66
Сэйзед пытался не думать о том, каким темным было небо и как ужасно выглядела земля.
«Я был таким дураком, – думал он, покачиваясь в седле. – Это время – самое подходящее, чтобы во что-то поверить. А я никому не помог даже советом».
У него все болело от долгой езды, но он терпел и не переставал удивляться тому, какой необычный скакун ему достался. Когда Сэйзед решил отправиться с Тен-Суном на юг, он озадачился тем, каким образом ему придется совершить это путешествие. Повсюду лежали сугробы пепла. Террисиец понимал, что путь будет нелегким, и опасался, что из-за него Тен-Сун будет двигаться слишком медленно.
Кандра обдумал его опасения и приказал принести лошадь и большого борова. Чтобы набрать массу, он сначала съел борова, потом окутал своим желеобразным телом и поглотил лошадь. Через час Тен-Сун превратился в подобие лошади, но тяжелее и сильнее. Верхом на этом громадном чуде Сэйзед и ехал.
Они не останавливались. К счастью, у Сэйзеда было немного Бодрости в одной из метапамятей – запас остался еще со времени осады Лютадели. Эту бодрость террисиец использовал, чтобы не уснуть. Его поражало мастерство, с которым Тен-Сун сумел усовершенствовать тело лошади. Теперь он с легкостью продвигался сквозь пепел, который стал бы непреодолимым препятствием для обычной лошади и, конечно, для человека.
«Вот и еще одна глупость, которую я совершил. Все эти дни я мог расспрашивать Тен-Суна о его способностях. Сколько еще важных вещей я упустил?»
Несмотря на досаду, Сэйзед чувствовал себя в каком-то смысле умиротворенным. Если бы он продолжал проповедовать после того, как утратил веру, он стал бы настоящим лицемером. Тиндвил считала, что людей надо обнадеживать, даже если для этого приходится врать. Она так относилась и к религии, считая ее ложью, которая заставляла людей чувствовать себя лучше.
Сэйзед не мог поступать подобным образом и не собирался изменять себе. Однако теперь у него появилась надежда. Именно из террисийской религии и пришел Герой Веков. Она просто обязана оказаться той единственной, что содержала истину. Сэйзеду предстояло поговорить с Первым поколением кандра и узнать все, что им было известно.
«Но что я буду делать с правдой, если ее обнаружу?»
Тен-Сун бежал мимо деревьев, с которых опала вся листва. Землю покрывал четырехфутовый слой пепла.
– Как же у тебя это получается? – спросил Сэйзед, когда кандра, разбрасывая по сторонам пепел и будто не замечая никаких препятствий, галопом взлетел на холм.
– Мы созданы из туманных призраков. – В голосе Тен-Суна не прозвучало даже намека на усталость. – Вседержитель превратил ферухимиков в туманных призраков, и они начали размножаться, как животные. Если наделить призрака Благословением, он пробуждается и превращается в кандру. Я был создан через несколько веков после Вознесения: родился туманным призраком, но пробудился, получив Благословение.
– Благословение? – переспросил Сэйзед.
– Два маленьких металлических штыря, хранитель. Нас творят тем же способом, что и инквизиторов или колоссов. Однако мы устроены более тонко, чем они. Нас Вседержитель сделал третьими и последними, когда его сила уже почти истощилась.
Сэйзед нахмурился и пригнулся, уклоняясь от голых веток какого-то дерева, что проносились над его головой.
– Что в вас такого особенного?
– У нас больше свободы, чем у первых двух творений Вседержителя. У каждого из нас только два штыря, тогда как у остальных больше. Алломант, конечно, может взять контроль над любым из нас, но пока мы свободны, наше сознание более независимо, чем сознание колосса или инквизитора. Они подвержены влиянию Разрушителя, даже когда он не управляет ими напрямую. Ты никогда не задумывался о том, почему они так жаждут убивать?
– Это не объясняет того, как ты можешь нести меня, весь наш багаж и при этом не уставать, продвигаясь сквозь пепел.
– Металлические штыри наделяют нас определенными свойствами, – продолжал рассказывать Тен-Сун. – Ферухимия дает тебе силу, алломантия дает силу Вин, а мое Благословение дает силу мне. Она никогда не иссякнет, хотя и выглядит менее впечатляюще, чем то, на что способны вы. Как бы там ни было, мое Благословение в сочетании с умением изменять тело по своему усмотрению делает меня таким, какой я есть.
Сэйзед молча обдумывал услышанное, и они продолжали нестись вперед.
– Времени почти не осталось, – заметил Тен-Сун.
– Я вижу. И пытаюсь сообразить, что же мы можем сделать.
– Именно сейчас у нас есть шанс. Мы должны сохранять спокойствие и быть готовыми нанести удар. Мы должны помочь Герою Веков, когда она придет.
– Придет?
– Она приведет войско алломантов в Обиталище и там спасет всех нас: кандра, людей, колоссов и инквизиторов.
«Войско алломантов?» – мысленно переспросил пораженный Сэйзед.
– А… что же делать мне?
– Ты должен убедить кандра, что дела плохи. – Тен-Сун начал постепенно замедлять ход. – Потому что им надо будет… решиться. Это сложно, но необходимо. Мои сородичи станут сопротивляться, но ты, надеюсь, сумеешь подыскать нужные слова.
Кивнув, Сэйзед выбрался из седла и начал разминать затекшие во время путешествия ноги.
– Ты узнаешь это место? – спросил Тен-Сун.
– Нет, – покачал головой Сэйзед. – Слишком много пепла… и я, признаться, не очень-то следил за дорогой все это время.
– Вон за теми холмами ты увидишь новый дом террисийцев.
Сэйзед изумленно повернулся туда, куда указывал кандра:
– Ямы Хатсина?
– Это наше Обиталище.
– Ямы? – переспросил потрясенный Сэйзед. – Но…
– Ну, не сами Ямы. Ты же знаешь, что здесь множество объединенных друг с другом в сеть пещер?
Еще бы не знать! К северу, неподалеку отсюда, находилось место, где Кельсер устроил тренировочный лагерь для своей первой армии солдат-скаа.
– Среди этих пещер и спрятано Обиталище кандра. Оно граничит с Ямами Хатсина; в общем-то, несколько пещерных коридоров ведут именно туда, и их пришлось перекрыть, чтобы рабочие не попали из Ям прямо в Обиталище.
– В Обиталище тоже добывают атиум? – спросил Сэйзед.
– Добывают? Нет. В этом, я думаю, и заключается разница между Обиталищем и Ямами. Так или иначе, вход в пещеры моего народа находится прямо там.
Сэйзед начал удивленно озираться:
– Где?
– Вон та яма среди пепла. – Тен-Сун кивнул в нужном направлении своей большой головой. – Удачи, хранитель. А мне надо заняться своими делами.
Озадаченный тем, что они так быстро преодолели столь огромное расстояние, Сэйзед отвязал свои вещи и снял со спины кандры. Он не тронул мешок с костями волкодава и еще один – с человеческими костями. Видимо, Тен-Сун носил с собой еще одно тело на всякий случай.
Громадная лошадь направилась прочь.
– Погоди! – Террисиец поднял руку.
Тен-Сун обернулся.
– Удачи, – пожелал Сэйзед. – Да хранит тебя… господь.
На лошадиной морде появилось странное выражение, напоминающее улыбку, и Тен-Сун ускакал.
Подняв мешок, в котором находилась метапамять и единственная книга, Сэйзед двинулся в указанном кандрой направлении. Даже такое небольшое расстояние пройти было непросто. Добравшись до ямы, он перевел дух и начал раскапывать пепел.
Через некоторое время террисиец провалился в туннель. К счастью, тот шел под уклон, и падать пришлось неглубоко. Туннель расширился, превратившись в большую пещеру. Сэйзед встал и сунул руку в мешок за оловянной метапамятью. С ее помощью он усилил зрение и направился вперед, во тьму.
Оловянная метапамять действовала не так, как алломантическое олово. Она позволяла видеть очень далеко, но при плохом освещении от нее было куда меньше пользы. Вскоре Сэйзеду пришлось продвигаться на ощупь.
А потом он увидел свет.
– Стоять! – крикнул кто-то. – Назовись, служитель Договора!
Террисиец продолжал идти вперед. Его обуревали страх и любопытство. К тому же он знал кое-что очень важное.
Кандра не могли убивать людей.
Сэйзед подошел к свету, который излучал шар из пористого камня, покрытый чем-то вроде плесени. Путь ему преградили двое. Узнать в них кандра не представляло труда, поскольку оба оказались не одеты, а их кожа была прозрачной. Удивительно, но их кости, похоже, были сделаны из камня.
«Восхитительно! – подумал Сэйзед. – Они делают себе кости! Это и в самом деле целая неисследованная культура. Новое общество со своим искусством, религией, моралью, отношениями полов…»
Перспектива показалась столь воодушевляющая, что по сравнению с ней на мгновение даже конец света превратился в сущий пустяк. Сэйзед заставил себя сосредоточиться. Необходимо было сначала разобраться с их религией. Остальное могло и подождать.
– Кандра, кто ты? Чьи кости ты носишь?
– Вы удивитесь, наверное, – ответил Сэйзед как можно тактичнее, – но я не кандра. Меня зовут Сэйзед, я хранитель из Терриса, и меня отправили говорить с Первым поколением.
Стражи-кандра застыли.
– Разумеется, вы можете меня и не пускать, – продолжал террисиец. – Но если я не попаду в Обиталище, мне придется уйти и всем рассказать, где оно находится.
Стражи переглянулись.
– Идем, – наконец проговорил один, видимо старший.
* * *
У колоссов было мало шансов освободиться. Четыре штыря в сочетании с крайне слабыми мыслительными способностями позволяли легко ими управлять. Только поддавшись кровавому бешенству, они получали некое подобие свободы.Четыре штыря также позволяли алломантам контролировать их. В наше время, чтобы заполучить контроль над телом кандры, нужно было усиливать эмоциональный толчок дюралюминием. Для колосса, однако, хватало и целенаправленного удара обычной алломантией, особенно если он пребывал в ярости.
