Глава 14
Август 1987 года
Она сидела на скамейке, устремив взгляд в сторону бункера на Корсгэде. Вероятно, осталось не так много времени до того момента, когда наркоман пройдет мимо нее со своим зверем.
Собаку звали Сатана, и это имя подходило животному. Накануне Сатана напала на кокер-спаниеля, и лишь своевременное вмешательство парня в тяжелых сабо заставило пса отвязаться. Естественно, наркоман угрожал побоями и тем, что натравит собаку на защитника кокера, но все обошлось. Вокруг собралось слишком много свидетелей, присутствовала и Нэте.
Нет, псина не заслуживает того, чтобы разгуливать в городе, подумала Нэте, а потому ей пришло в голову решить одним способом сразу две проблемы.
Вареная колбаса, брошенная в конце Корсгэде под старым бетонным бункером, оставшимся с военных времен, была напичкана довольно большим количеством экстракта белены. Жадная зверюга не сможет устоять перед искушением, ибо колбаса лежала ровно там, где она обычно что-то вынюхивала. Попади в челюсти к такой собаке что-нибудь съестное, ни один человек на Земле не сможет ее остановить. Нэте не сильно опасалась, что хозяин пса попытается рискнуть сделать это, ибо он явно не так ревностно, как другие владельцы, уберегал своего питомца от рыскания по отходам.
Нэте пришлось прождать всего несколько минут, прежде чем она увидела, как задыхающийся зверь волочит своего хозяина по тропинке вдоль Пеблинге Доссеринг. Менее чем через десять секунд чудовище учуяло запах добычи и жадными движениями отправило колбасу к себе в пасть.
Насколько она могла разглядеть, псина даже не пыталась жевать.
А когда животное с хозяином прошли мимо, женщина спокойно поднялась со скамейки, засекла время на часах и, прихрамывая, отправилась вслед за ними.
Она знала, что наркоману слабо́ обойти все четыре озера, надолго его не хватит. Прогулка вокруг озера Пеблинге занимает примерно четверть часа в хорошем темпе, чего наверняка окажется достаточно, учитывая сильнейшую концентрацию зелья.
Уже на мосту Королевы Луизы стало очевидно, что собака утратила координацию. По крайней мере, наркоман неоднократно дергал за поводок, в результате чего упрямое животное закрутило мордой во все стороны.
На противоположном конце моста парень потащил собаку на тропинку поближе к озеру и принялся орать на нее, словно проблема заключалось всего лишь в непослушании, однако замолчал, когда собака зарычала и оскалилась на него.
Замерев, они стояли друг против друга в течение одной или двух минут, а Нэте тем временем заняла место у помпезных перил моста и делала вид, что смотрит на озеро и Озерный павильон.
Однако в действительности ее внимание было приковано к другой картине. Краем глаза она видела, как собака тяжело уселась и принялась в замешательстве озираться, словно перестала понимать, где земля, а где небо. Язык вывалился из ее пасти, что являлось одним из симптомов.
«Сейчас она нырнет в воду, чтобы попить», – подумала Нэте, но зверь остался на месте. Этот этап уже миновал.
Только когда псина улеглась на бок, фыркнула и замерла, недоумок на другом конце поводка осознал, что ей совсем плохо.
С выражением, свидетельствующим о глубоком замешательстве и бессилии, он потянул поводок и закричал: «Сатана, пошли!» Но Сатана никуда не пошел. Вареная колбаса с беленой сделала свое дело.
Все заняло десять минут, как и планировалось.
Целый час Нэте сидела и слушала классическое радио «П2», так как эта радиостанция способствовала душевному спокойствию и настраивала на рефлексию. Теперь она прекрасно убедилась в эффективности белены и больше не беспокоилась по этому поводу. Оставался вопрос в том, получится ли у приглашенных людей соблюсти обозначенные временные рамки. По крайней мере, в том, что они клюнут на наживку, она не сомневалась. Как бы то ни было, десять миллионов – очень много, а кто во всем Королевстве Дания не был в курсе, что она обладает ими, и даже еще бо́льшими деньгами? «Да нет, они стопроцентно клюнут», – подумала Нэте, когда по радио начался новостной выпуск.
Новости оказались не особо интересными. Министр по делам церкви находился с визитом в ГДР, только что начался суд над израильтянином, выдавшим тайну о ядерном оружии…
Нэте встала, чтобы пойти на кухню и приготовить обед, когда услышала имя Курта Вада.
Она задрожала, словно в нее вонзили какой-то острый предмет. Затаила дыхание, как будто это было единственное средство, способное помочь.
Голос был тем же, что и много лет назад. Надменный, чистый и уверенный. Но вот тема оказалась новой.
– «Чистые линии» пропагандируют гораздо более широкий спектр решения проблем, нежели простое вмешательство в мягкотелое общественное отношение к теме иммиграции. Кроме того, нас беспокоит рождаемость в среде низших и наиболее слабых социальных групп, так как дети, рожденные от обездоленных родителей, часто рождаются слабоумными, становятся наркоманами или обладают дурной наследственностью, усугубленной асоциальными тенденциями. Отсюда возникает огромный пласт проблем. Наше общество вынуждено бороться с ними ежедневно, на борьбу уходят миллиарды крон, – говорил он, не давая журналисту вставить слово. – Только подумайте, сколько удастся сэкономить, если преступники лишатся возможности иметь потомство. Конечно, данная мера вскоре фактически изживет себя. Тюрьмы обезлюдеют. Или, например, если мы избавимся от сумасшедших расходов на безработных иммигрантов, которые в погоне за комфортом обеими руками залезают в казначейство и перетаскивают к нам все семейство. Школы переполнены детьми, не понимающими ни нашего языка, ни наших обычаев. Подумайте о том, что будет, если многодетные семьи, живущие за счет пособия и вынуждающие своих детей голодать и холодать, вдруг лишатся права производить на свет столько потомства. Сами они не в состоянии обеспечить детей. Речь идет о…
Нэте тяжело опустилась на стул и вгляделась в кроны каштанов.
Все в ней перевернулось. Кто он такой, чтобы сметь решать, кто годится для жизни, а кто нет?
Курт Вад, конечно.
На мгновение она почувствовала приступ тошноты.
Нэте стояла перед своим отцом. Она еще никогда не видела, чтобы его лицо было таким мрачным. Мрачным и расстроенным.
– Я защищал тебя все твои школьные годы, ты осознаешь это, Нэте?
Женщина кивнула. Конечно, она прекрасно знала. Множество раз их приглашали на беседу в класс. Отец парировал угрозы инспектора и классной дамы, прилежно выслушивал все жалобы и извинялся от ее имени. Да-да, ему следует научить ее бояться Бога и следить за словами, какие она употребляет. И, конечно же, ему необходимо направить Нэте на правильный путь, если уж говорить о распущенном поведении дочери.
Но она никогда не понимала, почему в таком случае он сам позволял себе грубо ругаться, а также плохо говорить о том, что касается отношений между полами, в то время как все и вся на хуторе утверждали обратное.
– Они говорят, что ты глупая и невоздержанная на язык и развращаешь всех вокруг, – сказал отец. – Тебя выгнали из школы, и теперь мне придется приглашать специальную даму, чтобы обучала тебя дома. Если бы ты хоть научилась читать… но ты не смогла даже этого. Повсюду на меня смотрят с негодованием. Я – тот самый фермер, чья дочь позорит весь город. Священник, школа – все осуждают тебя, а тем самым и меня. Ты не прошла конфирмацию, а теперь, ко всему прочему, еще и беременна, и утверждаешь, что виновник – твой кузен…
– Но так и есть. Мы вместе.
– Да нет же! Таге говорит, что у него с тобой ничего не было. Так кто же это в таком случае?
– Таге и я – вместе.
– Нэте, встань на пол на колени!
– Но…
– Встань!
Она сделала, как он просит, и увидела, как отец тяжелой походкой подошел к сумке, лежащей на столе.
– Вот, – он высыпал горкой перед ней на пол плошку рисовых зерен. – Ешь! – Затем поставил рядом кувшин с водой. – И пей!
Она огляделась. Взглянула на портрет матери, улыбчивой и стройной, в свадебном платье. На стеклянный шкаф с посудой, на настенные часы, давным-давно остановившиеся. И ничто в этой комнате не могло ее утешить, ничто не могло помочь ей.
– Скажи, Нэте, с кем ты трахалась. Или ешь.
– Только с Таге.
– Вот! – прорычал отец и трясущимися руками запихнул ей в рот первую горсть риса.
Рис резал горло, несмотря на то, что она пила как можно больше. А следующая горсть причинила еще большую боль. Эти крошечные острые и твердые зерна, сахарной головой возвышающиеся на полу…
Когда отец закрыл лицо ладонями, зарыдал и принялся умолять ее, чтобы она призналась, кто ее обрюхатил, девушка резко вскочила, так что кувшин с водой разлетелся на кусочки. Четыре шага по направлению к полуоткрытой двери, и Нэте оказалась на улице. И там, на воле, она обрела уверенность, ловкость и легкость. Улица была ее стихией.
Она слышала позади себя крики отца, все отдалявшиеся, однако это не остановило Нэте. А остановила ее боль в диафрагме, когда рисовые зерна начали впитывать желудочный сок и размокать. Когда желудок раздулся, заставив ее запрокинуть голову и жадно хватать ртом воздух.
– Это Та-а-аге! – пронеслось над тростником и речным потоком, несущим свои воды мимо нее.
Затем она упала на колени и что было силы прижала кулаки к низу живота. Стало немного легче, однако желудок продолжал растягиваться; тогда она попыталась отрыгнуть и вставила в горло палец, но ничто не помогало.
– Это Таге, мама, скажи отцу! – плакала она, обратив глаза к небу.
Но отреагировала на ее фразу не мама, а пятеро парней с удочками.
– Нэте-Грохалка! – крикнул один из них.
– Нэте-Грохалка, Нэте-Грохалка! – подхватили остальные.
Она закрыла глаза. Все казалось ей чужим в собственном теле. В грудной клетке и в животе. Органы, о существовании которых она никогда не догадывалась. Она впервые почувствовала сильное пульсирование в глазу, отзывавшееся в своде черепа; в этот момент она впервые ощутила запах собственного пота. Ныла каждая клеточка тела – организм стремился вернуть здоровое состояние. Дыхание перехватило. Нэте не могла даже закричать, не могла и ответить парням, когда они спросили, не приподнимет ли она подол, чтобы им было получше видно.
Через свою глупую просьбу они разоблачили собственную сущность: сущность маленьких, глупых, невежественных мальчиков, прошедших конфирмацию, которые всегда поступали так, как требовали от них отцы, и никак иначе. И то, что она не отвечала, не просто вызвало у них гнев, но и неловкость, довольно неприятное для них чувство.
– Она шлюха! – заорал один. – Нужно сбросить ее в реку и отмыть хорошенько.
Парни без предупреждения схватили Нэте за ноги, за плечи, за живот и кинули как можно дальше в реку.
Все услышали глухой звук, когда она в падении наткнулась животом на камень, а потом увидели, как Нэте взмахнула руками и вода между ног девушки стала окрашиваться кровью.
Но никто ничего не сделал. То есть, конечно, кое-что они сделали. Всей гурьбой. А именно – убежали. А из ледяной воды разнесся крик.
И этот крик принес определенную пользу, ибо на звук пришел отец, вытащил дочь из воды и отнес домой. Сильные руки, вдруг ставшие нежными. Он тоже видел кровь и понял, что она больше не в состоянии за себя постоять.
Дома отец уложил Нэте в постель, охладив живот тряпкой, и попросил прощения за свою вспыльчивость, однако она не ответила ему. Стреляющая боль в голове, животе и желудке не позволяла это сделать.
Больше он ни слова не упомянул о том, кто отец ребенка, ибо никакого ребенка уже не существовало. У матери Нэте тоже случались выкидыши, тут не было секрета, и симптомы не оставляли сомнений. Даже Нэте знала.
Вечером, когда лоб девушки стал раскаленным, отец позвал доктора Вада. Спустя час тот приехал вместе со своим сыном Куртом, по-видимому, не удивившись состоянию Нэте. Он лишь повторил то, что уже слышал, – что она споткнулась и упала в ручей, убедившись собственными глазами, что так все и было на самом деле. Неприятно, что у девушки открылось кровотечение, сказал он и спросил отца, не беременна ли она, даже не потрудившись проверить сам.
Она наблюдала за лицом отца, парализованная стыдом и растерянностью. Тот отрицательно покачал головой.
– Это ведь было бы незаконно, – тихо произнес отец. – Так что, естественно, нет. Не нужно вызывать полицию. Всего лишь несчастный случай.
– Ты поправишься, – сказал сын доктора, как-то чересчур медленно погладив Нэте по руке, при этом кончиками пальцев легонько прикоснулся к ее груди.
Тогда она впервые встретилась с Куртом Вадом и уже тогда ощутила дискомфорт от его присутствия.
Потом отец пристально посмотрел на дочь и, наконец, решился на то, чтобы разрушить ее и свою собственную жизнь.
– Я больше не могу тебя содержать, Нэте. Придется найти тебе приемную семью. Завтра поговорю с комитетом.
Она долго просидела нахмурившись на стуле посреди гостиной, уже после того как интервью с Куртом закончилось. Даже «Фюнская весна» Карла Нильсена и прелюдии Баха не могли ее успокоить.
Этот негодяй заполучил время в радиоэфире. Его пытались прервать провокационными вопросами, но он упорно гнул свою линию в течение всего отведенного времени, и это звучало совершенно омерзительно.
Все, за что Вад боролся тогда, не только не было разрушено, но и укрепилось в такой мере, что она ужаснулась. Со всей прямотой он объявлял цель своей деятельности и общественной работы, которая, совершенно очевидно, всплыла из другой эпохи. Эпохи, когда люди повторяли «хайль», щелкнув каблуками, и убивали себе подобных во имя безумной веры в то, что некоторые представители человеческого рода лучше, чем другие, и в то, что им принадлежит право сортировать человечество на полезных и ненужных особей.
Ради всего человечества она должна наказать негодяя. Как можно скорее.
Дрожа всем телом, Нэте отыскала номер его телефона, который пришлось набирать несколько раз, прежде чем получилось набрать без ошибок.
Лишь на третий раз линия оказалась свободна – значит, многие слышали его интервью, раз произошел такой всплеск телефонной активности. Оставалось надеяться, что люди так же ненавидели Курта за его деятельность, как и она сама.
Между тем его голос отнюдь не свидетельствовал об этом, когда он наконец снял трубку.
– Курт Вад, «Чистые линии», – вальяжно и невозмутимо произнес он.
После того как Нэте представилась, он разгневанно поинтересовался, как вообще она смеет его отвлекать своими письмами – и вот теперь еще и телефонным звонком.
Женщина чуть было не бросила трубку, но собрала последние силы и абсолютно спокойно сказала:
– Я смертельно больна и хотела только сказать, что смирилась с тем, что между нами произошло. Я послала письмо, в котором сообщила, что вам или связанным с вами организациям может быть перечислена крупная сумма денег. Не знаю, прочитали ли вы мое письмо, однако в любом случае считаю, что вам необходимо это сделать и тщательно взвесить то, что там написано, ибо времени осталось не так много.
Затем она спокойно положила трубку и бросила взгляд на пузырек с ядом, чувствуя приближение мигрени.
Оставалось всего пять дней.