Шумная галдящая толпа втягивается в обеденный зал. Переступаю порог и обалдеваю. Роскошь бьет через край. Мраморный пол, белоснежные колонны, на голографическом потолке парят птицы в закатном небе. И это после речи Августуса, который обещал снять стружку с этих маменькиных сынков. С трудом сдерживаюсь, чтобы не расхохотаться. Их бы всех на годик к нам в шахту.

В зале дюжина длинных столов, за каждым может разместиться сотня человек. Над спинками кресел парят золотыми буквами наши имена. Мое – справа от председательского места во главе стола, здесь сидят отобранные первыми, элита списка. Возле имени стоит одинокая золотая полоска, с другой стороны светится минус единица за один неверный ответ на экзаменах. Первый, кто наберет пять полосок, становится примасом в своем братстве. Полоски даются за особые заслуги. Очевидно, высокий результат на экзаменах считается таковой.

– Прекрасно, – слышу знакомый ехидный голос. – Подрезала в фаворитах.

Девчонка с экзаменов. Над креслом значится «Антония Северус». Личико точеное, с высокими скулами, но злобой так и пышет. Язвительная улыбка, в глазах презрение. Волосы ослепительно-золотые, словно от прикосновения Мидаса, и падают волной почти до пояса. Рождена ненавидеть и возбуждать ненависть. У нее пять неправильных ответов. Вторая после меня. Кассий, тоже знакомый мне с экзамена, уселся напротив и наискосок от меня. Справа от его широкой улыбки мерцает в воздухе цифра 6. Красавчик самодовольно поправляет свои золотые локоны.

Прямо напротив у парня точно такой же результат, как и у меня: одна полоса и минус единица. В отличие от Кассия, который развалился, как у себя дома, этот Приам сидит, будто кол проглотил. Лицо ангельское, взгляд острый, безупречная прическа. Ростом с меня, но шире в плечах. Такого красавца я здесь еще не видал – мраморная статуя, да и только. На отборе его не было, это один из тех, кого в братство определяют родители. Как выясняется вскоре, мамаша Приама, хранительница штандарта семьи Беллона, известная своей скандальностью, владеет обоими спутниками Марса.

– Судьба опять свела нас вместе, – хихикает Кассий, оборотясь ко мне, – нас и Антонию… Ах, Антония, любовь моя! Похоже, наши отцы уже сговорились.

– Напомни мне послать им письмо с благодарностью, – ядовито парирует она.

Он грозит пальцем:

– Не вредничай, Тония, будь хорошей девочкой! Лучше одари меня своей улыбкой.

Антония показывает средний палец:

– Лучше я одарю тебя пинком под зад.

Кассий шутливо рычит и посылает ей воздушный поцелуй, она отворачивается.

– Что ж, Приам, – вздыхает он, – придется нам с тобой одним отдуваться за этих убогих.

– Думаю, ты не прав, Кассий, на мой взгляд, они вполне достойны, – чопорно возражает статуя. – Вместе мы составим отличную группу.

– Если только отбросы не утянут нас на дно. – Кассий морщится, кивая на конец стола. – Один типичный брюзга, другой лохматый клоун, третий тощий, как скелет… носатая ведьма… а вон та, рядом с бронзовым малышом, совсем крошка, от земли не видно.

Приам укоризненно качает головой:

– Уверен, что эти «отбросы» еще удивят тебя, патриций. Пускай они уступают нам ростом, атлетическим сложением, красотой и даже умом – если экзамен вообще способен измерить интеллект, – но я без всякой снисходительности назвал бы их становым хребтом нашей команды. Соль земли, так сказать.

Бронзовый малыш Севро сидит на дальнем краю стола в полном одиночестве. Похоже, «соль земли» не пользуется популярностью. Как и я, впрочем. Кассий поглядывает на мою минус единицу с кислой миной и не упускает случая упомянуть, что ни разу не слышал о моих родителях. Он может простить превосходство Приаму, но не мне.

– Дэрроу, поведай нам наконец, как ты провел экзаменаторов, – ухмыляется он. Антония отвлекается от беседы с Аррией, коротышкой с кудряшками и ямочками на щеках, и тоже бросает на меня насмешливый взгляд.

– Да ладно тебе, – отмахиваюсь я. – На меня даже бюро стандартов натравили, а их не проведешь. А ты не жульничал? У тебя тоже результат неплохой.

– Я? Жульничать? Вот еще. Думаю, я просто занимался не так усердно. Это ты сидел пыхтел, а я перед экзаменами больше с девочками развлекался.

Он пытается мне доказать, что мог бы выступить так же хорошо, будь он чуточку поусерднее. Черта с два. Слишком занятой, видите ли. Будь мы друзьями, это сошло бы ему с рук.

– Так ты занимался? – делано удивляюсь я. – Мне это и в голову не пришло.

В воздухе повисает ледяная тишина.

Не стоило этого говорить. Сердце у меня сжимается. Манеры, патриций!

Кассий бледнеет и хмурится, Антония откровенно ухмыляется. Я унизил его. Лицо Приама еще больше каменеет. Кассий – сын императора флота, и, чтобы сделать там карьеру, лучшего покровителя, чем претор Тиберий Беллона, не найти. Столько сил потратил Маттео, вдалбливая это мне, и все коту под хвост! Власть – это флот с армией и чиновники, но в чиновники меня не тянет, не говоря уже о том, что такое оскорбление пахнет поединком. По спине у меня пробегает холодок. Кассий наверняка хоть как-то владеет хлыстом, в отличие от меня. Порвет на мелкие кусочки, и такое впечатление, что ему сейчас этого очень хочется.

Подмигиваю Кассию:

– Я пошутил, патриций. Как бы я набрал столько ответов, если бы не пыхтел день и ночь? Под конец глаза уже не смотрели. Жаль, не гулял, как ты, – в конце концов, мы оба оказались здесь, так какая разница?

Приам одобрительно кивает, мир восстановлен.

Кассий хохочет:

– Ну, еще бы не пыхтел! – Кивком он показывает, что такое неформальное извинение его устраивает. Я боялся, что в пылу обиды он пропустит смысл мимо ушей, но спесь спесью, а золотые не дураки. Ни один из них, и об этом нельзя забывать.

Больше я ошибок не допускаю, Маттео может гордиться мной. Флиртую с хорошенькой смуглолицей Куинн, по-приятельски обмениваюсь шутками с Кассием и Приамом – который небось ни разу в жизни не выругался! – и обмениваюсь через стол рукопожатием со здоровенным Титусом, у которого шея толщиной с мое бедро. Бугай пытается доказать свое превосходство и едва не остается с переломом, но силища у него, конечно, неимоверная. Ростом он выше нас с Кассием. Титус удивленно усмехается: руки у меня и впрямь намного мощнее всего прочего. Тем не менее уважения ко мне в его глазах и громоподобном голосе я не замечаю. Знакомлюсь и с хрупким пареньком по имени Рок, этот по внешности и речи – типичный поэт. Улыбается мало и сдержанно, зато явно искренне, таких тут редко встретишь.

– Кассий! – окликает Юлиан, подходя. Тот встает с кресла и обнимает его, они шепчутся. Хотя Юлиан и упоминал в пути брата, который уже в Эгее, я только сейчас сообразил, кто это. Они даже близнецы, хоть и не похожие – Кассий мощнее и не такой красивый.

Юлиан вдруг мрачнеет и обращается к сидящим за столом, указывая на меня театральным жестом:

– Между прочим, наш Дэрроу – скрытый враг.

– Как, неужели?.. – Кассий, округлив глаза, закрывает лицо рукой.

Я замираю, пальцы сами собой сжимаются на рукоятке мясного ножа.

– Да-да, – горестно кивает Юлиан.

– О нет, не верю! – решительно трясет головой Кассий. – Невероятно… Болельщик Йорктона? Дэрроу, как ты можешь? Да им в жизни не выиграть чемпионат по спортбою! Приам, ты слышишь?

Я поднимаю руки в знак признания вины:

– Проклятие моего низкого происхождения… Вечно тянет на сторону аутсайдеров.

– Он признался мне там, в челноке, – объявляет Юлиан.

Он явно гордится знакомством со мной, о чем поспешил доложить брату, и ждет его одобрения. Кассий видит это и что-то с улыбкой говорит. Юлиан со счастливым видом возвращается на свое скромное место в середине стола. Оказывается, и Кассий способен на доброту.

Из всех однокурсников откровенно враждебна одна Антония. Даже не смотрит в мою сторону, как другие, и всячески демонстрирует свое презрение. Смеется, кокетничает с Роком, но едва чувствует мой взгляд, делается холоднее льда. Впрочем, наши чувства взаимны.

Комната моя – предел мечтаний. Окно с позолоченной рамой, вид на долину. Огромная кровать, заваленная перинами и шелками. Перед сном розовый массажист целый час разминает мне мышцы. Потом в дверь неслышно проскальзывают три изящные фигурки, предлагая услуги иного рода, но я отсылаю их к Кассию. Чтобы отогнать соблазны, принимаю холодный душ и включаю фильм с погружением, снятый в шахтерской колонии Коринф. Я снова проходчик – не такой умелый, конечно, но тряска, душная влажная жара и окружающая тьма, полная гадюк, настолько реальны, что новые тревоги понемногу забываются и я даже натягиваю на лоб старую головную повязку.

Ближе к ночи приносят ужин. Августус – жалкий болтун. Это у них называется трудностями и лишениями? Ворочаясь на мягкой перине с туго набитым желудком, я чувствую себя виноватым. Сжимаю в руке золотой кулон с цветком Эо внутри и думаю о своих родных, которые сегодня, как всегда, лягут спать голодными. Достаю из кармана обручальную ленту, целу́ю со сжавшимся сердцем. У меня отняли Эо… но она сама так захотела. Оставила меня одного с моими слезами, болью и тоской. Бросила, чтобы заставить ненавидеть. Я злюсь на нее за это, но лишь мгновение, а потом остается одна любовь.

– Эо, – шепчу я, и Пегас скрывает в себе алый лепесток.