Глава 10
Твой крест
Опутанный бионоидом-тросом слуга больше не пытался высвободиться. Молча и – главное! – преданно он глядел на Асахару. Защитник Накопителя так сильно сжал сапиенса, что тот не мог ни пошевелиться, ни выдавить из себя хоть звук.
Приложив сапфир часов к туго сплетенным мышечным волокнам, Асахара потребовал отпустить слугу. Мгновенно распутавшись, трос погрузился в слизь, волна которой побежала к Накопителю, прочертив траекторию движения защитника.
– Спасибо… – хрипел слуга, семеня вслед за хозяином к бионоиду-лифту. – Вы меня!.. Вы!..
– Заткнись. – Асахаре недолго осталось терпеть общение с этим мерзким никчемным существом. – И слушай, что надо сделать…
Он велел слуге, сопровождавшему его, и четверым таким же отщепенцам вывести послушников из подземелья и ликвидировать. Юные сапиенсы больше не нужны, нечего загрязнять их телами прекрасные родовые норы путников. Даже если вновь возникнет необходимость в белке для подкормки инкубаторов, лучше набрать новых, свежих подростков. Те, что содержатся в Парадизе, предельно истощены.
Кивая головой, как заведенный, слуга вместе со своими подельниками отворил загоны. Все пятеро были вооружены пистолетами, карманы оттопыривались – наружу выглядывали маслянистые коробки запасных магазинов. Понадобится много патронов, чтобы исполнить приказ.
Проконтролировав все лично, Асахара обошел опустевшие загоны.
Последние помещения он осматривал бегло, с чувством уже выполненного долга.
Встав посреди смрадного зала, Асахара принялся срывать с себя одежду сапиенсов, сбросил и обувь, от часов тоже без сожаления – с радостью! – избавился. Больше не нужны. При этом он наслаждался выбросом эндорфинов. Определенно его нынешний организм не так уж плох, раз способен доставлять такое удовольствие своему обладателю!.. И все же святой отец без сожаления избавится от него. Теперь-то можно, пусть ненадолго, до следующей – последней! – разведки, вновь стать самим собой. В Лоне он восстановит не только свое истинное тело, но и сотрет ненавистную психоматрицу обитателя этого мира.
Дальнейшее его пребывание тут вовсе необязательно.
Вторжение будет продолжаться согласно алгоритму, отработанному много-много раз.
* * *
Еще очередь.
И еще.
Пули сгорали, не долетев до стены, преграждавшей нам путь.
Повесив автомат на плечо, я стукнул по стене кулаком. С таким же эффектом я мог бы отбивать костяшки о бетонную плиту. Мои пальцы вновь коснулись странной поверхности, и теперь на ощупь она была похожа одновременно на металл, дерево и пластик, если такое вообще возможно. Ничего общего с кожей, волоски исчезли. Стена что, изменилась из-за физического воздействия?! И если пули горят, почему меня не обжигает?!
А там, за ней, быть может, Патрик. И ему срочно нужна помощь…
– Ах ты!.. – Я иступленно, не соображая, что делаю, ударил в стену кулаком. И еще раз. И опять.
Я сломал бы себе кости, честное слово, если бы палач не выплюнул мне в затылок презрительное:
– Край, остынь!
Легко сказать. И все же он прав. Не суетиться надо, а подумать, как решить проблему… Напоследок я ударил в стену левой, и к моему огромному удивлению, кулак будто провалился в преграду, а сам я, потеряв равновесие, ухнул следом и, приземлившись на выставленные перед собой руки, привычно – рефлекторно! – кувыркнулся. АК пребольно впился мне в ребра, дробовик – в спину, а позади что-то хлюпнуло. Я вскочил, озираясь и водя стволом «калаша» по сторонам.
Никого бетона, нет ламп и черных кабелей – такое впечатление, что старый подземный ход напрочь срыли, оставив после него овальную в сечении нору, обильно смазанную липкой гадостью, обросшей на потолке светящимся мхом. Перед глазами тотчас замелькали образы: громадная тварь, похожая на личинку майского жука, жрет почву, оставляя после себя такой вот ход. Заодно она скрепляет стены и свод выделениями своих наружных покровов и разносит споры грибов и прочую рассаду… Циферблат часов светился, это они – «Bregguett» – снабжали меня информацией о том, с кем и где мне и моим спутникам предстоит иметь дело. Телепатия ли это, магия или еще что, я не вникал. Мне и так было чем заняться. Я не успевал сортировать полученную информацию, не то что обдумать или хотя бы изучить ее – так много всего на меня навалилось.
Но как я здесь очутился?
В голове вновь замелькали образы, но мне сейчас было не до них. Ведь серая с белесыми разводами стена отделяла меня от товарищей по оружию.
– Любимая! Эй, палач?! Хельга!
Тишина в ответ.
– Рыбачка?!
Я метнулся к стене.
Ударил в нее плечом, ощутив непоколебимую твердь.
Стоп. Не стоит повторять свою же ошибку. Не надо стрелять и расшибать кулаки. Надо подумать. Как я сюда попал, а? Ударил с левой, на которой у меня…
Часы!
Я поднес светящийся циферблат к стене – и ту точно разъело кислотой. Образовалась дыра, в которую уже можно было просунуть голову.
– Край, ты там?! – услышал я Милену.
– Добро пожаловать, любимая! – Я поднес часы еще ближе к стене, расширив таким образом отверстие настолько, что в него можно было пройти чуть наклонившись. – Давайте-ка сюда!
Без лишних разговоров все пробрались в липкий от слизи коридор.
Все – кроме крысозавра.
– Эй, а ты чего? Давай к нам!
Крысозавр жалобно хрюкнул. Я понял, что дальше ему дороги нет, что он просто физически не может сделать шаг в нору, открывшуюся нам. Крысозавру нельзя в Парадиз, территория которого начиналась за странной стеной, которая то есть, то нет ее. Он из конкурирующей организации. Во время нашей «беседы» тет-а-тет использовался тот же механизм передачи информации, что и в часах – я так и не смог понять, откуда прибыли крысозавры, каковы их цели, что из себя представляет их мир. Выяснил только следующее: их родина погружена во мрак. Они, эти хвостатые твари, сумели дать отпор обитателям Парадиза, которые зовут себя путниками. С тех пор между крысозаврами и путниками заключен договор – это самое подходящее слово, хотя я чувствовал, что подразумевалось нечто более серьезное, чуть ли не на генетическом уровне… Не знаю, не могу подобрать ничего похожего на земные реалии. Да и сами крысозавры называют себя иначе, и вовсе не словами, а совокупностью жестов и запахов, которые я, конечно же, не воспроизведу в силу отличной от них физиологии.
– Спасибо за все, – сказал я крысозавру. – Прощай.
Я опустил руку – и стена с хлюпом восстановилась. На ней не осталось даже намека на дыру или рубец. Надо бы попробовать еще раз ее открыть, но на эксперименты нет времени.
Меня ждет сын.
– Хорошо, что крыса не пошла с нами. – Милена зябко дернула плечами. – У меня от нее мурашки.
– Да откуда они вообще взялись, эти демоны? – почесывая лысину, палач устроил Хельге допрос. – И те, которые наверху, крылатые и плоские?
– Они появились тут недавно, когда святой отец Асахара выкупил стадион. – Девице явно не хотелось об этом говорить, и она медлила с ответом, будто тщательно подбирала слова.
– Выкупил? – не поверил Рыбачка. Очередную порцию алкоголя он занюхал рукавом своей растерзанной кожанки.
– Ну, или еще каким обманом завладел.
Разговор меня не особо интересовал. Я прислушивался к собственным ощущениям, пытаясь разобраться в огромном массиве информации, загруженном в мой мозг часами, – и у меня ничего не получалось! Мысли путались, образы наслаивались, перед глазами все плыло. Еще не хватало тут потерять сознание. Я даже жалел уже, что подчинился крысозавру и надел часы.
– Почему обманным? Может, много денег предложил, вот предыдущие хозяева и не отказались, – присоединилась к беседе Милена.
Все были настолько ошарашены последними событиями и многочисленными странностями, которые не укладывались в привычную картину мира, что остро нуждались в чем-то обыденном, хотя бы в таком разговоре о спросе и предложении.
– Может, и так, – Хельга легко согласилась с моей бывшей. – Может, боссы стадиона и не были против. Да только потом окрестные дома обезлюдели, а всякого, кто по поверхности пытался к стадиону подобраться…
– Охватывал панический страх, – закончил за нее Рыбачка. – Знаем, проезжали.
– Но мы-то, «черви», внизу, нас оно не касалось… – Чуть помолчав, Хельга добавила: – Мы раньше со стадионом торговали, там ведь рынок был.
То, что на стадионе располагался большой рынок, для меня не было новостью. И то, что рынок закрылся, я тоже знал. Меня это, помнится, не удивило. Уж слишком часто там убивали и грабили покупателей, чтобы местечко пользовалось популярностью у граждан Вавилона. Торговля на этом рынке и в лучшие времена была не ахти, а уж после пары-тройки громких разборок между мелкими кланами, желавшими взять контроль над торговой точкой…
– М-да, кто ж знал, что тут обосновались путники, – пробормотал я.
– Кто? – услышал меня палач.
– Путники. Те, кто…
Меня перебил Рыбачка:
– Пришельцы с Альфы Центавра, которым все мы нужны, чтобы сожрать нас с хреном и горчицей!
Определенно ему хватит пить, подумал я, но сказал следующее:
– Вообще-то мы не нужны им. То есть конкретно мы, здесь присутствующие.
– Что? – Похоже, эта тема заинтересовала Хельгу. – Как это?
– А вот так. Никто нас не собирается завоевывать и есть. Путники и мы – в разных пищевых цепочках. – Прислушавшись к своим ощущениям, я уточнил: – Разве что разведчики-метаморфы могут…
– Но ведь киднепинг! – Милена поправила разгрузку, которая столь прелестно сочеталась с ее летним платьем.
– Подростков, любимая, никто не крал, они сами сюда пришли. А тут их использовали как… Как батарейки. Точнее – как аккумуляторы. Они ведь могут зарядиться, а потом отдать энергию, а потом опять зарядиться.
– А почему вообще подростки? – не поверила она. – Не проще ли было захватить электростанцию? Они ведь, инопланетяне эти, наверняка очень могущественные, раз смогли к нам добраться.
– Они не инопланетяне. – Я осторожно ступал по слизи, так и норовившей выскользнуть у меня из-под ботинок.
Рыбачка приложился к фляге.
– А кто ж они тогда? Земляне?
Я кивнул:
– Они называют себя… По-нашему, приблизительно очень, но… путники, как я уже сказал. А их разведчики – метаморфы, способны изменять свои тела. Но они действительно земляне. Живут на этой планете, а не из космоса прилетели. Но вообще они… – Я прислушался к себе, попытался четче сформулировать то, что понимал в образах, на чуждом человеку языке, с помощью ощущений, полученных рецепторами, которых попросту нет в моем теле. – Они из параллельного мира, из иной реальности, но все-таки с Земли. У их цивилизации есть одна цель – Всеобщее Единение. Им нужна энергия для того, чтобы путешествовать между мирами – совершать Прыжки. Вот для чего им наши дети – как источники энергии.
Я поправил ремень автомата на плече. Нора по едва заметной дуге изгибалась влево.
…А еще путники верят, что однажды закончат свой Путь, вернувшись в исходную точку, и тогда все реальности схлопнутся в мир Прародителей, это и будет Всеобщим Единением. Исчезнут люди и прочие существа, населяющие великое множество миров, пройденных путниками. По их подсчетам следующий Прыжок будет последним, кольцо сомкнется, и всем будет счастье… Правда, у крысозавров на сей счет иное мнение: единение параллельных миров станет настоящей катастрофой для нашей планеты.
Единение ее попросту уничтожит.
Об этом, правда, я умолчал. Не хотел расстраивать товарищей по оружию. Да и не очень-то я доверял крысозавру, который явно не был со мной до конца откровенен.
– Ты сказал, путникам нужны наши дети? – Милену этот аспект особо заинтересовал, поэтому она повторила вопрос: – И все-таки, почему эти твои метаморфы или путники, или как их там… Почему они получают энергию так экзотично? Захватили бы себе атомную электростанцию и…
– Во-первых, они не мои, а во-вторых… – я зажмурился, пытаясь нащупать ответ и облечь его в доступную мне и остальным форму: – Неандертальцы, сидя у костра, и представить себе не могли, что греться можно не только от углей, но расщепляя атом или, к примеру, используя напор пронизывающего до костей ветра. Вот и мы…
Насчет электростанций я понял одно. Вся энергия, которую они вырабатывают, ничтожна в сравнении с потребностями путников. И потому им не нужны углеводороды, их не интересуют термальные источники и приливы. В нашем мире они запитываются с помощью сложного химического соединения – той самой «манны небесной», взаимодействующей с какими-то неизвестными человеческой науке веществами, вырабатываемыми организмами подростков, вступивших в период полового созревания. «Манну» можно получить лишь в специальных условиях. И эти условия созданы в Парадизе, куда активно завлекают молодежь Вавилона. Пока что такой анклав один, именно на территорию стадиона попал авангард путников – разведчики – после некого перемещения, которое они называют Прыжком.
– Откуда ты все это знаешь?! – вмешался палач, пару минут уже не подавший ни звука, как и его страшненькая обожательница. – Грешник, что за бред ты вообще несешь?!
– Помнишь эти часы? – Я показал ему «Bregguett» у себя на запястье. – Это все из-за них.
Заур покачал головой. Похоже, он решил, что я совсем съехал с катушек. Что ж, на его месте я вряд ли подумал бы иначе.
– Прибыв к нам или еще куда, разведчики меняются не только физически, но и мысли… душа… короче, они во всем должны походить на местных. А чтобы при этом пользоваться всеми своими приспособами и не забыть, кто они есть на самом деле, разведчикам нужны специальные накопители информации. Для каждого нового мира эти приборы… Хотя, они не совсем приборы, они… живые, что ли. Короче говоря, каждый раз эти штуковины выглядят иначе, их маскируют под нечто обычное для конкретного мира. – Я говорил сбивчиво, быть может, непонятно и без привычных своих шуточек. – У нас разведчики взяли за основу наручные часы, но из-за слабого понимания местных реалий сделали их копиями ну очень дорогих швейцарских часов. Такие настоящие тысяч тридцать евро стоят. Смотри, они ведь не идут, стрелки не двигаются.
Я постучал пальцем по отполированному сапфиру.
Заур посмотрел. Хмыкнул. Я не убедил его. Но потом лицо его исказилось, он провел ладонью по черепу и пробормотал что-то о мальчике-беспризорнике из Киева, у которого такой дорогой вещи не могло быть по определению, и о том, что мальчик тот сбежал от работорговца при загадочных обстоятельствах.
– Внутри, под стеклом, – продолжил я, когда он замолчал, – вовсе не шестерни с пружинками. Именно по этим часам можно вычислить разведчиков-метаморфов, как бы они ни были похожи на людей. Эти бутафорские часы сделаны с учетом нашей биологии, и потому, надев их, я получил доступ к инфе разведчиков.
Заур задумался. Глаза его под линзами очков блеснули.
– Я должен во все это вникнуть лично. Во имя Закона дай мне часы демонов! – потребовал он.
– Да без проблем. – Я честно попытался снять с себя куранты, мне было немного не по себе из-за их воздействия. Вот только ничего у меня не получилось. Корпус точно прирос к запястью, и ремешок никак не расстегивался. Я дернул разок, другой…
Палач молча перехватил мою руку. Одной попытки избавить меня от «Bregguett» ему оказалось достаточно.
Покачав головой, он отпустил меня:
– Это твоя ноша, Край. Твой крест.
– Слушай, а может, их ножом поддеть, или еще чем? – мысль насчет креста мне не понравилась: повторять подвиг того, кто прославился с помощью распятия, я не собирался.
– Ты лучше, Край, демонов поддень чем-нибудь. Пули их берут? Что об этом твои часы говорят?
Похоже, подобные мысли занимали всех. С меня не сводили глаз, ожидая ответа. После всего увиденного мои спутники готовы были поверить хоть в умный хронометр, хоть в черта лысого. И я их понимал.
Пора выложить на стол свой единственный козырь:
– Есть у меня одно устройство большой разрушительной силы. Так мне крысозавр сказал. Он дал.
– И давно ты с крысами разговаривать начал? – Рыбачка выразительно покрутил пальцем у виска, намекая, что кое-кому нездоровится.
Беседа начала меня утомлять:
– Гордей, дружище, я много в чем виноват перед тобой, но уж точно не в том, что крысозавр захотел поговорить со мной, а не с тобой.
– Еще не хватало, чтобы я с какой-то крысой…
– Да эта крыса умнее тебя в сотню раз, старый ты алкоголик. Вот у тебя есть варианты, как разобраться с кодлой, что засела в подземелье? А у нее есть. Крыса мне дала устройство огромной разрушительной силы. – На самом деле я лукавил: я понятия не имел, каков принцип действия оружия, данного мне крысозавром, и, если честно, собирался обойтись без него. Ну, разве что в крайнем случае…
– И где это устройство? – вмешался в перепалку палач.
– Вот, – я протянул Зауру открытую ладонь, на которой лежала белая таблетка, диаметром примерно в сантиметр.
– Да уж… – палач выразительно посмотрел на Рыбачку и сместился чуть в сторону, насколько позволял коридор. – Воевать с демонами с помощью аспирина – это очень разумно. Тебя, Край, в детстве часто по голове били?
Сунув «таблетку» в карман, я парировал:
– Меня вообще-то…
Вообще-то меня уже никто не слушал.
Все дружно принялись втягивать носами воздух и морщиться. Я тоже почуял смрад – смесь из запахов пота и естественных выделений человеческого организма. А уже через десяток метров коридор расширился, по правую его сторону темнели провалы то ли ответвлений, то ли отдельных боксов. Вот из них-то и тянуло нехорошим.
Рыбачка жестами – не стоит выдавать свое присутствие звуками – показал: надо бы проверить, что там. Возражений не последовало, и мы, ожидая неприятностей, – местечко к тому располагало – вошли с оружием в руках в ближайшее помещение, погруженное в полумрак. Извилистая полоса мха на потолке едва светилась, слева и справа темнели провалы коридоров. Я споткнулся о чьи-то сандалии, отпихнул их ногой. На полу на поверхности слизи лежала одежда, вроде бы разорванная. Милена присела у этих тряпок и не побрезговала поворошить их. В руке у нее что-то блеснуло.
Ее трофей меня заинтересовал, но из дальнего совсем уж темного угла послышался шорох. Я направил туда автомат.
Остальные мгновенно заняли круговую оборону, ожидая нападения не только со стороны источника шума, но и по всем направлениям. Мало ли, может, враг нас просто отвлек, а сам нынче зайдет с тыла или с флангов? Не было времени делать запрос часам насчет тактики разведчиков и вникать в их боевые приемы. Получи я исчерпывающую инфу, в ней еще разобраться надо. К тому же, моя голова запросто могла лопнуть, если в нее слишком много вкачать.
Тишина.
Шаг к углу. Еще шаг.
В темноте что-то шевельнулось.
Палец на спуск и…
– Не стреляйте! – услышал я шепот. – Пожалуйста, не стреляйте!
Милена, подошедшая сзади, – молодец, прикрывается мной – подсветила мобильником, чтобы я мог увидеть спутанные русые волосы и громадные зеленые глаза умолявшей не убивать ее девушки. Возраст бедолаги я затруднялся определить из-за уж очень сильной худобы – руки и ноги у зеленоглазой были точно палочки, одежда на ней висела. Похоже, девчонка села на диету уже здесь, в Парадизе, поэтому и не обзавелась гардеробом, соответствующим новой комплекции.
– Не стреляйте…
– Не буду, – пообещал я ей и грозно добавил: – Если ты расскажешь, где остальные послушники. Вас ведь здесь держали? В этих помещениях?
– Я… Я расскажу… – зеленоглазая чуть выползла из темного угла. – Святой отец Асахара приказал убить всех…
– ЧТО?! – вскрикнула Милена, чем испугала девчонку, которая тут же юркнула обратно.
– Не стреляйте! Я испугалась, я тут осталась одна, я не хочу умирать!
Послышался плач.
Я шагнул в угол, склонился над тельцем.
– Куда всех увели?! – выкрикнул я в худое лицо.
Девочка моргнула, губы сомкнулись в попытке сдержать рыдания, из глаз катились слезы. Черт! Повысив голос, я окончательно довел ребенка до истерики. А ведь каждая секунда сейчас на счету и может стоить жизни моему сыну, и сотням других детей тоже угрожает смертельная опасность!
Без паники, Край. Возьми себя в руки. Старательно улыбаясь, я заговорил вроде бы спокойно:
– Все слышали, что их убьют, – и не оказали сопротивления?
Улыбка подействовала.
– Да, – кивнула девочка, и я испугался, что ее тонюсенькая шейка при этом сломается. – Мы – любовь. Мы – послушание. Мы едим «манну небесную» и становимся добрыми-добрыми!..
Терпеть не могу наркоманов.
А на девчонку, похоже, дурман подействовал не так сильно, как на прочих сектантов. Может, из-за особого – измененного злоупотреблениями – обмена веществ или из-за сильнейшего истощения. Вот она и сохранила самую малость способности адекватно воспринимать реальность.
– Край, не о том спрашиваешь! – вмешалась Милена. – Девочка, скажи, а ты знаешь Патрика? Такого светловолосого парня, он красивый, плечи широкие, голубые глаза, он…
Милена осеклась, потому что глаза у девочки стали стеклянными, как у куклы.
Я глубоко вдохнул, выдохнул. Мы просто теряем время. Но куда дальше идти? Где искать? Часы услужливо нарисовали у меня в зрачках трехмерную карту типичной архитектуры путников – целый лабиринт из подземных коридоров и залов! О чем я и поведал вслух.
– Да уж, из одного этого загона для послушников три выхода. Край, надо разделиться. – Палач огладил свой лысый череп. – Так у нас будет хоть какой-то шанс найти детей.
Верно. Я сам хотел это предложить.
– Милена – ты идешь влево. Хельга, ты…
Мы поспешили к тому выходу из помещения, через который проникли сюда.
– Я знаю Патрика, он хороший, – заговорила вдруг девочка.
Я замер.
Весь мир вокруг перестал для меня существовать. Была лишь она, маленькая и худая. На нее ведь вся надежда.
– Слуги всех увели… – продолжила зеленоглазая и замолчала.
Я не дышал, опасаясь вспугнуть ее вновь.
– Увели наверх, на газон. Говорили, там лучше, и нельзя загрязнять родовые норы. Вот туда! – девчонка махнула тоненькой ручкой, указывая на коридор слева.
Я готов был уже сорваться с места, но ее голосок меня остановил:
– А Патрика еще раньше забрал сам святой отец Асахара, он увел его вниз, к Накопителю. Он и раньше туда уводил моих друзей, и никто не возвращался. Это – дорога на небо! – она указала на коридор справа.
Меня не мучила проблема выбора. Теперь я знал, какой норой двигаться дальше. Я должен спасти сына, это главное. А уж там, если смогу… Но все же нельзя позволить вот так запросто убить ни в чем не повинных детей.
– Рыбачка, ты… Надо разобраться с этими слугами. Уверен, ты сумеешь. И выведи детей из Парадиза. Хрен его знает, как эта штуковина сработает, – я хлопнул себя по карману, где, как все знали, у меня лежала «таблетка». – Может, полгорода враз снесет.
Морда вся красная от ожогов, кожанка превратилась в лохмотья, к губам прилипла фляга с перцовкой – ну чем Рыбачка не красавчик? Хоть небо упади на землю, хоть потоп и вторжение путников, он будет пить, не закусывая.
Вот и сейчас, прежде чем мне ответить, Гордей слегка подкрепился «смелой водой»:
– Я тебе кто – воспитатель детсада? Или ты меня педагогом назвал? – он трижды сплюнул через плечо. – Не дай бог таким стать!
– Гордей, больше некому. Остальные со мной пойдут. Это осиное гнездо нужно уничтожить. Иначе все напрасно, Гордей. – Я решил напомнить, почему он здесь оказался: – Иначе твои парни погибли напрасно. Задание Ронина еще не выполнено.
– Слушай, грешник, а чего это ты… – подал голос палач.
Его не устраивало то, что Макс Край за всех все решил и корчит из себя командира. Ну кто-то ведь должен был возглавить нас? И поэтому договорить ему я не дал:
– Заур, ты и Хельга нужны мне здесь, внизу. – Насчет Милены у меня сомнений не было, она точно пойдет со мной до конца. – Мы не знаем, что там дальше, так что каждый ствол на счету. А Рыбачка наверху и сам справится. Верно, Гордей? Справишься?
Последний вопрос я задал уже из коридора, по которому, как сказала девчонка, Асахара увел Патрика.
Подчинится ли моим приказам троица или нет?
Как бы то ни было, я больше не мог терять ни секунды.
* * *
Малышка настолько ослабела, что едва могла идти. А нужно было бежать со всех ног.
– Давай-ка, родная, обними меня за шею нежно, как папу, – велел Рыбачка, а сам подхватил ее тонкие бедреные косточки под заметно выступающими коленками. Такую дуреху не то что на байк позади себя сажать, на руках носить страшно – еще навредишь как, прижмешь слишком сильно.
– Прямо, а здесь налево… – направляла она. – Меня Маша зовут… а потом наверх, а потом…
Вместе они выбрались из подземелья. Поперек трибун, оборудованных синими стульями, поднималась лестница, ограниченная поручнем. Ветерок едва заметно колыхал обрывки сетки на воротах.
– Вот они, вот мои друзья, мои братья и сестры! – заголосила малышка прямо Рыбачке в ухо.
– Тише, Машенька, не надо сигналить. – Он ссадил ее с себя.
На газоне чуть ли не по стойке «смирно» стояли подростки. Много подростков. И парень в бандане, явно постарше остальных, тут собравшихся, надрывал глотку, отдавая приказы. Как раз сейчас он велел всем встать на колени, и дети подчинились беспрекословно, никто даже не послал старшого куда подальше. У Рыбачки появилось плохое предчувствие.
– Подожди меня здесь, – не услышав в ответ возражений, он повесил дробовик на плечо и снял АПС с предохранителя. Рыбачка задумал доброе дело, а добрые дела не делаются с помощью залпов по площадям, гарантирующим не только попадание в цель, но жертвы среди мирного населения. Тут требуется ажурная работа, чуть ли не снайперская, так что АК тоже не годится.
После того как детки опустились на колени, стоять остались только парень в бандане и четверо его подручных, поначалу не замеченных Рыбачкой в толпе. Все пятеро были вооружены. Отрывистая команда – и подручные встали у своих жертв за спинами, так чтобы те их не видели.
– Эй, вы чего?! – Рыбачка сам не услышал своего крика, он утонул в грохоте выстрелов, слившихся в один громкий бабах. Четыре тела с продырявленными затылками повалились на траву.
Кляня себя за нерасторопность, байкер навел пистолет на ближайшего убийцу малолеток. Обожженный кислотой гарпий палец выжал спуск. Пуля попала ублюдку на ладонь ниже темечка – точно туда, куда он только что выстрелил худощавому мальцу, которого дома, небось, заждались.
Вместо сердца у Рыбачки теперь ком ярости, а сам он – не главарь уничтоженной мотобанды, но заслуженная кара. Наверное, нечто подобное чувствуют палачи, убивая особо опасных преступников. Самому, что ли, податься в слуги Закона, подумал Рыбачка, вынеся мозг еще одной сволочи. Вот была бы хохма, да? Еще выстрел – и еще один труп свалился на газон. Едва заметный подброс ствола и малая отдача позволяли байкеру долбить из АПС весьма прицельно.
Наконец-то в ответ по нему открыли огонь, а то как-то слишком просто, точно в тире – целься да стреляй, мишени сдачи не дают.
Пули свистели рядом, одна чуть обожгла краешек уха, но Рыбачка слишком уж завелся, чтобы обращать внимание на такие мелочи. Рука со «стечкиным» перед грудью – выстрел – пуля ударила мерзавцу в горло.
Последний остался, в примечательной черной бандане с белыми черепами. Тот, который возомнил себя вершителем судеб.
А парень-то не дурак – сообразив, что враг ему не по зубам, бросился наутек, гаденыш.
– Тормози! Куда собрался?! – Отведя защелку, Рыбачка заменил пустой магазин на полный. Флажковый предохранитель в режим «АВТ.» – байкер полоснул очередью и выругался. Перемахнув через ограждение, ублюдок скрылся в проходе, ведущем к служебным помещениям стадиона, а уж там-то он запросто затеряется.
А если спустится в подземелье, то и вовсе его не найти.
Рыбачка вновь смачно выругался.
* * *
Коридор, по которому мы бежали, закончился перегородкой – полупрозрачной, как стекло, по которому струятся капли дождя. За ней был отрезок туннеля метров около десяти, тоже упиравшийся в такую же перегородку, что осталась позади.
Я хотел было разблокировать «мокрое стекло» часами, как сделал это со стеной и предыдущей перегородкой, но – повезло – меня отвлекли.
– Смотрите! – Хельга указала на потолок прямо над нами.
И как только углядела из-под надбровных дуг, что по мху и грибам, растущим на слизи, идут световые волны? То синие огоньки загораются, то красные. Я зажмурился, связываясь с часами. Отчего-то – интуиции я доверяю – показалось важным понять, что эти вспышки означают.
Череп, кости – это одна картинка, вспыхнувшая у меня перед глазами. Человеческий труп – вторая. Я похолодел. Опасность! Смертельная опасность – вот что означает иллюминация на потолке!
– Край, чего застыл? Так фонарики понравились, да? Открывай уже давай! – Милена легонько подтолкнула меня к перегородке.
От запястья до макушки меня словно пронзили длинной раскаленной добела иглой. Я охнул. И вот тут часы показали мне занятный видеоролик, в котором человечек, двигающийся рывками, – так, наверное, в представлении путников мы выглядели – бежал по коридору по ту сторону перегородки. Движения его все замедлялись, и вот он уже едва шел, кожа его покрывалась волдырями, будто на него вылили пару ведер кипятка, из ушей кровило, волосы клочьями осыпались с головы. Желая устоять на ногах, он оперся о стену, рука соскользнула, бедолага упал на колени, а потом завалился лицом вперед. Всё.
Свидетелем подобной смерти мне уже доводилось становиться – такое с человеческим организмом творит мощное радиационное излучение. Я сверился с часами и понял, что не ошибся.
То есть отрезок коридора, ограниченный с двух сторон «мокрым стеклом», это что-то вроде шлюза между частью подземелья, пригодной для обитания людей, и родовыми норами, уже подготовленными… для чего?
Часы тут же выдали мне поток образов, от которого я отмахнулся – некогда вникать.
– Дальше нам не пройти, – задумчиво пробормотал я.
– Почему это? Грехи не пускают? – палач сунул руку в карман плаща. Он использовал каждую передышку, чтобы потрогать свой Знак, как я заметил, или чтобы погладить «кудрявую» башку. – А там что? Рай для чистых помыслами?
– Вроде того, дружище. Там радиация. Очень жесткое излучение.
– Тогда нам нужны защитные костюмы, – моей бывшей супруге уже доводилось примерять подобные наряды. – Причем нужна не какая-нибудь «химза» с дырявым противогазом, но целый скафандр. Каждому.
– Не проблема. – Я подмигнул ей. – Вопрос, любимая, только в том, где их взять, скафандры эти?
Вообще-то вопрос предназначался скорее часам, чем Милене, но мерзкий кусок золота, украшенный сапфиром и кожей, как раз не спешил порадовать меня ответом – ни единого образа, ни мало-мальской картинки с подсказкой. Наверное, подразумевалось, что разведчик в любом обличье догадается, где добыть спецодежду. Увы, я не метаморф, а всего лишь убитый горем отец, готовый на все ради сына.
Забавно, но Милена всерьез приняла мое бормотание на свой счет:
– Так-с, Максим, посмотрим, что тут у нас, подумаем, где могут быть скафандры…
– Любимая, ты блондинка, тебе цвет волос не позволяет заниматься мыслительной деятельностью.
Хельга хихикнула. Милена по очереди наградила нас презрительными взглядами – и отломала от стены ничем не примечательный гриб, один из тысяч тут растущих.
– Любимая, я понимаю, время завтрака, но эти сыроежки… – я оборвал свою речь на полуслове, когда нечто, очень похожее на скафандр, сначала контуром проступило под слизью, а потом со звонким чпоком прорвало ее.
– Но как ты…
– Уж точно не догадалась, Максим. Мне же прическа не позволяет! – Она отломала со стены еще три гриба, а взамен получила столько же скафандров.
Одна и та же мысль пришла в головы мне, Зауру и Хельге. Мы шагнули к стене и отломали по грибу, но слизь не удосужилась выдать нам защитные комплекты. Мы переглянулись – мол, что за дискриминация?..
– Разбирайте модные прикиды, – Милену явно позабавила наша попытка.
Скафандр, доставшийся мне, – такой же, как прочие, – несомненно, был создан для человека: размеры, форма, прозрачный щиток напротив лица, чтобы можно было видеть, куда идешь. Как бы все об этом говорило – не сомневайся, сапиенс, бери, пользуйся. Но стоило к скафандру притронуться… Я не брезгливый, но руку отдернул. На ощупь скафандр… Оно… Оно было живое, что ли? Точно кожа и хитин одновременно, что-то среднее. А еще – на пластик похоже. Теплый, слегка пульсирующий пластик. Черт, да в этом подземелье все такое! Я потратил пару минут точно, чтобы окончательно убедиться – на скафандре не было ни единого стыка, никаких тебе змеек, пуговиц и липучек. Ни одной завязки. Совсем нет швов, заклепок и склеек. Такое впечатление, что его сделали из одного цельного куска, включая прозрачное забрало, которое тоже не открывалось.
– Любимая, а как это надевать? – ласково поинтересовался я, потому как внятных комментариев по сему поводу от часов так и не добился. Картинку они выдавали одну и ту же: человек уже в скафандре. А как в него вырядиться – ничего, пусто.
Она фыркнула:
– Ты же у нас умный, вот и покажи пример!
– Милена! Ты понимаешь, что тянешь время?! – Нервы ни к черту. Я ударил скафандр кулаком, чтобы хоть на чем-то и как-то выместить злость. И кулак – способ уже проверенный, отработанный – провалился внутрь, во что-то вязкое и холодное.
Я выдернул руку и снял с себя оружие, резонно решив, что лучше его оставить снаружи – из-под скафандра стрелять не годится. Набрав в легкие побольше воздуха и закрыв глаза, я навалился на чудо технологий путников, обнял и сдавил его, точно борец своего противника перед броском. Кожаный пластик-хитин поддался, расступился под моим напором. Я забарахтался в студне, пытаясь развернуться внутри скафандра так, чтобы лицо мое оказалось напротив прозрачного забрала. Открывать глаза и пробовать дышать отчаянно не хотелось. То есть наоборот, но уж очень сильны были опасения… Я выдохнул и вдохнул, почувствовав, как в рот мне хлынуло то самое вязкое, что наполняло скафандр и уже было не прохладным, но вполне комнатной температуры. Попытка выплюнуть лишнее не увенчалась успехом, наоборот – я наглотался сметанистого желе – цвет его определился, стоило только открыть глаза.
Чем бы ни было это желе, надеюсь, от радиации оно – посветлевшее, а потом и вовсе ставшее прозрачным – меня защитит. В нем – или благодаря ему – я мог дышать. Я поднял руку, посмотрел на нее – забавно, конечность вместе с одеждой выглядела так, будто скафандра нет вообще, хотя я четко ощущал себя в чем-то упругом и неоднородном.
– Край, ну сколько можно тебя ждать?! – Милена скрестила руки на груди. Ее скафандр удивительно хорошо передавал звуки, а мой – улавливал.
Оказалось, честная компания уже готова двигаться дальше, один только я подтормаживаю.
Вновь вооружившись, я поднес руку с часами к перегородке, которая тотчас будто растаяла, лужицей стекла на пол, а потом, пропустив нас, восстановилась.
– А что будет, если этот… скахв… ска… – Хельга то ли так заигрывала с палачом, строя из себя дурочку (в таком случае у нее актерский талант), то ли таковой была на самом деле. – Что если порвется?
– Ничего не будет, – успокоил ее Заур. – Тому грешнику, с кем это случится, не надо будет ни о чем беспокоиться. Поэтому предлагаю заранее подумать о душе, о вечности. Нарушала ли ты седьмую заповедь?..
Дальше я не слушал, я внимательно разглядывал то, мимо чего никак нельзя было пройти.
Это существо занимало половину зала, в который мы попали, и было размером с небольшой садовый домик. На коже – внешних покровах? – этого существа-машины выступали бородавки примерно с кулак, шевелившиеся невпопад, будто каждая была самостоятельным организмом или узлом. И саму кожу, и наросты покрывал толстый слой влажно блестящей слизи, куда ж без нее. Со смещением вправо тварь разделял на две неравные части вертикальный, чуть изгибающийся книзу разрез, окаймленный толстенными бурыми губами, тут и там пронизанными шлангами вен.
– Что это за?.. – Такая форма запроса оказалась вполне понятной часам. Перед глазами нарисовался образ человеческой фигурки, смело входящей в разверстую пасть «домика», помимо вместительной полости состоящую из мускулистого языка и множества мелких зубов. Затем пасть захлопнулась – фигурка осталась внутри, – и вместе они опустились по желобу еще глубже, чем мы нынче располагались. Интуиция подсказывала, что туда-то нам и надо, да и худая девчонка лопотала про спуск… Картинка в глазах поблекла. Создатели часов решили, что этого достаточно, чтобы убедить меня сунуться прямо в рот к чудищу, вообразившему себя лифтом.
И эти сволочи правы.
Я шагнул к толстенным губам. А вот мои товарищи по несчастью не спешили ринуться следом – выжидали, что дальше будет, слопает меня лифт или подавится. На месте палача я бы побеспокоился о моей безопасности, потому как у Ронина в заложницах его сестра и потому меня надо всячески оберегать. Хельга, души не чающая в Зауре, тоже должна пыль сдувать с Максимки Краевого. А уж Милена…
– Что за черт? – Я приложил часы к губам лифта, но ничего не произошло, пасть не раскрылась.
Как же так, ведь липовые куранты затем и нужны, чтобы сообщать мне информацию и открывать все двери подземелья?! А ведь это уже второй сбой – сначала подделка под «Bregguett» не рассказала о скафандрах, теперь с губошлепом совладать не может!.. Я выругался так грязно и витиевато, что Милена поморщилась, Хельга восхищенно захлопала в ладоши, окончательно уверив меня в своей умственной отсталости, а палач глубокомысленно сообщил, что в аду для меня приготовлен персональный котел, смола уже кипит.
Привалившись спиной к губам, которые оказались неожиданно податливыми, я принялся молотить по «домику» пяткой:
– Эй, есть кто?! Открывай!
Никакой реакции. Лифт не желал иметь со мной дел. Может, надо отломить от него грибок, и тогда?.. Жаль, ничего, кроме бородавок, на нем не росло.
– Максим, мы найдем другой путь. Наверняка ведь можно… – Милена подошла ко мне и успокаивающе положила на плечо ладонь.
Словно испугавшись, что мы сейчас уйдем, пасть неожиданно открылась, и я, взмахнув руками, провалился в нее. Только мелькнули здоровенные острые клыки, произрастающие по всему периметру рта, – и я уже валяюсь на чем-то упругом, подрагивающем и слизком.
Перевернувшись на бок, я выяснил, что разлегся на самом большом языке, который когда-либо видел! Надеюсь, рецепторам, расположенным на его поверхности, бывший ветеран, бывший зэк и так далее показался невкусным.
– Давайте быстрее, чего стоите?! – Я вскочил.
Осторожно переступив через нижний ряд зубов, в пасть шагнул Заур. Хельга последовала за ним, хотя на лице ее четко пропечаталось выражение крайнего отвращения к происходящему. Последней в лифт вошла Милена. С громким чвяканьем мясистые губы сомкнулись, и громадная хищная тварь, по сути сожравшая нас, ринулась куда-то вниз, а мой желудок метнулся к затылку, но застрял в горле, грозя выплеснуть свое содержимое через рот.
Остановка. Моя емкость для попкорна, чипсов и хот-догов вернулась к месту постоянной прописки. Пасть биомеханического лифта раскрылась.
Первой наружу выбралась Милена и с автоматом у плеча – молодец, я испытал нечто вроде гордости за бывшую жену! – отбежала в сторону, чтобы не загораживать собой сектор огня, надумай мы пострелять из лифта. Затем к выходу шагнула Хельга…
И пасть, лязгнув зубами, захлопнулась прямо у нее перед носом!
А могла бы и оттяпать девчонке ногу, если бы не палач, отреагировавший молниеносно, – он схватил Хельгу за плечо и дернул обратно.
– Эй, ты чего?! – Я отбил чечетку на языке. – А ну откройся!
Лучше бы я этого не делал. Потому как мои танцевальные па вызвали обильные выделения из языка аккурат в тех местах, где я потоптался. То, как эти выделения пузырились, соприкасаясь с пятками наших скафандров, не понравилось ни мне, ни палачу с Хельгой. И хоть часы молчали, у меня создалось впечатление, что лифт выделяет нечто сродни желудочному соку, чтобы живьем растворить свою добычу, то есть нас, и тем самым плотно откушать. Если это так, то я разочарую подлое транспортное средство – только лишь скаф разгерметизируется, вместо моей трепещущей свежины ему достанется бифштекс, основательно прожаренный радиацией.
– Любимая, как ты там?! Помоги нам выбраться!
Если бывшая супруга что-то и ответила, ее слова заглушил грохот выстрелов.
Не сговариваясь, Заур и я принялись молотить прикладами и ногами по зубам лифта. Хельга хотела выстрелить разок-другой, авось пасть откроется, но мы не позволили, а то еще срикошетит – тут замкнутое пространство, кого-то точно зацепит.
Меж тем желудочный сок прибывал. И чем агрессивнее мы себя вели, тем активнее он выделялся. Мы уже были залиты им по щиколотки, мутная дрянь вокруг нас пузырилась. А снаружи все стреляли. Два стрелка боролись за право стать единственным в своем роде в подземелье путников. Милена – это номер раз. А кто второй?
Долбя прикладом АК в один и то же зуб лифта, – он, вроде, чуть надломился – я прислушивался к тому, что происходило вне стен, занятых пищеварением. «Калаш» Милены затих – ага, кончились патроны. Но вот рявкнул дробовик – значит, порядок, еще воюет блондинка. Рявкнул – и молчок. Мы хорошо постреляли из помповых стволов по «блинам», так что понятно, почему моя благоверная достала свой последний аргумент – АПС.
А вот у ее противника не было проблем с патронами. Он вел плотный огонь, совсем не экономя боеприпасы.
Я ударил в зуб еще раз. И вновь. Ну же! Ломайся, сволочь! О том, что таких зубов тут сотни, и не факт, что пасть раскроется, если даже выбить их все, я старался не думать.
Выстрелы снаружи стихли. Хотелось верить, что причина вовсе не в том, что пистолет Милены выплюнул последнюю пулю, а просто она завалила того, кто посмел в нее целиться.
– Максим! – услышал я голос своей бывшей.
– Чего, любимая?! – Я старался говорить бодро, будто мой скафандр не разъедает желудочный сок лифта. – Соскучилась уже?
– Край, ну хоть сейчас не доставай меня!
Я не видел ее, но мог представить, как она выглядит после боя: волосы растрепались, по раскрасневшемуся лицу катятся капли пота… Такой она обычно бывала после особого постельного фитнеса с моим участием. Господи, я скоро тут сдохну, а мысли…
– Спаси нашего сына, Край.
А вот эта просьба мне не понравилась. Такое впечатление, что Милена со мной прощается. Она что, помирать собралась? Так вроде моя очередь, не ее.
– А ты тут зачем, любимая? – Я с чувством саданул прикладом по треклятому зубу.
– Просто спаси. А обо мне не думай, как обычно не думал.
– Да я всегда…
– Сделай, как я сказала! И не спорь со мной, неудачник!
После этого выкрика Милена замолчала.
