Глава 4 Мусор
«Крот», внедренный в банду маргиналов, сообщил координаты Ивана Жукова в ноль сорок три. Коммуникатор завибрировал, когда ты тушил окурок в пепельнице и одновременно клацал зажигалкой, чтобы обуглить новый табачный кончик.
Итак, что там у нас?.. Заброшенная подземка, чудом уцелевшая до сих пор станция. И в самом деле — не в Новом же Кремле террористу Жукову прятаться?..
Захлопнувшись за тобой, дверь едва не прищемила полы плаща. Покрышкам опять досталось — тачка рванула с места, оставляя за собой черные полосы, только что бывшие протектором.
Босс ждал звонка, ответил сразу — разорался, но, узнав, в чем дело, взял себя в руки и вмиг решил вопрос с группой захвата, ибо лучшие твои люди погибли в милицейском участке, а набрать новую команду времени не было. Так что порядок. Единственное, что тебя смущало в раскладе, — это… крысы. В подземельях всегда уйма мерзких хвостатых тварей!..
Четыре сигареты спустя ты вдавил педаль тормоза.
Осназ МВД — взвод парней не ниже двух метров, с повадками прирожденных убийц — прибыл раньше, но пока не предпринимал активных действий. И хорошо, и молодцы, раз ждут указаний.
— Все готово!
Тебе понравилось, как бодро отрапортовал майор-осназовец, не любивший, похоже, опускать забрало шлема и щеголявший аккуратными усами.
АК с глушаком, тем еще довеском НСПУМ и коробчатым магазином на сто двадцать патронов он держал уверенно, цепко. И парни его действовали профессионально: слаженно, тихо — амуниция не бряцала, ни слова лишнего. Охрану станции нейтрализовали вообще без единого выстрела — руками и ножами, крик поднять никто не успел.
А потом началась грамотная зачистка.
Глушители автоматов превратили расстрел подпольщиков в пантомиму. Тела падали, кровь выплескивалась. К сожалению, скрыть факт вторжения не удалось. Загрохотали ответные выстрелы. Но силы были и близко не равны. Да и светошумовые гранаты помогли подавить сопротивление.
Приятно наблюдать за работой мастеров со стороны, делая затяжку за затяжкой.
Когда все успокоилось, ты перебрался из туннеля на платформу. К затхлому воздуху подземелья тут примешивался чад сварки, вонь старого машинного масла и соляры — и это притом что обоняние у тебя почти отсутствует.
Подбежал командир служивых — забрало гордо поднято, АК на плече — и, козырнув, с ходу доложил:
— Объекта на станции нет!
Как-то слишком бодро это прозвучало. Ты бросил на небритого тяжелый взгляд:
— Это очень плохо, лейтенант.
Словно наткнувшись на невидимую резиновую стену, осназовец отшатнулся и непроизвольно схватился за самое дорогое — погоны. Ты не разучился еще разбираться в людях, умеешь ударить по самому дорогому, интимному. Теперь он будет суетиться активнее, что на пользу делу.
В сопровождении разжалованного командира осназовцев ты неторопливо двинул по станции, разглядывая трупы и задержанных. Тех и других было примерно поровну. На допрос выживших уйдет уйма времени, и не факт, что хоть кто-то владеет нужной инфой… Лавирование среди всяческого хлама утомляло. Тут что, филиал городской свалки?
Не то, все не то.
Заинтересовала лишь троица у кузовов от электрокаров. Взгляд будто сам прикипел, не оторвать. А интуиции своей ты доверяешь абсолютно. Все трое лежали лицами в пол, заскорузлые от физического труда ладони срослись с затылками. Жизнелюбы. Понимают: стоит дернуться — и их жалкому существованию настанет конец. Их даже на прицеле держать не надо.
Щелчком отправив в полет окурок и тут же выхватив из пачки новую сигарету, ты указал усатому осназовцу на того, что разлегся в центре. Проявив оправданное рвение, осназовец пнул подпольщика ногой по ребрам.
— Встать!
Приказ выполнен сиюмгновенно, без задержек.
Ты взглянул врагу режима в лицо, с которого уже сорвали респиратор. Губы обкусаны до крови. На лбу прыщи. Волосы редкие, засаленные. Руки у подпольщика тряслись, как у старого раба, страдающего болезнью Паркинсона. Пока ты разглядывал его, он скукоживался, втягивался внутрь самого себя, становясь меньше ростом, — и вот уже позвоночник изогнулся в угодливом поклоне.
— Закурить? — Ты протянул ему пачку.
Он затряс головой, потом завертел, потом опять начал трясти и наконец, показав через один черные зубы, исторгнул сипло, простуженно:
— Спасибо, не курю, вредно для здоровья.
— Полезно, — мягко парировал ты.
— Что?..
— Полезно. Для здоровья полезно. Было бы вредно, я б не курил. — Каждая последующая фраза прозвучала чуть громче предыдущей. — Или ты считаешь, что я такой дурак, чтобы причинять себе вред? Ты вот только что при всех назвал меня дебилом! — Концовку ты, хищно осклабившись, выкрикнул ему прямо в лицо. На нищих духом неизменно производит впечатление.
— Я… да я… я…
Ясно было, что у подпольщика сейчас инфаркт случится. На замасленных его штанах в паху появилось темное пятно, становясь все больше. И вот уже на пол потекло, резко запахло мочой.
— Да ладно тебе. — Теперь по-свойски хлопнуть его по плечу, а то еще действительно окочурится раньше времени. — Я ж пошутил.
Он натужно сначала, а потом, осознав, что страшный человек не злится, засмеялся, кивнул и показал кулак с большим пальцем, оттопыренным вверх, — мол, да, шутка что надо.
— Но могу и всерьез. — Твое лицо, изуродованное кривым шрамом, окаменело. На союзных дамочек действует безукоризненно. И не только на дамочек.
У подпольщика буквально подкосились ноги — он опустился на колени. Знал бы, на что способен Григор Серпень, уже ползал бы перед тобой, рыдая и моля о пощаде. А так просто защебетал, что все сделает, ни в чем не виноват, и готов сотрудничать с властями, и…
Экран коммуникатора ему под нос. На экране — портрет Ивана Жукова, стоп-кадр видео из милицейского участка.
— Лицо знакомо? Был тут такой?
Подпольщик кивнул с десяток раз и только потом просипел, что был, шороху навел, но уже нету, ушел.
— Куда ушел?
— Да кто ж его знает. Эльвира, командирша наша, приказала «подвеску» ему выдать, после того как пацаненок этот ее полюбовника-киборга едва не угробил.
— Эльвира, значит. — Ты оторвал взгляд от подпольщика, чуть повернулся влево — и расторопный осназовец тут же возник у тебя перед глазами. — Среди задержанных есть киборг и женщина по имени Эльвира?
— Н-нет.
— Очень плохо, сержант, очень плохо.
И тут подпольщик радостно заверещал:
— Я вспомнил! Я вспомнил! Пацаненок ваш другого пацаненка, Тарсуса, наверх звал, по крышам бегать! Догонялки, кто кого!
Вот и все. Пора на поверхность.
Осназовец засеменил следом:
— Подпольщиков грузить?
— Пробейте всех по базе. Сексоты пусть трудятся на благо Союза, остальных забирайте.
Выяснилось, что грузить-забирать нужно всего троих. Причем тот, кого ты лично допросил, в их числе. Остальные, значит… Ну-ну.
— Свободу России! Сатрапы! Ненавижу! — Твой недавний собеседник вырвался и побежал.
По нему сразу открыли огонь. Тело упало, задергалось в агонии.
— Одним врагом Союза меньше. — Губы обхватили фильтр новой сигареты. — А курить полезно. Все, кто не курит, умирают.
* * *
Дождь косыми струями барабанил по разноцветному куполу зонта. Из-за того что в подземелье было темно, хотелось света на поверхности, но уже наступила ночь. И дождь еще. В сегодняшнем расписании погоды осадки наверняка значились.
— Если есть вообще чистая любовь, то это она и есть, Маршал, — закончил Тарсус свой рассказ.
Мамонтенок дезертировал из-за Эльвиры. Он служил на границе, она была шлюхой в офицерском борделе… Вообще-то киборги — существа бесполые. Те самые органы у них удалены, влечение подавлено медикаментозно и психокоррекцией. Они должны воевать, а не думать о сексе. А вот с офицерами все обстоит иначе. Офицеры — это обреченные на армейскую каторгу союзники, которых сослали на границу. Они не приспособлены к жизни за пределами бункеров. Офицеры командуют из-под толщи бетона, где процветают пьянство, наркомания и разврат. Однажды Мамонтенка откомандировали в бункер, и он там такого насмотрелся… Но главное — он встретил Эльвиру, над которой глумились офицеры.
Ее полный мольбы взгляд не давал ему покоя, снился по ночам. И однажды он решился…
Упаковав девушку в заляпанный офицерской кровью защитный комплект с регенеративной кислородной системой, Мамонтенок неделю нес ее на себе по радиоактивным пустошам, скрываясь от посланных вдогонку беспилотников и бывших братьев по оружию…
Потом парочку приютили подпольщики, переправили в Москву. В подполье не было киборгов, ибо у этих существ мозги промыты до полнейшей неспособности понять весь ужас своего существования. Мамонтенок — единственный, кому повезло. Или не повезло, тут уж как посмотреть. А насчет любви… У него отсутствовал орган, способный доставить женщине наслаждение, а Эльвира после сотен изнасилований не могла и думать о соитии с мужчиной. То, что объединило их, точно было не зовом плоти.
— Если есть, то это она и есть… — задумчиво повторил вслед за Тарсусом Иван.
Рядом — даже мосток не нужен, перепрыгнуть можно — крыша в форме распустившегося бутона с множеством бетонных лепестков и с круглой вертолетной площадкой в центре. Черт бы побрал эту площадку, на которую, как домохозяйки на распродажу, слетались вертушки-дроны! Стоило одному, безжалостно рассекая винтами воздух, подняться, как тут же из-за небоскреба выныривал следующий и приземлялся на высотный насест.
Операторы что, филонят? Сажают беспилотники, оснащенные не только оружием, но и видеокамерами и микрофонами, а сами оставляют пост управления, чтобы сделать чайку́?
Иван по примеру Тарсуса обмотал лицо тряпкой, уже насквозь промокшей и прилипшей к щекам. Баллоны врезались в спину, неудобные, хоть ремни он ослабил уже до неприличия — на бегу болтаются из стороны в сторону, о балансировке нормальной и речи нет, как бы не сорваться. Жесть мостков, соединяющих небоскребы, и так скользкая, теперь же, под дождем, и вовсе подобна катку, только коньков не хватает.
Очередной вертолет плюхнулся на площадку, замедляя вращение «вентилятора».
И угораздило же подняться именно сюда, с таким вот соседством!..
Почти всю крышу занимал бассейн, вдоль которого выгоревшими на солнце скелетами покоились пластиковые лежаки. Хватало тут и громадных зонтов, под которыми можно спрятаться не только от палящего солнца, но и от ливня. Что парни и делали, изнывая в ожидании, когда можно будет убраться отсюда подобру-поздорову.
Над крышей величественно проплыл дирижабль с портретом Председателя на раздутом боку. И еще десятки, сотни дирижаблей барражировали высоко в небе и пониже, лавировали между небоскребами и мостками под перекрестным огнем прожекторов. Огромные голографические буквы — алые с белой окантовкой — призывали трудиться на благо Союза. И везде гербы великой страны, которая объявила охоту на своего ни в чем не повинного гражданина. Иван тяжело вздохнул. Все светится и блестит, отражаясь в мириадах капель, падающих на город…
— Давай! — рявкнул Тарсус.
Вертолет оторвался от площадки и чуть накренил нос, намереваясь спуститься пониже. Замены ему пока что видно не было.
Искусственные мышцы, прилегающие к ногам, наполнились маслом из баллонов и сократились раньше, чем Иван сообразил, что уже сорвался с места, пытаясь обогнать Тарсуса. Увы, тот раньше, опередив на доли секунды, добрался до сварной конструкции из труб и жести, ведущей к следующей крыше. Что ж, пора признать: Жуков-младший — вовсе не лучший бегунок Москвы.
Признать — и действовать согласно плану.
Впереди мелькала затянутая в черное спина. Очередной дрон направил свои лопасти на посадку. Рывок вперед — «бросок гепарда» — и стопа скользнула по луже, по мокрому металлу. Ивана развернуло, впечатало поясницей в ограждение мостка — и его семьдесят с чуть-чуть кэгэ свалились в пустоту.
То есть почти свалились.
В последний момент Иван ухватился за поперечную перекладину, и его забросило обратно — лопасти вертолета, заходящего на посадку, не успели даже провернуться. Прыжок, еще — Иван ворвался в зеленые, мокрые от дождя заросли: крыша небоскреба, куда перебрались парни, представляла собой парк с аллеями и лавочками для прогулок жильцов. Деревья и кустарники здесь безуспешно маскировали огромные трубы воздуховодов с фильтрами и компрессорными установками, где день и ночь трудились персы, обеспечивая бесперебойную работу всего этого хозяйства, а заодно комфорт ответственных квартиросъемщиков.
Выбравшись на аллею, замощенную тротуарной плиткой и ограниченную кленами, Жуков-младший случайно зацепил ногой пустой пакет из-под сока. Апельсинового.
— На раз-два-три, да, Маршал?
Да уж, перс однозначно быстрее и лучше маневрирует. И хоть это немного уязвляет, но… У Ивана иная цель. Померяются силами в другой раз. Не зря же он постепенно, незаметно для соперника, направлял пробежку к центру Москвы. И эту крышу он выбрал заранее. Только тут есть шанс избавиться от навязчивой опеки Тарсуса. Вряд ли парень в черном захочет вот так просто распрощаться с «малышом». И вообще, мало ли что велел его загадочный командир?..
Ломая ветки и сбивая листья, Иван метнулся с аллеи в кусты, стоило лишь Тарсусу отвернуться. И тут уж скорость не важна, она даже помеха, когда надо скрыть следы и затаиться. Искусственные мышцы сократились, подбросив его метров на пять. Еще секунда на то, чтобы взобраться на верхушку дерева. Дальше перепрыгнуть на соседний ствол. И опять прыжок. А вот с последней кроны он максимально аккуратно перебрался на патрубок воздуховода, стенки которого были такими толстыми, что даже не громыхнули под ногами.
— Эй, Маршал, ты где?! Не дури, Маршал! — Тарсус заметил-таки отсутствие союзника.
Что ж, хоть и небольшую, но все же фору Иван получил. А тут еще дождь прекратился.
— Маршал, ты чего по кустам прячешься? Стыдно, что я тебя уделал?! Не дури! Вылезай, хорошего понемножку…
Пригнувшись, Жуков-младший метнулся к следующему воздуховоду, мокрому и холодному. Сколько времени потребуется персу, чтобы найти проход в сломанном кустарнике, а потом сообразить, куда направился тот, кого велено опекать? Вряд ли больше минуты.
Обернувшись, Иван понял — теперь его точно не увидеть с аллеи, и припустил что было духу, перескакивая с кожуха на кожух огромных фильтров и компрессоров. Вскоре он добрался до края крыши, поросшего березовой рощей. Он бывал здесь как-то с Лали, им понравилось — красиво тут, романтично. Но сейчас его больше занимала пожарная лестница — всего-то полста этажей вниз.
Ладони коснулись ржавых перил — с самой постройки здания их не красили, не обновляли, — стопы уткнулись в площадку, сваренную из арматурных прутьев, завибрировавших от удара. И опять вниз. И еще. Не останавливаться, не сбавлять темп! Еще. Прыжок. Очередная площадка.
И вот полпути уже.
Ниже!
Быстрее!
Наверху грохнуло, опять, опять… Тарсус слишком быстро нашел его и слишком быстро приближался. Слишком!
«Успокойся, — окоротил себя Иван, — есть значительная фора, успеешь».
С последних четырех этажей он спустился по воздуху. Асфальт мощно приложил по пяткам, не спасли и компенсаторы, не пережившие столь экстремального режима эксплуатации, — с опозданием вспухнув, газовые подушечки взорвались новогодними хлопушками, подбросив Ивана на полметра. Он грохнулся на колени прямо в лужу, вскочил и, не оглядываясь, побежал к арке, ведущей из двора на улицу.
На ходу сорвал маску из ткани, отшвырнул. А в арке пришлось и вовсе остановиться, чтобы снять подвеску. Завертел головой, определяя, куда ее спрятать, еще ведь пригодится, если и дальше все пойдет по плану. Зря потеряв драгоценную секунду, выскочил из-под полукруглого свода и побежал по улице. Где же? Ну где?!.. Промчавшись мимо парочки мусорных контейнеров у обочины, остановился около третьего. Точно, самое оно. Эти контейнеры персы по ночам вывозят из небоскребов и выставляют вдоль улицы, чтобы приехал мусоровоз и забрал. Иван знал об этом, но сам процесс не наблюдал ни разу. Пахнуло прокисшим — он бросил «подвеску» в мусор.
Тарсус как раз выскочил из арки и теперь летел к нему, за один прыжок преодолевая метров пять.
Ну где же милиция, когда она так нужна?!..
Жуков-младший не сразу заметил патрульных. Те сидели на троллейбусной остановке из прозрачного оргстекла и попивали сбитень из пластиковых стаканов. В животе заурчало. Иван прямо почувствовал вкус меда и запах трав… Шлемы милиционеров покоились рядом на лавочке.
— Помогите! На помощь! — Размахивая руками над головой, он со всех ног поспешил к слугам закона. — За мной гонится пьяный перс!
Подбежав ближе, он выдвинул челюсть и выпучил глаза в надежде, что милиционеры не узнают его. Да и как могли они представить вообще, что террорист Иван Жуков, объявленный во всесоюзный розыск, попросит защиты?
— Маршал, что ты задумал, придурок?! — послышалось сзади, совсем близко. — Одного раза мало?!
— Помогите!!! — заорал Иван так, будто ему действительно грозила смертельная опасность.
Милиционеры медленно — беспечно! — покинули остановку. Беспечно — потому что с автоматами на плечах, без шлемов, чуть ли не зевая и все еще со стаканами в руках. Они там что, вовсе не сбитень вкушали?..
— Союзничек, ну-ка посторонись.
Мало того что Жукова-младшего не узнали, так еще и не подумали даже проверить, кто он такой. Все-таки по одежке встречают, а он, несмотря на все приключения, выглядел как союзник — то есть вполне респектабельно. Разве что испачкался чуть да не мылся сколько…
Заметив, что патрульные уронили стаканчики и схватились-таки за «калаши», Иван вмиг распластался на асфальте.
— Эй, перс, тормози! Лапки вверх!
Зашипела, защелкала радиостанция, пристегнутая к предплечью.
Тарсус, почти догнавший Ивана, сбавил скорость. Теперь он не бежал — просто шел, как бы прогуливаясь. И все равно это не понравилось милиционерам.
— Стой!!! Руки вверх!!! Живо!!!
Фигура в черном приближалась.
— Хотите сока? Апельсиновый, вкусный…
Нервы у патрульных сдали. Засверкали вспышки, запахло порохом, гильзы со звоном посыпались на асфальт. После сбитня ничто так не бодрит, как пристрелить перса, оказавшего сопротивление.
Жаль, это не так-то просто сделать с тем, кто большей частью состоит из крутейших имплантов.
Глаза милиционеров стали удивленно-большими. Уж очень обоих бойцов в бронежилетах впечатлили па, которые выделывал Тарсус, уворачиваясь от пуль, изгибаясь под такими невероятными углами, что кости обязаны были сломаться, мышцы порваться, а кожа лопнуть на тысячи лоскутов.
Грузно протопали ботинки рядом с Жуковым-младшим — не сумев поразить цель, стражи закона пошли на сближение с Тарсусом.
Пользуясь моментом, пока никто не видит, Иван сменил диспозицию: сначала по-пластунски, потом ползком и пригнувшись, поспешил к живой изгороди, из которой выпирал куст, подстриженный так, что получилась фигура Председателя, перстом указывающего на светлое будущее чуть выше третьего этажа на той стороне улицы. У ног главы государства, поросших мокрой после осадков листвой, и нашел себе пристанище Жуков-младший.
Судя по крикам патрульных, мало того что в Тарсуса не попали, так он еще и ушел от них через арку. Вопли и треск рации удалялись — милиционеры прекратили тратить боеприпасы и, напрягая тучные тела, отправились в погоню.
Не по себе как-то стало.
Впервые в жизни Иван совершил столь подлый поступок — подставил человека под пули, обвинив в том, чего тот не совершал. Да, можно оправдать себя: мол, человек этот низкого сословия, сумасшедший заговорщик и не пойми кто. Увы, совесть не так просто обмануть.
Но как бы то ни было, надо действовать, а не сопли размазывать. Иначе отца не спасти.
Из-за угла вырулил здоровенный восьмиколесный тягач, и каждое колесо его было чуть ли не в рост Ивана. Угловатые рубленые формы покрывала оранжевая краска, а там, где она облупилась, проступила ржавчина — корпус из металла, что ли, не из пластика?.. Нечто вроде подъемного крана нарушало симметрию машины. Три фары чуть ниже тонированного лобового стекла и мощные прожекторы на крыше кабины не горели, хватало освещения улицы. Кстати, тягач вовсе не электро — обильно дымило черным из труб, торчавших вертикально по бокам вместительного короба за кабиной. Жукову-младшему еще не доводилось видеть подобных машин.
Стравив вонючий дым, тягач остановился как раз у того контейнера, в котором лежала «подвеска». Подъемный кран — манипулятор, — жужжа, схватил контейнер и, поднеся его к открывшемуся люку на коробе, вывалил мусор. С грохотом манипулятор вернул стальной ящик на место, люк захлопнулся, тягач двинул дальше по улице.
Да это же мусоровоз, понял Иван. И «подвеска», нужная очень, вот-вот отправится на свалку.
Выскочив из-за зеленого Председателя, он пошлепал по лужам вслед за мусоровозом. До следующего контейнера всего ничего, надо успеть раньше!
Догнал, уцепился за поручень лестницы, ведущей на крышу коробчатого кузова. Взобравшись наверх, открыл люк — и, сраженный смрадом, едва не спрыгнул на асфальт. Будто кулаком по носу огрели! Все же преодолев брезгливость, Иван нырнул в дурно пахнущую емкость ногами вперед. Под пятками чвякнуло, вонь усилилась, ноги по колени погрузились в месиво.
Темно хоть глаз выколи. Где «подвеска»?!
Искал на ощупь, содрогаясь от отвращения. Да, заставить себя было нелегко, но ведь иначе никак, ведь надо спасти отца, а для этого необходима «подвеска»!.. Пальцы трогали склизкое, мягкое, тянущееся, какие-то бумаги, что-то острое….
Мусоровоз остановился. Зажужжал манипулятор. Значит, вот-вот сверху свалится еще мусор — прямо на Ивана, и уж тогда найти искомое будет куда сложнее, если вообще возможно!
Он принялся лихорадочно шарить вокруг, забыв о брезгливости, о боязни поранить ладони, погружая руки в дрянь чуть ли не по локоть.
Привод манипулятора загудел натужнее, предупреждая, что вес взят, захваченная добыча вот-вот попадет в пасть.
Тоскливо сжалось сердце. Впору отчаяться, но Жуков-младший лишь удвоил старания. И едва не крикнул «Ура!», когда пальцы нащупали баллоны «подвески».
Он никогда еще так быстро не надевал амуницию для пробежек и выскочил из кузова за миг до того, как внутрь обрушилась лавина из упаковок, протухших очистков и прочего хлама. Сердце в груди колотилось, адреналин зашкаливал.
Вниз по лестнице? Ха! Иван спрыгнул с оранжевого короба. Забыл, что компенсаторы на подошвах приказали долго жить — вот и спрыгнул. Впредь надо бы осторожней.
Его заметил водитель мусоровоза, одетый почему-то в желтый РЗК с шлемом и тем еще горбом — аппаратом дыхания. Открыв дверцу, водила чуть ли не наполовину высунулся из кабины. РЗК — радиационный защитный комплект — Жуков-младший видел в учебнике по гражданской обороне. Зачем надевать защиту в Москве?..
Из-под шлема донеслось:
— Эй, парень, ты чего там делал?
В ответ Иван улыбнулся и помахал рукой. Затем метнулся к стене ближайшего дома и проворно полез по ней вверх, прыгая с балкона на балкон.
Минут через пять он был на месте.
* * *
Может, совсем переехать в бункер? Там хоть как-то заснуть получается…
Гурген Аланович так и не смог сомкнуть глаз, хотя и заел снотворным жены пяток таблеток иммуностимулятора — последних в пластиковом цилиндре, крышечка которого выскользнула из пальцев, когда коммуникатор завибрировал. Серпень сообщил, что знает, где скрывается сын Жучары. Вот только прошло уже больше часа, а новых вестей все нет. Неужто опять неудача?!
Бадоев в сердцах приложил кулаком по прикроватной тумбочке. Жена, конечно, не проснулась, даже не всхрапнула — привыкла к ночным бдениям супруга. К тому же коктейль из фенобарбитала и осказепама на нее действовал безукоризненно — живьем можно резать, ей хоть бы хны.
Сметанно-белая пижама натянулась на очень неплоском животе — визитной карточке министра восстанавливаемых ресурсов. Уж липосакцию он мог себе позволить, но не считал нужным делать. Прихватив коммуникатор, Бадоев проследовал в дальний угол опочивальни, к бару. Связаться, что ли, с Серпнем? Нет, слишком много чести для ищейки, пусть сам докладывает что и как. Да и портить себе настроение плохими вестями не хотелось.
Плеснул коньяка — настоящего, дореволюционного. Выпил, не почувствовав вкуса.
Нет пацана — нет его связи с Лали, а значит, нет цепочки от Жучары к Гургену Бадоеву. Вот только в том и проблема, что есть пацан. Живучий сучонок.
Налив себе еще немного, полстакана всего, Гурген Аланович приложил ладонь к коммуникатору. Экран «проснулся», показал белые вершины в лучах рассветного солнца. Память. Не та микросхемка, что в коммуникаторе, а та, от которой одна лишь головная боль да бессонница. Если б умели удалять из нее то, что гложет, много лет не дает покоя… Надоумить бы Сидоровича, пусть озадачит своих умельцев-живодеров. Нужен расходный материал для экспериментов? Так в лагерях этого добра полно — хоть младенцев пусть берут с мамашками, хоть стариков… Родные горы. Под ними аул, где родился крохотный Гургенчик, где он вырос, где остались его родители, вся его семья… Те самые горы, что отказались подчиняться новой власти. Те, по которым Герой Революции Гурген Аланович Бадоев приказал нанести ядерный удар. Его родители, его семья — дядья, тетки, двоюродные братья — все они испарились вместе с ледниками, превратились в пепел.
— И так будет с каждым сепаратистом! — Гурген Аланович врезал кулаком по барной стойке, стакан опрокинулся. Хорошо, что уже пустой, иначе залило бы коммуникатор.
И не уже пустой, а еще.
И не пустой уже, а полный теперь.
— До дна! — скомандовал сам себе Бадоев. — Не чокаясь!
Надо спустить пар. Уничтожить кого-нибудь, сломать карьеру, а лучше — жизнь. Когда на него «находило», в министерстве появлялась вакансия. А то и парочка вакансий. Но этой ночью он решил поступить иначе. Хлебнув прямо из бутылки, пододвинул коммуникатор. Чем там занимаются бездельники из службы безопасности? Несколько пассов — и на экране появилось полтора десятка окошек с видами с камер наблюдения. Так-с, тут порядок. Тут ничего интересного. А вот тут, вместо того чтобы бдеть и служить, бойцы затеяли карточное сражение. Попались, жертвы! Пора устроить чистку рядов!
И тут внимание его привлекло странное движение на одном из окон. Ткнул по нему пальцем — окно развернулось во весь экран.
Бадоев обмер. Холодок пробежал по спине, ноздри затрепетали.
Лишь неимоверным усилием воли сохранив самообладание — хотелось разбить коммуникатор о стену, — он вызвал охрану.
Бутылка брызнула в руке осколками. Слишком сильно сжал.
* * *
Быть особенным положено по статусу небоскребу, облюбованному министром восстанавливаемых ресурсов.
Во-первых, здание обслуживали вчетверо больше персов, чем любое иное, включая Новый Кремль. И охранялось оно так, что куда там Кремлю. У основания его произрастали настоящие джунгли из пальм, лиан и орхидей. Над зарослями возвышалась мачта с флагом Союза, трепещущим на ветру. Потоки воздуха гнал вентилятор, хорошенько спрятанный в «тропиках». На ветвях сидели попугаи с подрезанными крыльями, мартышкам не позволяли разбежаться по городу тонкие, но крепкие цепочки.
По стенам скользили сверху вниз голограммы-лозунги: «Мы вместе! Мы — победители!», «Революция — это мы!» и «Будь бдителен, враг не дремлет!». Вот вместе с очередной наглядной агитацией Жуков-младший и спускался к окнам квартиры Бадоевых, которые, кстати, не светились. То ли никого нет дома, то ли спят уже. Второе — вероятнее.
Пригнувшись, он перебрался на нужный балкон и замер, зыркая по сторонам. Просторно, ничего лишнего — ни полок, ни горшков с цветами, только сумка, в которой Лали хранила «подвеску». Чего в свою комнату не занесла?.. Иван выглянул с балкона, осмотрелся и навострил уши: вроде тихо, вторжения не заметили, тревогу не подняли. Его ведь разыскивают, тут надо особенно осторожничать — Гурген Аланович помешан на безопасности. У министра даже дома взвод охраны круглосуточно дежурит. Как бы не спутали с преступником… Иван невесело хмыкнул — с его-то нынешней репутацией спутать легче простого. И потому, пожалуй, не стоит опасливо оглядываться и бояться каждого шороха. Надо заявить о своем визите!
Кашлянув в кулак, он поднял руку, чтобы постучать в стекло, с той стороны прикрытое жалюзи, но не успел — балконная дверь резко отворилась. Он едва успел отпрянуть, упершись спиной в ограждение, а то нос точно расквасило бы.
Дыхание перехватило.
Иван замер, боясь пошевелиться.
* * *
День с самого утра не задался.
Ванька не явился на экзамен, чем удивил однокашников и престарелого профессора, а Лали еще заставил волноваться до обкусанных «в мясо» ногтей.
Его коммуникатор не отвечал на вызовы, постоянно вне Сети… Вернувшись домой после трапезы с отцом, Лали привычно зашла на новостной сайт и уж оттуда с ужасом узнала, что министр Владлен Жуков арестован, а его сына обвиняют в терроризме. Якобы Ванька убил много людей — причем милиционеров при исполнении. Мало того, он сам признался в содеянном, еще и угрожал новыми терактами. Это повергло ее в шок. Она проплакала два часа кряду, никак не могла успокоиться. Сердце разболелось. Лали думала, что умрет.
Ни на миг она не поверила, что Ванька хоть в чем-то виноват.
Не зря же вникала в дела отцовского министерства, узнавая все больше и больше мерзости. Поначалу ее кидало в дрожь, а потом становилось все тоскливее с каждой открытой правдой и развенчанной ложью, привычной с пеленок. Чудесная страна, просто рай земной, и великий Председатель во главе превратились в полумертвое чудище, управляемое кровожадными маньяками… Лали завидовала своим несведущим ровесникам, ведь те жили в мире иллюзий и искренне молились в храмах за здоровье Героев Революции. Тем ей, наверное, и понравился Ванька — своей искренней верой в светлое будущее и доблестное прошлое, не говоря уже о радужном настоящем. Голубые глаза, светлые волосы, широкие плечи… Главное — он никогда не кичился своей силой, не пытался никого унизить, был таким добрым…
Был?!
Спать не могла.
Из груди вырвали сердце, а вместо него засунули тяжелую скользкую глыбу, которая давила на ребра изнутри и не могла гнать кровь по сосудам. И нечем дышать было, душно…
Лали вцепилась в ручку двери, чтобы не упасть, навалилась всем телом — и дверь распахнулась. Девушка буквально выпала на балкон, чудом удержавшись на ногах. И увидела перед собой Ваньку. Тот поднял руку так, будто собирался помахать ей на прощание.
«Галлюцинация, — отстраненно подумала она. — Начались галлюцинации…»
Но разве умеют видения улыбаться? Причем довольно мило? И пахнет ли от них странно, а то и вовсе отвратительно?
— Привет, Лали. — Рука опустилась, глаза радостно блеснули. — Как дела? Я тут немного испачкался… Ты уж извини, не было возможности привести себя в порядок.
Глыба в груди тут же обернулась сердцем, кровь прилила к щекам. Лали тихонечко вскрикнула от неожиданного счастья. Ванька вмиг оказался рядом, взял за локоть и собрался еще что-то сказать, но она, испугавшись — услышат ведь! — зажала ему рот ладошкой.
Ванька чуть обиженно пожал широкими плечами — небось не такого приема ждал от подруги. Подмигнув, Лали жестами показала, что надо вести себя тихо. Сообразив, в чем дело, он радостно закивал. Она шепнула ему на ухо:
— Поднимайся на крышу, я за тобой.
Иван мотнул головой. Нахмурившись, Лали толкнула его в грудь. Вновь пожав плечами, он медленно повернулся. Затем вскочил на ограждение — она моргнуть не успела, а его перебросило уже на балкон выше. Точностью движений Ваньки можно любоваться часами… Выдернув «подвеску» из сумки, лежавшей на полу, Лали продела руки в ременной крепеж — баллоны прижало к лопаткам. Она почувствовала, как ноги стали сильнее — искусственные мышцы, активировавшись, облепили икры и бедра до паха и чуть выше. Немного подышать и подпрыгнуть на месте, едва оторвавшись от пола, — чтобы биометрия «подвески» приспособилась к параметрам Лали. Не в ее привычках заставлять себя ждать — в отличие от подруг, специально опаздывающих на свидание на полчаса, не меньше.
Сердце ныло, во всем теле ощущалась слабость, да и боязно было одной, без Ваньки рядом, прыгать. Он ведь подстрахует всегда, ценой даже собственной жизни — она уверена в этом абсолютно!.. Хорошо хоть семейные апартаменты близко от крыши, всего десяток этажей вверх одолеть.
Это был ее самый быстрый подъем. Чувствовала: времени мало, почти что нет.
Ванька подхватил ее у парапета, выдернул на крышу, прижал к себе. Еще вчера она отстранилась бы, ведь надо блюсти благочестье, но этой ночью… Она не знала, увидит ли еще когда-нибудь Ваньку Жукова. Запрещала себя думать об этом, но… Коснулась ладонями его мускулистой груди, а он воспринял этот жест неверно — смутился, отпустил ее и спрятал руки за спиной.
— Извини. Просто очень обрадовался, увидев тебя.
На душе стало тепло-тепло.
— Но вообще-то я пришел к твоему отцу… Он дома?
Будто выключили свет в глазах. Лали моргнула. Наверное, что-то отразилось на ее лице, ведь Ванька засуетился, выспрашивая:
— С тобой все в порядке? Как ты себя…
Слова звучали словно издалека, их поглощало эхо, искажало, дробило, смазывало концовки фраз. Сердце бешено колотилось. Неужели Ванька все знает? И пришел, чтобы отомстить? И почему ей кажется, что они висят над пропастью на тонкой струне, которая вот-вот оборвется?
— Зачем тебе мой отец?! — Хотела спокойно спросить, без дрожи в голосе, но чуть ли не выкрикнула Ваньке в лицо. Истеричка.
Он пожал плечами, отвернулся и, глядя под ноги, рассказал о том, что с семьей беда, какие-то подонки убили маму, ранили его, а в милиции считают, что Владлен Жуков — заговорщик и предатель.
— Гурген Аланович, твой отец, на него только надежда. Он поможет! Ведь мой и твой, они же друзья!..
Над соседней крышей пролетел вертолет-беспилотник. Ванька дернулся было к беседке для пикника с лавочками, столом и мангалом, одной из многих тут, но передумал — остался на месте, даже плечи расправил и гордо задрал подбородок. Смешной такой.
— Ванька, я волновалась за тебя.
— Чего вдруг? — Он фыркнул. — Волноваться надо за подонков, которые осмелились напасть на мою семью. Они… — Сжал кулаки, на доброе всегда лицо будто надели маску разъяренного демона. — Они поплатятся. Они умрут. Я! Лично! Вот этими руками!..
Сердце трепыхнулось и замерло.
— Не стоит тебе, Ванька, просить помощи у моего отца, — выдавила из себя Лали, вымучила.
— Почему это? Да ну, брось! Ты что?! Гурген Аланович поможет обязательно, я знаю! Я расскажу ему все как было, и он…
Струна вот-вот порвется. Нельзя терять ни секунды.
— Ванька, выслушай меня. Не перебивай! Недавно я была у отца в бункере, ну, ты знаешь… Он оставил на столе коммуникатор, а я ждала, было скучно…
— Какое отношение это име…
— Не перебивай! Я заметила — случайно! — на экране папку с названием «Жучара». — Она посмотрела на Ваньку, тот нахмурился, подобрался, будто перед схваткой. — Не удержалась, посмотрела, что там…
Ее заклинило. Беззвучно открывала рот, да и только. Драгоценные секунды тратились зря — на молчание. Ну не могла она сказать то, что должна была. Ну не могла — и все! Слабачка.
— Лали, ты хотела мне что-то… — Ванька почему-то охрип. — Продолжай, не молчи.
— Я… — Она зажмурилась. Первый звук едва прорвался сквозь стиснутые зубы, а затем слова полились: — Там, в той папке, была информация о том, где содержат Владлена Жукова. Твой отец в Поликлинике номер один.
Ванька кивнул. Ему ли не знать, что творится за дверями больницы, называемой еще Кремлевской. Там занимаются омоложением элиты стволовыми клетками, там Героям Революции меняют устаревшие органы на новые.
Но не только.
— Владлена Жукова держат насильно, под охраной. Он подключен к мнемокатору — специальной установке, взламывающей блокированные воспоминания.
— Но зачем?..
— Его освободили от занимаемой должности. Он больше не министр. Они… — Лали умышленно не называла имен. — Они хотят извлечь из его памяти информацию о бунтовщиках, о заговоре против режима. Говорят, бывший министр Жуков хотел и мог уничтожить нашу страну.
Ванька мотнул головой — неправда, ложь! Поднес руку к ее губам, будто умоляя замолчать, — от пальцев его пахло гнилью, нехорошо так пахло.
Но Лали не могла уже остановиться:
— Мнемокатор обязательно считает его память, это лишь вопрос времени. Я знаю, я читала отчеты. И еще… Ты должен знать. Считывая память, мнемокатор разрушает мозг. Процесс необратимый.
Ванька смотрел на нее чуть ли не с ужасом. Смотрел — и молчал. Он вообще услышал, что она сказала?..
— Лали, значит, твой отец в курсе. Так почему до сих пор не помог?!
Струна все тоньше.
Девушка набрала побольше воздуха в грудь и закрыла глаза:
— В той папке, в коммуникаторе, был один документ… Это мой отец донес на твоего, а потом — с ведома и разрешения Первого — послал группу захвата к вам домой.
* * *
Осколки упали на пол. Жена заворочалась, сонно пробормотала что-то.
Бадоев вытер мокрую от коньяка ладонь о пижаму. Стекло его не взяло — ни единого пореза.
Ему вообще всегда везло. Он выжил в радиоактивных горах, где подыхающие от лучевой болезни сепаратисты стреляли из-за каждого оплавленного камня. И не только выжил, но стал хозяином судеб миллионов. А тут какой-то мальчишка, у которого молоко на губах не обсохло, угрожает ему лишь тем, что еще дышит.
Дышит у него на балконе!
Прямо сейчас!
Серпень охотится за сынком Жучары в заброшенной подземке, а у сынка хватает наглости заявиться к Гургену Алановичу домой! Что ж, тем хуже для наглеца.
Мазнув пальцем по нужному окошку, он поднес коммуникатор к лицу и, дождавшись испуганного «Слушаю!», сцедил:
— Мизер без прикупа. У нас гость на балконе, а вы и в ус не дуете. Так устали, что расслабились? В лагерях как раз нехватка молодых специалистов, могу выписать путевку — отдохнете, развеетесь.
И прервал связь. Дальше само завертится. Охранники, конечно, идиоты, но свою работу знают, а после такого внушения… Гурген Аланович с сожалением уставился на осколки. Хорошее было пойло. Вернулся к бару. Не всухомятку же смотреть, как будут убивать мальчишку?..
Он взглянул на экран — и обмер.
На балконе уже дышал воздухом не только сынок Жучары, к нему присоединилась Лали.
— Отбой!!! — Новый приказ охране Гурген Аланович проорал так, что даже супруга проснулась, села на кровати. — Ничего не предпринимать!!! Ждать моей команды!!! Вести наблюдение!!! Не упускать из виду!!! В лагерях всех сгною!!!
Поджав ноги, жена натянула одеяло до подбородка.
* * *
Лали так и стояла — с закрытыми глазами. Боялась, наверное, смотреть на Ивана.
И правильно. Сейчас он сам себя испугался бы, найдись рядом зеркало.
После случившегося в последнее время он думал, что ничто уже не удивит его. Увы, ошибался. Да так, что не хотел верить любимой девушке. Ведь невозможно это! Не бывает на свете столь коварных людей! Подлецов таких лишь в кино показывают! Как — как?! — один Герой Революции мог донести на другого, тем более на друга, да еще и обвинив в немыслимом?!
А вот бывают и возможно.
Гурген Бадоев — имя врага. Из-за него погибла мама. Вот кто повинен во всех бедах семьи Жуковых.
Яростный рык вырвался из глотки. Отомстить. Все равно как. Уничтожить. Лали. Она его дочь. Шальная страшная мысль — Иван представил, что можно сделать с хрупкой фигуркой, — чуть отрезвила. Дети не в ответе за родителей. И это же Лали, в конце концов! Как он вообще мог подумать о том, чтобы причинить ей вред?!
— Прости меня! Прости! — Иван схватил ее за руку, прижал к себе, осыпая прекрасное лицо поцелуями и радуясь, что она все-таки открыла глаза. — Клянусь, Лали, я никогда — слышишь: никогда! — и никак не обижу тебя, что бы ни случилось!
— Ванька, не надо было рассказывать!.. Пообещай мне, что ты…
Зная, чего именно она потребует, Жуков-младший отстранился и в два прыжка достиг края крыши. На проплывающем мимо дирижабле развевался багровый флаг Союза с белым пятном в центре и с крестом из двух молотков и меча.
Лали догнала, вцепилась мертвой хваткой, расплакалась. Сквозь всхлипы говорила, что не надо, все-таки он же ее отец, отец такой человек, он не виноват, надо простить его, и вообще — у них дома полно вооруженных охранников, которых теперь больше, чем раньше, и удивительно, что появление Ваньки осталось незамеченным.
Чтобы не упасть вместе с ней с крыши, Иван отошел чуть от края. Утешал, поглаживая по спине и черным густым волосам, которых так приятно касаться. Слишком уж ровным голосом пообещал: все будет хорошо, он, Иван Жуков, никому не причинит вреда, и с чего она взяла, что зол на Гургена Алановича…
В этот момент что-то сломалось в нем.
Или нет — не сломалось. Просто хлипкое желе, из которого состоял Жуков-младший процентов на восемьдесят, а то и больше, затвердело, наконец превратившись в нечто цельное, что можно лишь уничтожить, но нельзя больше формировать так и эдак по чужому усмотрению.
Лали упомянула мнемокатор. Он слышал об этой штуковине — отец как-то обсуждал ее в беседе с Сидоровичем. Какая-то секретная разработка, прибор, позволяющий ворваться в глубины памяти человека, увидеть и узнать, что тот пережил. Или наоборот — поставить блок на воспоминаниях, чтобы никто не добрался до самого сокровенного. А еще — это поразило больше всего — подключенного к мнемокатору человека можно заставить делать что угодно.
Можно заставить…
Отца можно заставить?!
Иван осторожно убрал от себя руки Лали:
— Побудь здесь немного. Я скоро вернусь.
Нужно постараться, чтобы гримаса хоть немного стала похожа на улыбку. В идеале — на искреннюю добрую улыбку.
Вряд ли это получилось — глядя на него, Лали ойкнула и потребовала:
— Ванька, не делай резких движений! Замри!
— Что?..
— Замри, Ванечка, очень прошу!
Застыв на месте, он скосил глаза — и увидел причину ее волнения: минимум пять красных точек от лазерных прицелов будто приклеились к его жизненно важным органам. Причем три из них располагались в паху. Кое-кто разбирается в мужской анатомии.
Охрана Бадоева засекла-таки вторжение на балкон.
Вообще-то глупо было надеяться на другое, но… Теперь жизнь его зависит исключительно от Лали. Если бы стрелки не боялись зацепить ее, уже изрешетили бы Ивана пулями. На кой им живой террорист? Если раньше хотели убить, вряд ли желание радикально изменилось.
Охранники приближались со стороны выхода на крышу, куда лифт доставляет всех желающих побыть «на природе». Хороший лифт, бесшумный.
Вместо привычных «калашей» Гурген Бадоев вооружил своих секьюрити короткими автоматами, похожими на большие пистолеты, которые легко спрятать под одеждой, под пиджаком, к примеру. Интересно, что чувствуют эти люди, когда идут по улице, зная, что в любой момент могут кому угодно вынести мозги? Глушители на «пистолетах» отсутствовали — заботиться о покое и здоровом сне союзников явно не входило в служебные обязанности парней, охраняющих министра.
— Установлен визуальный контакт с объектом! — Командовал операцией мужчина почти на голову выше Ивана. На выбритой голове его сохранилась одна лишь челка, чересчур игриво, по мнению любого нормального мужчины, спадающая на наморщенный лоб. Нос картошкой, губы поджаты. Смотрел командир на «объект» так, словно «объект» этот занял у него значительную сумму свободно конвертируемых рублей и отдавать не собирается.
Вот только Жуков-младший никому и ничего не должен.
— Не смейте! — Разведя руки, Лали попыталась прикрыть его собой.
Он невольно залюбовался ею — небольшого роста, стройная, если не худая, куда только смелость помещается? Со здоровьем у нее конкретные проблемы, волноваться нельзя, лишний раз лучше бы не шевелиться — а вон как бросилась защищать Ваньку Жукова.
Быть может, он ей не безразличен?..
И хоть ситуация не располагала к романтике, Иван, поддавшись порыву, прижал девушку к себе и поцеловал в губы, чего так давно хотел, но никак не решался. Быть может, другого шанса просто не будет уже.
Командир охранников истолковал его порыв по-своему, без сантиментов — в микрофон на пластиковом держателе у рта принялся бубнить, что объект взял Лали Бадоеву в заложники.
Что он имел в виду?.. Жуков-младший не сразу сообразил, о чем речь. Ужасный злодей и его прекрасная жертва в окружении полицейских — такое было в иностранном фильме, показанном на занятии по воспитанию союзного духа (мол, вон как за границей страшно жить). Но при чем тут Иван и Лали?
— Эй, парень, отпусти девчонку! Не бери грех на душу! — принялся увещевать командир.
Иван хотел сказать, что его не так поняли, ничего плохого он не замышлял, но Лали принялась кричать, что жизнь ее на волоске, пусть отходят, иначе ее растерзает этот жуткий монстр, этот кровавый террорист.
— Чемпион Москвы по дзюдо! Голыми руками убьет меня! Не подходи́те!!!
Жуков-младший опешил — никак не ожидал от нее такого. Она что, всерьез?..
Даже возмутился:
— Лали, ты что несешь?! Я не причиню тебе вреда, я…
Она шикнула на него, сцедила сквозь зубы, чтобы заткнулся, а лучше — подыграл ей. Это было настолько не в ее стиле, что Иван от удивления согласился на все.
Командир застыл на месте, лишь иногда кивая, — видимо, так ему лучше давалось понимание приказов, которые в данный момент наверняка поступали на динамик, засунутый в ухо.
— Есть! — Челочка чуть взметнулась, когда он жестом велел своим людям опустить недоавтоматы, несерьезные с виду, но уж точно не игрушечные.
Малость даже полегчало, как только с паха пропали красные точки. Сунув автоматы в кобуры под мышками, секьюрити подняли перед собой руки ладонями к Ивану и «заложнице» и медленно попятились к надстройке лифта.
— Надо же, получилось. — Лали подмигнула, а потом, увидев что-то позади «объекта», открыла рот, но предупредить об опасности не успела.
Схватили сзади — грудину вместе с руками точно сунули в тиски. Иван дернулся, напрягся, рефлекторно пытаясь вырваться самым простым способом. Увы, не удалось. Кто-то сопел прямо в ухо, и дыхание было не очень-то свежим. Не стоит пренебрегать зубной пастой, даже если умеешь незаметно подкрасться со спины и атаковать. Рассчитывая попасть в лицо, Жуков-младший ударил затылком и одновременно топнул каблуком ботинка по носку врага. Расчет оказался верным — сломал охраннику нос. Оттолкнув Ивана, тот одной рукой схватился за приподнятую ногу, а второй — за рожу, по которой лило алым на грудь. И все бы ничего, но из-за охранника Иван врезался в Лали, и та едва устояла на ногах.
Это разъярило. Ладно он, но при чем тут девушка?!
Метнувшись к врагу, Жуков-младший подбил его руки вверх. Резко наклонился, схватил за ноги чуть ниже колен и, продолжив двигаться вперед и не выпрямляясь, оторвал его стопы от крыши. Завершился прием ударом плечом и шеей в грудь — секьюрити с криком взвился в воздух и рухнул спиной на крышу. Вдобавок Иван хорошенько его пнул. Вот только не учел, что искусственные мышцы усиливают удар в разы. Ребра хрустнули, охранника аж подбросило — нелепо взмахнув руками и наградив противника испуганным взглядом, он перелетел через парапет и обрушился в пустоту.
С небоскреба — вниз.
Иван застыл на месте.
Пронзила, едва не заставив опуститься на колени, мысль: он только что убил человека!.. Случайно, не хотел, так получилось… К черту оправдания! Убил. И пусть его считают террористом, виновным в гибели многих, — грань дозволенного он переступил именно сейчас.
Загрохотали выстрелы, автоматы ведь без глушителей. Захотелось заткнуть уши и вжаться в рубероид. Милицейские «калаши» в этом плане проигрывают, оказывая на преступника воздействие лишь огнем на поражение. Стреляли по «объекту» охранники, передумавшие загружаться в лифт. Ну и пусть…
Из оцепенения Ивана вывела вспышка боли. Нога! Отключившийся было инстинкт самосохранения заработал по максимуму. Пуля, точно раскаленная спица, пронзила икру. Он рухнул как подкошенный. Первое ранение — дома, когда в него стреляли из АК, — было пустяковым, а вот сейчас не повезло.
— Ванька! — донеслось сквозь грохот и свист пуль.
— Лали, беги! Прочь! Нельзя ко мне! Нельзя! — Он откатился к поленнице, заботливо прикрытой от осадков пластиковым навесом. Эх, сейчас бы шашлычку на углях… В животе противно заурчало. Чужая смерть, ранение, опасность — все это не смогло унять чувство голода.
Из ноги лило. Надо остановить, иначе все напрасно, он истечет кровью до смерти. Автоматы грохотали без умолку. Прижавшись спиной к дровам, Жуков-младший стиснул рану пальцами и, зажмурившись, взвыл.
— Ванька! — Лали не послушалась, бросилась к нему.
— Нельзя! Стой! Стой! — Иван охрип, и все же через миг она оказалась рядом. — Попадут ведь… Ну что ты…
Ее трясло, она гладила его по лицу и отводила взгляд от простреленной ноги.
Сквозь грохот выстрелов слышались визгливые команды прекратить огонь. Но охрана действовала уже на свой страх и риск, наплевав на приказы, ведь погиб коллега. Это плохо, очень плохо. Еще Лали зацепят.
— Любимая, слушай меня! — Он коснулся ее ладошки окровавленными пальцами, девушка перестала дрожать и взглянула на него как-то так… особенно взглянула. Наверное, из-за того что он назвал ее любимой. — Лали, останься здесь. Не высовывайся. Не надо за мной. Я очень прошу! Сделаешь?
Неуверенно кивнула.
— Вот и славно. Спасибо. И еще… Я люблю тебя, Лали.
Было очень больно, но Жуков-младший нашел в себе силы встать и выйти из-за поленницы. Другого варианта не было. Иначе убьют не только его, но и любимую девушку.
Выстрелы смолкли.
— Не стреляйте! — подняв руки, крикнул Иван и поковылял к секьюрити. — Я не виноват, я не террорист. Я сдаюсь!
Кто-то крикнул:
— Пацаны, он же Рината замочил!
И автоматы загрохотали с удвоенным рвением.
Пули ударили, отбросили назад. И хотелось уже только одного — удержаться на ногах. Эта мысль засела в черепе, заполнив его собой без остатка. Удержаться на ногах. На ногах!..
А следующей очередью его сбросило с крыши.
