне ваше определенно знакомо. Может, мы сталкивались с вами в моей прежней жизни, когда я работал на шелковой мануфактуре?
– Сомневаюсь. Я никогда не интересовался производством шелка.
Повисла пауза.
– Нам сообщили о вашем желании оказать покровительство, – начал робко Клод.
– Вам? Это кому?
– Вальденсам. Мы подверглись незаслуженному гонению, и нуждаемся в помощи.
– Я готов оказать вам ее, но только после искреннего ответа на мой вопрос: почему вы подвергаете опасности ваших близких и родных? Чего вам не хватает в католической вере такого, что вы готовы идти ради своих убеждений на смерть?
– Мне жизни не хватит, чтобы ответить за всех, кто хочет просто пройти отпущенный ему жизненный путь, прославляя имя Христа. А за себя я могу сказать лишь одно, что никогда не предам веру своей погибшей жены, и не прощу смерть казненной дочери.
Мастеру показалось, что его собеседник вздрогнул, и он еще внимательнее вгляделся в его лицо.
– Я вспомнил! Это был день казни моей дочери. Вы отпускали моей девочке грехи. Ее звали Авелин… Авелин-Мария Дангон. Я Клод Дангон. Я принял вас тогда за ангела и думал, что вы спасете мою дочь.
Пальцы в замке рук собеседника сжались до белых костяшек. На лице отразилась мучительная гримаса.
– Простите болезненную фантазию отца, убитого горем. Тот день изменил всю мою жизнь. Я потратил много лет на дела, которые помогли мне не очерстветь сердцем. Я понимаю, вы не могли тогда ничем помочь ей. Спасибо, что не отказались стать последним человеком в ее жизни, от которого она услышала добрые слова.
– Я вам помогу, – резко оборвал Клода незнакомец, – в прошлом мое имя было: Жан Поль Батиста Лоба, Приор Ордена Святого Доминика, ныне я стал Генералом Ордена Иезуитов. Моих огромных связей хватит для того, чтобы защитить не только вас, но и всех вальденсов Франции. В моих силах попросить о помощи правителей протестантских стран. Я соберу пожертвования, чтобы обеспечить вашу безопасность. Вы, Клод, готовы возглавить это движение?
– Спасибо, добрый человек. Теперь я вижу, что община находится в сильных и надежных руках. Только придется поискать среди нас другого вожака, мое сердце стало слишком слабым для таких больших дел.
– Хорошо. Пришлите ко мне завтра этого человека. А сейчас мне необходимо с вами попрощаться.
– Только один вопрос. Что стало с телом моей дочери? Его предали земле?
– Я всегда думал, что его забрали родственники.
– Увы, это не так. Надеюсь, что с моей девочкой поступили по-христиански.
