Джон Нокс подтянул штаны и устроился за своим рабочим столом. Хотя был только вторник, он уже готовился к воскресной проповеди. Теперь он был пастором в соборе Сент-Жиль, оплоте протестантства в Эдинбурге и главной церкви Шотландии. Его проповеди слушали сотни людей, и еще тысячи узнавали о них через несколько часов. Он видел в этом не отражение своего красноречия, а силу Святого Духа, который подсказывал ему нужные слова. Он говорил лишь то, что ему велели.

Королева Шотландии отправилась в плавание или собиралась сделать это в любой день. Он не знал, покинула ли она Францию или нет. Но, очевидно, все его молитвы держать ее подальше встретили отказ у Господа. Он рассудил, что ей нужно вернуться домой и взойти на трон Шотландии. Нокс должен был склониться перед Его волей.

Темой проповеди, подсказанной ему Святым Духом в эту неделю, стали избранники Божьи. В качестве основного текста он использовал Послания к Ефесянам (1:45):

«Так как Он избрал нас в Нем прежде создания мира, чтобы мы были святы и непорочны пред Ним в любви;

Предопределив усыновить нас Себе через Иисуса Христа, по благоволению воли Своей».

Как иногда случалось, Нокс не отреагировал немедленно на побуждение Святого Духа, когда был направлен к этому тексту, но ждал подтверждения истинности призыва свыше. Увы, он оказался истинным, и Нокс сосредоточился на работе над этим трудным текстом и доктриной, которую всегда совершенствовал Кальвин.

Он вздохнул и посмотрел в окно, откуда открывался прекрасный вид на эдинбургскую Хай-стрит. Его стол стоял на таком месте, что, когда он работал, мог видеть шпиль собора в виде короны, расположенный немного выше на склоне холма. Сегодня он не видел шпиль даже с небольшого расстояния из-за странного густого тумана, окутавшего дома покрывалом из крошечных холодных капель.

«Совсем не по сезону, – подумал он. – Такой туман, и в августе!» Он потянулся за шерстяным одеялом и завернулся в него, благодарный за тепло.

Избранные. Отмеченные предназначением Божьим. Эта концепция была трудной для понимания. Если Бог избрал кого-то «прежде создания мира», то какая польза от его проповедей? Избранные сами найдут путь к Богу. А что, если кто-то не был избранным, но обратится к Богу через его проповеди? Что за жестокая насмешка над ним? Может ли Бог быть таким жестоким? Станет ли Он дразнить людей надеждой на то, чего они не имеют? Лишь мальчишки вытворяют такое со своими младшими братьями.

«Но я призван объяснить это, – решил он. – Но как быть с еще более трудным отрывком из Откровения Иоанна Богослова (7:4), о том, что спасется лишь 144 000 человек. Неужели на небе так мало места?»

Нокс подвинулся на подушке. «Становится все труднее и труднее, – размышлял он. – Мне сорок семь лет, а Господь продолжает скрывать свои истины от меня. Я пытаюсь поднять этот покров, но каждый раз обнаруживаю за ним еще один… Неужели я никогда не проникну в Его помыслы?

Возможно, мне следует говорить о «покровах». Одна из вещей за покровом, скрытая от моего понимания, – это учение об Избранных, отмеченных Богом… да, но я должен верить во что бы то ни стало, пока мне не откроется нечто большее…»

Нокс с волнением обмакнул перо в чернильницу. «Я должен признаться в своем невежестве, но говорить о вере, – подумал он. – Я верю, что нахожусь в числе Избранных, но не могу точно знать этого – все дело в благоволении Господа…»

Воодушевленный, он начал писать так быстро, как только мог, а за окном уже сгущались сумерки. Туман полностью закрыл солнечный свет.

Три часа спустя Святой Дух оставил его. Он тяжело осел за письменным столом, когда почувствовал, как уходит вдохновение. Но ему удалось запечатлеть свои мысли, с торжеством подумал он, глядя на свернувшиеся листы писчей бумаги, усеивавшие рабочий стол. Он уловил Дух как рыбак, который ловит рыбу в свои сети. «Каждый из нас трудится во имя своего призвания», – заключил он.

Когда Нокс стал собирать листы бумаги, решив, что не станет перечитывать их до следующего дня, потому что никогда не корректировал свою работу, проделанную по вдохновению свыше, в дверь быстро постучали.

– Входите, – пригласил Нокс. Он был готов к обществу, готов спуститься в нижнюю комнату, съесть миску супа и побеседовать с другими людьми. Достаточно общения со своей музой и Духом. Его человеческий инструмент устал и жаждал покоя.

В комнату вошел его секретарь и отряхнул плащ, покрытый блестящими капельками воды, сконденсированной из тумана.

– Она здесь, сэр, – сказал он. – Королева высадилась в Лейте.

– Как? Уже?! – воскликнул Нокс. – Я даже не получал известия о ее отъезде из Франции.

– Ветер был благоприятным, и плавание заняло лишь пять дней, – ответил секретарь. – Они прибыли сегодня рано утром и получили весьма скромный прием, поскольку никто не ждал их так скоро. Королеве и ее свите пришлось искать лошадей – их собственных конфисковали англичане. Но теперь они уже на пути в Эдинбург.

Нокс встал. Значит, время пришло. Случилось то, чего он боялся и пытался отвратить с помощью молитв.

– Она… она прекрасна, сэр, – добавил секретарь. – Я видел ее, когда она останавливалась по пути и разговаривала с людьми. Она говорила по-шотландски. Она очень высокая, у нее превосходный цвет лица, и она движется грациозно, как… как кошка, гибко и изящно…

– Достаточно! – вскричал Нокс. – Она околдовала тебя? Ты говоришь как-то странно и бессвязно!

– Прошу прощения, сэр, – пробормотал секретарь. – Я просто попытался описать ее, пока вы ее не увидели. Она прибудет меньше чем через час. Я подумал, вы захотите узнать заранее.

Нокс подошел к окну. Мелкие бусинки воды усеяли стекло, сделав его непрозрачным.

– Сколько человек в ее свите?

– Она привезла с собой французов…

– Естественно!

– В том числе, кажется, троих своих дядей из рода Гизов.

– Естественно!

– Поэта, который решил сопровождать ее в Шотландию, некоего Шателяра…

– Как раз то, что нам нужно! Лучше уж нашествие саранчи, чем поэтов!

Он отвернулся от окна и гневно уставился на секретаря.

– Сэр, я только принес новости. Я не выбирал ее спутников. Мне продолжать или вы будете дальше насмехаться и изводить меня?

Нокс вздохнул:

– Извини. Продолжай.

– Лорд Джеймс, брат королевы, встретил ее вместе с Мейтлендом и лордом Эрскином.

«Они хорошие протестанты, – подумал Нокс. – Остается надеяться, что они не будут околдованы и не отклонятся от своей цели управлять ею, вместо того чтобы позволить ей править нами».

– М-м-м, – краешком глаза он увидел слабый свет. В тумане что-то замерцало – первый из костров, которые называют «кострами радости».

– Безумие началось, – пробормотал он.

«О Господи, не позволь моему народу впасть в ересь и идолопоклонство! – взмолился он. – Не позволь сбить нас с истинного пути и не оставь нас!»

– Я знаю, откуда пришел этот туман, – внезапно заявил он. – Само небо говорит о том, какое утешение она приносит с собой: горе, печаль, мрак и безбожие. – Он повысил голос, словно обращался к сотням людей, и не только сейчас, а всегда: – Ибо никогда на человеческой памяти небо не являло такой скорбный лик в это время года! Сырость и скверна в воздухе, столь темный и густой туман, что человек не может видеть дальше протянутой руки… Это предупреждение, которое дает Бог… Прислушайтесь к нему!

– Сэр?

– Но они не прислушаются. – Нокс посмотрел на огонек разгоравшегося костра. – Нет, не прислушаются, потому что они слепы!