Глава 12
Конец идиллии
– Наклони голову. Двигайся. Держись сбоку, рядом со стеной!
Тима выкрикивает приказы, и я машинально делаю то, что она велит. Тима не растерялась. Она была подготовлена к моменту вроде этого – к моментам такого рода – всей своей жизнью.
И она прижимает к груди Брута так, словно это плюшевая игрушка.
Землетрясение? В самом ли деле это оно?
Мы пробираемся сквозь безумную толпу белтеров, наводнивших коридоры, направляясь, как то следует по инструкции, к баракам, где спят парни. К тому времени, когда мы проталкиваемся сквозь дверь в эту комнату, я вижу, что длинные ряды кроватей пусты. Как и стойки для оружия.
И только в этот миг мы осознаем наконец, что не природная катастрофа сотрясла стены, а сражение. При землетрясении оружие не нужно.
Ружья исчезли, потому что их забрали люди.
Солдаты исчезли, потому что кто-то нас атакует…
Симпы, думаю я.
Это симпы, надеюсь я. Ужасные, но все-таки люди.
А другая возможность настолько пугает, что о ней и думать не хочется.
Потом я ощущаю, как меня касается рука Ро. Он тяжело дышит, будто обежал все коридоры Идиллии, разыскивая меня. Наверное, так оно и было на самом деле.
– Дол, – говорит Ро, задыхаясь. – И Тима. Вот вы где.
Из-за его спины выходит Лукас. Он обхватывает меня за талию и на мгновение так крепко прижимает к себе, что мои ноги почти отрываются от земли.
Он ничего не говорит, но я вижу его мрачные глаза и ощущаю его пульс, когда обхватываю его за шею. Я могу прочесть каждый тяжелый удар его сердца.
Ничего не случится с тобой, Дол. Никогда. Обещаю.
Потом я осознаю, что, пожалуй, я и ощущаю Лукаса, но сами эти слова исходят откуда-то еще.
От кого-то еще.
Это Ро. Я слышу, как он тянется ко мне, отчаянно, бессознательно, и это чувствуется как наше последнее общее мгновение.
Это в прошлом.
Однако мое сердце отчаянно колотится.
Когда я снова чувствую под ногами твердую землю, то уже знаю, что не стоит сейчас прислушиваться к собственному сердцу или к чьему-то из окружающих.
Потому что мы вдруг оказываемся среди множества солдат, заполнивших коридоры горы Белтер, в то время как на нас нападает некий невидимый враг.
В главном ангаре мы смешиваемся с толпой мужчин, стремительно открывающих ящики с амуницией и вооружающихся до зубов. Ро хватает патронташ, и я повторяю его движение, надевая на себя такой же. Как будто с рождения знала, как поступать с патронташем.
Лукас и Тима без слов делают то же самое. Вокруг царит отчаянный шум, хотя вроде бы никто ничего не говорит. Сирены все равно заглушат любые слова.
Перед нами появляется Епископ:
– Вы в порядке? Все вы?
Он окидывает нас взглядом, пересчитывая. Девчонка-грасс, Горячая Голова, Пуговица, Трусиха. Более или менее в порядке. Мне не нужно заглядывать в его сознание, чтобы убедиться в этом.
Однако времени нет, и Епископ быстро говорит:
– Туннели разрушены. Каким-то образом. Разведчики никого не видели, так что я не знаю в точности, что происходит, но мы должны поспешить. Центральный коридор оседает. Если он обрушится, мы через несколько минут окажемся отрезанными от внешнего мира.
Комната вокруг меня вздрагивает, с потолка летят куски камня. Я отгоняю панику и кричу сквозь общий шум:
– А они могут вот такое сделать? Отряд симпов?
– Нет. Никто на Земле такого не может. – Епископ наклоняется ко мне и слегка понижает голос: – Ты понимаешь, о чем я, Долория?
Нет. Я не понимаю. Я не хочу понимать. Я хочу, чтобы все вернулось обратно, чтобы нашими врагами были всего лишь люди.
– Это Безликие, – говорит Лукас. – Иконы. Они растут. Мы ведь уже такое видели, пусть и не здесь.
– Нет! – Ро в бешенстве взмахивает пистолетом. Но стрелять не в кого и не во что. – Я этого не допущу!
– Посмотри туда.
Епископ показывает на потолок пещеры над нами, и я вижу нечто черное и острое, высунувшееся в щель между камнями. Дождь обломков летит вниз каждый раз, когда один из новых угловатых корешков пробивает потолок. Лукасу явно нехорошо.
Тима пристально смотрит на корни:
– Да, верно, это Иконы. Мы ведь и раньше думали, что они соединяются между собой под землей. А теперь знаем точно.
Епископ кивает:
– Похоже на то, что они разрастаются. Как будто что-то ищут. – Ему незачем продолжать, но он все-таки говорит: – Как будто корни, которые тянутся к воде. Или к вам. Может быть, эта штука пришла сюда за вами.
– Это невозможно, – качает головой Тима.
– Нет. Нет, нет, нет! – бормочет Ро.
Он направляет пистолет на ближайший черный корешок и спускает курок, и мы все пригибаемся. Гром выстрела разносится вокруг, летит пыль.
Ро подходит к корню, но тот невредим. Конечно невредим, думаю я, вспоминая тот мощный взрыв, который понадобился, чтобы разрушить первую Икону.
– Это бесполезно. Они везде. Ползут из земли, – говорит Епископ. – Они в стенах вокруг нас. В самой земле. Эта штука растет, она к чему-то тянется, и гора разрушается.
Лукас поворачивается ко мне:
– Дол, ты должна в этом разобраться, ради нас. Почему это… Почему они преследуют нас? Что ты улавливаешь?
Лукас протягивает ко мне руку. Я смотрю на него, потом на Ро, и тот неохотно кивает.
Ро знает меня лучше, чем кто бы то ни было, даже лучше, чем Лукас. И меня, и то, что я могу сделать.
– Пуговица прав. Тебе нужно просто впустить это в себя. Уверен, ты можешь ощутить, что бы оно ни делало. Мы должны знать.
Ро говорит тихо, его тон звучит почти утешающе. Если не считать смысла того, о чем он меня просит. Лукас бросает на Ро бешеный взгляд, и даже Тима кажется испуганной.
– Я не хочу этого делать, Ро. Я боюсь.
Обычно моя сила не пугает меня, но на этот раз все иначе. Чем бы ни была эта штука в горе, я не хочу ее ощущать. Я не хочу прикасаться к ней. Даже мысленно.
Перевожу взгляд с Ро на Лукаса. Вижу боль в глазах Лукаса. Ему неприятно, что Ро продолжает на меня влиять, тем более в такой момент.
И не просто влиять.
Я не могу изменить историю. Я не могу изменить истину. И я не могу помешать Ро влиять на меня.
В особенности сейчас.
Они все зависят от меня. Я против растущей, распространяющейся Иконы. Только не снова. Я не могу сделать это еще раз. Но у них нет ничего, кроме меня.
И потому, когда Ро протягивает мне руку, я ее принимаю. Тепло вливается в мое тело, растекаясь вверх.
Потом я протягиваю вторую руку Лукасу.
Он колеблется. А я – нет.
– Пожалуйста, Лукас. Мне нужно… Мне нужны вы оба. Моих собственных сил недостаточно. Только не тогда, когда мир вокруг рушится.
Я чувствую, как Лукас смягчается, он берет мою руку и целует ее. В ту секунду, когда его губы касаются моих пальцев, я ощущаю Лукаса. Он здесь, рядом, всем своим существом, точно так же, как Ро, и пламя его настолько же ровное, насколько безумен огонь Ро; пламя, которое согревает, вместо огня, который сжигает.
Я нуждаюсь в них обоих. И всегда буду любить их обоих.
И вот я тянусь мыслью, оставляя позади людские сердца, пока наконец не нахожу путь сквозь хаос внутри горы к хаосу вне ее – к тому, что осталось в темноте. Я проталкиваюсь все дальше и дальше, все глубже и глубже, потому что могу это сделать.
Потому что я не одна в этой тьме.
Это совершенно ясно – идеально, болезненно ясно, – и хотя я не желаю этого говорить или верить в это, я верю.
Я тебя ощущаю, говорит тот самый голос.
Нулл. Таково имя голоса из моего сна, так он себя называл. И именно этот голос я слышу сейчас.
То же самое слово, что было на уме у Фортиса, когда его уводили Лорды.
– Чего ты хочешь? – спрашиваю я вслух.
Я вижу, как остальные растерянно смотрят на меня. Но у меня нет времени на объяснения. Вместо этого я закрываю глаза и сосредоточиваюсь на голосе.
Ты по-прежнему образец красоты. То, как бьется твое сердце, – это как шар пульсирующего газа. То, как течет твоя кровь, – это как река.
– Почему ты нас преследуешь? В чем причина? Просто скажи мне. Ты не должен этого делать!
Я кричу, я знаю, что кричу, но не могу сдержаться. Я не хочу связываться с этой штукой мысленно. Я хочу просто использовать свой голос.
Мне кажется, что так безопаснее, даже если на самом деле все иначе. И только в этот момент я осознаю, насколько испугана.
Нет, это ты просто скажи мне, говорит голос. Почему это так? В тебе все растет, ты растешь, рядом с тобой все растет. Растет, и меняется, и умирает. Ты есть движение, и скорость, и развитие, и распад. Ты есть вселенная во всех ее измерениях и масштабах.
Я кричу изо всех сил, так громко, как только могу:
– Я хочу, чтобы ты остановился! Я хочу прекратить все это! Оставь нас в покое! Убирайся из моей головы!
Ты поглощаешь все, а потом поглощаешь самое себя. Ты есть свое собственное разрушение. Вся твоя жизнь есть разрушение.
– Это неправда! Мы создаем, а не разрушаем! – Мой голос звучит еще громче, но я не могу заставить это слушать меня.
Разрушение подчиняет. Разрушение – твоя жизненная сила.
– Нет! Нет… Ты не прав!
Впусти меня. Я разрушу тебя прекрасным образом. Достойно. Я помогу тебе уничтожить твое прекрасное «я».
– Убирайся! Ты меня слышишь? Убирайся из моей головы! – Я буквально визжу.
А потом открываю глаза.
Мои друзья окружают меня, но их лица кажутся мне незнакомыми, они как жемчужины в ожерелье. Нить человеческих голов.
Они кажутся настолько далекими от меня, что мне трудно вспомнить, что я одна из них.
И я настолько измождена, что почти не в силах говорить.
– Да, я его чувствую, – произношу я наконец. – Оно тянется ко мне. Оно вроде моей тени.
– Ищет тебя? Или просто нашу базу? – Епископ наклоняется ко мне.
Я изо всех сил стараюсь вытолкнуть тени из своей головы. Прогнать Нулла.
– Оно меня ощущает, так я думаю. И я не сумасшедшая. Я ничего не выдумываю. Оно здесь, потому что знает, что здесь я.
– Мне бы как раз хотелось, чтобы ты сошла с ума… Ну или, по крайней мере, ошибалась. – Ро прижимается лбом к моему плечу, и я чувствую, как расправляюсь внутренне, как растет моя сила.
– Оно постоянно говорит о разрушении. О том, чтобы уничтожить нас. Может быть, оно только нас и ищет?
Пальцы Лукаса крепче сжимают мою руку, и мое сердце начинает биться быстрее. Я знаю, насколько неприятно Лукасу пользоваться своей силой, и мне ужасно неприятно, что я заставляю его это делать. Но мы оба знаем – мы все знаем, – что выбора у нас нет.
– Оно приближается.
Я открываю глаза, отпускаю руки Лукаса и Ро. Чувствую то же тошнотворное головокружение, что и в момент первого приближения к Иконе в Хоуле. Сейчас оно слабее, но вполне узнаваемо.
Не похоже ни на что другое на всей Земле.
Я смотрю на остальных. Они тоже его ощущают. Панический страх наполняет горечью мое горло.
Я не в силах его подавить.
Меня тошнит, я выплескиваю желчь прямо на ботинки, на землю перед собой.
А потом, совершенно внезапно, чары разрушаются, температура вокруг стремительно падает, и я слышу только собственное прерывистое дыхание.
Вытираю рукавом лицо.
– Может быть, они не тебя могут чувствовать. Может, вообще не нас. Может, дело в этом? – Тима тянется к моей нагрудной сумке, срывает ее с меня, резко открывает. Внутри, завернутый в лоскут, на самом дне, лежит тот самый обломок. Тот, от Иконы в Хоуле, который я постоянно ношу с собой.
Лукас и Ро таращатся на него, как будто увидели окровавленный нож. Смертельное оружие. Ну, полагаю, так оно и есть.
Было.
По крайней мере, часть оружия.
– Зачем это до сих пор у тебя? – Лукас странно смотрит на меня.
Мне хочется обороняться, хотя я и не знаю почему. Я ведь не то чтобы прятала обломок все это время.
Или прятала?
– Не знаю. Наверное, напоминание. О том, что мы сделали там, в Хоуле.
– Ну да, конечно, только это как раз то, о чем помнить незачем, – ворчит Ро.
Я тянусь к обломку – и испуганно отдергиваю руку.
– Он горячий!
И он не просто горячий, он испускает жар. Как будто горит внутренним пламенем. Я никогда не видела, чтобы с ним происходило нечто подобное.
Что-то меняется, думаю я.
Да, говорит голос.
И снова он меня пугает и поражает, как всегда.
Чего ты хочешь? Я смотрю на осколок и мысленно произношу эти слова.
Это наше.
Хотим получить обратно.
Мы движемся, чтобы воссоединиться.
– В том и дело, – говорит Тима. – Так и должно быть. Они знают, что эта штуковина здесь, а потому знают, что здесь мы. Подобное познается подобным.
– Она права, – говорю я. – И это говорит то же самое. Оно хочет вернуть все свои части.
Ро кажется растерянным.
– Но как? И почему оно не сделало этого раньше? Почему только теперь явилось за своим обломком?
Тима пожимает плечами, а может, вздрагивает, трудно сказать.
– Возможно, Иконы не могли определить местонахождение, пока мы не принесли его под землю. Вы ведь знаете, корни соединяют все Иконы. – Она осторожно поднимает обломок. – Если подумать, не слишком отличается от того, как корабли отслеживают браслет Лукаса и работу транслятора. Этот кусок… Он ведь настоящий, живой кусок одной из Икон.
– Вроде сушеной кроличьей лапки, – говорит Ро, доставая свой талисман.
Лукас переводит взгляд с осколка на лапку:
– Подобное познается подобным…
Я оглядываюсь по сторонам и вижу, что Тима права. Корни разрастаются, соединяются, тянутся к нам. К осколку.
И с каждым мгновением их жужжание громче звучит в моих ушах, а боль в голове становится невыносимой.
Это происходит не только с нами. Я вижу, как Епископ бледнеет, морщится от совершенно незнакомого ему ощущения.
Икона не просто тянется к нам – она набирает силу. Приближается, растет, окружает нас. Никто здесь не останется в живых.
А тебе не все равно? – спрашивает голос.
Я содрогаюсь. Теперь он находит меня без каких-либо усилий с моей стороны. Нечто вроде линии связи, от которой я не могу отсоединиться сама, связи, которую мы прежде отчаянно старались найти и наладить.
Только теперь я бы все отдала, чтобы ее прервать.
Неужели жизни этих существ имеют для тебя значение?
Любопытно.
Почему?
Епископ, обливаясь потом, окидывает взглядом помещение, где солдаты-белтеры со страхом в глазах готовятся сражаться с тем, чего им никогда не победить.
– Значит, все кончено. Вам надо быстро выбираться отсюда. – Он протягивает мне пистолет, бросает другой Лукасу. Ро вешает на плечо автомат.
– Нет. – Лукас смотрит на Епископа. – Мы не можем вас бросить.
Говоря, он прижимает ладонь к уху. Гудение становится еще громче.
Ро делает шаг вперед:
– Впервые я заодно с Пуговицей. Мы выведем вас отсюда.
Ему тоже больно от гула, но он не желает этого показывать, разве что крепче сжимает кулаки.
Я неохотно беру пистолет, который Епископ протягивает мне.
– А теперь дай мне эту штуку. – Епископ забирает у Тимы осколок Иконы и кладет его в свой рюкзак. – Я собираюсь взять этот кусочек вкуснятины Безликих и отправиться вглубь. Попробую заманить эту штуку, чем бы она ни была, вниз, в глубину, подальше от входов. Подальше от вас.
– Ты что, с ума сошел? – Я даже слышать этого не могу!
Епископ улыбается:
– Так и есть. Я пойду по туннелям на запад. А вы пойдете на восток, к выходу, через старые шахты. Если это сработает, сможете выбраться наружу.
У меня нет слов.
– А что ты скажешь своим людям?
Епископ щиплет меня за грязную щеку:
– Я собираюсь их поблагодарить. И сказать, что для меня было честью сражаться рядом с ними. И что мы делаем это ради благой цели… и ради девочки из страны грассов, которая может просто-напросто спасти мир. – Он протягивает ко мне руки, и я крепко его обнимаю. – Я тебя имею в виду, – шепчет Епископ мне на ухо.
– Это большая честь, – отвечаю я также в самое его ухо.
Епископ отстраняется, мгновенно снова становясь солдатом.
– Ну а теперь иди спасать мир, – говорит он и уходит.
И с этого самого момента все как будто теряет свои очертания, хотя то, что я вижу, сжигает мой разум, подобно дикому пламени.
Мы движемся в чреве горы почти в полной темноте.
Все вокруг кажется нереальным.
Вот только что люди кричали, бежали к туннелям…
А в следующую минуту они – от самых старых и до самых юных – вдруг падают на месте как подкошенные.
И затихают. И больше не двигаются. Лишившись жизни.
Пульсирующая боль Иконы нарастает в моем мозгу.
Я не могу им помочь.
Я не могу остановиться, я бегу.
Все происходит невероятно медленно. Все происходит невероятно быстро.
Я как будто на самом деле не здесь. Я как будто единственная, кто здесь есть.
Я не знаю, куда смотреть. Я слишком испугана, чтобы вообще куда-нибудь смотреть.
И потому, когда земля начинает трескаться вокруг меня, я не вижу причины.
Я не вижу взрыва, раздирающего потолок прямо надо мной, не вижу корней Иконы, прорывающихся внутрь, разрастающихся.
Я не вижу гигантских камней, и кусков штукатурки, и канализационных труб, и остатков внутренних стен, которые разлетаются в разные стороны, как новогодние ракеты, и дождем сыплются на меня, словно прямо с неба.
Но я все это ощущаю.
Кусок потолочной балки ударяет меня по голове, и я падаю туда, куда собиралась бежать.
И теперь я не бегу.
Я складываюсь в кучку, словно тряпичная кукла.
Не как человек.
Кажется, что ничего такого просто не может происходить с реальными людьми. С моими друзьями. С Епископом. Со мной.
Потеряв сознание, я слышу голос из моего сна. Это говорящая птица.
Она меня ждет, даже сейчас.
Смотрит с любопытством. Испытующе. Прицельно.
Ты переживешь и это тоже?
Переживу ли я?
Ты не сражаешься. Ты бережешь силы. Ты прячешься. Это мудро.
Я знаю.
Я знаю, потому что именно это я и делаю. Делаю потому, что знаю.
И я знаю, потому что я здесь ради тебя, и мне предстоит долгий, долгий путь.
Я открываю глаза и вижу наступление смерти. Я вижу конец жизни везде, куда ни посмотрю.
Туннели рушатся. Белтеры падают вокруг меня. Как камни, что летят из самой горы.
Мы все здесь умрем, думаю я. Это конец нашей истории. Вот, значит, как он наступил.
Это даже не Тот День. Это просто какой-то обычный день. Сегодняшний день.
Густой серый дым клубится и расползается вокруг меня. В ушах звенит, я, кажется, не в силах держать глаза открытыми. Все как в тумане, но я все равно вижу… вижу их.
Вижу Лукаса, с трудом поднимающегося на колени, прижимающего ладонь к сочащемуся соком красному цветку, что расцвел сбоку на его животе, выдергивающего обломок металла из собственной нежной плоти.
Вижу мужчину, из груди которого торчит кусок черного обсидиана.
Узнаю серебряные значки на его воротнике, как у Епископа.
Это птицы, которые, как я теперь знаю, на самом деле не вернутся.
Не для него.
Его уже нет.
Я думаю о Епископе, который отправился вглубь горы вместо нас, который бежит навстречу собственной смерти лишь для того, чтобы отвлечь эту черную ползучую смерть от нас.
Гадаю, настигла ли она уже его?
Гора рушится, ее сердце гибнет точно так же, как сердце Епископа.
Никто не выбирается отсюда наружу, кроме нас.
Ни люди, ни птицы – ничего.
Чертовы птицы!
Свинья и падре, а теперь еще и Епископ, думаю я, все теперь такие же безмолвные, как города.
И мои родители, и родители Ро, и все родители в Безмолвных Городах.
Мне хочется плакать, но я знаю, что сейчас не время.
Чувствую себя так, словно это я должна была умереть. Как будто то, что я видела, что я знаю, – это яд. Он вливается в меня, распространяясь по каждой клеточке моего тела, по каждому волоску, пропитывая каждый вздох, и я ничего не могу сделать, чтобы изгнать его.
Не видеть того, что я видела.
Не знать того, что я знаю.
Мои пальцы сжимаются на серебряной птице прежде, чем я успеваю это осознать. И я отрываю птицу от воротника мертвого солдата.
Помни надежду, потому что теперь она ушла.
Люди превращаются в пыль, и тени, и ничто везде вокруг меня. Я ползу между телами, пока не нахожу какой-то пустой грузовик. И заползаю в пространство между машиной и землей.
Чумаши. Ранчеро. Испанцы. Калифорнийцы. Американцы. Грассы. Лорды. Хоул. Чумаши. Ранчеро. Испанцы. Калифорнийцы. Американцы. Грассы. Лорды. Хоул. Чумаши. Ранчеро. Испанцы. Калифорнийцы. Американцы. Грассы. Лорды. Хоул.
Это не помогает. Больше не помогает.
Я сворачиваюсь в дрожащий клубок. Зажимаю уши ладонями, закрываю глаза и так лежу, пока вибрация, и шум, и Икона не останавливаются.
Жду.
Жду, пока не утихнет боль. Пока не рассеется дым.
Пока не умолкнут голоса в моей голове.
– Дол, слушай меня! Вставай! Бежим!
Это Ро, он тянет меня, заставляя делать то, что говорит. Что делает.
Жить.
Я сжимаю в кулаке серебряную птицу и спешу за ним, пока мои пальцы не начинают кровоточить, ноги не останавливаются. Идиллии больше не существует.
Надежда вовсе не нечто с крыльями.
Это вообще ничто.
Теперь ничто.
ДОНЕСЕНИЕ В ГЛАВНОЕ ПОСОЛЬСТВО
ОТДЕЛЕНИЕ В ВОСТОЧНОЙ АЗИИ
ПОМЕТКА: СРОЧНО
ГРИФ: ДЛЯ ЛИЧНОГО ПОЛЬЗОВАНИЯ
Подкомитет внутренних расследований 115211В
Относительно инцидента в Колониях ЮВА
Примечание. Свяжитесь с Джасмин3к, виртуальным гибридом человека 39261.ЮВА, лабораторным ассистентом доктора И. Янг, для дальнейших комментариев, если понадобится.
ЗАМЕТКИ ПО ЧАСТНОМУ ИССЛЕДОВАНИЮ
Пауло Фортиссимо
08/03/2048
«Груз» Персея чрезвычайно тревожит. Если мой анализ верен (ха!) и Нулл действительно имеет аппараты, способные разом прекращать всю электрическую активность вплоть до биохимического уровня, мы все полностью
и окончательно обречены. К несчастью, Док установил
с очевидностью, что по большому счету противодействие «аппаратуре» Нулла неосуществимо. Требуется слишком много энергии, к тому же велико число неизвестных факторов.
Лучшее, что я могу придумать, – это искать решение на более скромном уровне. Сейчас рассматриваю возможность развития иммунитета (и даже более того) на уровне личности. Исследование лимбической системы, увеличение поверхностной площади/массы неокортекса головного мозга, запасная энергия, мозговые волны и так далее… Все это выглядит многообещающим, но меня ограничивает время. (Мне бы в действительности позвать на помощь, но стоит ли бередить старые раны?)
Но вне зависимости от этого, если я прав (ха-ха!), мне будет необходимо начать биоконструирование практически с нуля. И мои детки-контрмеры должны подоспеть до того, как явится наш гость и, сохрани нас Бог, погасит все огни.
Однако это хотя бы даст нам шанс как-то бороться.
Хорошо все-таки, что я чертов гений.
