Глава 9. Потерянные мальчики
Стон катился по поляне, так же уныло, как целый месяц понедельников.
— Ооооооооооууууууууййййеееее…
Это походило на вопль животного в ужасных муках. Но на самом деле, это был Не-столь-же-большой-как-Средний-Джок-но-больше-чем-Мелкий-Джок-Джок, стоящий в сугробе с одной рукой, прижатой к сердцу, а другой откинутой очень театрально.
А еще он выкатил глаза.
— …ооооооооооооойййййййй…
— Ай, музыка — худшее, что с тобой мошь случиться, — сказал Всяко-Граб, затыкая уши.
— Оооооооо-уууууууууе, — завывал пиксти, — небо как помятая фольга ярко-красные снега все всегда здесь только за на месте солнца пятиконечная звезда…
Летающие в воздухе существа перестали нападать и запаниковали. Некоторые из них врезались друг в друга.
— Всех строят строем страдают геморроем роем мамагилы роют ноют чтобы ближе быть к земле… — продолжал Не-столь-же-большой-как-Средний-Джок-но-больше-чем-Мелкий-Джок-Джок. — Сантаклаустрофобия рожденные в клетке кровоточит троеточие с утра до ночи я рублю дрова вау под топор попала голова…
Летуны визжали. Некоторые падали в снег, но те, которые еще могли летать, роились в отдалении среди деревьев.
— Гейм оувер, ГЕЙМ ОУ-ВЕРРР! — прокричал им вслед Не-столь-же-большой-как-Средний-Джок-но-больше-чем-Мелкий-Джок-Джок.
И они ушли.
Фиглы поднимались с земли. У некоторых шла кровь в тех местах, где их покусали феи, некоторые лежали и стонали.
Тиффани посмотрела на свой покусанный палец. Укус феи состоял из двух крошечных отверстий.
— Все не так плохо, — прокричал снизу Всяко-Граб. — Никого не потеряшь, только несколько парней не успели вовремя заткнушь ухи.
— С ними все в порядке?
— О, оклемаются, поверь мне.
На сугробе Уильям дружески похлопал Не-столь-же-большого-как-Средний-Джок-но-больше-чем-Мелкий-Джок-Джока по плечу.
— Парень, то были строки самой худшей поэзии, которую я когда-нибудь слышал. Это было оскорррбление для ушей и пытка для души. Последние строчки надо немного подработать, но получился пррррекрасный вой. Очень серррьезная заявка! Мы все же сделашь из тебя бездомного!
Не-столь-же-большой-как-Средний-Джок-но-больше-чем-Мелкий-Джок-Джок счастливо покраснел.
«В волшебной стране слова действительно имеют власть, — подумала Тиффани. — И я более реальная. Я буду помнить об этом».
Пиксти снова собрались на поле боя и довольно беспорядочно двинулись дальше. На этот раз Тиффани не отходила от них далеко.
— Вот твои мелкие купидончики с крылышками, — сказал Всяко-Граб Тиффани, сосавшей покусанный палец. — Теперь ты довольна?
— Почему они хотели унести тебя?
— А, ну они держат своих жертв в гнездах, где их молодь…
— Стоп! — сказала Тиффани. — Ты хочешь сказать что-то ужасное, так?
— О, айе. Ужасное, — усмехнулся в ответ Всяко-Граб.
— И вы здесь жили?
— Ну, тогда здесь бышь не так плохо. Не то чтоб совсем прекрасно, ты знашь, но Кроля тогда не бышь такой холодной. Здесь был Король. Она тогда была счастлива.
— Что случилось? Король умер?
— Нет. Они не те слова сказашь, если ты понимашь, о чем я, — ответил Граб.
— О, ты имеешь в виду размолвку…
— Почти так, — сказал Граб. — Но то были волшебные слова. Леса порушены, горы подорваны, куча трупов — такие дела. И он ушел в свой собственный мир. Волшебная страна никогда не была цветущей лужайкой, ты знашь, даже в старые дни. Но бышь прекрасно, если ты начеку. Летом бышь цветы и птахи. Теперь здесь дремы и псы, и моровая язва, и всякие твари выползли из своих миров, и целый мир без закона.
«Твари из своих миров, — думала Тиффани, топча снег. — Миры, спрессованные вместе, как горох в мешке, или спрятанные друг в друге, как матрешки».
Она представила вещи, переходящие из одного мира в другой так же, как мыши пробираются в кладовку. Только эти вещи были хуже мышей.
Что сделал бы дрем, если бы попал в наш мир? Вы бы никогда не догадались, что он рядом. Он бы сидел в углу, а вы бы его не видели, потому что он не позволил бы вам. И он изменил бы ваше видение мира, насылая на вас кошмары, заставляя желать смерти…
Ее Ясномыслие добавило: интересно, сколько уже вползло, про которых мы не знаем?
И я нахожусь в Волшебной стране, где сны могут нанести вред. Где-нибудь все сказки реальны, а песни верны. Я думала: вот странно, что кельда сказала…
Ясномыслие сказало Тиффани: подожди, это Первомыслие?
И Тиффани подумала: «Нет, это Глубокомыслие. Я думаю, как я думаю о том, что я думаю. По крайней мере, я думаю так».
Ее Ясномыслие сказало: пожалуйста, давай все успокоится, потому что это не очень большая голова.
Лес продолжался. Или, возможно, это был маленький лес, который перемещался всед за ними. В конце концов, это была Волшебная страна. Ей нельзя было доверять.
И снег все еще исчезал там, куда наступала Тиффани. И ей приходилось смотреть на деревья, чтобы те принарядились и постарались быть похожими на настоящие.
«Королева… хорошо, Королева, — думала Тиффани. — У нее есть собственный мир. Она может делать с ним все, что хочет. И все, что она делает — только ворует и портит людям жизнь…»
В отдалении послышался глухой стук копыт.
Это она! Что я сделаю? Что я скажу?
Нак Мак Фиглы попрятались за деревья.
— Свали с дороги! — прошипел Всяко-Граб.
— Он все еще может быть с ней! — сказала Тиффани, нервно хватаясь за ручку сковородки и уставившись в синие тени между деревьями.
— И что? Мы найдешь, что покрадено! Она Кроля! Не надо встречаться с Кролей лицом к лицу!
Стук копыт стал громче, и теперь звучал так, как будто там было больше, чем одно животное.
Олень появился между деревьями, пар так и валил от него. Он уставился на Тиффани дикими глазами, а затем, увязая в снегу, перепрыгнул через нее. Она почувствовала его вонь, а когда поднырнула под него, ощутила на шее его пот. Это был настоящий зверь. Нельзя было представить такой сильный запах.
И тут появились собаки…
Первого пса она оглушила торцом сковородки. Другой обернулся, чтобы огрызнуться на нее, но посмотрел вниз с изумлением, потому что пиксти вырвались из снега под его лапами. Трудно кусаться, когда все четыре лапы разъезжаются в разные стороны. А потом еще один пиксти приземлился ему на голову, и кусать что-либо и когда-либо стало… невозможно. Нак Мак Фиглы ненавидели Псов Мрака.
Тиффани подняла глаза на белую лошадь. Та тоже была настоящей, насколько она могла судить. И на ней сидел мальчик.
— Кто ты? — спросил он, придерживая лошадь. — Что ты за вещь?
— Кто ты? — ответила Тиффани вопросом на вопрос, отбросывая волосы с глаз (это было лучшее, что она могла сейчас сделать).
— Это мой лес, — сказал мальчик. — Я приказываю, чтобы ты сделала то, что я говорю!
Тиффани всматривалась в него. Унылый, тусклый свет Волшебной страны был не очень хорош, но чем больше она смотрела, тем более уверенной становилась.
— Твое имя Роланд, не так ли? — спросила она.
— Не смей со мной так разговаривать!
— Точно. Ты сын барона!
— Я требую, чтобы ты замолчала!
Выражение его лица теперь было странным, помятым и покрасневшим, как будто он пытался сдержать слезы. Он поднял руку с кнутом…
Раздалось очень слабое «твап». Тиффани мельком увидела, что Нак Мак Фиглы сгрудились кучей под брюхом лошади, и один из них, поднятый на плечи остальных, только что перерезал подпругу.
Тиффани быстро вскинула руку:
— Остановись! — прокричала она мальчику, пытаясь голосом остановить его. — Если ты пошевелишься, то упадешь с лошади!
— Это чары? Ты что, ведьма? — мальчик опустил кнут и вытащил из-за пояса длинный кинжал. — Смерть ведьмам!
Он резко пустил лошадь вперед, а потом был один из тех долгих моментов, когда весь мир говорит «о-о-о-о-о-х», и, все еще держа в руке кинжал, мальчик прокрутился вокруг лошади и упал в снег.
Тиффани знала, что будет потом. Голос Всяко-Граба отражался от деревьев.
— Эй, парень, у тя проблемы! Геть его!
— Нет! — закричала Тиффани. — Отстаньте от него!
Мальчик отползал назад, с ужасом смотря на Тиффани.
— Я действительно знаю тебя, — сказала она. — Твое имя — Роланд. Ты сын барона. Все говорят, что ты умер в лесу…
— Ты не должна говорить об этом!
— Почему нет?
— Случится что-то плохое!
— Оно уже случилось, — сказала Тиффани. — Послушай, я здесь для того, чтобы спасти моего…
Но мальчик вскочил на ноги и побежал прочь через лес. Он обернулся и крикнул:
— Отстань от меня!
Тиффани бежала за ним, перепрыгивая через заснеженные кочки, и следила за ним, перебегая от дерева к дереву. Через некоторое время Роланд остановился и оглянулся назад. Она подошла к нему, говоря:
— Я знаю, как вывести тебя…
…и потанцевать.
Она держала за руку попугая или по крайней мере кого-то с головой попугая.
Ее ноги кружились в вальсе. Они прокрутили ее вокруг себя, и на этот раз ее рука была поймана павлином или по крайней мере кем-то с головой павлина. Она оглянулась через плечо и увидела, что теперь она была в зале, нет, в танцзале полном вальсирущих людей в масках.
«Ах, — подумала она. — Другой сон. Надо было смотреть, куда идешь…»
Музыка была странной. В ней был какой-то ритм, но он казался приглушенным и нечетким, как будто она игралась под водой музыкантами, которые никогда раньше не видели свои инструменты.
И она надеялась, что танцоры были в масках, но вдруг поняла, что тоже смотрит сквозь глазные отверстия одной из них, и задалась вопросом: кто же она. Еще на ней было длинное блестящее платье.
«Хорошо, — думала она. — Там был дрем, и я не остановилась, чтобы посмотреть. И сейчас я нахожусь во сне. Но он не мой. Он должен использовать то, что находит в моей голове, а я никогда не видала ничего подобного…»
— Фва ваа фва ваа фа? — спросил павлин. Голос походил на музыку. Это был почти голос, но не совсем.
— О да, — сказала Тиффани. — Прекрасно!
— Фваа?
— О, э… вуфф фавф фавф?
Казалось, это сработало. Танцор с головой павлина, отвесив ей небольшой поклон, сказал: «Мфа ваф ваф, к сожаленью», — и убрел прочь.
«Дрем где-то здесь, — сказала себе Тиффани. — И он должен быть неслабый. Это большой сон».
Все же некоторые вещи были неправильными. В зале были сотни людей, но те, что были в отдалении, хотя и двигались самым естественным образом, казались тем же, что и деревья, — пятнами и цветными разводами. Чтобы рассмотреть их, надо было внимательно вглядываться.
«Точновидение», — подумала Тиффани.
Люди в блестящих одеждах, и все, как один, в масках, ходили под ручку мимо нее, как будто она была обычной гостьей. Те, что не присоединялись к новому танцу отходили в сторону, заставленных едой столов в другом конце зала.
Тиффани видела такую еду только на картинках. На ферме люди не голодали, но даже когда еды было много — в Страшдество или после сбора урожая — она никогда не была похожа на эту. Пища на ферме имела в основном оттенки белого и коричневого цвета. Она никогда не бывала розовой или синей и не дрожала.
Было нечто на палочках и нечто блестящее и переливающееся в шариках. Не было ничего простого. На всем были сливки или шоколадные завитушки, а так же тысячи мелких цветных бисеринок. Все было увито мишурой, глазировано или перемешано. Это не было едой; это было тем, чем стала бы еда, если бы хорошо себя вела и попала на пищевые небеса.
Все это было не для еды, а для показа. Это было уложено рядом с грудами зелени и огромными вазами с цветами. Тут и там пейзаж из еды украшали прозрачные резные фигурки. Тиффани дотянулась и потрогала блестящего петушка. Это был лед, растаявший под кончиками ее пальцев. Были и другие: веселый толстый человечек, корзина с фруктами изо льда, лебедь…
На мгновение Тиффани соблазнилась. Прошло много времени с тех пор, когда она ела в последний раз. Но пища была слишком очевидно вообще не пищей. Это была приманка. Предполагалось, что она должна говорить:
«Здравствуй, детка! Съешь меня!»
«Хорошо, я приобретаю навык, — подумала Тиффани. — Хорошо, что тварь не подумала о сыре…»
…и появился сыр. Внезапно, как будто всегда был здесь.
На картинках в Ещегоднике она видела много разных сыров. Она была способна к сыру и всегда задавалась вопросом, каковы на вкус другие сорта.
То были далекие сыры со странно звучащими названиями, такими как «Тройной Виблей», «Вкусняшка», «Старый Аргг», «Красный Жидкий», и легендарный «Голубой Ланкрский», который надо прибивать к столу, чтобы он не нападал на другие сыры.
Только вкус не повредил бы, конечно. Оно же само их не ело, не так ли? В конце концов, она осознала ситуацию, не так ли? Она имеет право уйти из сна немедленно, не так ли? Значит, это не даст никакого эффекта, не так ли?
И… хорошо, сыр был сильным искушением для кого угодно…
Хорошо, дрем вставил сыр, как только она о нем подумала, но…
Она уже держала нож для сыра. Она не забыла поднять его.
Капля холодной воды упала ей на руку. Это заставило ее перевести взгляд на ближайшее ледяное украшение. Теперь это была пастушка в платье с бантиками и шляпой. Тиффани была уверена, что когда она смотрела на него в последний раз, это был лебедь.
Гнев вернулся. Ее почти одурачили! Она посмотрела на нож для сыра.
— Стань мечом! — приказала она. В конце концов, дрем делал ее сон, но она думала, что должно присниться. Она была настоящая. Часть ее не спала.
Раздался лязг.
— Поправка, — сказала Тиффани. — Стань мечом, но не таким тяжелым. — И на сей раз она получила нечто, что смогла удержать.
В куче зелени послышался шорох, и оттуда высунулось рыжеволосое лицо.
— Пст, — прошептало оно. — Не трожь бутеры!
— Вы немного припозднились!
— Ах, тут, вишь ты, старый, хитрый дрем, — сказал Всяко-Граб. — Сон не пускашь нас, пока мы нормально не приоделись.
Он вышел, выглядя очень робко в своем черном смокинге с бабочкой.
Раздался еще один шорох, и другой пиксти вылез из петрушки. Они немного походили на рыжеволосых пингвинов.
— Нормально приоделись? — спросила Тиффани.
— Да, — сказал Псих-Вулли, у которого на голове был лист салата. — И эти портки чуток мешашь тому, что снизу, должен сказать.
— Ты уже нашла тварь? — спросил Всяко-Граб.
— Нет! Здесь так много всего!
— Мы поможем тебе искать, — сказал Всяко-Граб. — Штука мошь не прятаться или наоборот. Будь осторожна, проверяшь себя. Если вон поймет, что ты его засекла, не говори — действуй! Шуруйте, парни и прикиньтесь, что тащитесь от этого пати.
— Шо? Гришь, можно начать бухать и драться, и все такое? — спросил Псих-Вулли.
— Кривенс, это невыносимо! — сказал Всяко-Граб, закатывая глаза. — Нет, ты, редиска! Это шикарная вечеринка, ты вишь? То значит, ты делашь светскую беседу и незаметно присоединяешься.
— Ах, я знатный присоединятель! Они даже не заметят, что мы тут! — сказал Псих-Вулли. — Айда!
Даже во сне, даже на шикарном балу Нак Мак Фиглы знали, как надо себя вести. Вы мощно зажигаете, и вы кричите… вежливо.
— Прекрасная погода, не правда ли, ты, брюква?
— Эй, Джимми, будь любезен, передашь бланманже с киселем старому другу?
— Группа играшь божественно, точно говорю!
— Поджарь мне икру во фритюре, а, Вулли?
С людьми было что-то не так. Никто не испугался и не пытался убежать, что было бы правильной реакцией на вторжение Фиглов.
Тиффани опять вошла в толпу. Люди в масках все также не обращали на нее внимание. «И поэтому они второстепенные люди, — подумала она, — также как второстепенными были деревья».
Она подошла к двойным дверям и открыла их. За ними была только чернота.
Так… единственный выход — найти дрем. Она больше ничего не могла придумать. Он мог быть где угодно. Он мог прятаться за маской, или это мог быть стол. Он мог быть где угодно.
Тиффани уставилась на толпу. И в этот момент она увидела Роланда. Он сидел за столом в одиночестве. Тот был уставлен пищей, и у него в руке была ложка. Она подскочила и бросила ее на пол.
— У тебя совсем нет мозгов? — спросила она, пытаясь поставить его на ноги. — Ты хочешь остаться здесь навсегда?
И вдруг Тиффани почувствовала движение позади себя. Позже она была уверена, что ничего не слышала. Она только знала. Это был сон, в конце концов. Девочка огляделась вокруг и увидела дрема. Он почти спрятался позади столба.
Роланд смотрел на нее.
— С тобой все в порядке? — в отчаянии спросила Тиффани, пытаясь расшевелить его. — Ты съел что-нибудь?
— Фва фва фафф, — пробормотал мальчик.
Тиффани повернулась к дрему. Он двигался к ней, но очень медленно, пытаясь остаться в тени. Он был похож на маленького снеговика, слепленного из грязного снега.
Музыка стала громче. Свечи засияли ярче. На огромном танцполе пары с головами животных кружились все быстрее и быстрее. И задрожал пол. Сон был в беде.
Нак Мак Фиглы неслись к ней со всех сторон, пытаясь перекричать шум.
Дрем покачнулся к ней, толстые белые пальцы хватали воздух.
— Точновидение, — выдохнула Тиффани.
И отрубила Роланду голову.
Снег растаял на всей поляне, и деревья выглядели настоящими, как и подобает деревьям.
Дрем опрокинулся на спину перед Тиффани. Она держала в руке старую сковородку, но та выглядела прекрасно. Нечеткие вещи — сны.
Она повернулась и оказалась перед Роландом, который смотрел на нее с лицом таким бледным, что возможно, тоже был дремом.
— Это было очень страшно, — сказала она. — Он хотел, чтобы я вместо него напала на тебя. Он попытался стать похожим на тебя, а тебя сделать похожим на дрем. Но он не умел говорить. Ты умеешь.
— Ты хочешь меня убить? — хрипло спросил Роланд.
— Нет, — сказала Тиффани. — Я только объяснила. Пожалуйста, не убегай. Ты не видел здесь мальчика?
Лицо Роланда сморщилось.
— Что? — спросил он.
— Королева взяла его, — сказала Тиффани. — Я собираюсь забрать его домой. Если хочешь, могу забрать и тебя.
— Ты никогда не уйдешь, — прошептал Роланд.
— Я вошла, не так ли?
— Войти легко. Но никто не выходит!
— Я хочу найти дорогу, — сказала Тиффани, пытаясь выглядеть гораздо более уверенной, чем была на самом деле.
— Она не позволит тебе! — Роланд опять начал пятиться.
— Пожалуйста, не будь таким… таким глупым, — сказала Тиффани. — Я собираюсь найти Королеву и вернуть своего брата независимо от того, что ты скажешь. Понял? Я пойду дальше. И у меня есть помощь, знаешь ли.
— Где? — спросил Роланд.
Тиффани огляделась, не было никаких признаков присутствия Нак Мак Фиглов.
— Они всегда приходят, — сказала она, — как раз в то самое время, когда я нуждаюсь в них.
Ей показалось, что в лесу внезапно стало… как-то очень пусто. Еще показалось, что стало холоднее.
— Они будут здесь в любую минуту, — сказала она. — Я надеюсь.
— Их поймали в ловушку во сне, — уверенно ответил Роланд.
— Не может быть. Я убила дрема!
— Все намного сложнее, — сказал мальчик. — Ты не знаешь, на что это похоже здесь. Во снах есть сны. Есть… другие вещи, которые живут во снах, ужасные вещи. Ты никогда не знаешь, проснулся ли ты на самом деле. И всеми ими управляет Королева. Так или иначе, они волшебные люди. Ты не можешь доверять им. Ты не можешь доверять никому. Я не доверяю тебе. Может быть ты другой сон.
Он повернулся к ней спиной и ушел вдоль следов копыт.
Тиффани колебалась. Единственный настоящий человек уходил, оставляя ее наедине с тенями и деревьями.
И, конечно, чем-то ужасным, что кралось к ней среди них…
— Э… — сказала она. — Привет? Всяко-Граб? Уильям? Псих-Вулли?
Ответа не было. Не было даже эха. Она ничего не слышала, кроме биения своего сердца.
Хорошо, конечно, она боролась и победила, не так ли? Но Нак Мак Фиглы были рядом, и от этого становилось легче. Они никогда не сдавались, они кидались на все подряд и не ведали слова «страх».
У Тиффани, которая все время читала словарь, началось Ясномыслие.
«Слеза» было только одним из тысячи слов, значения которых, вероятно, пиксти не знали. К сожалению, она знала, что оно означает. А также вкус и чувство страха. Их-то она сейчас и чувствовала.
Она схватила сковородку. Больше она не казалась таким уж хорошим оружием.
Холодные синие тени между деревьями, казалось, расползались. Самыми темными они были впереди, куда вели следы копыт. Странно, но лес позади нее казался светлым и манящим.
«Кто-то не хочет, чтобы я шла дальше», — подумала она. Это было… весьма ободряюще. Но сумерки были туманными и неприятно мерцающими. Что угодно могло поджидать ее там.
И еще она ждала. Она поняла, что ждет Нак Мак Фиглов, надеясь несмотря ни на что, что внезапно услышит крик «Кривенс!» (она была уверена, что это проклятие).
Она вытащила жаба, который храпел у нее на ладонях, и попыталась рабудить его.
— Вф? — квакнул он.
— Я застряла в лесу злых снов, и я совершенно одна, и я мне кажется, что он становится темнее, — сказала Тиффани. — Что мне делать?
Жаб открыл один мутный глаз и сказал:
— Уходи.
— Ты мне очень помог!
— Это лучший совет, — сказал жаб. — Теперь положи меня обратно. От холода я впадаю в летаргию.
Неохотно Тиффани положила его обратно в карман, и ее рука коснулась «Болезней овцы».
Она вытащила книгу и наугад открыла. Было лечение газов, но оно было перечеркнуто карандашом. На полях большим округлым почерком Бабули Болит было написано: Это не работает. Одна чайная ложка скипидара поможет.
Тиффани аккуратно закрыла книгу и мягко положила ее в карман, чтобы не задеть спящего жаба. Потом, сильно перехватив ручку сковороды, она вступила в длинные синие тени.
Откуда берутся тени, если в небе нет солнца? — думала она, потому что лучше было думать о таких вещах, чем обо всех других, намного худших, которые приходили ей на ум.
Но свет был не нужен, чтобы создать такие тени. Они ползали вокруг по снегу по своему желанию и отползали, когда она шла на них. От этого становилось немного легче.
Они скапливались позади нее. Они шли за ней. Тиффани повернулась и несколько раз топнула ногой, и они унеслись прочь и попрятались среди деревьев, но она знала, что они вытекут назад, как только она отвернется.
Она увидела дрем немного впереди, полуспрятанный за деревьями. Девочка закричала на него, замахнулась сковородкой, и он быстро потопал прочь.
Оглянувшись, она увидела еще двух сзади, довольно далеко.
Следы вели в гору, в то, что напоминало очень густой туман. Он слегка светился. Тиффани подошла к нему. Другого способа пройти не было.
Когда Тиффани достигла вершины холма, она посмотрела вниз, в небольшую долину.
Там было четыре дрема, большие, больше, чем любой из тех, что она видела. Они сидели квадратом, вытянув вперед свои кряжистые ноги. У каждого на шее был золотой ошейник, прикованный к цепи.
— Ручные? — громко воскликнула Тиффани. — Но…
…кто мог одеть ошейник на дрема? Только тот, кто мог наводить чары так же, как они.
Мы приручили овчарок, чтобы те помогли нам пасти сада, — подумала она.
— Королева использует дремы для того, чтобы пасти стада снов.
В центре квадрата, сформированного дремами, воздух был полон тумана.
Следы копыт и следы Роланда вели вниз, мимо дремов — прямо в облако.
Тиффани обернулась кругом. Тени отпрыгнули назад.
Поблизости больше ничего не было. Птицы не пели, в лесу ничто не двигалось. Но теперь она могла различить еще три дрема, их большие круглые сырые лица, всматривающиеся в нее из-за стволов дерева.
Теперь пасли ее.
В такое время было бы хорошо иметь кого-нибудь рядом, кто бы сказал что-нибудь вроде: «Нет! Это слишком опасно! Не делай этого!»
К сожалению, никого не было. Она собиралась совершить отаянно-храбрый поступок, и никто не будет знать, правильно ли она поступает. Это пугало, но также и… раздражало. Это было раздражающим. Это место раздражало ее. Это все было глупо и странно.
Это было то же самое чувство, которое было у нее, когда Дженни выпрыгнула из реки. Из ее реки. И Королева взяла ее брата. Возможно, было эгоистично так думать, но гнев был лучше, чем страх. Страх был влажным холодным хаосом, а у гнева было лезвие. Она могла его использовать.
Они пасли ее! Как овцу!
Хорошо, злая овца могла прогнать собаку и заставить ее скулить.
Так…
Четыре больших дрема, сидящие квадратом.
Это собиралось быть большим сном…
Подняв сковородку повыше, чтобы посильнее ударить то, что сунется, и подавляя сильное желание сходить в туалет, Тиффани медленно пошла под уклон, через снег, через туман… и в лето.
