Глава 12
Откровение от генерала Бареса
Здесь ему так нравилось, что, зажмурившись от удовольствия и оставляя глубокие борозды, он царапал когтями бетонный пол. Здесь пахло так же, как от него, пахло отчим домом, грибами и плесенью. Переродившись, он появился на свет в подобном месте, пропитанном ужасом и отчаянием тех, кто умер тут в Третью мировую, и тех, кого умершие убили, прежде чем погибли сами.
Лежа в самом дальнем, темном и затхлом углу подземелья, Мститель вслушивался в отзвуки давно минувших битв. Его уши были настолько чуткими, что запросто ловили эхо движений и криков, которое все отражается и отражается, блуждая среди древних стен, и нет тому эху покоя и никогда не будет: «Это приказ, приказ, м-мать вашшш!.. Повторяю: это не учебная тревога! Это не учебннн… Был удар по Москве! Они сожгли Москву! Мы должны ответить! Должны отомстиии…».
Если б он умел говорить, то кричал бы от восторга, вслушиваясь в столь приятную для него агонию целого мира, пусть давнюю, но такую яркую, такую жестокую, что жившим и погибшим в те кошмарные времена можно было только искренне завидовать.
«Здесь все давно исхожено-перехожено. Никого страшнее крыс тут нет», – услышал Мститель обычным своим слухом, таким же примитивным, как у большинства существ на планете. Щелкнув клыками, Мститель осклабился и облизнулся раздвоенным языком. Конечно, тут нет никого страшнее грызунов. Он-то, Мститель, не в счет, он безобиден и миролюбив.
Пока что не в счет.
Ведь ему нужны вовсе не людишки, своим присутствием осквернившие древнее святилище всеобщей погибели. Мстителю поручено найти и жестоко покарать того, кто умчался прочь от Древа на боевом ящере. Мститель долго шел по следам зога, а потом…
Потом он понял, что незачем гоняться за следопытом, который не только умеет разыскивать самых хитрых беглецов, но и обучен тщательно скрывать свое присутствие где-либо и – главное! – когда-либо. К сожалению, в том, что следопыт – отличный профи, Мститель убедился лично. А раз так, стоит ли напрягаться, бежать по неверному следу и вслушиваться, если без малейшего труда можно найти того, кто сам позарез нужен мужчине в шляпе и файером на руке? Вот Мститель и нашел. Теперь ему надо просто быть рядом, ожидая, пока следопыт найдет свою жертву, то есть придет прямо к Мстителю. Так что не зря еще при первой встрече Мститель обратил внимание на лопоухого клейменого мальчишку. Нет, не зря. Теперь дело за малым…
И потому он опешил, – как?! кто посмел нарушить его планы?! – когда в святилище началась суматоха. В бункер вошли два десятка полукровок и бросились на спящего мальчишку и его спутников. И если рыжеволосого самца и белобрысую самку они быстро обезвредили, то мальчишка неожиданно храбро и умело оказал сопротивление. Он отлично сражался – конечно, для такого слабого и невзрачного существа – и многих покалечил и лишил сознания. Мститель пару раз облизнулся, услышав хруст сломанных костей. Но все же перевес был за нападающими, их было слишком много, двое из них зашли мальчишке в тыл и накинули на него сеть, сбили его с ног и связали. Самый крупный из полукровок, похожий на большую кошку, отчего-то вставшую на задние лапы, уколол клейменого в бедро шипом, торчавшим из кончика полосатого хвоста.
«Теперь я понимаю, Фелис, зачем тебе и Хэби нужна была подмога. Ты не шутил, уверяя, что сам не справишься с молодым чистяком!» Голубокожий полукровка баюкал неестественно выгнутую руку.
«Мальчик особенный. Он – мой ученик. Я активировал ему базовый комплекс, ну а там уже сработали генетические способности и “птица”. Потенциал у него завидный. Не зря генерал столько усилий потратил на то, чтобы найти его». Из разбитого носа полосатого кота кровь капала на бетонный пол. Ноздри Мстителя затрепетали. «Кто бы знал, чего мне стоило провести парня через земли чистяков, а потом через границу».
«Нам, босс. Нам стоило». Рядом с полосатым полукровкой встали крылатый и еще один голубокожий, моложе того, которому мальчишка сломал руку.
Когтем Мститель прочертил борозду в бетоне, липком от серо-коричневой плесени.
Вмешаться?
Или не стоит?..
* * *
Клыки-кинжалы, костные пластины и свирепую жестокость в выпученных глазах дракона – вот что, открыв глаза, увидел Зил.
Да это ж скальник! Резко откатившись в сторону, Зил рухнул со скрипучего дивана, на котором почему-то только что лежал. Уже шлепнувшись на мертвый деревянный пол, он сообразил, что скальник сколько угодно может разевать пасть, все равно вреда уже никому не причинит – от него осталась одна лишь рогатая башка, да и ту надежно закрепили на стене комнаты, выход из которой перегораживала бронеплита двери.
Под головой скальника, потрескивая, пылали в камине березовые и дубовые чурки. Если б не камин, помещение было бы погружено во мрак, но и так большая его часть скрывалась в тени.
– Нравится чудище? Это я его… – донеслось до Зила от большого дубового стола неподалеку от камина. – Вот этими руками.
Зил вскочил с пола и завертел головой, пытаясь сообразить, как он здесь очутился и что вообще происходит.
«Эти руки» оказались по-старчески дрожащими лапами совсем уж седого и облезлого тайгера, рядом с которым Фелис, – а он как раз стоял рядом – казался юным молодчиком с необсохшим на губах молоком. Пучки длинных вибрисс над неожиданно живыми глазами беспорядочно топорщились, все попытки пригладить их трясущимися лапами ни к чему не приводили. В комнате было изрядно натоплено, Зил вон мгновенно взопрел, но тайгер, сидевший в кресле за дубовым столом, кутался в толстое одеяло, под каким не замерзнешь и на ветру в самый лютый мороз.
Облезлый тайгер по-свойски подмигнул лешему:
– Я рядом, брат.
– Мы вместе, – Зил едва сумел расцепить зубы, так противно ему было отвечать ублюдку на традиционное приветствие чистокровных. Ладно уж Фелис, Хэби и Шершень, к ним он привык, но кто-то другой, да еще с такой мерзкой рожей… бр-рр!
Однако же проявлять искренность чувств и буйство характера было не к месту (где он находится, кстати?) и не ко времени (сколько пролежал без чувств?). Зил научился сдерживаться ради пользы дела. К тому же, хотелось бы сначала понять, во что он вляпался, а уж потом размахивать кулаками перед мордами врагов. Или наоборот – жать руки друзьям. Присутствие Фелиса немного успокаивало, но второй тайгер откровенно раздражал. И куда-то подевались остальные союзники. Спросить, что ли, где они?.. Однако Зил решил пока что лишний раз не открывать рот.
Увы, у него это не получилось.
От камина тянуло жаром, удушливо пахло золой и дымом, но эти запахи не могли забить смрад старческой немочи, исходивший от того, кто скукожился в кресле. Вонь была такой сильной и такой невыносимой, что лешего – ну ничего с собой не смог поделать! – стошнило прямо на пол.
– Ты зачем его уколол?! – зарычал облезлый котяра и хватил кулаком по столу, оставив после удара заметную вмятину, уже вторую на столешнице, как заметил Зил, вытирая рот рукавом куртки. – Убить хотел?!
Вопросы хоть и касались Зила, но заданы были Фелису.
Тот не задержался с ответом – спокойным и чуть ироничным:
– Спасибо, мой генерал, я польщен. Но в моем возрасте, как и в твоем, яд в протоке шипа уже не тот, выдохся почти. Только усыпить чистяка и может.
Точно, был укол! Зил провел ладонью по правому бедру чуть выше колена – там образовалась болезненная припухлость.
Нахлынули обрывочные воспоминания: его в бункере сморил сон, потому что он очень устал после перелета, да и невыносимо было просто сидеть и ждать, а потом он внезапно проснулся от какого-то странного шума и сразу, не раздумывая, крикнув «Тревога!», кинулся в драку, потому что на него и друзей напали полукровки, и дрался он жестоко, понимая, что бой в заброшенном командном пункте может стать последним, что не только жизнь лешего Зила зависит от его победы, но и судьба мамы и сестры, рыжего увальня Траста и несносной, но отважной Лариссы… А потом его все-таки свалили, и над ним навис… Фелис! Там был Фелис! Это он командовал отрядом полукровок, пленивших Зила. А помогал подлому тайгеру Хэби, и Шершень, конечно, был с ними заодно. Зил сопротивлялся, но его спеленали сетью, а после того, как шип Фелиса проткнул кожу на ноге, наступило забытье.
И вот Зил здесь.
– Предатель, – сцедил он, глядя в глаза Фелису.
– Только сейчас от яда отошел? – Фелис не выдержал, отвернулся. – А я-то все думаю, чего ты такой спокойный?..
Для тех, кто не расслышал с первого раза, Зил не побрезговал повторить:
– Предатель!
Фелис отступил за кресло и, наклонившись к уху облезлого кота, принялся сбивчиво и недостаточно тихо шептать:
– Мой генерал, я же говорил… Надо было связать его, а лучше… Почему нет охраны? Зачем ты всех отпустил?!
– Молчи, Фелис! Во всем этом не было и нет необходимости. Молодой человек прекрасно понимает, что он – наш гость, ему здесь не угрожает опасность. Наоборот – все мы очень рады ему.
– Такой потенциал… в любой момент, учитывая взрывную реакцию… и способность к автономной активации…
Кулаки лешего сжались, суставы пальцев, побелев, хрустнули.
– Предатель? Отнюдь, – из темноты на освещенное пространство «вытек» престарелый рептилус, до этого момента скрывавший свое присутствие. Его некогда голубая кожа с течением времени поблекла, став почти что белой, благодаря чему рептилуса можно было принять за чистокровного. Длинные черные волосы он стянул в пучок серебристой проволокой, подчеркнув тем, что в его прядях нет седины. Правую руку его поддерживала перевязь.
– Фелис – не только лучший диверсант Минаполиса, но еще и заслуженный учитель, активировавший не одну сотню воинов. И он вовсе не предатель, – вертикальные зрачки рептилуса то и дело затягивало мигательными перепонками. Леший знал, что такое с жабами бывает от сильного волнения, это как если бы чистяк часто-часто моргал от страха. – Разве можно предать то, чему не служишь? Или того, кому не клялся в верности? Разве Фелис обещал быть вам другом до самого хорошего дня?
Учитель, активировавший?.. А? О чем это он? Хотелось уточнить, Зил почувствовал, что это важно, очень важно.
Но тут решил высказаться облезлый тайгер:
– И на кой ты это ляпнул, жаба?! Хороший день на кой помянул?! В такой светлый день, как сегодня?! Когда, наконец, мы воссоединились?!
Он с трудом оторвал седалище от кресла. Толстенное одеяло при этом сползло под стол. Котяра даже попытался – якобы в порыве чувств – опрокинуть кресло, но ему мягко, но настойчиво помешала лапа Фелиса, с искренним удивлением наблюдавшего за старшим товарищем.
Глядя как бы мимо лешего, рептилус проследовал к столу и, подняв одеяло, расположился с ним у камина так, чтобы каждый в помещении находился в его поле зрения. Пока он маневрировал, Фелис заботливо вернул полосатого старца в исходное положение.
Зил покачнулся.
Чувствовал он себя отвратительней некуда: ноги не держали, в животе бурлило, а в глазах двоилось. Что бы ни говорил Фелис о протухшем яде, его отрава была действенной. Так что кидаться с кулаками на предателя сил у лешего попросту не было. А значит, нужно было тянуть время, чтобы прийти в себя. Во что бы то ни стало – тянуть!..
Он уставился на угольно-черную голову скальника над камином – не такая омерзительная, как полукровки, не тошнит от ее вида – и вдруг вспомнил байку Фелиса о легендарном полководце, из пулемета застрелившем особо хищное и безумно опасное порождение радиоактивных кратеров.
– Вы – тот самый генерал… Барес, кажется? – Зил всплеснул руками, надеясь, что правдоподобно показал удивление и восторг.
Вроде бы получилось.
Хекнув, плешивый кот выдохнул на пальцы, будто те окоченели на лютом зимнем ветру и их срочно, пока не случилось обморожение, надо было отогреть теплым дыханием. Его пожелтевшими кривыми когтями уже не наколоть и сваренное всмятку яйцо, так они уже затупились… А ведь наверняка генерал в молодости был сильным воином и, судя по возрасту, он сражался с чистяками в последней войне. Сражался храбро и успешно, раз дослужился до высокого звания, а это значит, что на его дрожащих лапах кровь многих истинных людей!..
– Да, я тот самый генерал Барес. Барес Непобедимый-И-Неустрашимый.
Генерал покосился на лешего, ожидая, очевидно, очередного всплеска восхищения.
И Зил, конечно, – кто бы знал, чего ему это стоило! – не обманул его надежд.
– Славе, э-э, о ваших подвигах тесно в землях полукровок, и она, э-э, достигла наших рубежей и… – запинаясь, начал было леший, но котяра махнул рукой, будто отгоняя навязчивую муху.
– Довольно, малыш. Не надо лишних слов. Все-все зовут меня генерал Барес. Но для тебя я просто… Зови меня отцом.
– ЧТО?!
Самообладание оставило-таки Зила, пообещав больше никогда не вернуться. Тянуть время, унизительно выслушивая столь чудовищные оскорбления?! Это просто недопустимо и невозможно. Батя Лих, будь он жив, и мама Селена, будь она рядом, отреклись бы от Зила, позволь он кому оскорбить себя подобным образом! А Даринка не стала бы с ним разговаривать!..
В глазах уже не только двоилось, перед ними висела красная пелена. Леший готов был рвать полукровок зубами, начав с драного котяры, слишком много возомнившего о себе, продолжив выцветшим рептилусом, а уж напоследок, чтоб побаловать себя, оставить предателя Фелиса!..
Будто издеваясь, предатель обратился к Зилу:
– Дорогой мой ученик, я понимаю, в это трудно поверить, но генерал Барес – твой настоящий отец, а не тот чистяк, который тебя вырастил. И не криви лицо, тебе не идет. Тебе радоваться надо. Можешь не переживать из-за смерти чужого тебе мужчины, потому что Лих – так его звали, кажется? – вовсе не твой родственник.
Леший закрыл глаза – и нахлынуло.
…родной холм…
…батя Лих чуть обернулся, подмигнул: «Уходи, не жди меня!»…
…лезвие секиры вырвалось из веера алых брызг, отделило голову от туловища, сжимающего в мускулистых руках обломок копья…
– И не родственница тебе, мой ученик, самка по имени Селена, а девочка Даринка – не сестра. А Лих-то знал, что ты им никто, когда подло поручил тебе их найти. Да-да, не смотри на меня так, они – никто тебе, Зил. Никто!
– ЧТО ТЫ НЕСЕШЬ?! Я СЕЙЧАС УДАВЛЮ ТЕБЯ, КОТЕНОК!!!
Леший готов был уже наброситься на Фелиса, который, выставив перед собой лапы, попятился и уткнулся спиной в стену, но его отвлек генерал:
– Годы, долгие годы, Зил, я искал свою жену, твою мать, и тебя, своего сына. Знал бы ты, сколько монет я потратил, сколько средств обманом выманил из казны Минаполиса, чтобы заплатить нанятым мною чистякам!..
– Предателям, – Зил вперил в него тяжелый взгляд.
Генерал со скрипом провел тупыми когтями по дубовой столешнице.
– Ну что ты заладил: предатели да предатели… Не только. В тылах чистяков действовали лучшие наши диверсионные группы. Помимо выполнения прочих задач…
– Поджогов, убийств и похищений, – голос лешего задрожал сильнее, чем лапы Бареса на столе.
Однако генерал невозмутимо продолжил:
– …они должны были отыскать тебя. Или хотя бы собрать информацию, которая поможет найти твое тело.
Генерал замолчал, чтобы перевести дыхание.
Вместо него заговорил Фелис:
– Я не предавал тебя, Зил. Я был всего лишь одним из тех, кто свои лучшие годы потратил на то, чтобы найти тебя. В этом смысл всей моей жизни.
Лешему вроде стало чуточку легче: уже почти не тошнило. Еще немного – и в бой. Да, у него нет ни единого шанса совладать с тремя полукровками на их территории, но это совсем неважно. Главное – ввязаться в драку, а уж там Зил сообразит, как победить и выбраться из логова ублюдков.
Пока же Фелис вовсю расхваливал себя: мол, я не хухры-мухры, а наставник с правом даровать знание.
– Видишь этот активатор? – Фелис раздвинул когтями мех у себя на груди и постучал по выпуклой серебристой штуковине, на которую Зил обратил внимание еще на Арене в Мосе. – Его вживили мне в Инкубаторе. Он – одно целое со мной, соединен с моей нервной системой. Удали его – и я тут же умру.
Про нервную систему Зил не единожды слышал от мамы и потому знал, что боль и раздражение бывают как раз из-за нервов, и что мозги в голове и в позвоночнике – самые главные нервы, их нельзя травмировать.
– Эта технология нам, наследникам, досталась от небесных предков.
Фелис распинался о своих заслугах и о чудесных приборах, данных его народу свыше, а Зил морщил лоб, размышляя, зачем с ним вообще разговаривают. Его, Траста и Лариссу полукровки взяли в плен в заброшенном бункере. Почему сразу не убили? Зачем Фелис перед ним оправдывается, пытается выставить себя в лучшем свете и доказывает, что он чуть ли не герой? Совесть замучила? Зил фыркнул, ему не три годика, в сказки он давно не верит. И генерал с ним откровенно заигрывает: «молодой человек», «наш гость», «очень рады». Еще и отцом себя назвал, сволочь!.. Один только бледный рептилус смотрит волчаркой.
– Это было обычное задание, очередное, одно из многих. Я привел в земли чистяков отряд молодых воинов. За поход им полагались новая активация и новый статус в обществе. Но все пошло не так, как было запланировано.
Дальше голос Фелиса доносился сквозь шум в ушах Зила. Сердце не просто стучало, оно рокотало. Все вокруг стало багровым.
– …нашел сводную сестру твоей матери, Зил. Это была такая удача, такая! Я оставил группу в лесовнике неподалеку от хутора. Решил с ней поговорить, она должна была меня понять, она же знала, кто ты. Но к дому я не смог подойти, дом ведь со всех сторон был окружен ловушками. Тогда я позвал Селену, она вышла к воротам…
Фелис подкрался к родному хутору Зила и что-то сделал с мамой и Даринкой, раз их не оказалось дома, когда Зил вернулся. Так значит, Фелис во всем виноват! Котенок!..
Изготовившись к атаке, леший осклабился.
Но случилось странное.
За один прыжок генерал Барес пролетел половину комнаты, оказавшись перед Зилом до того, как опрокинутое кресло с грохотом упало на пол. Куда только подевалась его стариковская немощь?! И верхние лапы у генерала ничуть не дрожали, когда он вцепился в горло Зила.
Напрягшись так, что все мышцы обожгло огнем, а на висках вздулись вены, Зил вырвался, но все же нападение Бареса оказалось успешным. Ведь затевалось оно, чтобы отвлечь Зила. Мерзостно чмокнув, – от этого звука лешего всего передернуло – от присосок на пальцах рептилуса отлепилось одеяло и, пролетев от камина пяток мер, опустилось на коротко стриженную голову. Оно не только перекрыло Зилу обзор, но и хорошенько ударило по черепу, потому что оказалось тяжеленным – плетенным то ли из проволоки, то ли из чего иного, но вовсе не из шерсти, как Зилу до того казалось.
Из глаз брызнули искры, что-то ударило лешего в грудь, вышибив из легких воздух. Пятки оторвало от пола, он лягнул ногами, ударил рукой, но никуда не попал, его же швырнуло на что-то упругое и скрипучее. Он хотел сбросить с лица треклятое одеяло и вскочить, и ринуться в бой, но ничего у него не вышло. Руками, спиной, ногами и затылком Зил точно прилип к дивану, а в том, что его бросили именно на диван, на котором он очнулся, сомнений не было. Прилип! Кулак не поднять, пяткой не двинуть врагу в ухо!..
Одеяло сорвали-таки с лица, – генерал тотчас в него укутался – и догадка лешего насчет дивана подтвердилась. А еще он увидел, что тело его опутано чем-то вроде нитей паука, очень прочных нитей, потому что порвать их не получилось, сколько бы Зил не старался.
– Сынок, не пытайся освободиться, бесполезно, – звериный оскал медленно сползал с морды Бареса, становясь участливой и даже немного испуганной улыбкой. – Это ж сетчатка тебя схватила. Тварь водится на самой границе Разведанных Территорий, вряд ли в землях чистяков о ней не знают. Сетчатка – хищник. Если кого поймала, не отпустит, хоть режь ее, хоть жги. Будет медленно жрать свою жертву. Живьем жрать. Обожает она свежее мясцо.
Над Зилом нависла озабоченно-деловитая рожа Фелиса:
– Может, лучше все-таки на «птицу»? Тогда он не просто увидит, но и прочувствует все. Результат лучше будет. Быстрее.
Больше не пытаясь притворяться немощным, Барес уверенно кивнул:
– Да, на «птицу». Но только чисто, без блоков и прочего. Я не хочу, чтобы у моего сына возникли сомнения.
О чем это они?! Зил заскрежетал зубами. И даже сейчас, когда его отдали на съедение твари с границы Разведанных Территорий, генерал продолжал оскоблять лешего, набиваясь в родственники!..
Бесшумно возникший рядом с тайгерами рептилус подал Фелису широкий, но неглубокий жестяной коробок. Фелис сунул туда лапу и вытащил ее измазанной то ли в муке, то ли в мелу. После этого, отвернувшись, он смачно чихнул.
– В коробке мел. Обычный, измельченный, – бывший союзник угадал ход мыслей Зила. – Сетчатка его очень не любит.
Фелис провел измазанной лапой по серебристым нитям, опутавшим правое предплечье Зила. Нити отпрянули, проявив неожиданную расторопность. Впрочем, сетчатка уж точно не была растением, иначе леший уже использовал бы свой дар, так что быстрота реакции не должна была его удивить. Жаль, кисть и плечо все еще были во власти сетчатки, а то Зил хорошенько бы врезал по полосатой роже. Рожа, кстати, ухмыльнулась, оценив выражение лица пленного, которое было красноречивей самой отборной ругани.
– Ты потом мне еще спасибо скажешь, – с этими словами Фелис распорол когтем рукав куртки Зила, обнажив родимое пятно в форме хищной птицы с распростертыми крыльями. – Зачем «птицу» держать взаперти? Пусть полетает.
Пятно? Вот, значит, о чем говорили между собой тайгеры, когда упоминали какую-то «птицу». Но какое им дело до отметин на коже обычного чистяка, пусть даже и обладающего даром?..
Уставившись на «птицу», генерал Барес шумно выдохнул, рептилус «заморгал» чаще, а Фелис проткнул когтем вену у себя на запястье и прижал кровоточащую рану к родимому пятну лешего.
И лешего не стало.
…ярко-голубые глаза смотрят с прищуром, недоверчиво, но без страха и без обычной для чистяков оголтелой ненависти. Это сбивает с толку, это неправильно, и все заготовленные речи, которые должны заставить эту самку – женщину! – подчиниться, крюками застревают в глотке, их приходится вырывать из себя:
– Селена, он должен пойти со мной. Я отведу его к отцу. Ты должна помочь мне уговорить парня. Здесь он будет прозябать, а в Минаполисе его ждут, на него надеятся.
Их разделяет более полусотни мер холма, укрытого снегом, надежно скрывающим многочисленные ловушки. О том, что тут прогуливаться опасно, имеется соответствующий знак на краю опасного участка. И хоть расстояние между собеседниками значительное, кричать не надо – слышимость отличная.
Одетая в скромную плетенку, совсем без украшений женщина склоняет голову к плечу. Наивная прелесть ее молодости не так давно обернулась уверенной красотой зрелости. И – не боится, ничуть не боится! Хотя в этом нет ничего удивительного, зная, кто она такая…
– Я бы уговорила его, Фелис, уйти с тобой, но я не могу.
Из глотки непроизвольно вырывается рычание.
– Ну-ну, чего ты? Его просто нет дома. Он еще вчера сбежал в Мос на Испытание, хотя его отец… мой муж Лих запретил ему это делать.
Женщина врет. Она все врет! И что-то скрывает.
Но нахрапом ее не возьмешь, не стоит и пытаться. Характер у самки – из титана, силой из нее ничего не вытащить. Поэтому надо тайком проследить за ней, за хутором вообще, поставить везде бойцов, чтобы день и ночь… Не могут же обитатели хутора все время сидеть взаперти, однажды мальчишка выйдет, и тогда…
…По колено ноги проваливаются в задорно хрустящий снег. Дыхание паром вырывается из ноздрей и оседает инеем на вибриссах. Лесовник приближается с каждым шагом, там, под деревьями, дожидается отряд молодых диверсантов, еще не побывавших в схватках. Ничего, этого добра в их жизни еще будет предостаточно… Сень деревьев нависает над головой. Стоп. Что-то не так. Что? Тихо. Слишком тихо. Ни птиц, ни зверей, ни смешка от кого-либо из молодых, которые должны ждать в сугробах мерах в двадцати. Снег хрустит быстрее, еще быстрее, вот и сугробы – и кровь, много замерзшей крови, и тела, и застывшие зрачки… Молодых обнаружили и перебили. Возможно, кому-то удалось бежать… Назад! Засада!
Схватка.
Натужное дыхание, хеканье, заточенная сталь, брызги крови и хруст костей.
Звук тупого удара – и накатывает тьма…
…Арена, ратники князя Мора, крест…
– Что это было?!.. – Зил пришел в себя. Рептилус перевязывал лапу Фелису, сидевшему прямо на полу. Крови из бывшего союзника вытекло немало, вон всего Зила измарал, диван загадил алым, на полу вон какая лужа.
– Дорогой мой ученик, я поделился с тобой знаниями, своей личной памятью. Тот, у кого есть «птица», может получить любые знания, без ограничений, когда угодно, по собственному желанию, а не когда придет срок. Это… да это же чудо! Это прекрасно! Ты даже не представляешь, как тебе повезло!..
Фелис еще что-то лепетал об удаче, о том, что Инкубатор выбрал его заранее для того, чтобы он стал главным участником Великого Возвращения, но Зил его не слушал, он пытался понять, что с ним произошло. Он что, чувствовал себя тайгером? Он ходил по снегу точно тайгер, дышал как тайгер, смотрел его глазами и даже думал как полукровка, разглядывая свою мать!
«Я отведу его к отцу…»
«Я бы уговорила его, Фелис, уйти с тобой…»
А ведь это правда, все правда. И генерал Барес – на самом деле отец Зила!..
Понимание ошеломило лешего. Ему хотелось умереть здесь и сейчас, чтобы не испытывать той боли, того позора и гадливости, которые разом навалились на него, стали им самим от кончиков коротких волос до обломанных в пути ногтей на пальцах ног.
– …увидев тебя в Мосе среди соискателей, я чуть с ума не сошел от радости долгожданной встречи и от бессилия защитить тебя, – издалека донеслось до Зила. – Мне пришлось воспользоваться активатором, чтобы дать тебе базовые знания. Основа основ военных действий – рукопашный бой, вот что я загрузил в тебя. Конечно, я рисковал. Но это было правильное решение, и мы оба обрели свободу. Нужно было доставить тебя в Минаполис, но из-за активации, из-за приобретенных тобой знаний, учитывая, что генетически ты… м-м… Просто пленить тебя я не мог. И я лишился своего передатчика, ну, не только я, так что связи с Баресом не было, никак не мог запросить подмогу… Я шел за тобой, дорогой мой ученик, и наблюдал…
– Следил, – Зил расхохотался и, резко оборвав хохот, заговорил зло, с ненавистью: – Ты, Фелис, видел, как сожгли мой дом, как убили моего отца! Видел – и не помог, не заступился за нас, за меня! Почему, а?! Ведь ты искал меня всю жизнь! Меня! Сына генерала Бареса! Могли убить! А ты!..
– Зил, ты отлично справился без меня. Я видел, как ты сражался, я наслаждался этим зрелищем. С каждым ударом ты становился сильнее, опытнее. Это была спонтанная активация следующего уровня знаний – умения вызвать в себе ярость и направить ее против врага, умение определять тактику боя и мгновенно перестраивать ее, реагируя на изменения ситуации. Зил, ну как я мог помешать этому?! Активации нельзя мешать. Ты сейчас не понимаешь, о чем я говорю, но ты обязательно поймешь когда-нибудь, очень скоро поймешь… Но как только появилась возможность, я присоединился к тебе. И защищал тебя в пути, когда на тебя охотились люди князя.
– Что случилось с моей мамой и Даринкой? Почему их не оказалось дома, когда я вернулся?
– Этого я не знаю. Да меня, признаться, их судьба ничуть не заботит. Но раз ты так настойчиво волнуешься, я расскажу, что думаю на их счет. Только я отошел от хутора, Селена и Даринка спешно отправились в Мос, чтобы предупредить тебя о моем визите. Но они не успели. Меня-то доставили в столицу на птере, не убили только, чтобы праздник получился красочней: распятый полукровка для чистяков – лучший подарок.
– А куклу моей сестры ты нашел на пепелище?
– Да. Я предположил, что этот предмет мне понадобится, чтобы направить тебя туда, куда надо. Стратегия, умение выстраивать вероятные цепочки поступков и следующих событий – это еще один уровень знаний. Настоящее оружие ведь не здесь, – Фелис показал когти. – А здесь! – Он постучал себя по голове.
– А как же слуга Древа?
– Дорогой мой ученик, ты разве не догадался, что я совершил сделку с ним? Я думал, увидев, как мы беседуем, ты обо всем…
– Сделку?
– Да. Запугать слугу невозможно, подкупить – тоже. Но со слугами можно сотрудничать, если сотрудничество это во благо Древу и паломникам. Так вот, я убедил его в том, что рассказать тебе, Зил, о том, что твои мать и сестра побывали в Древе, а потом были захвачены полукровками, это благо. Потому что в таком случае у тебя будет хоть какая-то надежда на то, что они живы.
– Так они живы?!
– Я сказал слуге, что они погибли, а ты этого не знаешь, и что теперь твоя жизнь пошла наперекосяк, и узнай ты о гибели родных, тотчас сам умрешь. А так – семья исчезла в землях полукровок, туда ты точно не пойдешь, поэтому соврать тебе – благо. Вот поэтому слуга подыграл мне. А уж там-то ты сам придумал, что твоих самок ублюдки увели в Минаполис, чтобы заточить их в Инкубаторе до самой смерти.
– Сволочь, – Зил не услышал уверенности в своем голосе.
– Нет. Я всего лишь твой учитель. Тот, кто дал тебе базовые знания.
Столько всего навалилось, столько… Все обдумать, понять, осознать и – главное! – принять, пустить в себя и позволить стать частью жизни, новой жизни… Не получалось, не хотелось, проще ведь было отринуть и быть прежним собой, привычным и таким родным, и не знать себя настоящего, и заставить себя забыть о том, что узнал тут, лежа на треклятом диване!..
– Лучше бы вы пытали меня. Разрежьте меня на органы. Полукровки, говорят, едят печень чистяков, а наши сердца для вас – лучшее лакомство. Окорока мои, ноги мои, давайте-ка на вертел, и в камин их, в камин! Пусть хорошо прожарятся! Соли и специй не жалейте, но и слишком много не надо!.. – Зил сам не заметил, как сорвался на крик, как и не заметил, когда это его всего успели обсыпать мелом, так что хищная сетчатка его больше не держала и медленно не обгладывала.
Леший сел на диване. Генерал Барес – отец? отец?!! – опустился рядом с ним и, ласково улыбаясь, заговорил о том, что родимое пятно на руке Зила – это на самом деле настолько редкий прибор, состоящий из наночипов, что никто из полукровок раньше его не видел, но все знали, что однажды Инкубатор срастит «птицу» с одним из новорожденных малышей… Эти наночипы на руке Зила вроде тех, что заставляют мертвецов ходить и нападать на людей, но сложнее. Еще он рассказал, что слишком много знаний за короткий промежуток времени ни один мозг не выдержит, даже такой замечательный и особенный мозг, как у Зила, так что следующая порция информации будет сжатой, с блокированием и отсечением всякого ненужного и лишнего.
– И помни, сынок, я тебя люблю.
Зила передернуло от этих слов генерала.
И все же он не воспротивился, когда Барес сам себе проткнул когтем палец, – не такие уж и тупые у него коготки – и вдавил ранку в родимое пятно Зила. «Птицу» – прибор, понимаешь! – рептилус заранее тщательно очистил тряпкой и водой от крови Фелиса.
На этот раз Зил не исчез, не растворился в ином сознании. Нет, он вполне ощущал себя и знал, что находится в одном помещении с полукровками. Он понимал, что он – это он, а не кто-то другой, но при этом еще и видел, слышал и осязал то, что случилось с Баресом много лет назад, и теперь он знал то, что знал сам Барес.
Он, Зил, помнил, как его, тогда еще полковника Бареса, отправили проинспектировать Инкубатор. «Там случилась уж очень подозрительная серия самоубийств самок, надо бы проверить. Справишься?» – «А то!». Был светлый теплый день, в городе пахло жареным мясом, улицы были чисто выметены. У него, Бареса, было отличное настроение, он недавно получил повышение, и дело ему представлялось ерундовым: всего-то надо с грозным видом отчитать обслугу, пройтись по помещениям и пообещать, если впредь будет бардак, наказать всех без разбору, наплевав на справедливость.
Случилось так, как он, Барес, планировал: испуганные рожи, прямо-таки умоляющие, чтобы на них повысили голос, а потом – гулкие шаги по стерильно чистому полу вдоль рядов родовых капсул, в которых содержались беременные самки, к телам которых были подведены шланги с питательными жидкостями, шланги, отводящие отходы жизнедеятельности и, наоборот, подводящие к плодам в животах то, что станет основой жизни малышей, их видовой особенностью. Уже засобиравшись к выходу, Барес услышал крик. «Что это?» – «Не обращайте внимания, полковник. Это в карантине. Там такое постоянно. Пополнение бунтует, но наши самок быстро обламывают». И полковнику Баресу уйти бы, поверив сопровождавшему его спецу, но ему вдруг показалось странным, что заточенные в родильные камеры самки, где они не могут даже пальцем пошевелить, каким-то образом сумели лишить жизни не только себя, но и будущих наследников спасителей. И он решительно отправился к дверям карантина.
Вот за этими дверями полковник Барес и встретил мать Зила.
Сидя на диване непонятно где – где он, а? где?! – и одновременно будучи в карантине Инкубатора, Зил смотрел на свою мать глазами тайгера-полукровки. Он, Зил, видел перед собой юную девушку, она была младше даже, наверное, Лариссы. Такая же, как Ларисса, светловолосая, с такими же фиалковыми глазами. Худенькая, испуганная, заплаканная, она при этом не выглядела сломленной. Как же Зил был на нее похож: лоб, изгиб бровей, подбородок… Да все вообще! Кроме, разве что, оттопыренных ушей. И еще – она действительно была красива. Зил понял, почему она так поразила Бареса, почему он сразу влюбился.
– Да, сынок, это была любовь с первого взгляда. И не только с моей стороны – да-да, твоя мама тотчас на меня запала. Вот только увидела перед собой такого статного полосатого красавца – и!.. Да ты ведь не знаешь еще, кем была твоя мать…
– А кем она была? – Зил с трудом разлепил пересохшие, растрескавшиеся губы. Люто хотелось пить, очень-очень хотелось. Перед ним все еще стояла его мать, его новая старая мать, его настоящая мать, та мать, которая его родила. Стояла – и смотрела ему прямо в глаза, то есть в глаза Бареса. Смотрела то ли с укором, то ли с надеждой. – Так что скажешь… папочка? Она была самкой, предназначенной только для одного – до самой смерти рожать детей от ублюдков, ведь так, да?!
– Она была княжной.
– Что?..
Яркие фиалковые глаза, хрупкая фигура, и взгляд. Взгляд – властный. Взгляд девушки, не привыкшей к отказам, но уверенной, что все вокруг живут лишь ради нее и готовы пасть ниц, только того ей захочется. Зил почувствовал, – или же это когда-то, много лет назад, почувствовал Барес?! – что хочет встать перед ней на колени и рыдать, рыдать, рыдать, и подчиняться, идти за ней хоть на край света, совершать ради нее самые безумные поступки – радость для него, счастье…
– Она – родная дочь прежнего владыки Моса.
– Сестра Мора?
– Разве я так сказал? У тебя же нет проблем со слухом, сынок? Твоя мать – родная дочь прежнего князя, княжна. Ее выкрали прямо из…
Мать рыдает у тебя на плече, ее тельце содрогается, ее слезы обжигают твою – твою ли?! – кожу. Она никак не может остановиться, хотя ты гладишь ее по спине – гладкой, удивительно гладкой и такой приятной на ощупь, что… Тут Зил попытался не ощущать, отринуть, и – спасибо! – вроде получилось, впору перевести дух. Отодвинувшись, всхлипывая, мама – будущая мама! или прошлая?!.. – говорит: «Это был следопыт, его зовут Сыч. Он служил моему отцу. Он предал отца, его наняли, чтобы убить меня». «Кто нанял?» – «Эта… новая жена отца, эта тварь, это порождение земель за границами Разведанных Территорий, именно оттуда она явилась, там ее родина» – «Ну же, ну что ты такое говоришь? Успокойся, все хорошо, все будет хорошо…» – «Ты – не веришь – мне?!..» – «Ну что ты, конечно, верю». – «Отец должен был признать мое право на власть, но он не успел, вечером накануне его лучший следопыт, это жалкий урод – ха-ха! – по имени Сыч пробрался в мои покои, чтобы убить меня» – «И что, у него получилось?» – вопрос задан с иронией, ведь понятно, что нет, что вот она, жертва убийства, жива и здорова. «Да». Тишина, темно, слышится трудное дыхание. «Да?» – «Следопыт должен был выкрасть меня из отцовского замка и, убив, спрятать мое тело так, чтобы никто и никогда его не нашел. Следопыты ведь умеют не только разыскивать чужие следы, но и надежно, как никто другой, прятать свои». Темно, стоны, жужжание комара. Зилу хочется отвернуться, не видеть, не слышать, но он не может, проколотый палец Бареса прижат к «птице», будто прирос к родимому пятну, которое на самом деле не пятно, а что-то особенное, если верить Фелису, что-то достойное восхищения. «Он выполнил задание моей мачехи лишь наполовину: выкрал – да, но нет, не убил. Под покровом лесовника, в такой жуткой чащобе, что туда не заходят даже самые отчаянные медвежары, он предложил мне жизнь в обмен на…» – «На что? Не молчи, ну же?» – «На взаимность». Никаких больше стонов, тишина нарушается лишь напряженным отрывистым сопением. «Так я узнала, что верный следопыт отца влюблен в меня, и что он просил моей руки, но отец посмеялся над ним, решив, что следопыт просто шутит».
Сыч…. Сыч… Сыч… Кровь стучит в висках лешего. Сыч… Сыч… Сыч…
«А что же ты?» – «Я поняла, что он всерьез. И тоже посмеялась над ним. Сказала, что лучше смерть, чем быть с ним. Тогда он решил, что смерть – это подарок для меня, недостойной его подарков. Он придумал мне кару куда мучительней. Он ведь давно предал чистокровных, он же поставлял на границу женщин и детей, вот и меня продал, чтоб я стала суррогатной матерью и рожала ублюдков до самой своей смерти. Сказал, что тела самок сильно истощаются при вынашивании отпрысков полукровок. Что женщина может произвести на свет одного-двух, изредка трех таких детей. А потом умирает. Это правда?» Тишина, натужное сопение. «Да, правда».
– Я не мог допустить, чтобы с княжной обошлись как с прочими пленницами, поэтому велел доставить ее к себе домой… Мои родственники, друзья и коллеги сразу же невзлюбили ее. Общество было шокировано тем, что я так возвысил суррогатную мать. Но я любил ее, и мне было все равно, кто и что о нас думает. А потом княжна родила мне сына, которого я назвал вовсе не Зилом, это имя тебе позже дали Селена и Сыч.
– Как же меня зовут на самом деле?
Но Барес, похоже, не услышал вопрос.
– Сынок, пойми, любовь офицера-тайгера и суррогатной матери была изначально обречена…
И Зил тут же понял, что это именно так, потому что ему передалось знание генерала… отца. Потомки спасителей могли бы заполонить все Разведанные Территории, потому что они были сильнее и умнее истинных людей, и воинами были отличными, не сравнить с чистяками, но все дело было в том… Это знание его просто ошеломило. Если бы Зил стоял, он упал бы. В последнем поколении полукровок не родилось ни одной женщины. То есть вообще. Одни только воины. Еще до предыдущей войны полукровки совсем не промышляли похищением чистокровных самок. Только чтобы выжить и продолжиться, они стали совершать набеги на чужие земли.
– Но как же вы без?..
– Все мы умеем подавлять наши половые чувства, мы же воины. Но вообще – это часть нашей большой боли, сынок. И то, что мы делаем с чистокровными самками… Мы знаем, что это жестоко, и что этому нет оправдания. Но иначе нам не выжить. Наши жизни так скоротечны, у нас нет времени корить себя…
Новые знания захлестнули пораженного Зила.
Надо же, каждый полукровка живет ровно тридцати три года и ни днем больше! Меньше – пожалуйста, полукровку могут убить, он может стать жертвой несчастного случая. Телесные болезни – это не про потомков спасителей, полукровки не чихают и очень редко страдают от головной боли, и даже переломы у них срастаются за считаные дни. Крайне редкие исключения, конечно, бывают, но они только подтверждают правило… Особенно Зила впечатлило то, что каждый полукровка с самого своего рождения знает дату своей смерти: год, день, месяц, тот самый миг.
– Лучше уж погибнуть в бою, чем дожидаться.
– Как сказать, сынок, как сказать…
При столь короткой жизни тратить время на обучение – излишняя, опасная роскошь. Поэтому в мозг каждого полукровки при рождении вкачивались сжатые части наследственной памяти обо всех достижениях их народа и даже спасителей. А потом, постепенно, с помощью активаторов, части как бы разжимались по очереди, но, конечно, не все сразу, потому что слишком много знаний за короткий промежуток времени, как уже говорил отец, ни один мозг не выдержит.
– Активаторы, кстати, у нас есть разные, – услышал Зил голос Фелиса. – У меня на груди – базовый, самый простой. Я с ним родился, он – часть меня. Но есть и другие, мощнее, способные разжимать массивы памяти, спрятанные чуть глубже, чем на поверхности. И самый мощный – Главный Активатор. Он даст нам знания и технологии наших небесных предков, но он… м-м… – Фелис замялся.
– Так что с этим активатором? – вырвалось у Зила, недовольного тем, что бывший союзник отвлек его от беседы с отцом и помешал вникнуть в то, что было и есть жизнью полукровок.
– Скоро, дорогой мой ученик, очень скоро Главный Активатор появится у нас, и тогда…
Полукровки с рождения знают, как добывать пищу, и как устроен мир их предков далеко в звездном скоплении, которое не увидеть с Земли. Но знание об устройстве мира приходит лишь к тем, кто перешагнул двадцатилетний порог, то есть редким счастливчикам, выжившим в схватках с чистокровными и прочими опасностями нашего мира. Потому-то у полукровок и нет преимущества в живой силе, что они слишком быстро живут, а тут у них еще и девочки перестали рождаться. Зато их дети превосходно овладевают воинскими навыками, чем многие истинные люди похвастаться не могут, даже прожив втрое дольше.
– Новорожденных навсегда забирают у суррогатных матерей. Самке не дают взглянуть на своего ребенка. Не из-за жестокости, а потому что в этом нет необходимости. Если бы это как-то стимулировало самок, увеличивало бы количество приплода, то их бы даже заставили самостоятельно выкармливать своих детей…
Благодаря личным знаниям отца, которые вливались в Зила вместе с кровью, он узнал, что малыши, зачатые от полукровок, рождаются самыми обычными, без крыльев, голубой кожи и без полосатого меха. Серо-розовые хныкающие комочки. Внешне – чистяки, не отличишь от появившихся на свет в Мосе или в Кие. Все меняется после того, как младенцев на трое суток помещают в специальные плотно закрытые боксы – первичные укомплектаторы, так эти ящики из особого материала называются у полукровок. Укомплектаторы – это наследство спасителей, как и вообще все оборудование Инкубатора.
– Мы – в Инкубаторе? – шевельнул губами Зил.
– Почти, – подал голос рептилус. – Мы в рабочем кабинете вашего отца, который находится в Сфере Управителей, – в глазах Зила тут же возникла картинка: будто бы цельнобетонное белое здание без окон, без дверей, вокруг него ров, заполненный черной дрянью. – Инкубатор располагается за надежно защищенной Сферой. Он – основа выживания нашего вида.
Пока рептилус говорил, малыш на руках служителя Инкубатора кричал и дрыгал ножками – Зил видел малыша отчетливо, слышал его и ощущал запах, ведь нос у тайгера, воспоминаниями которого пользовался Зил, был значительно чувствительней, чем у чистяка. Привычным, много раз проделанным движением служитель сунул малыша в нутро прибора, состоявшего из тускло-коричневых сегментов и похожего на раздавленного жучару, у которого кишки через разломы в панцире вылезли наружу и давно протухли, потому что запах от них… ух…
«Жучара» с хлюпом втянул в себя младенца, крик оборвался.
– Никто из нас не знает, каким будет его дитя после доукомплектации. У рептилуса может быть сын-пирос, а у пироса – тайгер. Родильные капсулы и укомплектаторы сами решают, какой новый член общества получится в итоге, никто – даже управители! – не может повлиять на приборы спасителей.
По велению служителя «жучара» распался на сегменты. Вместо крохотного беззащитного малыша, помещенного в него, на подрагивающей розовой подставке, эдаком здоровенном шершавом языке, лежало нечто крылатое и с рожками. Существо открыло глаза и, радостно заверещав: «Папа!», взмыло в воздух, чтобы кинуться в объятья рептилуса, стоявшего возле служителя. Зил не сразу узнал бледно-голубого помощника отца, потому что тогда он еще был вовсе не бледным. «Шершень, ты, верно, голоден? И да, я твой папа, меня зовут Шацу».
– Родственники. Понятно, – Зил ничуть не удивился. На него столько всего навалилось, что удивляться уже попросту не получалось. – Шацу и Шершень, значит…
– Таких закладок в укомплектатор с каждым из нас случается четыре за всю жизнь. Последняя – в хороший день…
На розовом «языке» лежал обнаженный старик. Был он безобразно толст и мертв. Голос отца прозвучал торжественно, печально, а в конце еще и грозно: «Генерал Корсун оставил нас. Так пусть же умрут все наши враги!..» Отец помнил мертвеца иным, молодым совсем, а потом старым-престарым, но отец никогда не видел генерала Корсуна таким – без всего, что делает полукровку полукровкой, без защитной голубой кожи, без мигательных перепонок на глазах. Мертвый Корсун выглядел как обычный старик-чистяк, всю жизнь не разгибавший спины на огороде. Даже смотреть противно! А ведь однажды сам Барес будет точно так же валяться куском бледного мяса на «языке»…
– Сынок, прости, я ошибся, но я хотел сделать, как лучше. Я заботился о твой маме, я хотел, чтобы мы были все вместе. Из-за меня ты получился таким, из-за меня…
Отец забрал мать из Инкубатора. Чего ему это стоило? Он едва не лишился звания и головы. Да-да, его хотели казнить за попрание офицерской чести… Тут воспоминания были нечеткими, отрывистыми – похоже, отцу были неприятны те события, вот они и поистерлись из памяти. Главное – он сделал так, чтобы всю беременность княжна, мама Зила, провела не в родильной капсуле, а в его служебной квартирке. Да, среди бетонных стен, увешанных пыльными гобеленами с изображенными на них бравыми воинами-тайгерами, убивающими чистяков. Да, в одиночестве, потому что у полковника было много важных дел по службе. Но все же не в беспросветной мгле и без трубок, торчащих из тела!..
– Если бы беременность твоей матери протекала в капсуле, ты получил бы все необходимые элементы для того, чтобы укомплектатор сделал тебя нормальным, но из-за меня…
Нормальным?.. Зил представил себя с крыльями, а потом примерил голубую кожу и полосатый мех. Хм, а ведь ему подошел бы хвост с шипом на конце. Да и неукротимая мощь бугрящихся мышц точно не оставила бы равнодушной ни одну юную самку, то есть прекрасную девушку. А как насчет взмыть в поднебесье быстрее птицы?! А плавать лучше, чем самая проворная щучара?!
Может, Зил еще недавно потому и ненавидел полукровок, что тайно, боясь признаться самому себе, мечтал о новом теле – сильном и умелом, а не таком хлипком и неуклюжем, как ему досталось. А еще – теперь у него не было никаких сомнений – ему всегда хотелось обладать многими знаниями и навыками. Обладать, не изнуряя себя зубрежкой, не набивая шишки и не попадая молотком по сломанному ногтю, а сразу, без малейших усилий, просто по праву рождения. На! – и знаешь все-все-все об окружающем мире: и как называется вон та травка, от чего она лечит, когда цветет, и как можно использовать букашку, – ядовитую, между прочим, – которая по травке неспешно ползет, и что в недрах планеты, и как рассчитать объем воды в пруду, и… И много еще всяких «и». Получи! И вот уже, ни разу не ударив палец о палец, ты умеешь строить лодки, готовить вкуснейшие завтраки, метко стрелять и отлично драться. И не просто умеешь, а можешь. Да просто потому можешь, что вместе с приобретенными знаниями меняется и твое тело. Зачем изнурять себя тренировками, если укомплектатор и так нарастит мышцы и заставит их с бешеной скоростью сокращаться, а заодно и обострит твои рефлексы? Прилагать усилия не надо, на это просто нет времени. Родился? Ну так возьми все блага наследников и пользуйся, сразу живи, без глупых долгих подготовок!..
Жаль, Зил всего этого лишился, потому что отец – перед глазами до сих пор вставал образ бати Лиха, но ничего, это скоро пройдет – пожалел самку, которую Зил знать не знал, да не очень-то и хотел знать, раз из-за нее ему не достались ни крылья, ни когти, ни мигательные перепонки. Из-за нее все, что он знал и умел, стоило ему труда и боли, страданий и пролитых пота и крови. Кроме, конечно, того, что дал ему вместе с базовой активацией Фелис.
– Спасибо, учитель.
Фелис осклабился и подмигнул отцу.
– Он все понял, Барес, он все осознал. И теперь он с нами.
Но Барес не ответил ему, вместо этого он продолжил оправдываться, видимо, считая, что в этом есть необходимость:
– Когда ты родился… Конечно, с разрешения твой матери… – Зил увидел себя: махонький скукоженный комочек плоти шевелил ручками и ножками, после чего в глазах все стало нечетко и размыто. – Я отнес тебя – совсем крохотного, ты у меня на ладони помещался, такой был маленький – в Инкубатор. И засунул в укомплектатор, хотя служители отговаривали меня это делать. Сынок, я надеялся, что тебя еще можно сделать наследником, нормальным, как мы все, членом нашего общества!..
«Жучара» раскрылся. На «языке» лежал все тот же махонький скукоженный комочек плоти. Разве только заплаканный и перепачканный собственными выделениями. И с приметным пятном на крохотной ручке, которого раньше не было. А дальше – головокружение и темнота. Отцу, похоже, стало нехорошо, и он потерял сознание. Ну да понятно – не оправдались его надежды, ребенок навсегда останется слабеньким уродцем без знаний и боевых навыков. Зил на его месте тоже не прыгал бы от счастья и не хохотал бы, радуясь случившемуся.
– На меня организовали травлю: мне плевали в спину, шипели, глядя в глаза, не давали работать. Мало того, меня обещали сжечь заживо… – отец не сказал: «Из-за тебя», его рот не осквернили эти слова. Но при его кровном контакте с Зилом слова вообще не нужды были, ведь Зил мгновенно узнавал и чувствовал то, что вспоминал нынешний генерал Барес о пережитом когда-то полковником Баресом. – О моем проступке – а изъять самку и содержать ее тайно дома было одним из самых страшных проступков – стало известно всему Минаполису. От меня отвернулись друзья. Отвернулся даже Корсун. А ведь я его, раненого, вытащил из-под обстрела. Он был весь в кровище, не дышал уже. Командир приказал мне бросить дохлятину, но я, рискуя трибуналом, отказался выполнять его приказ… – теплая кровь струится по лицу, заливая глаза. Чужая теплая кровь, на Баресе ни царапины, повезло. Корсун – ну чего он такой толстый, зараза, и тяжелый?! – все время стонал, чем люто раздражал Бареса. Но вдруг он затих, и Барес тогда, из последних сил шагая к своим позициям после захлебнувшейся атаки, заорал на него, чтоб тот не молчал, чтоб сказал хоть что-нибудь, иначе он, Барес, бросит его тут, и пусть дикие птеры его обгладывают… Голос настоящего Бареса вытеснил воспоминания Бареса прошлого: – Даже единственный мой друг Корсун – настоящий друг! – предал меня. Ну как он мог, как он мог?! Ты даже не представляешь, сынок, как это было…
– Больно, унизительно и – нет, не страшно – просто тоскливо? Очень даже представляю, отец.
– Если б я оставил тебя в Минаполисе, ты… Ты не выжил бы. Мы… они… здесь не очень-то любят чистяков. А ты с виду был вылитый чистяк: ни голубой кожи, ни меха, ни крыльев. По нашим меркам – урод уродом.
– Да уж, после укомплектатора я не стал красавчиком, – Зила передернуло всего от ощущения собственной неполноценности, привнесенного извне. И дело вовсе не в слишком уж оттопыренных ушах, которых он всегда стеснялся. Просто, родившись таким же мерзким на вид, как все чистяки, он не использовал свой шанс стать нормальным. И не отец в том виноват, а сам Зил. Отец ни при чем, пусть не корит себя, он сделал все, что мог. Да-да, только Зил виноват, и надо сказать об этом отцу, пусть он знает: – Отец, прости меня. Я… Я сделаю все! Все! Чтобы заслужить твое прощение!..
На пережаренном солнцем проспекте Минаполиса ему-отцу гневно кричали вслед. В то же время Зил, ощущая себя как себя, сидел на диване в рабочем кабинете отца много лет спустя, то есть сейчас, то есть… Голова шла кругом! Окружающее стало неразборчивым. Зил никак не мог отыскать в памяти лицо бати Лиха, это казалось ему важным – всего лишь лицо. Брызги крови и отрубленную голову он помнил лучше, чем ему хотелось, а вот лицо… Оно же было добрым? С сетью морщин под глазами? Или злым?.. Лицо ускользало от Зила, пряталось в туманной дыме. И воспоминания о маме Селене и обожаемой сестренке Даринке с трудом удавалось вытащить на поверхность из таких отдаленных глубин памяти, что нащупать и схватить их получалось далеко не с первой попытки. «Это им твоя месть, сынок, за то, что дурачили тебя долгие-предолгие годы!..» – «Но я не хочу…» – «Хочешь, дорогой мой ученик, точно хочешь!» Уже едва угадывались очертания предметов. Зил тряхнул головой, потом ущипнул себя за руку и не почувствовал боли. Диван под ним скрипел с оттяжкой, неохотно. Зато он отлично слышал наследников, которые помогли ему осознать себя заново. И все-таки жаль, что все вокруг выглядело так, будто он нырнул в омут да на самое дно – причем в пасмурный день – и уже там, среди ледяных струй, открыл глаза.
– Он все понял, Барес, он все осознал. И теперь он с нами. Неужели ты не видишь?! Еще немного – и он не выдержит! Ты что, хочешь, чтобы с ним приключилась беда?!
– Фелис, заткнись! – сказано было чересчур резко, но все-таки правильно, а чуть погодя, переведя дыхание, отец обратился к Зилу: – Сынок, теперь, когда ты все-все-все знаешь, когда ты все-все-все прочувствовал, как бы прожил с нами, ты должен… ты… Ты должен сделать выбор, сынок. Кто ты – чистяк постыдный или гордый наследник спасителей? С кем ты – с ними или с нами? От твоего выбора многое зависит, сынок. Очень многое.
Наконец зрение восстановилось, и все вокруг вновь стало четким. Зил увидел, что рептилус Шацу и тайгер Фелис отвернулись, потупились. Только отец, – генерал Барес! – не мигая, смотрел ему в глаза.
