Книга: Тайна Марии Стюарт
Назад: II
Дальше: IV

III

Лорд Джеймс наклонился к Марии и сказал:
– Холируд был одним из любимых дворцов вашего отца. Он построил передовую башню и попытался обустроить все на французский манер, чтобы порадовать вашу мать.
Была ли пауза перед словами «вашу мать»?
Лишь когда они въехали во внешний двор, Мария смогла разглядеть дворец, возвышавшийся впереди как темный отголосок французского замка. Круглую башню венчала коническая верхушка, как в замках Луары, но камень был пятнистым, а не белым, а окна казались слишком маленькими. В плотном тумане дворец выглядел холодным и похожим на тюрьму; он примыкал к оставшейся части старинного аббатства, вытянутой как отросток ветки.
– Ох, – только и промолвила она. Ей не хотелось идти внутрь этого угрожающего строения. И почему оно такое небольшое? Неужели это самый грандиозный дворец, который может позволить себе ее страна?
Во дворце оказалось так же холодно, как на улице, если не холоднее.
– Добро пожаловать в Холируд, – сказал лорд Джеймс, и его голос прозвучал глухо и неестественно в полупустом караульном помещении. Когда она с сомнением огляделась по сторонам, он быстро добавил: – Я говорил вам, что все еще не готово к приему. Мы рассчитывали, что вы привезете мебель из Франции.
Он возглавил подъем по крутой лестнице к первой группе помещений.
– Это апартаменты короля, – объявил он. – Прихожая, приемный зал, спальня.
Там было так пусто! Но Мария попыталась представить комнаты, полные людей, жизни и красок… и не смогла. Центральной фигурой должен был стать ее отец, но она не имела живых воспоминаний о нем.
– Апартаменты королевы расположены наверху, – продолжил экскурсию Джеймс, возглавив процессию на обратном пути через прихожую к широкой лестнице. – Есть также маленькая лестница между двумя спальнями, но для такого количества людей я предпочитаю главную лестницу.
«Если бы он был французом, – подумала Мария, – то придумал бы какую-нибудь метафору для тайной лестницы». Вместо этого он упомянул о ней как об архитектурной детали, и не более того.
Лорд Джеймс с гордым видом остановился на пороге приемного зала королевы и жестом пригласил ее внутрь.
Мария вошла в апартаменты. Это оказалась красивая комната с отдельной молельней, камином и несколькими окнами, выходившими во внутренний двор. Стены украшали гобелены, а деревянный потолок был недавно выкрашен. Она прошла через зал и остановилась на пороге соседней комнаты. Какое-то время Мария стояла там в одиночестве. Эта комната была меньше приемного зала и имела странную форму – не прямоугольную, но и не круглую. От комнаты отходили два выступа с дверными проемами.
Мария отодвинула занавеску в одном проеме и обнаружила стульчак, обитый бархатом. В другом маленьком помещении размером примерно два с половиной на три метра имелся камин и небольшое окно.
– Для чего эта комната? – спросила она Джеймса, вошедшего следом за ней. – Она такая маленькая!
– Вы можете пользоваться ею как столовой по вечерам.
– Как столовой для кукол?
– Зимой, особенно в январе, вы убедитесь, что маленькая комната с камином чрезвычайно удобна. Сюда можно поставить стол, и ваша мать принимала здесь до шести гостей. – Он сделал паузу. – По крайней мере, я так слышал. Она никогда не приглашала меня.
Прежде чем Мария успела ответить, он продолжил:
– Эта комната находится в башне. Помните круглую башню, которую вы видели во дворе? Остальные комнаты для приемов и церемоний расположены в передней части дворца. Там же находится Королевская капелла. – Он сурово посмотрел на нее: – Но недавно она была очищена от папских кумиров.
– Где же я буду проводить частные мессы? – спросила Мария. Увидев, как он нахмурился, она добавила: – Вы же обещали.
Ей хотелось, чтобы ее замечание прозвучало шутливо, но он ответил очень серьезно:
– Да, я обещал и сдержу свое слово. Несмотря на…
– Несмотря на что?
– Несмотря на мастера Нокса, – сказал он и подумал: «Удивительно, что он еще не явился сюда».
– Мастер Нокс! – Она наконец дала волю своему гневу. – Человек, оторвавший моего брата от веры его предков, уложивший мою мать в могилу! Я отдаю мастера Нокса тебе, потому что никогда не приму его!
«Ты не примешь Нокса, – подумал Джеймс, – но он готов получить тебя». Однако вслух он произнес:
– Мастер Нокс дал Шотландии много хорошего. Вы обнаружите, что он добрый гражданин, преданный своей стране.
– Он мятежник, призывающий к бунту и разрушению!
– Ваше Величество, вскоре вы убедитесь, что многие вельможи стали коррумпированными людьми. Годы беспорядков нанесли тяжелый урон стране. Они порочны и продажны. Мастер Нокс неподкупен, и его единственная цель – это материальное и духовное благо для людей.
Сзади вмешались новые голоса, и Мария повернулась к своей свите, чтобы показать людям их комнаты.

 

Той ночью она лежала в постели, окруженная зловещей тишиной.
«Какое странное место, – думала Мария. – Я не помню ничего; ничто здесь не кажется знакомым. Мой отец погребен здесь, в церкви аббатства, и мои предки лежат рядом с ним. Прямо за этим окном, прямо подо мной…»
Белизна тумана постепенно сменилась чернотой, и Мария незаметно для себя погрузилась в сон, словно ребенок, соскользнувший с травянистого берега в прохладную воду.
Она услышала странный звук. Сначала он показался мелодией из сна, но потом стал слишком назойливым и требовавшим ее внимания. Она заморгала и потрясла головой, пытаясь прийти в себя. Звуки музыки, проникавшие в спальню, становились все громче.
Мария подошла к одному из окон и выглянула наружу. Во внутреннем дворе собралась толпа горожан, игравших на музыкальных инструментах, которые ей раньше не приходилось видеть: примитивных скрипках, тростниковых флейтах и маленьких барабанах. Когда они увидели ее, то дружно вскрикнули и замахали факелами.
– Добро пожаловать, пресветлая королева! Добро пожаловать! – закричали они и завели новый напев. Она заставила себя распахнуть окно и помахать им.
– Спасибо! – крикнула она. Маленькие огни здесь и тут проникали через завесу тумана; они зажгли новые костры в знак приветствия.
Музыканты продолжали играть, и люди, столпившиеся во дворе, танцевали и кричали от радости.
– Дорогая королева, пресветлая королева, добро пожаловать в Шотландию!
– Чудесная музыка! – крикнула она. – Пожалуйста, продолжайте, и приходите сюда завтра вечером!
Когда они наконец перестали играть, толпа медленно разошлась, и горящие факелы уплыли прочь, как искры в тумане, Мария вернулась в постель и закрыла глаза. Внезапно стало очень тихо; казалось, что спальня чего-то ждет и прислушивается к чему-то.
«Это лишь игра воображения, – подумала она. – Но мне не нравятся эти занавешенные комнаты, они напоминают места, где прятались болотные духи из сказок няни Синклер…»
Полузабытые леденящие кровь истории вернулись к ней: рассказы о существах, прячущихся под шотландскими мостами, скрывающихся в стенах, принимающих чужие обличья, о чудовищах из глубоких и холодных озер, о колдуньях, бродивших под видом обычных людей. Говорят, что лорд Рутвен, член Совета лордов, сам был колдуном…
Все это глупости, глупости, глупости, повторяла она самой себе. Но при этом старалась не смотреть в сторону маленькой соседней комнаты.

 

На следующее утро вместо танцующих солнечных лучей, в насмешку над ее ночными страхами, за окнами по-прежнему висела серая муть. Туман так и не рассеялся. Мария испытала огромное разочарование. Ей не терпелось увидеть Эдинбург, полюбоваться Шотландией. Почему страна отворачивается от нее?
Не ожидая прихода фрейлины, она оделась как можно теплее. Огонь в камине не горел; очевидно, шотландцы не считали отопление необходимым в это время года.
«Больше никаких французских ночных рубашек, – подумала она. – От них нужно отказаться, если я хочу спать с комфортом».
В дверь резко постучали.
– Войдите, – пригласила она.
Еще до того, как посетители вошли в комнату, она знала, что это лорд Джеймс и Мейтленд. Так и оказалось.
– Вижу, вы рано встаете. – В голосе лорда Джеймса прозвучало нечто похожее на одобрение. – Это хорошо. Мы слышали, что при французском дворе никто не встает раньше полудня. Здесь так не годится.
Ворот его рубашки был распахнут, и, судя по всему, он не носил нижнего белья. Разве ему не холодно? Очевидно, нет.
– Доброе утро, брат, – сказала она. – Доброе утро, Мейтленд. Не представляю, кто рассказал вам такую бесстыдную ложь, но могу вас заверить, что французы встают по утрам точно так же, как все остальные. – Она улыбнулась: – Я хорошо выспалась.
– Но музыканты все-таки разбудили вас вчера ночью, – вставил Мейтленд. – Примите мои извинения.
– Мне понравилась их музыка, а их приветствия тронули меня, – возразила Мария.
– Я буду рад показать вам дворец и окрестности, после того как вы позавтракаете, – сказал Джеймс. – Я распорядился прислать еду сюда.
Он ловко поклонился и повернулся, готовый уйти.
– Я хочу, чтобы четыре Марии присоединились ко мне, – сказала Мария. – Где они? В будущем они должны спать недалеко от меня.
– Разумеется, – пообещал Мейтленд. – Мы попытаемся исполнить любое ваше желание.

 

Фламина, Пышка, Битон и Сетон поднялись к ней через пятнадцать минут и сразу же защебетали, словно обезьянки: «Туман…», «Странное жилье, и так далеко от вас…», «Здесь так холодно, как они это переносят?» «Что мы будем делать сегодня?»
Когда принесли завтрак, девушки критически изучили еду. На тарелке, накрытой колпаком, лежала горка беловатого вещества, от которого поднимался легкий пар с ореховым запахом. На другой закрытой тарелке оказались красно-коричневые кусочки копченой рыбы. На третьей – булочки из муки грубого помола, уложенные в несколько ярусов. К счастью, в следующее мгновение появился слуга, который принес пустые тарелки, ложки и сахар.
– Это овсянка, – объяснил он, раскладывая кашу по тарелкам. – Ее едят с молоком и сахаром.
Пять женщин с сомнением уставились на кашу. Она выглядела крайне неаппетитно, но пахла хорошо. Мария первой попробовала кашу и покорно объявила, что ей нравится. Хихикая, остальные последовали ее примеру.
Слуга добавил, что копченая рыба была выловлена поблизости и считается изысканным лакомством, а булочки нужно намазывать маслом.
Все с трудом понимали его речь. Мария пообещала себе как можно скорее пополнить свои знания шотландского языка. Ее нынешний запас слов ограничивался тем, что она помнила с детства. Она вдруг поняла, что лорд Джеймс, Мейтленд и даже Босуэлл обращались к ней по-французски, и это казалось настолько естественным, что она даже не осознавала этого.
«Шотландцы ненавидят звук французской речи», – вспомнила она слова Босуэлла.
После завтрака лорд Джеймс и Мейтленд вернулись, чтобы сопровождать женщин во время осмотра Холируда. Когда они вышли наружу, Мария увидела, что туман такой же густой, как и раньше; в сущности, она даже не могла определить положение солнца.
– Разве… разве такой туман обычное дело? – медленно спросила она по-шотландски.
Джеймс, казалось, был доволен ее попыткой.
– Нет, – поспешил успокоить он. – Вовсе нет.
– Разумеется, Нокс объявит, что туман связан с вашим прибытием, – неожиданно сказал Мейтленд. – Он использует это в своих целях.
– Нокс! – произнесла Фламина и покачала головой. – Расскажите нам об этом существе.
Мейтленд рассмеялся и увлек ее в сторону.
– Джон Нокс – глава нашей церкви… – начал он.
Мария не слышала остальной части разговора. Пышка, Сетон и Битон отошли к Мейтленду и Фламине, оставив ее наедине с Джеймсом.
Туман свивался кольцами у ног по мере того, как они шли вперед. Мария попыталась пнуть его, чтобы расчистить метр-другой, но ничего не вышло. Она засмеялась.
– Мне не терпится увидеть Шотландию, но она прячется от меня! Должно быть, здесь много зелени, потому что она просвечивает через эту мглу.
– Да, это так. В ясную погоду вы бы сейчас увидели красивый фасад дворца, а слева – церковь аббатства, где находится гробница нашего царственного отца.
«Нашего царственного отца. Ему нравится эта фраза», – подумала Мария.
Некоторое время они стояли молча, затем Джеймс продолжил:
– Еще дальше слева – если бы вы только могли видеть! – находится декоративный сад и фруктовые деревья. Есть также декоративный сад на другой стороне и большой охотничий парк за дворцом, не говоря о кладбище. Аббатство очень старое.
Но в тоне, которым он произнес последнюю фразу, не чувствовалось печали или теплых чувств по отношению к старым временам.
– Надеюсь, вчера никто не видел вашего священника, – тихо сказал он.
– Я понимаю щекотливость своего положения. Никогда еще не было правителя, чья личная вера расходилась бы с верой его подданных.
– Ах! – Перед тем как ответить, он оглянулся и посмотрел, где находятся остальные. – Это сложный вопрос. Лучше всего будет не настраивать людей против себя. Уже ходят слухи, что вы невысокого мнения о своей родине. Говорят, что вы считаете себя француженкой, что вы плакали перед отъездом и скорбели о разлуке с ближними.
– Вас там не было! – Как он смеет вмешиваться в ее личные переживания и превращать их в нечто глупое и постыдное? – И мне есть дело до моего народа и моей страны.
– Но не так, как мастеру Ноксу…
– Мастер Нокс! Мастер Нокс! Что он знает об управлении государством? И что такого он знает, что делает его пригодным для той должности, на которую он претендует? Да, он любит Шотландию, но этого недостаточно! Моя кровь дает мне право на трон.
– Он считает, что избран Богом.
– Для трона? – резко спросила она. – Я тоже избрана Богом! Как один и тот же Бог мог избрать нас обоих для такой миссии?
– Он не претендует на ваш трон, – мягко ответил Джеймс.
– Нет, он просто берется предписывать мне, как я должна сидеть на троне! «Пожалуйста, смотрите сюда!», «Поверните голову туда!».
К ее удивлению, лорд Джеймс разразился смехом.
– У вас проницательный ум, – сказал он.
Минуту спустя они поравнялись с большой группой французских родственников и гостей Марии. Молодые Гизы были готовы отправиться на прогулку верхом, на обычную или соколиную охоту. Мария с упавшим сердцем вспомнила, как плохо они переносят бездействие и скуку. Но она не знала, что может предложить им в данный момент.
– Как здесь развлекаются? – спросил Рене, маркиз д’Эльбеф, при этом в его темных глазах блеснули озорные искорки.
– Да что можно делать в этом тумане, кроме как играть в жмурки? – поддержал его брат Клод, герцог д’Омаль.
Присоединившиеся к ним молодой маршал д’Амвилль и его секретарь, поэт Шателяр, выглядели обеспокоенными вынужденным бездельем.
– Как насчет наших лошадей? – спросил д’Амвилль. – Когда англичане вернут их?
– Я отправил гонца к Сесилу, – ответил лорд Джеймс. – Скоро мы получим ответ.
К ним подошел придворный историк Брантом.
– Как насчет аббатства? – спросил он. – Там есть что-то интересное?
– Не для нас! – воскликнули молодые будущие воины. – Может быть, мы научимся играть в… Как это называется? Да, гольф. Мы можем поиграть здесь, в тумане?
– Нет, – сказал Джеймс, натянуто улыбаясь при виде их беспечного невежества. – В гольф играют недалеко от моря, на полях, где растет сочная трава. Это возле замка Сент-Эндрюс, у песчаных морских утесов.
– Ах, гольф! – мечтательно произнесла Мария. – Мне так хочется научиться этой игре! И скоро я поеду в Сент-Эндрюс, когда позабочусь об остальном королевстве. Я совершу… Как это называла Елизавета? Королевский объезд земель.
При мысли об этом она рассмеялась.
– Значит, вы намерены это сделать? – спросил лорд Джеймс. – Так скоро?
– Да, как можно скорее!
– Но сначала вам нужно заняться другими делами, не терпящими отлагательства. Вам необходимо осуществить церемониальный въезд в Эдинбург и выбрать свой Тайный Совет…
– Да, я знаю. Я знаю! Но скоро я увижу всю страну!
– Думаю, мы даже не сможем стрелять в такой день, – угрюмо заметил д’Омаль. – С таким же успехом можно напиться!
Они повернулись и зашагали к дворцу. Мария испытывала неловкость, но не хотела извиняться за них перед Джеймсом. Он вопросительно смотрел на нее. Она выпрямила спину и обратилась к Брантому и Шателяру:
– Мейтленд и Марии ушли вперед, чтобы осмотреть сад. По дороге мы можем заглянуть в аббатство. Давайте присоединимся к ним.
Сад представлял собой печальное зрелище. Он был плохо спланирован и почти не ухожен. Две широкие дорожки со скудным гравийным покрытием соединялись в центре у фонтана. Но в фонтане не было воды, и он выглядел так, словно оставался сухим в любое время года. Несколько цветочных клумб имели нездоровый и заброшенный вид. Сам план, позаимствованный у монастырского сада, вышел из моды во Франции уже восемьдесят лет назад.
– О! Значит, сад любви увял? – насмешливо спросил Брантом. Все захихикали, кроме лорда Джеймса.
– У нас неспокойно уже более десяти лет, – сказал Мейтленд. – Тем не менее садовники старались сохранить ростки, чтобы после возвращения нашей королевы, когда в стране настанет мир и процветание, сад тоже был восстановлен. Смотрите! – Он переступил через бордюр и сорвал маленький цветок. – Он не умер, а просто ждет. Все мы ждем. Как я уже сказал, королева должна вернуть нам мир и процветание.
Он протянул Марии цветок, алую гвоздику. Она приняла его серьезно, как настоящий подарок. Ей хотелось исцелить эту бедную, сломленную страну и вернуть ее к жизни.
– Благодарю вас, – сказала она.
Они продолжили прогулку вокруг дворца и обнаружили участок дерна, который можно было использовать для стрельбы из лука.
– Наверное, можно будет обустроить здесь площадку для игры в шары, – обратилась Мария к четырем Мариям, которые послушно семенили за ней. Как и их госпожа, они считали свою родину экзотической и почти забытой страной.
– Готова поспорить, что во всей Шотландии нет рыцарских турниров, – сказала Фламина.
– Наверное, – отозвалась Мария. – Но я не буду скучать по ним. – Когда она подумала о турнире, то перед ее мысленным взором сразу же предстал Генрих II, схватившийся за свой шлем, в судорогах падая с лошади. – Здесь будут другие развлечения.

 

После полуденной трапезы, состоявшей из кусочков неопределенного мяса в ячменном бульоне, люди разбрелись по комнатам, не зная, чем заняться. Мария решила посоветоваться с братом Мэри Сетон, которого она собиралась назначить распорядителем дворца, о выборе придворных поэтов и музыкантов.
Лорд Джордж Сетон, который вместе с членами своей семьи оставался ревностным католиком, не скрывал своей радости от приезда в Шотландию своей сестры и королевы. Он был на несколько лет старше, чем они, но по-прежнему выглядел как юноша с золотистыми кудрями и пронизывающими серыми глазами. Его семейные угодья располагались поблизости от Эдинбурга, поэтому он мог быстро добраться до города. Мария хорошо знала его, так как за последние годы он несколько раз приезжал во Францию.
– Как замечательно видеть вас здесь! – сказал он, войдя в комнату. – Я представлял, как вы будете выглядеть здесь, и, должен признаться, воображение подвело меня.
Мария рассмеялась и сделала поворот, раскинув руки.
– Итак, я выгляжу естественно?
Джордж Сетон кивнул с серьезным видом.
– Так же естественно, как вереск и охотничьи соколы.
– Мне нужно обустроить дом, – сказала она. – Я привезла своего врача и исповедника…
– Слава богу! – с чувством произнес он.
– …нескольких французских слуг, особенно искусных в вышивке и проведении церемоний, и моих личных камеристок. Но я охотно приглашу ко двору шотландских поэтов и музыкантов.
Джордж Сетон с озадаченным видом покачал головой:
– Но их нет, Ваше Величество.
– Ни одного?
– Никого, достойного упоминания.
– Но это… это невозможно! Ни одного поэта?
– Пожалуй, кое-кого можно позвать, – начал он, переминаясь с ноги на ногу. – Скажем, из университета Сент-Эндрюс. Дело в том, что единственная поэзия в наши дни – это песни из приграничья, песни об убийствах, плач по умершим и так далее.
Он помедлил, напряженно размышляя.
– Есть еще Александр Скотт, – наконец вспомнил он.
– Но он такой старый! Скотт служил при дворе Якова V.
– Есть и другие, можно сказать, поэты, которые не осмеливаются открыто называть свои имена, потому что их стихи непристойны и рассчитаны на низменный юмор, который мужчины находят на дне винного кубка.
Мария не могла понять, почему она всегда рассматривала как должное рафинированных поэтов, приближенных к французскому двору.
– А как насчет художников и скульпторов? – игриво спросила она.
– Ни одного, Ваше Величество… – Встретившись с ней взглядом, он добавил: – Вы должны помнить, что здесь совсем недавно была война и от всех этих тонкостей пришлось отказаться. А с тем немногим, что осталось, разделались реформисты. Нынешняя церковь косо смотрит на музыку и танцы.
Шателяр казался еще более одиноким, чем раньше.
– Чем же вы тогда занимаетесь по вечерам? – жалобно спросил он.
– Что ж, мы ложимся спать, – ответил Джордж.
Четыре Марии залились смехом.
– Мы смеемся не над вами, а над ответом, – объяснила Мэри Сетон.
– Это нужно исправить, – сказала Мария. – Я уверена, здесь есть молодые люди, которые будут рады возможности писать стихи и сочинять музыку, лепить и рисовать. Мы должны собрать их здесь.
– Да, Ваше Величество, – сказал Джордж. – Возможно, вам стоит поговорить об этом с Джеймсом Мелвиллом. Он придворный старой школы, хотя сам еще не стар.
– Так я и поступлю. А если здесь никого не найдется, то в конце концов я распоряжусь доставить кого-нибудь из Франции.
Всю вторую половину дня Мария приводила в порядок свои комнаты. Она приказала распаковать свои миниатюры и расставить их на полке, установить балдахин над кроватью и постелить вышитое белье. Она поставила на каминную полку свои любимые часы с перезвоном и наконец достала крест из слоновой кости и повесила его на стене рядом с кроватью с маленьким ящичком, похожим на раку. Утреннее солнце будет освещать его и ласкать его гладкие плоскости.
Вечером она долго сидела, глядя на крест. Она чувствовала себя опустошенной; приятное возбуждение, связанное с приездом и осмотром окрестностей, уступило место гнетущей усталости. Крест напоминал о том, что религия будет ее главной проблемой в Шотландии. Из-за усталости мысли путались, устремляясь то в одну, то в другую сторону.
«Возможно, если бы я с самого начала заверила их, что не хочу причинить вреда… что – Иисус, прости меня! – что я принесла им не меч, как Он сказал, а мир…»
Это желание, как и решение отправиться в Шотландию, появилось внезапно и охватило ее. Это было скорее чувство, а не мысль.
Она протянула руку и позвонила в колокольчик, вызвав секретаря.
– Я намерена сделать официальное заявление, – сказала она.
– Что? Сейчас? – Он посмотрел в окно, за которым сгустилась темнота.
– Да. Его можно составить прямо сейчас. Запишите мои слова.
Низенький мужчина послушно достал принадлежности для письма и стал ждать, когда она начнет диктовать.
– Пишите: «Мои добрые подданные, королева провозглашает, что религия страны не претерпит никаких новшеств или изменений с момента ее прибытия, а любые попытки воспрепятствовать соблюдению ныне существующих религиозных обычаев будут караться смертью.
В то же время королева повелевает, что французские подданные, которые находятся у нее на службе и желают исповедовать свою веру в частном порядке, могут делать это беспрепятственно». Подпись: Marie R.
Брантом, который услышал это, подошел и встал рядом с ней.
– Возможно, вам не следовало торопиться, – сказал он. – Это благородный шаг, но из-за него ваши католические подданные могут потерять надежду. Они могут неверно истолковать ваши слова. И это не заставит протестантов проникнуться доверием к вам. Лишь ваше обращение убедит их.
– Тем не менее я опубликую свое заявление, – упрямо ответила она.
– Прошу вас, подождите до утра, – попросил Брантом. – Никогда не делайте ничего, поддаваясь внезапному порыву чувств.
Мария зевнула.
– Я соглашусь подождать один час, но не более. – Она ласково посмотрела на него: – Старый друг, вы действительно повидали много королевских дворов и набрались мудрости.
В попытке побороть сонливость она взялась за шитье и сделала несколько мелких стежков. Но от этого ее стало еще сильнее клонить ко сну.
Когда ее глаза уже закрывались, в дверь постучали. Мэри Сетон ответила на стук и с удивлением обнаружила одного из советников, стоявшего на пороге. Он окинул комнату взглядом в поисках королевы. Увидев ее, он улыбнулся и сказал:
– Я только что получил это из Англии.
Кто это? Он был на пристани, и сегодня… Она уже видела эти глаза, похожие на пуговицы. Мейтленд? Да, это Мейтленд. Мария была довольна, что ей удалось вспомнить. Но как же его зовут?
Он протянул ей тяжелый конверт. Печать на нем была такой массивной, что частично порвала бумагу. На печати красовалось изображение женщины, восседавшей на троне: Елизавета Английская.
Мария вскрыла конверт.

 

«Настоящим мы дозволяем дражайшей кузине Марии, королеве Шотландии, если случится так, что Господь Всемогущий принесет ее к нашим берегам или она будет вынуждена проехать через наше королевство, сделать это беспрепятственно и распространяем на нее нашу защиту».

 

– Это паспорт, который я хотела получить перед отъездом из Франции, – сказала Мария. – Мне было отказано. Теперь, когда я уже здесь, она выпустила паспорт. С какой целью?
– Судя по всему… – Он посмотрел на дату. – Судя по всему, она составила документ как раз перед вашим отбытием.
– Хотя знала, что я не смогу вовремя получить его, – недоуменно проговорила Мария. – Возможно, она хотела сделать дружеский жест. Дорогой… – Как же его зовут? – Дорогой Уильям, я хочу направить вас с миссией к моей венценосной сестре.
– Что? Сегодня ночью?
– Нет! Я не так импульсивна. Не сейчас, но после церемониального въезда в Эдинбург. Я отправлю вас к королеве Англии с делом чрезвычайной важности.
Она посмотрела на Мейтленда. Ее мать выбрала его и доверяла ему; должно быть, он достоин этого.
– Могу я спросить, в чем заключается это важное дело?
– Разумеется. Я хочу покончить со всеми нашими разногласиями и после этого честно вести дела друг с другом. В конце концов, мы обе королевы и правим на одном острове. Разве мы не должны жить в близости и любви?
Мейтленд поклонился, пряча радостную улыбку как от известия о характере своей миссии, так и от того, что выбор пал на него.
– Вы все организуете, – уверенно сказала Мария. Она задалась вопросом, не следует ли показать ему свое заявление, но решила не делать этого. Это его не касалось.

 

Позднее тем же вечером она распорядилась, чтобы ее заявление было вывешено на монументе Меркат-кросс на Хай-стрит, где обычно зачитывали королевские указы. К утру все в городе говорили о нем.
Назад: II
Дальше: IV