Глава 21
Аврора

Мне хочется сбежать из комнаты, трудно притворяться, что я заинтересована, когда отец то и дело поглядывает на меня, следит за выражением лица. Я стараюсь удерживать улыбку как можно дольше, с периодичностью в несколько минут изображая восторг.

Все дело в том, что я еще не сказала ему об отказе от Перехода, и он пригласил стилиста и дизайнера платьев к нам в дом, чтобы я выбрала наряд для моей грядущей Церемонии. Папа точно придет в ярость, если я объяснюсь с ним! Будет проводить со мной долгие, нудные беседы, с целью переубедить. Он изведет меня, как изводил маму, так или иначе, добившись какого-то результата!

Нужно знать моего отца, прожить с ним несколько лет под одной крышей, когда двери дома закрыты на все засовы, и он может не бояться быть собой. Он не тиран, никогда не поднимал на нас руку, но работа отложила отпечаток на его характере. Организатор Церемонии Перехода — таких людей в Византии всего пятеро и он один из них. Он жесткий, бескомпромиссный в принятии решений, и он никогда не позволит и тени пасть на его репутацию.

Дочь организатора Церемонии, вдруг отказывается от принятия Яда бессмертия? Исключено! Отец всегда в центре внимания, он марионетка, безусловно, но он и руководит другими куклами. Если его карьера внезапно разрушится, это повлечет за собой и другие обвалы, а это в свою очередь может привести к исключительно опасным последствиям. Самый простой пример — слухи о самом главном Бессмертном, Дориане Блэке, они привели к бунту. И как было бы не удивительно, но мой отец в данный период времени важнее Блэка, поэтому я не представляю, как объяснить ему свое решение.

Очередь третьего туалета. На этот раз в центре гостиной появляется струящееся платье с закрытыми плечами, оно имеет слегка желтоватый оттенок, что очень заметно в сравнении с двумя предыдущими, идеально белыми. Я позволяю себе слегка нахмурить брови и сморщить губы, давая понять отцу, что не заинтересовалась им.

Вообще ни одним из них!

Папа щелкает пальцами и маленькая, темноволосая девушка-дизайнер уходит с передвижным манекеном готовить следующий наряд. Я отворачиваюсь, смотрю в окно с правой стороны.

Как отец может заставить меня принять Яд? Если он поймет, что уговоры не сработали, применит ли силу? Представляю это — двое стражей заводят меня в зал Церемонии, а третий разжимает челюсти и запихивает яблоко. Они что, и прожуют за меня в таком случаи?

Нет, так он не поступит на глазах у сотни присутствующих и миллионов телезрителей по всему миру, но он может заставить меня принять Яд еще до начала Церемонии! И я не смогу противостоять ему.

Нужно бежать немедленно! До Перехода осталось два дня, если отец усомнится в моем решении стать Бессмертной, он сделает это насильно, для него слишком многое поставлено на карту. Речь идет о репутации Византийского правительства!

— Папа, я тут подумала — мне больше всего нравится первое! — изо всех сил изображая восторг, обращаюсь я к нему. Улыбка точно прибита к моим губам. — Я решила, мы берем его.

Миниатюрная девушка уже успела выволочь на центр гостиной манекен в очередном наряде, но на моих словах с улыбкой разворачивается, чтобы уйти.

— Ты уверенна? — слегка озадаченно спрашивает отец. Просто он один из тех многих мужчин, которые считают, будто красивая вещь способна изменить настроение девушки к лучшему.

— Оно мне нравится, правда. — я отвечаю поспешно, не находя в себе больше сил лгать. Нам с ним нужно объясниться, или хотя бы оставить на какое-то время тему Перехода.

Посторонние уходят, и дом снова наполняется нашим с отцом одиночеством. Он идет в кухню, выливает в стакан остаток виски и, не садясь на стул, задумчиво смотрит в широкое окно. Теперь он делает так гораздо чаще; покидая комнату, мыслями уносится куда-то далеко. Я хотела бы думать, что он вспоминает маму, хотя бы ее, точно не Дио. После гибели брата, мы заговаривали о нем всего несколько раз, и это всегда заканчивалось слезами отца, после чего папа становился, будто старше на несколько лет. Единственный, горячо любимый сын — тема, способная выбить моего отца из колеи.

Мама — другое дело. Когда вечерами он не был занят на работе допоздна и когда не напивался в одиночку, сидя напротив окна открывающего панораму Византии, рассказывал мне разные истории из их юности. Почти никогда о взрослых годах их совместной жизни. Коротенькие, забавные воспоминания о двух влюбленных людях, живших в достатке и бравших от огромного города все возможное. Мне всегда было легко после этих историй, они не были поучительными или способными пробудить во мне печаль. Обычные воспоминания, о людях, будто бы и не знакомых мне.

Что бы я ни узнала о проблемах между мамой и отцом в последние годы ее жизни, я никогда не усомнюсь в том, что он любил ее и любит до сих пор. Эта горечь, заметная невооруженным глазом, выражаемая в его долгой задумчивости и уходе от себя — говорит мне о любви. Он до сих пор ужасно по ней тоскует, так, как только умеют тосковать взрослые люди. И невысказанность правды, делает его печаль еще сильнее.

В этом я могу ему помочь.

— Почему она оставила меня с тобой, а сама отправилась к революционерам? — льется мой голос, когда я оказываюсь за спиной отца.

Папа оборачивается, не полностью, так чтобы зацепить меня краем глаза и снова отворачивается к окну. Я дам ему какое-то время. Мне больше не нужно от него никакой истины, правдивой детальной истории о случившемся, я всего лишь хочу поговорить с отцом, как говорят с родным человеком, разделяя его скорбь.

Молчание затягивается, но сделав последний глоток алкоголя, отец заговаривает далеким еле слышным голосом:

— Она всегда была лучше, чем я думал. Твоя мама. Знаешь, кого она мне напоминает, какой была, когда я ее встретил? Как твоя подруга, Афина! Красивая, слегка высокомерная, с хорошим воспитанием и светлым, обеспеченным будущим. Я и представить не мог, что однажды мы поженимся, да еще и детей заведем! Я полюбил ее за красоту, что тут скрывать, со всеми мужчинами так. Но она оказалась куда сложнее, добрее, я не знал, насколько она прекрасна внутренне. Твоя мама научила меня видеть то, к чему я всегда был слеп. — отец берет паузу, сглатывает ком подступивший к горлу и продолжает, уйдя глубоко в себя. — Теперь я вижу, что ты как она, с годами, вы почти неразличимы. Мы не были идеальными, Аврора, больше всех был не идеален я. Я жил только своей работой, отдавал все ценные минуты жизни с вами этому треклятому городу, позволяя самому настоящему злу твориться вокруг меня. В тот день, когда твоя мама собралась уйти от меня, забрать тебя и Дио… я разозлился! Она просила, требовала, умоляла забрать вас с собой, но я не позволил вам и шагу ступить из дома! Ночью она собрала вещи, забрала брата из его комнаты, и пошла за тобой, хотела сбежать тайком, но ты в ту ночь забралась ко мне, и уснула на моих руках… Она хотела увезти вас обоих, но не посмела тогда войти в спальню и выкрасть дочь из отцовских рук. Вот так! Вот и вся великая тайна, вся история…

Я не плачу, хотя с первых его слов думала что разрыдаюсь. Внутри меня опустошение; когда ничего нет, тогда и нечему болеть. Отец же выглядит поверженным; тяжело опускается на стул, расстегивая еще одну пуговицу рубашки.

Она не смогла выкрасть дочь из отцовских рук. Воображение рисует мне картину: мама заглядывает в спальню, полная решимости увезти с собой детей, увидев меня, мирно посапывающую на плече у папы, мама внезапно понимает, что не сможет этого сделать. Как бы это не жестоко по отношению ко мне, но она не даст отцу остаться в полном одиночестве! Это не правильно, даже бесчеловечно, делить детей между родителями, но моя мама думаю, видела в этом единственный возможный выход. Она спасла мою жизнь! Если бы тогда мы отправились в Олимп втроем…

— Ты не виноват папа, что мы ее потеряли. Не ты убил ее. — я сжимаю его плечо, склонившись над ним и вдыхая присущий только его волосам, особенный запах. — Я рада, что мы поговорили.

Он нежно и благодарно хлопает меня по руке, и я знаю, что могу оставить его.

Одна, в своей комнате, я лежу на кровати, раскинув руки и ноги по сторонам. Я словно потерпела кораблекрушение, но выжила, и сейчас, устав сражаться за жизнь, мирно болтаюсь на поверхности. Я многое узнала за прошедшие несколько недель, еще больше пережила! Это не сделало меня сильнее, точно не счастливее, но сделало другой. Я была у подножия лестницы, а теперь ощущаю себя так, словно преодолела большую часть ступеней, и осталось всего несколько.

Я все оценила, рассмотрела свои чувства и подлинные желания. Нет ничего важнее любви к Лео! Ничего и нет кроме этой любви. Я дышу им. Я умираю без него. Я бы никогда не смогла выбрать на его место кого-то другого. Он — каждая моя мысль. Он — спектр боли и центр наслаждения. И если не я предназначена ему судьбой, то он предназначен мне точно! Я влюбилась в него навсегда.

Этой ночью я выкраду из сейфа отца свое яблоко, предназначенное для Церемонии Перехода и сбегу с Лео. Как можно дальше от Византии. Нужно спасти его от сомнений! Я чувствую, что стоит чему-то случиться, как Лео оборвет тонкую нить связывающую нас. Я спасу его для себя. Спасу для него самого. Мы станем Бессмертными!

Я задремала, прокручивая в голове план побега. Тянусь к многофункциональному браслету и вижу, что сейчас 1:30. За окном черное небо. Как неожиданно пришло время действовать. После тумана в голове оставленного сном, приходят сомнения. Я начинаю сомневаться, что у меня получится сбежать. Куда мне пойти? Как я смогу найти Лео на первом уровне, я ведь не знаю там ли он сейчас. А если проснется отец, когда я буду в его кабинете….

Стоп! Тупо лежать в кровати и прислушиваться к запредельно быстрому биению сердца, куда мучительней! Я должна подняться. Должна следовать тому, что посчитала правильным. Так и поступаю. Надеваю спортивный костюм из нежной белой ткани, сверху накидываю осеннюю куртку, достаю из дальнего угла шкафа рюкзак и, поспешно наполняю его книгами и своими письмами. Все до единого со мной.

Выхожу из комнаты и прислушиваюсь: тихо, отец уже давно должен спать. Волнительные минуты; я у двери в кабинет отца, если я не буду осторожной, и он застукает меня у сейфа, я навсегда останусь пленницей Византии, и Лео уже не сможет меня спасти. Папа заставит меня принять яд, и… под его действием я забуду о своих чувствах, так же, как Афина забыла Спартака.

Я этого не допущу. Давай же, смелей!

Сверкающий в ночи небоскреб, расположенный напротив нашего бросает свет, кабинет отца освещен. Внезапно меня бросает в жар, я замираю посередине комнаты: включил ли Лео сигнализацию, после того как мы прокатились до Неона? Не помню. Если нет, тогда отец мог заметить это и, может быть, он уже давно знает что я, что-то скрываю от него. А вдруг он все время следил за мной, следит и сейчас? Мне слышатся негромкие, но тяжелые шаги в коридоре…

Ты паникуешь!

Все это, просто последствия моего волнения; отец спит в своей кровати, и даже если я начну петь на весь дом, он не проснется, потому что чертовски пьян! От этой мысли мне становится немного легче, и я двигаюсь с места. Тянусь к сейфу, и даже зная, что он плотно закрыт, пытаюсь открыть металлическую дверцу. Блок. Еще бы! Не мог же папа оставить плод Дориана Блэка на рабочем столе.

В любой другой ситуации я бы и не пыталась проникнуть в тайник, я бы сбежала и без яблока, но я прекрасно знаю код, совсем не сложно. Дата рождения Дио. Как-то гадко себя чувствую, обворовывая собственного отца, используя память о погибшем брате. Все еще могу уйти без подлости по отношению к отцу, зная какую боль ему доставит мой поступок. Но Лео…

Еще не знаю, что мы сделаем с яблоком, продадим его на черном рынке, чтобы добыть денег для дальнейшего путешествия или попытаемся отравиться им, кусая по очереди, но без него уходить я точно не должна. Не напрасно же я уговаривала Лео стать Бессмертным? Время без ограничений то, о чем я мечтаю для нас.

Хватит размышлять, для этого больше нет ни минуты. Набираю шесть цифр и, сейф открывается. Вот оно — наше будущее! Рука тянется к яблоку, и я вынимаю его из темноты металлической коробки. И в полумраке отцовского кабинета, прекрасно видно, как спел и налит энергией плод. Словно облитая воском, идеальная гладкая поверхность яблока поражает своим насыщенно-красным цветом. Точно его сорвали с самого здорового и лучшего дерева, всего секунду назад. Столько жизни в обычном яблоке… Оно так и манит вкусить запретную великолепную плоть… Нужно лишь поднести к губам и сделать укус, и мир навсегда изменится для меня, не будет больше ни страха, ни боли, а только вечный покой, дарующий счастье. Ну же, смелее Аврора, попробуй бессмертие на вкус! Неужели, все те люди из подвала Блэка, отдали свои жизни зря? Обрети покой…

Без Лео, ни за что!

Будто обрываю чей-то несуществующий голос, звучавший голосом Дориана Блэка. Чушь полная. Бросаю яблоко в рюкзак и выхожу из кабинета. Я хочу попрощаться с отцом, но ноги сами собой несут меня в холл, к выходу. Я должна увидеть его в последний раз, кто знает, увидимся ли мы когда-нибудь снова, но я не могу рисковать, Лео дороже всего.

Очередной ступор за рулем магнитомобиля. Куда дальше? Я уже вне стен дома — это плюс, но как продолжать путь я не знаю, и это — минус. Я смотрю через лобовое стекло на кажущееся таким близким небо, мерещится, что начинает светать и укрывающий меня темный полог ночи вскоре рассеется. Днем будет сложнее. Отец проснется и подымет тревогу! Поэтому, оставшиеся пара часов ночи — мои единственные союзники.

Лео с сестрой остановились у каких-то знакомых на первом уровне, и главная проблема их поиска в том, что первый уровень огромен! Территория, на путешествие по которой, уйдет день, а о поиске двух людей среди миллионов и речи идти не может. Я должна что-то придумать. Думай Аврора, думай! Мне определенно нужен тот, кто знает город как свои пять пальцев, тот, у кого множество друзей…

Черт возьми, я знаю, кто мог бы мне помочь! Знаю, но как мне набраться смелости заговорить с ним снова? Парис. Такое ощущение, что с момента нашей последней встречи — когда он передал меня в руки Лео у горящего дома в Олимпе — прошли года. Как только я вспоминаю о нем, его лицо предстает перед мысленным взором. Тогда, отпуская его руку, я думала, больше не увижу его. Я смерилась с этой мыслью, и признаться честно — меня это не слишком волновало. Но сейчас я снова в нем нуждаюсь, и снова лишь для того, чтобы он отдал меня Лео. Нагло и грубо просить его сделать это. И, к сожалению, другого выхода у меня нет; скоро и вправду начнет светать.

По тринадцатому магнитному кольцу я мчу к зданию Свободы, но чем оно ближе, тем больше убеждаю себя, что Парис наотрез откажется мне помогать. Или того хуже: расскажет обо всем отцу. Только ничего другого мне не остается.

Управляющий пентхаусом, подрабатывающий и сторожем у Париса, сообщает мне, что хозяина нет дома, и что скорее всего, он сейчас в Неоне. Могла бы и сама догадаться! С чего я вообще взяла, что Парис будет мирно спать в кровати, когда ночь манит столькими соблазнами? Он не пропустит и часа, отведенного для удовольствий.

Снова возвращаюсь на тринадцатое кольцо, пролетаю мимо патруля Стражей — на мгновение, испугавшись, что меня остановят и передадут отцу, словно я маленькая девочка — далее мчу, насколько позволяет магнитная тяга по двадцатому шоссе. Еще несколько пересечений дорог и я на вместительной парковочной площадке клуба.

Кажется, это место вобрало в себя бессмертие всего города, оно неизменно, сколько бы ночей ты сюда не приходил. Я готова руку дать на отсечение: молодежь в белых одеждах стоящая у входа — это те же самые люди, что были здесь день назад, месяцы, годы. Вся их жизнь точно замерла, остановилась у дверей Неона, и они приходят сюда, чтобы разобраться, но находят лишь бесчувственные наслаждения.

Что если Парис не стал дожидаться Церемонии и принял Яд? Тогда ему нет смысла мне помогать, чувства его остыли.

Меня останавливает охранник у входа в клуб. Симпатичный молодой человек с безразличным выражением лица, жестом говорит мне отойти. Черт возьми! Мне что таскать с собой распечатку банковского счета моего отца?

— В этом, — он показывает на мой спортивный костюм, — в клуб нельзя. Прошу прошения. Как только вы будете выглядеть подобающе, наши двери для вас открыты.

Две девушки стоящие за моей спиной, смеются, проходя по разрешению охранника. Идеальные красавицы, облаченные в модные короткие платьица из белого нейлона, не удивлюсь, если одна из них (а может и обе) сегодня окажутся в постели Париса. Если я не нарушу их планы.

Двери открываются, когда подружки входят, и мне в лицо хлещет поток невероятно яркого, концентрированного голубого света, оправдывающего название клуба. Мой шанс перекричать странную музыку, смешавшую в себе и басовые ноты, и печальное лепетание скрипки.

— Парис! Парис, это Аврора! Мне нужна твоя помощь! — ору я во все горло. И как только двери вновь смыкаются, я заливаюсь краской, чувствуя десятки глаз устремленные на меня.

Кто-то комментирует мое поведение, кто-то смеется, равнодушных нет. Точно я снова вернулась в старшие классы школы, они всегда остаются неизменными для всех поколений — если ты странный, школьное время обернется для тебя кошмаром. А я как раз была странной, вечно таскала за собой электронную книгу, рисовала принцесс и принцев, державшихся за руки, и словно не замечала того, как вокруг меня все до единого повзрослели, а я точно не успела.

Раньше меня все это непонимание окружающих сильно бесило, я все глубже уходила в себя, стараясь сбежать от реальности на страницы сказок, где все было просто и волшебно, теперь же я словно безразличный наблюдатель за собственной жизнью. Любые голоса из вне больше меня не трогают. Вот и сейчас, услышав смех за спиной, я лишь по обыкновению покраснела, но продолжила стоять на своем месте, чего-то ожидая.

— Там мой друг, я говорю правду, мне очень нужно… — принимаюсь я снова уговаривать охранника меня впустить, но резко прерываюсь.

— Ух, ты! Вот не думал, что ее величество Аврора будет меня искать. Да еще и так громко кричать мое имя на весь Неон, ставя в неловкое положение перед друзьями.

Выходит из главного зала Парис, оставляя за спиной нескладную музыку. Его пухлые губы искажены насмешкой, но глаза источают восхищение. Могу предположить, что он все же рад меня видеть.

— Прости за друзей. — подходя к нему ближе, словно всегда имела права на то, чтобы лишать его личного пространства, извиняюсь я.

— Да плевать мне на них. Что на этот раз с тобой стряслось, неужели снова похитили? Это уже который раз будет…?

— Мне нужна твоя помощь. Снова.

Парис прекращает ухмыляться и, сдавшись, притягивает меня к себе. Да я и сама не знала, что это мне сейчас необходимо — обычные дружеские объятия. Я бы не должна позволять ему так сильно к себе прижиматься, но мне действительно не справиться без его участия, поэтому разрешу ему чуть больше.

— Дай догадаюсь, это из-за глазастика? — очевидно имея в виду Лео, уточняет он.

— Теперь в моей жизни все всегда из-за него. Я сбежала от отца.

Парис чуть отстраняет меня, смотрит, словно говоря — ну ты и дурой бываешь — и делает пару глотков Фликера. Сияющая бледно-голубая жидкость просачивается в его горло, и я вижу сквозь кожу, как она разливается по венам. Красиво, но я бы эту дрянь пить не стала.

— Что я могу для тебя сделать?

— Я сбежала, не посоветовавшись с ним, даже не зная, где мне его найти. Знаю только что он с сестрой на первом уровне…

— Как его зовут? Родился на Окраине?

— Лео. Да, у его родственников большой дом неподалеку от моста, может это как-то поможет.

Парис выпускает меня из объятий и отходит в сторону, активируя свой многофункциональный браслет. Я жду в стороне, невольно разглядывая его со спины.

Еще раз, к собственному стыду отмечаю, как он красив. Сложен просто идеально, а облегающий белый костюм делает фигуру почти божественной. Я вот, например, часто задумываюсь о том, как выглядит мое лицо со стороны, когда я говорю, смеюсь или просто ем, Парис же идеален всегда.

Так и не пришла к какому-то мнению, почему ему нравлюсь? Он может и должен выбирать лучших, а бросает все, своих друзей, Византию, положение в обществе ради меня. Неважно, спишу его симпатию ко мне на особые отклонения в психике.

— Твой мобиль оставим здесь. Так Стражам будет труднее тебя отыскать, когда отец поднимет тревогу. — Парис идет первым, не оборачиваясь, показывает на своей магнитомобиль. — Да и мой летает быстрее.

Когда мы оказываемся в салоне, я задумываюсь: а не позвонил ли он только что моему отцу, не заложил ли меня? — поэтому спрашиваю:

— Как тебе удалось найти Лео так быстро?

Парис смотрит на меня как врач, не знающий, как сообщить пациенту о его тяжелой болезни. Нет, он точно не сдавал меня, но информация, которой он обладает в полном объеме, меня не обрадует.

— Твой глазастик дружит с очень неоднозначными людьми, поэтому он оставил определенные следы.

— Плевать. — тут же вставляю я, подозревая, что сейчас Парис начнет мне распевать новую песенку о том, какой Лео плохой и как я сильно рискую, общаясь с ним.

— Остынь, красавица. Я не собираюсь пытаться отговорить тебя от полной свободы действий, хотя стоило бы! Делай, что считаешь правильным, Аврора, но не забывай, что все твои действия рано или поздно приведут к последствиям.

— Надо же, а ты у нас теперь философом что ли стал? Или это тебя Фликер по мозгам стукнул?

Парис лишь улыбается на мою горячность, а мне между тем совсем невесело. У меня новый приступ паники — я уверенна, что если мы не поспешим, Лео сбежит без меня, и мне уже никогда, никогда его не найти! И думать о таком страшно. Но условия диктует не разум, а глупое, вопящее сердце, требующее Лео, как малое дитя леденец.

Что же это со мной такое? Я такой была всегда и встреча с Лео пробудила во мне эту панику и безумие? Именно безумие! Я — не я, когда думаю о нем и не имею возможности коснуться или увидеть его. Любые физические и моральные законы отступают на второй план, исчезают, если я не держу Лео в поле зрения. Тогда мой мозг работает в странном режиме, мои действия подчиняются лишь одной цели: воссоединиться с ним. Это что-то из области высшей химии, я частица, нуждающаяся в нем, как в источнике существования.

Нужно остановиться, прекратить сжимать кулаки и не нервничать, иначе Парис заметит мое ненормальное состояние и откажется везти меня дальше. Отвлеки его!

— Ты пойдешь на Церемонию? — просто претворяться, что это меня действительно интересует, как при отце с дизайнером платьев.

— А ты? — отбивает он мой вопрос.

Черт! Я не хочу разговаривать о том, какие решения уже приняла или почему не приняла. Мне просто нужно, чтобы он отвез меня к Лео, просто нужно снова его увидеть и тогда все будет хорошо!

— Не думаю, что бессмертие — для меня, учитывая то, где я хочу провести остаток жизни.

— И где же?

Мы переходим на межуровневую магнитную дорогу, несущую нас на первый уровень. Лео становится ближе. Если удача улыбнется мне, хотя бы раз в жизни, я увижу его этой ночью!

— Точно не в Византии, мне здесь не место!

— Так вы с глазастиком отправитесь на Окраину, или дальше?

— Не называй его так! Не знаю я куда мы, черт возьми, отправимся! Просто отвези меня к нему, если действительно знаешь, где он. — вспыхиваю я.

Парис ошарашено поглядывает на меня, глупо получилось. Если бы он провел со мной на пару часов дольше, он бы убедился в том, что окружающие понемногу всегда во мне замечали — сумасшествие. Я зациклена на Лео, как стрелки неисправных часов, замершие на отметке 12. Я ощущаю себя отравленной, мое время на исходе и единственное противоядие — это Лео. Я должна увидеть его как можно скорее!

— Это здесь. — наконец-то Парис говорит то, чего я так давно жду.

Мы выходим из мобиля — он выходит, а я выскакиваю — и идем в тускло освещенный переулок, заканчивающийся жилым двориком. Меня немного покачивает, резкое изменение давления на уровнях.

— Вот этот дом, по имеющейся у меня информации твой мальчик здесь. — Парис встревожен моим состоянием, но пытается это скрыть.

— Спасибо, серьезно. И я буду благодарна, если ты ничего не скажешь моему отцу.

— Буду молчать, как парень без языка!

Я нервно улыбаюсь. Лео должен быть здесь! Если он не в этом доме, тогда у меня больше нет шансов его найти…

— Хочешь, я подожду тебя?

— Нет, поезжай домой, или куда ты там собирался… Он здесь, я знаю.

Парис обнимает меня на прощание, пытаясь изменить выражение лица со встревоженного, на безразличное и, сев в мобиль, уезжает.

Ну, вот и все. Вот я и рядом с ним. Осталось только войти в дом и просить его бежать.