37
Юг
– Чушь собачья? – возмущенно переспрашиваю я, шипя от боли в израненной спине, которую Виргиния обрабатывает бальзамом. – Почему это вдруг?
– «Человек меряется тем, как он употребляет власть», – передразнивает она. – Укоряешь его цитированием и тут же сам козыряешь Платоном.
– Платон старше, почему бы не козырнуть… Ай!
– А насчет кровных братьев вообще ерунда. С тем же успехом ты мог назвать его любимым племянником.
– Ничто так не сближает, как испытанная вместе боль.
– Тогда вот тебе еще немного, – усмехается она, выдергивая из раны кусочек кожи.
– А-а… Испытанная, а не причиненная! Садистка… А-а!
– Прямо как девчонка, честное слово. Я думала, мученики покрепче характером… Нет, ну надо же… Все небось подумали, что ты спятил после той раны. Пакс вон до сих пор прийти в себя не может.
В самом деле, из оружейной доносится горестное всхлипывание.
– И все-таки сработало, согласись!
– Ну еще бы! Ты теперь настоящий мессия, – фыркает Виргиния. – Прямо хоть статую твою ставь во дворе и возноси молитвы. Вот я посмеюсь, когда они явятся к тебе с плеткой, чтобы наказать за свои собственные грешки… Так, а теперь помолчи, эльфик, не отвлекай меня!
– У тебя такие нежные руки… Не хочешь после училища пойти в розовые?
– Чтобы мой отец стал алым? От ярости. И нечего стонать, мой каламбур не так уж плох.
* * *
Весь следующий день я занимаюсь организацией армии. Всего в моем распоряжении пятьдесят шесть человек, больше половины которых рабы. Виргинии поручаю составить шесть троек разведчиков и в каждую включить по одному из самых толковых бойцов Цереры. Каждая тройка получает коммуникатор – всего в штабном зале их нашлось восемь штук. Устройства примитивные, голоса в наушниках едва можно разобрать сквозь треск помех, но все равно огромный шаг вперед по сравнению с сигнальными кострами.
– Надо полагать, у тебя какой-то план на уме, – говорит Виргиния, – а не просто набег монгольской ордой.
– Конечно, – отвечаю я. – Будем искать логово Аполлона.
Уже вечером мои разведчики отправляются из крепости Цереры на юг в шести разных направлениях. Остальная армия выступает перед рассветом. Времени терять нельзя. Трескучий мороз сковывает воюющие братства в их цитаделях, а глубокий снег, под которым скрываются овраги и ущелья, мешает использовать конницу. Игра застопорилась, но я ждать не собираюсь. Пускай Марс с Юпитером тянут пока свою канитель на севере, потом доберемся и до них.
Вечером на второй день похода видим на западе замок Юноны, уже взятый Юпитером. Он стоит в предгорьях на притоке Аргоса, дальше высятся шестикилометровые стены каньона долины Маринер. С востока разведчики докладывают о трех всадниках, замеченных на опушке леса. Скорее всего, они из братства Плутона, люди Шакала. В черные крашеные волосы вплетены человеческие кости. Приблизиться к себе всадники не дают, в засаду не попадаются. Главная у них – девушка на светло-серой кобыле с кожаной попоной, также отделанной костями, – видимо, роботы-санитары здесь, на юге, не всегда поспевают. Судя по описанию, это та самая Лилат.
Вражеские разведчики исчезают, когда с юго-востока появляется отряд покрупнее. Заметив нас, один выезжает навстречу. У седла болтается вымпел с луком Аполлона. Длинные волосы незнакомца свисают на плечи, лицо суровое и обветренное, словно отлитое из бронзы. Шрам поперек всего лба лишь едва разминулся с обоими глазами, горящими, словно угольки.
Раздав указания своим, тоже выхожу вперед. Моя армия выглядит настолько оборванной и жалкой, насколько это вообще возможно. Не получается только у Пакса, но Виргиния заставила его опуститься на колени, влезла на плечи и затеяла общую игру в снежки. Никакого строя, галдят, хохочут – подходи и бери голыми руками. Сам я без волчьего плаща, трясусь от холода и старательно прихрамываю. Убогий меч у пояса смахивает на простую палку. Втянув голову в плечи, словно от страха, украдкой бросаю взгляд через плечо на веселящихся бойцов и проглатываю улыбку, придавая лицу обескураженное выражение.
Голос всадника скрежещет сталью по граниту. Никаких проявлений юмора или простого осознания того, что все мы, по сути, подростки, участвующие в игре, за пределами которой бурлит взрослый мир. Видно, на юге события разворачивались слишком серьезно, чтобы помнить об этом. На мою робкую заискивающую улыбку незнакомец не отвечает. Он уже мужчина, а не мальчик. Впервые наблюдаю здесь столь полную трансформацию. Передо мной Новас из братства Аполлона, примас.
– Вы просто толпа оборванцев, – презрительно кривится он, окидывая взглядом толпу. Штандарт Цереры я велел выставить напоказ, и в глазах Новаса мелькает огонек заинтересованности. Он не мог также не заметить, что больше половины наших – рабы. – Здесь места суровые, долго не продержитесь. Мы можем дать вам крышу над головой, горячую пищу и мягкую постель.
– Неужто суровее, чем на севере? – Я сокрушенно качаю головой. – Там у них бритвы и импульсная броня, а о нас кураторы совсем не заботятся.
– Они здесь не для того, слабак. Помогают тем, кто сам себе может помочь.
– Мы старались, как могли, – вздыхаю я.
Новас сплевывает мне под ноги:
– Не скули, детеныш. Юг слезам не верит.
– На севере тоже несладко… – Рассказываю о страшном Жнеце с холмов, жутком кровожадном чудовище и убийце.
Примас Аполлона кивает. Похоже, слухи обо мне дошли и сюда.
– Ваш Жнец давно мертв, а жаль. Я бы с удовольствием сразился с ним.
– Это был настоящий демон! – восклицаю я.
– У нас тут и своих демонов хватает, – замечает Новас. – Одноглазый в лесу, а другой, еще хуже, в западных горах. Его прозвали Шакалом. Без помощи вам не выжить.
Он продолжает сыпать обещаниями. Мы будем наемниками, ни в коем случае не рабами. Вместе мы побьем Шакала, а потом нам помогут отвоевать весь север. Союзники, взаимопомощь… Каким же слюнявым идиотом он должен меня считать!
Смотрю на свое кольцо. Куратор Аполлона слышит весь разговор и ждет, что я приму щедрое предложение. Что ж, пускай слушает.
– Нет, – отвечаю, смеясь про себя, – извини, я не могу опозорить свой род. Никто не поймет, если мы добровольно примем твою власть. У нас достаточно припасов, чтобы пройти через ваши земли. Если пропустите, мы обязуемся не причинять…
Он наклоняется с седла и хлещет меня по лицу:
– Заткнись, поганый эльф, не позорь свой цвет! Вы угодили между жерновами, которые перемелют вас в труху. Постарайся стать мужчиной до того, как мы встретимся снова. С детьми я не дерусь.
Снежок, брошенный Виргинией, как бы случайно попадает ему в голову. Следом слышится звонкий девичий смех. Не обращая внимания, Новас разворачивает коня и скачет к своим, увязая в глубоком снегу. Я провожаю его взглядом, ощущая в душе беспокойство.
– Пока, скачи к мамочке, малыш! – улюлюкает вслед Тактус.
Только с Новасом три десятка конных, а у нас верхом одни разведчики. Что могут они противопоставить ионным мечам и пикам, даже если глубокий снег замедляет атаку тяжеловооруженного всадника? Оружие у нас из простой стали, броня такая же или вообще одна волчья шкура, как у меня. Впрочем, таких боев, где она понадобится, я пока и не планирую. За взятие крепости и штандарта Цереры я так и не получил награды от кураторов, зато погода к нам более благосклонна. Обычно пехота ложится под ноги кавалерии, словно сжатые снопы, но снег, укрывающий предательские ловушки, защищает нас.
Вечером разбиваем лагерь на другом берегу реки, ближе к горам и подальше от открытой равнины и зловещей лесной чащи. Чтобы захватить нас врасплох, тяжелым всадникам Аполлона надо переправиться по льду в темноте – что они и пытаются сделать, рассчитывая на легкую прогулку. Едва сгустились сумерки, Пакс с его командой силачей сбегали на реку с топорами и изрядно там потрудились. Ночью нас будит истошное конское ржание, треск ломающегося льда и вопли тонущих. Жужжат санитары, унося захлебнувшихся и обмороженных. Они нам больше не противники.
Движемся дальше к югу, туда, где, по моим догадкам, должна располагаться цитадель Аполлона. Питаемся неплохо, варим похлебку из дичи, добытой разведчиками, понемногу расходуем хлеб, который несем с собой. Мои солдаты довольны. «Армия марширует, пока полон желудок», – сказал великий корсиканец, хотя и он не слишком прославился, когда воевать пришлось зимой.
Виргиния идет рядом со мной во главе колонны. Укутанная в толстую меховую шкуру, она едва достает мне до плеча. Смешно глядеть, как она барахтается в снегу по колено, стараясь не отстать, но сердито хмурится, стоит мне замедлить шаг. Золотые косички подпрыгивают на ходу, вздернутый носик раскраснелся от мороза, как вишенка, но глаза по-прежнему цвета расплавленного меда. Выбравшись из сугроба, она смотрит мне в лицо и замечает:
– Ты плохо спал.
– А я когда-нибудь спал хорошо?
– Рядом со мной, в лесу. Только первую неделю кричал во сне, а потом спал как младенец.
– Хочешь, чтобы вернулся?
– А я тебя и не прогоняла. Тебе надоело?
– Ты меня отвлекала.
Она смеется и замедляет шаг, пристраиваясь рядом с Паксом. Я в замешательстве от ее вопроса и своего ответа. Никогда не думал, что Виргинии есть дело до того, как мы спим. Прогоняю дурацкую улыбку, но Тактус успевает заметить:
– Воркуете, голубки?
Нагибаюсь и швыряю ему горсть снега в лицо:
– Заткнись!
– У меня есть и серьезный вопрос, – шепчет он, опасливо оглядываясь, – у тебя, когда спина ноет после плетей, тоже встает? – и весело хохочет.
– Ты хоть когда-нибудь бываешь серьезным? – Я невольно улыбаюсь в ответ.
Его змеиные глазки хитро блестят.
– А тебе это надо?
– Мне надо, чтобы ты слушался.
– Ну, ты знаешь, какой я любитель ходить на поводке. – Тактус разводит руками.
– Не замечаю поводка, – хмыкаю я, показывая на его лоб, где прежде было рабское клеймо.
– Значит, не считаешь, что я в нем нуждаюсь… Тогда, может, и планами поделишься? Так от меня больше толку будет.
Это не вызов, говорит он тихо, только мне. После той совместной экзекуции Тактус стал другим человеком. При всех его ухмылках и подшучиваниях слушается с полуслова, и сейчас вижу, что вопрос искренний.
– Будем давить Аполлона, – отвечаю так же тихо.
– Обязательно его? Значит, мы не просто всех подряд бьем?
Его тон меня настораживает. Вообще, в Тактусе есть что-то кошачье, та же хищная легкость в движениях, готовность убить походя, одним движением когтистой лапы. Ничего не стоит представить, как он свернулся в клубок или вылизывает себя.
– Знаешь, Жнец, – продолжает он, – я тут заметил кое-что на снегу… Следы, но не от ног.
– Лапы? Копыта?
– Нет, не угадал… – Он придвигается ближе и показывает руками. – Полосы, длинные такие. – Я понимающе киваю. – Вот именно, гравиботы, над самым снегом. Не подскажешь, уважаемый вождь, зачем кураторы за нами тащатся, да еще в плащах-невидимках?
Я вздыхаю. Ему и невдомек, что весь этот шепот ни к чему, кольца-то у нас на пальцах.
Пожимаю плечами:
– Боятся нас.
– То есть тебя? – Тактус недоверчиво прищуривается. – Нет, тебе точно что-то известно… Виргинии говоришь, а нам – нет.
– Хочешь тоже узнать? – Поколебавшись, обнимаю его за плечи и говорю доверительно: – Вот сотрем к чертям с карты этого проклятого Аполлона, тогда расскажу.
Лицо его расплывается в хищной ухмылке.
– С превеликим удовольствием, добрый Жнец.
* * *
Мы сторонимся открытых мест и держимся поближе к реке, пробираясь все дальше на юг. Разведчики докладывают по радио новости о противнике. Здешние края все под рукой Аполлона, лишь иногда появляются небольшие отряды разведчиков Шакала. Странные у него люди, что-то в них зловещее. Я не перестаю думать о своем главном безликом враге. Что в нем такого ужасного? Неизвестно даже, какой он: высокий или коротышка, тощий или толстый, красавец или урод. Может, все дело в имени?
Всадники Плутона никогда не подъезжают близко, как бы мы их ни подманивали. Пакс несет штандарт Цереры как можно выше, золотой блеск заметен издалека. Однако бойцы Аполлона уже не раз соблазнялись шансом добыть легкую славу и повысить свой статус в братстве. Наскакивают глупо, по трое, по четверо, и лучники Цереры или копейщики Минервы легко расправляются с ними. Скрытая в снегу пика – отличное средство против кавалерии. Раз за разом мы пускаем им понемногу кровь, словно волки, загоняющие лося, но даем уйти и в плен не берем. Пускай разозлятся как следует, ожидая нас в гости, а новые рабы только задержат нас.
Вечером сидим с Паксом и Виргинией у костерка. Великан, оказывается, обожает поболтать. Говорит увлеченно, с пафосом, раздавая комплименты всем, кого упоминает, так что и не поймешь иногда, кто хороший, а кто плохой. Описывает в красках, как однажды сломал пополам отцовский скипетр, а в другой раз его приняли за ворона и чуть не отправили в Агогэ, где тренируют десантников для космических сражений.
– Я даже немного жалел, что не родился черным! – признается он с громогласным хохотом.
В детстве Пакс частенько сбегал из родительского летнего поместья в Новой Зеландии на Земле и участвовал вместе с воронами в учебных грабительских рейдах за провизией. Дрался с ними на равных за вкусные куски и даже утверждает, что всегда побеждал – пока не встретил Хельгу. Мы с Виргинией переглядываемся, едва сдерживая смех, когда он начинает расписывать ее королевские пропорции, огромные кулаки и мощные бедра.
– Большая, видно, была любовь, – замечаю я.
– Просто сокрушительная, – кивает Виргиния.
Утром меня будит Тактус, лицо его вытянуто и озабоченно.
– Наши лошадки решили прогуляться, все до одной. – Он кивает на незадачливых ночных караульных из Цереры, те пристыженно прячут глаза. – Эти даже не заметили ничего: только что кони были на месте, и вдруг их нет.
– Может, перепугались? – мрачно предполагает Пакс. – Ночью метель поднялась, вот и укрылись где-нибудь в лесу.
Виргиния показывает разорванные веревки и с сомнением качает головой:
– Это какая же сила нужна…
– Что думаешь, Тактус? – спрашиваю я.
Он бросает взгляд на Пакса и Виргинию и медлит с ответом.
– Ну, судя по следам…
– Хочешь сказать, что…
Тактус пожимает плечами:
– Ты знаешь, Жнец, что я хочу сказать.
Он прав, тут все ясно – работа кураторов.
Выводами я ни с кем не делюсь, но слухи разносятся быстро. Кучкуясь у костров, бойцы угрюмо перешептываются. Виргиния тоже не задает вопросов, хотя догадывается, что я о многом умалчиваю. В конце концов, лекарство для нее я тоже не в лесу нашел. Постараюсь отнестись к новой неприятности как к очередному испытанию. Когда начнется наше восстание, случиться может всякое. Что делать? Вдохнуть, выдохнуть и двигаться дальше, смирив гнев, – хотя мне это легче сказать, чем сделать.
Уходим в восточные леса. Без лошадей на равнине делать нечего. По донесениям разведчиков, замок Аполлона совсем близко, но как его взять, не имея в своем распоряжении фактора скорости?
Досадные помехи следуют одна за другой. Наши походные котелки, взятые из крепости Цереры, вдруг дали трещину. Все до одного. Бережно упакованный хлеб в рюкзаках оказался весь поеден какими-то жучками, которые хрустят на зубах и мерзко воняют. Конечно, наблюдателям извне все это может показаться случайностью, но я-то понимаю, что это значит. Кураторы предупреждают: «Поверни назад, не то будет хуже».
– Почему Кассий предал тебя? – спрашивает Виргиния, когда мы устраиваемся на ночевку в засыпанном снегом овражке. На деревьях вокруг засели часовые из Дианы. – Только не ври, пожалуйста.
– На самом деле это я предал его, – отвечаю хмуро. – Его брат… я убил его брата… на Пробе.
Виргиния смотрит, распахнув глаза, потом медленно кивает:
– Я тоже потеряла брата. То есть не… не совсем так, но… Такая смерть многое меняет.
– Тебя тоже изменила?
– Нет, – отвечает она задумчиво, будто только что осознала. – Изменила нашу семью, теперь я иногда совсем их не понимаю. Наверное, так жизнь устроена. – Она вдруг хмурится. – Но зачем ты ему сказал? Не такой же ты, в самом деле, псих, Жнец.
– Ничего я ему не говорил! Это все кураторы… Передали запись через Шакала.
– Тогда понятно. – Глаза Виргинии застывают льдинками. – Подыгрывают губернаторскому сынку.
* * *
Оставляю ее греться у костра, а сам иду в лес отлить. Морозный воздух обжигает лицо, над головой кричат совы. Такое ощущение, будто отовсюду смотрят чьи-то глаза.
– Дэрроу? – зовет Виргиния из-за спины.
Я оборачиваюсь:
– Ты что? Зачем за мной идешь? – Подозрительно вглядываюсь в темноту. «Дэрроу», не «Жнец», и тон какой-то странный.
– Я видела что-то вон там… вот оно, погляди! Ты глазам не поверишь!
Иду на голос, раздвигая ветви.
– Виргиния, ты где? Не уходи из лагеря!
– Мы уже ушли, дорогой.
Вокруг тьма и зловещая тишина, колючие ветки тянутся ко мне, словно хотят схватить. Ловушка! Это не Виргиния.
Кураторы? Шакал?
Когда противник за тобой следит и его не видно, прежде всего надо сбить его с толку. Поменять правила игры, пускай сам ищет тебя.
Разворачиваюсь и кидаюсь назад, будто хочу вернуться. Продравшись сквозь чащу, прижимаюсь к стволу дерева, затем взбираюсь повыше и жду, держа ножи наготове. Белый меховой плащ надежно скрывает меня в заснеженных ветвях.
Тишина длится недолго. Слышится треск чьих-то тяжелых шагов. Что-то огромное движется сквозь чащу.
– Пакс? – окликаю я, пытаясь различить, кто там внизу.
Ответа нет.
Внезапно сильная рука берет меня за плечо. Ветка, на которой я сижу, оседает, принимая еще один груз, и из воздуха появляется человек в плаще-невидимке. Когда-то я его уже видел. Светлые кудри обрамляют смуглое лицо с чертами античного бога. Прямой нос, точеный подбородок, злой огонек в глазах. Передо мной куратор братства Аполлона. Внизу под деревом кто-то тяжело ворочается.
– Ах, Дэрроу, Дэрроу… – вздыхает Аполлон, продолжая говорить голосом Виргинии. – Ты был нашей любимой игрушкой, а теперь совсем испортился. Будь паинькой, поворачивай на север, а?
– Но я…
– Отказываешься? Впрочем, это не имеет значения. – Мощным толчком он спихивает меня. Кувыркаясь в воздухе, пересчитываю нижние ветви и обрушиваюсь в снежный сугроб. В ноздри бьет звериная вонь, и совсем рядом раздается душераздирающий рев.
