Книга: Круговая подтяжка
Назад: 9
Дальше: 11

10

– Ну что же, прекрасно! – сказал на следующее утро Азарцев той самой даме с подсиненными волосами, которую опять привез в клинику их шофер. На этот раз дама приехала с твердым решением заключить договор и хотела осмотреть клинику. Азарцев показал ей ее будущую палату, холл с экзотическими птицами и закрытым роялем, они выпили кофе в буфетной-столовой и даже, по просьбе дамы, заглянули в операционную. Клиника произвела на даму приятное впечатление. Накануне у нее уже взяли анализы крови, мочи, сделали электрокардиограмму, расторопный шофер уже свозил все это в специальную медицинскую фирму, где по существующей договоренности их материалы обрабатывались в первую очередь, и полученные результаты уже привез обратно. Теперь Азарцев и дама намеревались обговорить все детали, но уже не за ширмой возле компьютера, а в уютных широких креслах возле низенького стола. Дама разглядывала вывешенные на стенах в рамках дипломы Азарцева, а сам он машинально взглянул в окно. С утра опять было холодно, и хотя дождь, накануне ливший без передышки, теперь, к счастью, уже перестал, в воздухе мелкими капельками висела противная мелкая изморось. Сквозь ее туман казались нереальными и Афродита, стоящая под аркой на крыльце, и кусты можжевельника с мелкими голубоватыми ягодками – первый урожай за это лето, и поникшие за ночь петунии в вазах. Юлин «Пежо», забрызганный грязью, въехал на площадку, и Азарцев машинально отметил, что сегодня он приехал на работу раньше нее.
– Ну, что же, прекрасно, – повторил он, перевел взгляд на даму и постучал костяшками пальцев по деревянной изогнутой ручке кресла. – Все анализы хорошие, осталось только получить «добро» от вашего лечащего врача. Где вы наблюдаетесь?
– В ЦКБ, – сказала дама и вдруг прижала руку к груди: – Доктор, вы должны понять меня правильно. Я не могу к нему обращаться. Мой лечащий врач никогда не даст мне разрешение на операцию! Никогда!
– А почему? – Азарцев вежливо поднял брови, но в голове у него само собой мелькнуло: «Ну вот, я это и подозревал! С этого надо было и начинать. Какого черта она морочила мне голову целых два дня?»
– У меня много болезней, – сморщившись, плаксиво продолжала дама. – И никто из врачей не хочет рисковать, ведь, если что, у них будут неприятности!
Азарцев досадливо поморщился:
– Но ведь «если что», то неприятности будут в первую очередь у вас! Я имею в виду прежде всего состояние вашего здоровья, – пояснил он и тут же, увидев, как передернулась дама от его слов, успокоительно продолжил: – Но погодите волноваться, давайте обсудим все по порядку. Я только приглашу для нашей беседы еще и моего заместителя по лечебной части. – Он нажал кнопку звонка прямого вызова, соединяющего его и Юлин кабинеты. Он хотел, чтобы Юлия присутствовала при разговоре и слышала его аргументы. Юлия возникла молниеносно, будто стояла за дверью. Азарцев отметил, что она, как всегда, была безукоризненно причесана и накрашена.
Юля умела производить впечатление.
«Какая красивая женщина!» – прочитал Азарцев во взгляде пожилой дамы.
«В нашей клинике каждая женщина может стать такой!» – будто отвечала Юлина улыбка.
– Так какие же у нас заболевания? – вкрадчиво спросил пожилую даму Азарцев.
– Повышенное давление, перебои в сердце, бронхиальная астма и проблемы с щитовидной железой. Это, я думаю, все.
«У-у, какие мы оптимисты!» – выразительно взглянул на Юлию Азарцев.
– Разрешите мне осмотреть ваши ноги, – включилась та, обращаясь к даме. – Как насчет тромбофлебита?
– Тромбофлебита, кажется, нет, – нерешительно ответила дама.
– Вот видите, уже хорошо! – Юлия кинула Азарцеву ответный выразительный взгляд. – А принимаете ли вы лекарства, которые стабилизируют давление и держат его на постоянных цифрах?
– Конечно, принимаю! Я без них не могу! – прозвучал ответ.
– Что касается бронхиальной астмы, нужно сделать дыхательные пробы.
– Два раза в год я прохожу это исследование.
– И как сейчас?
– Доктор сказал: «Не хуже, чем было».
– Ну тем более! Вам нечего бояться, – успокоила ее Юля.
– А я и не боюсь. Боится мой лечащий врач. Когда однажды я сказала ему, что хочу сделать косметическую операцию, он замахал на меня руками и заявил, что я могу пойти на операцию только через его труп.
«Хороший доктор, наверное. Порядочный», – подумал Азарцев.
– Что касается меня, – продолжала дама, – то выдержать операцию для меня – дело чести. Я хочу всем доказать, что еще имею право быть красивой. А то надоело: «Бабушка, бабушка!» Как будто я уже и не женщина.
– Такое право, без сомнения, имеется у каждого из нас, – дипломатично заметил Азарцев. – Но не все мы можем по ряду обстоятельств реализовать его.
– Но мы поможем вам! – заявила Юля, подходя к Азарцеву и крепко нажимая ему на плечо. – У нас есть прекрасные консультанты – кандидаты наук, профессора. Кто-нибудь из них вас осмотрит и даст свое заключение. Вам не о чем беспокоиться и не нужно обращаться к вашему врачу. Прямо сейчас наш шофер и отвезет вас на осмотр в клинику к нашему консультанту. Я тоже, чтобы вы не чувствовали себя неудобно, поеду с вами. Договорились?
– Договорились, – просияла дама всеми своими мелкими морщинками.
– Ну тогда просим вас на ланч. А я пока договорюсь о консультации, чтобы не терять время! Сразу после ланча и поедем!
– Как приятно поставлено у вас дело! – восхищенно сказала дама.
– Стараемся, – ответила Юля с обворожительной улыбкой.
И пока дама в буфетной была занята слабокопченой форелью, телятиной, булочками и фруктами, Юля быстро листала свою записную книжку с номерами телефонов специалистов.
– Все улажено, профессор нас ждет, – сказала она, ласково касаясь руки пациентки.
– И решение, без сомнения, должно быть положительным, – ехидно предположил Азарцев, когда Юлия то же самое сказала ему.
– Неужели ты думаешь, что я способна на кого-нибудь давить! – возмутилась Юля. – Как профессор решит, так и будет.
– А дама в курсе, какую сумму ты выставишь в счет за операцию, уход, все консультации, поездки и кормежку?
– Еще пока нет, но все равно выйдет меньше, чем если бы она поехала за границу.
– Ты все-таки сначала предупреди ее, а то как бы не получилось, что мы за все заплатим из своего кармана, – сказал Азарцев. Он уже сдался. В конце концов, из дамы действительно выйдет красотка. Глазом профессионала он ясно видел в ее лице хоть и расплывшиеся уже, но все-таки еще присутствующие черты былой привлекательности. Вернуть ей красоту и ощущение молодости – разве это не благородная цель? И тот профессор, что будет сейчас ее осматривать, тоже, в конце концов, не дурак, чтобы послать на операцию пациентку с явным риском для жизни. Он должен же подстраховаться, прежде чем написать заключение. Что ж, если он решит, что оперировать можно, Азарцев рискнет.
Он стал листать свой календарь, выбирая день операции.
«У бабульки бронхиальная астма… В таком случае птичек из холла опять придется переносить в специальную комнату на чердак, как уже делали, когда в клинику поступали больные с аллергией. Несколько экзотических экземпляров от этого сдохли…» – не к месту вспомнил Азарцев. Он вздохнул. Что ж, работа – самое главное. Перед операционными днями во всем отделении проводилась генеральная уборка, все белье стерилизовалось, персонал носился как заведенный, кухня работала в две смены. Потом в один-два дня больные оперировались, потом в течение недели долечивались, выписывались, персонал переходил на льготный режим работы, экзотических птичек возвращали на место, на различные процедуры больные приезжали из города. И так до следующих операционных дней. Такая загрузка клиники была выгодней, чем тащить каждый день по одному пациенту.
«Итак, кто у нас на очереди? – думал Азарцев. – Во-первых, друг Лысой Головы, артист, который хочет изменить форму носа. Его надо брать на операцию первым, мужчины не в состоянии долго ждать – у них очень быстро выбрасывается адреналин. Во вторую очередь пойдет тридцатилетняя женщина, которой нельзя надолго оставлять свой бизнес. У нее грыжи нижних век, проще говоря, жуткие «мешки» под глазами. С ней справлюсь минут за сорок. По двадцать на каждый глаз. Третьей в этот день тогда будет дама с голубыми волосами – с ней все гораздо сложнее, на нее нужно время. Чтобы никто не мешал, не торопил, не ждал, не наступал на пятки. И все? – Азарцев перелистал страницы. – Пока действительно все. А надо бы еще одного человечка, после дамы, с какой-нибудь несложной проблемой – исправить кончик носа, например, или вырезать старый рубец, да мало ли что… А уж тогда на следующий день пошли бы больные с проблемами тела». – Азарцев перевернул еще одну страницу Молоденькая девочка, пробивающаяся в модели, хотела увеличить на два размера грудь, женщина после родов мечтала избавиться от лишнего жира на бедрах и ягодицах.
Ну, что же, дай им бог. Если явятся все, загрузка на неделю будет полной, и клиника заработает достаточно денег, чтобы продержаться до Нового года. Как ни жалко птиц, а все-таки их придется перенести на чердак. Кроме этой дамочки с бронхиальной астмой все пациентки более-менее здоровы, но рисковать не стоит.
Идея завести в холле птиц принадлежала Азарцеву. Он помнил, что Тина была очень против, говорила, что от пернатых и их корма столько грязи, пыли, летучих аллергенов! Это вредно для больных. В больницах не приветствуется заводить в палатах даже комнатные цветы, не только животных!
– Но то в палатах, а у нас птицы живут в отгороженном холле, они – лицо, бренд нашей клиники, – пытался убедить ее Азарцев. Но Тина не принимала таких возражений.
– Так делать нельзя! – твердила она. – Возмутительно, как все это пропускает СЭС?!
Да, СЭС… Юля объяснила сегодня, как СЭС это пропускает… А с другой стороны, дверь в холл может быть плотно закрыта – он устроен так, что с верхнего этажа в него надо спускаться по специальной, очень красивой широкой деревянной лестнице. Она расположена с торца коридора отделения, далеко и от операционных, и от кабинетов врачей, и от палат. На первом же этаже холл отделен не только дверью общего коридора, но и углублением в четыре ступени, поэтому пыль ни от ковра, ни от рояля, ни от птиц не должна подниматься. Но что была бы его клиника без этого красавца-холла! Без этих широких окон с эркерами, без прекрасных растений, без ковра, без рояля, без кресел… Азарцев мечтал устраивать здесь музыкальные вечера. Один раз устроил. Попросил Тину спеть, пригласил профессиональную флейтистку… Боже, что из этого вышло! Не хочется вспоминать…
А высокая золотая клетка с пичугами была реализованной мечтой его детства. Он мечтал о птицах с тех самых пор, как однажды, школьником сходил с родителями в еще новый тогда Детский музыкальный театр на проспекте Вернадского. Высокий купол, насквозь пронзаемый светом, и огромная золоченая клетка под ним, а в ней множество разноцветных маленьких птичек. И все они щебетали, порхали, прыгали с жердочки на жердочку над его головой… Впечатление от них перекрыло даже впечатление от спектакля. Маленький Володя Азарцев был настолько взволнован, что много раз потом видел этих пичуг во сне. Родители даже пообещали ему поехать на птичий рынок и купить там какого-нибудь щегла или попугайчика. Но это было совсем не то – исчезало ощущение волшебства, и он отказался от покупки.
Интересно, что дочь как-то случайно заметила, что на нее птицы в Музыкальном театре впечатления не произвели, зато очень понравились золотые рыбки в фойе Театра Образцова. Как-то недавно, по какому-то поводу, Оля рассказала ему, что в Театре Образцова этого фойе больше нет, а он полушутя ей ответил, что, когда она подарит ему внука, он пойдет с ним вместе в Музыкальный театр и проверит, остались ли там экзотические птички его детства.
И даже Юлия, которая терпеть не могла проявлений его сентиментальности и в принципе не переносила в доме никаких животных, золоченую клетку с птицами в холле клиники сразу одобрила.
– Эта клетка с птицами будет лицом нашей фирмы! Мы поставим ее в рекламу! – безапелляционно заявила она. Правда, Азарцев был на сто процентов уверен, что она сделала это заявление исключительно в пику Тине.
Для экстренных случаев на чердаке устроили запасную отапливаемую нагревателями комнату и в случае необходимости переносили туда клетку. Впрочем, такая необходимость возникла только однажды. Тогда как раз и погибли две редкие маленькие пичуги. Азарцев приказал похоронить их под старой лиственницей, посаженной еще его отцом в дальнем уголке сада, и больше старался клетку не трогать. Ну, а больные с аллергией в клинике присутствовали вовсе не каждый день и даже не каждый месяц, и Азарцев постановил за правило: перед поступлением на операцию всех больных исследовать на наличие антигенов.

 

В дверь кабинета кто-то легчайшим образом стукнул, и тут же в открывшемся проеме возникли уже одетая дама и Юля с хорошенькой папочкой в руках.
– Профессор нас ждет! – с обворожительной улыбкой сообщила Юля. – Но прежде, чем мы отвезем к нему нашу пациентку, надо ознакомить ее со стоимостью услуг и подписать договор.
– Мы полностью к вашим услугам! – произнес Азарцев, как научила его Юлия.
«Сама по себе фраза тебя ни к чему не обязывает. А пациенту – приятно! Произноси-ка ее почаще!» – Азарцев решил, что сейчас для этой фразы как раз наступило подходящее время.
– Ознакомьтесь, пожалуйста, со стоимостью наших услуг. – Юлия со всевозможной любезностью раскрыла перед дамой папку. – Часть этой суммы – за анализы, консультацию, первичный осмотр – необходимо оплатить сейчас.
Дама сразу стала серьезной и полезла в сумку за очками. Несколько минут она в молчании изучала счет.
– М-да, – наконец сказала она. – Боюсь, что муж после оплаты вашего счета меня домой на порог не пустит.
– Муж? – подняла брови Юля. Такие реплики они с Азарцевым уже выслушивали не раз. Дальнейший ход разговора был им практически известен. Все пациенты с удовольствием принимали их сервис, но большинство почему-то считали оскорбительным для себя за него платить.
– Мой муж, – пояснила пациентка.
Азарцев вообще-то терпеть не мог участвовать в подобных разговорах, но сейчас счел необходимым включиться.
– Позвольте заметить, что в договоре учтены и возможные форс-мажорные обстоятельства и гарантирован – заметьте, гарантирован! – результат лечения, что очень часто не соблюдается при лечении в других местах.
– Да-да, – сухо кивнула дама, но так и осталась сидеть с поджатыми губами.
– Вот посмотрите, как изменилась внешность пациентов после операции. – Юлия развернула перед дамой фотоальбом. Та будто нехотя стала перелистывать листы альбома.
– Что-то я не вижу здесь ни одного известного лица, – проговорила она.
– Боже упаси! – ответила ей Юля. – Ведь по желанию пациентов мы свято соблюдаем врачебную тайну! Это фотографии только тех, кто сам захотел продемонстрировать свою внешность.
– Но, с другой стороны, – даже с некоторой гордостью произнес Азарцев, – этим людям действительно теперь есть что демонстрировать! Посмотрите только, какие у них стали лица, фигуры!
– Ну хорошо, так и быть! – решительно захлопнула альбом дама. – Раз вы говорите, что операция необходима, то я согласна!
Лицо у Азарцева чуть было дернулось, и Юлия, стоявшая сзади него, сразу догадалась, что он сейчас напомнит пациентке, что не далее как утром она сама уговаривала их взять ее на операцию, а не они ее. Юлия с силой уперлась кулаком ему в поясницу. «Только молчи! – красноречиво свидетельствовал этот толчок. – Все испортишь!»
Азарцев отлично понял ее и, как ни хотелось ему послать старуху куда-нибудь подальше, промолчал.
– Тогда, пожалуйста, поставьте подпись под этой суммой. – Юля ласково склонилась над дамой и протянула ей ручку с золотым пером. – Остальное – в день операции.
Дама с надменным видом поставила короткую подпись, Юлия захлопнула папку.
– Ну, а теперь, Владимир Сергеевич, мы вас покидаем. – Юлия звонком вызвала охранника, который проводил их до машины. Шофер включил двигатель, и через несколько минут они с дамой уже покачивались на мягких сиденьях, направляясь в город.
Они уехали, а Азарцев почувствовал голод. Он прошел в буфетную-столовую и сел на высокую табуретку у бара. Николай, молодцеватый бармен в галстуке-бабочке и вишневом пиджаке с атласными отворотами, как раз занимался составлением списка продуктов, необходимых в операционные и послеоперационные дни. Все, что он делал за своей стойкой: смешивал молочные коктейли, разливал напитки и соки, получалось у него легко и молодцевато, и Азарцев видел, что Николаю очень нравятся и его бархатный галстук бабочкой, и вишневый пиджак, и само пребывание за стойкой среди бутылок с красивыми этикетками, соков, изящных тарелочек и кофейной машины. Азарцев даже ухмыльнулся пару раз, заметив, с каким удовольствием буфетчик оглядывает себя в огромное зеркало, в котором отражалась также довольно унылая фигура его работодателя.
«Что-то действительно вид у меня не очень преуспевающий», – заметил себе Азарцев, сравнивая в зеркале молодцеватые пшеничные усики буфетчика и собственные помятые, хотя и чисто выбритые, щеки.
– Налей-ка мне коньячку, – попросил он. – И дай стакан сока и чего-нибудь закусить. С утра аппетита не было.
– Это вы зря так, – заметил Николай, отмеряя специальной мензуркой коньяк. – Здоровье надо беречь.
– Да вот как-то так, – рассеянно сказал Азарцев.
– Осталось дежурное блюдо – сосиски! Если хотите, могу отварить!
– А что, ветчины или телятины нет? – удивился Азарцев.
– Все, что было, скушала пациентка! – бодро отрапортовал буфетчик. – А больше продуктов до следующей недели Юлия Леонидовна не велели покупать. Сказали, что надо экономить, а то и так расход чересчур большой. Пациентов велела угощать пока только кофе.
«Ни фига себе, экономить! На мне, что ли? – удивился Азарцев. – Ведь Юля прекрасно знает, что дома готовить мне некогда! И что я ем как следует только здесь, по сути, один раз в день. – Затаенная злоба взялась неизвестно откуда и стала тяжело ворочаться в нем, как каменные мельничные жернова. – Значит, как оперировать, как деньги доставать, так я нужен! А как покормить – так ну меня на фиг? – злился он. – Ну пусть только вернется она со своей консультации, я ей все выскажу!»
– Так варить вам сосиски? – надменно поднял брови буфетчик.
– Вари! – решительно приказал Азарцев. – И сделай яичницу, я подожду.
– Яиц тоже нет. – Ухмылка у Николая была широкая, во весь рот.
– Мне самому, что ли, за ними бежать? – тихо спросил его Владимир Сергеевич, но в голосе его послышались такие нотки, что буфетчик больше не решился отнекиваться и, содрав на ходу куртку, ринулся через двор в магазинчик, что был недалеко через дорогу около автобусной остановки. «Ишь, баре какие! – с возмущением думал он. – Бегай тут по холоду для них, еще простудиться можно! Непременно яичницу ему подавай, не может просто сосиски с хлебом пожрать! Вот пожалуюсь Юлии Леонидовне, что из-за него влез в дополнительный расход, не смог соблюсти режим экономии!» Купив для Азарцева десяток яиц, а себе из больничных же денег пачку самых дорогих сигарет, буфетчик с обиженным видом вернулся назад.
Азарцев в глубокой задумчивости сидел перед стойкой бара над пустой рюмкой и наполовину пустым стаканом сока и рассеянно жевал остывшую с утра булочку. Гнев его уже прошел, и он вовсе уже не думал о еде.
Саша, дочка Антонины, той самой, что так замечательно пекла булочки, явилась прямо из школы, с коричневым рюкзачком. Свою белобрысую косу она замотала толстым узлом на затылке и теперь собиралась мыть полы – снимала со столов скатерти и переворачивала вверх ножками деревянные стулья.
– Давайте я вам хоть булочки в микроволновке разогрею, – предложила она, увидев скромную трапезу Азарцева.
– Ну, разогрей… – Азарцев очнулся. После смерти матери он уже отвык, чтобы кто-то заботился о нем. Да и при жизни родителей он практически с первого курса жил один. Родители весь год жили здесь, «на генеральской даче», а он весело проводил время на Юго-Западе, в оставленной ему небольшой двухкомнатной квартирке. К тому же вскоре он познакомился с Юлей, которая терпеть не могла его мать. Потом, на пятом или шестом году их официальной совместной жизни, когда уже встал на ноги, он купил новую квартиру, которую после развода оставил Юле и дочери, а сам опять вернулся туда, откуда вышел, на Юго-Запад. Честно говоря, Азарцеву даже нравилась теперешняя неприкаянность и то, что он никому не был обязан. В быту он был неприхотлив, довольствовался самой обыкновенной одеждой и пищей, со своим немудреным хозяйством давно привык управляться сам, хотя и не любил ни прибираться, ни готовить. Но зато он ненавидел Юлины возгласы, что он необыкновенный лентяй, что ему лень вымыть посуду, пропылесосить ковры и даже почистить ботинки. Это, кстати, было неправдой. Он следил за ботинками, но чистил их действительно не каждый день, а по мере необходимости.
С Тиной, пока они жили вместе, было все по-другому. Она никогда не заставляла его заниматься хозяйством, а если он все-таки что-то делал, то благодарила и заглядывала ему в глаза, будто побитая собака. Иногда она вела себя странно: вдруг с утроенной силой начинала заботиться о нем, говоря, что чувствует себя виноватой, что мало уделяла внимания своему бывшему мужу. Он этого вообще не понимал. Он-то, Азарцев, причем? То, наоборот, не делала по дому вообще ничего. Сидела целыми днями без дела, рассматривая какие-то книжки. Говорила, что не хочет привязывать его к себе, уверяла, что он все еще любит Юлию, и гнала его прочь, или исчезала сама на целые недели, пока он не отлавливал ее где-нибудь в метро, где она иногда все еще продавала газеты. Тина наотрез отказывалась ночевать в его квартире на Юго-Западе, хотя там было все-таки просторнее, чем в ее собственной однокомнатной конуре, да и добираться до работы оттуда было удобнее.
– Нет, нет, – говорила она. – Не настаивай! Я плохо чувствую себя там, где ты до меня жил с женой.
– Да с тех далеких времен здесь уже ничего не осталось! – Он пробовал ее переубедить.
– Все равно! Мне там очень плохо! Особенно, когда я остаюсь в квартире одна. Кажется, что меня из нее кто-то прямо выталкивает! Там даже стены враждебны, они ругаются!
Или ни с того ни с сего Тина начинала уверять его, что им необходимо пожить раздельно, чтобы убедиться, что они действительно не могут жить друг без друга.
– Я ведь вижу, что тебе не нравится у меня, что ты хочешь жить как прежде, один. Так живи. Нам обоим будет легче.
– Ну, что ты выдумываешь, – успокаивал ее Азарцев, но часто, когда он возвращался с работы к ней, колеса его машины сами собой поворачивали в другую сторону. Ему тогда приходилось разворачиваться и ехать назад. – Слушай, – однажды не выдержал он. – Мы живем с тобой только полгода, а ты уже вся исстрадалась. Как же ты с мужем-то прожила семнадцать лет?
Тина тогда резко обернулась. Он отчетливо помнил, как исказилось горечью ее лицо.
– С мужем я не страдала, – ответила она. – Я его не любила и не страдала из-за него. Я жила вместе с ним, ходила по магазинам, готовила еду, но была сама по себе и не думала о нем.
– А о ком ты думала?
Она положила на плиту тряпку, которую зачем-то держала в руке.
– О сыне. О работе. О Барашкове. А последний месяц – о тебе. И видит бог, мне тогда жилось почему-то легче. – Она вышла из кухни и легла, делая вид, что листает какой-то журнал из тех, которые у нее оставались непроданными. Он еще посидел за столом, допивая чай, потом пошел к ней, присел на край постели.
– Ну вот, приехали. – Он поцеловал ее в щеку. Щека была соленая. – Я люблю тебя, ты – меня. Отчего же нам вместе хуже, чем с теми, которых мы вовсе не любили?
– Оттого и хуже, – отозвалась она, – что тех мы не мучили. Ни подозрениями, ни ревностью, ни дурными снами.
– Послушай, – сделал еще одну попытку Азарцев. – Это у тебя дурное настроение. Ты должна работать врачом. Подумай только, столько лет отдать больнице, больным – и разом перечеркнуть целую жизнь! Конечно, можно с ума сойти!
– Я не сошла с ума! – холодно ответила Тина. – Я больше не могу работать врачом.
– А ты попробуй! Дай мне слово, что завтра поедешь со мной в нашу клинику. Будешь работать у меня и выбросишь, к черту, все свои газеты-журналы! Вспомни, там в холле тебя ждет не только работа, но и прекрасный рояль. Ты уже сто лет не пела. В первую же неделю устроим концерт, договорились?
– Я и с мужем тоже не пела, – ответила она. – В клетках не поют. Мне не привыкать.
Будто ударили его тогда эти слова. Чем он виноват перед ней? Почему женщины так жестоки? И вот тогда ему в первый раз показалось, что кожа ее пахнет вовсе не солнцем, а просто мьиом, и он впервые уснул возле нее без всякого желания. Она же еще долго лежала неподвижно, без сна, но утром поехала с ним в его клинику, как он и хотел.
Дорога в ад выстлана благими намерениями. Тина напилась в первый раз до чертиков как раз после того «концерта». Но кто же думал, кто знал, что все получится именно так?

 

– Вот и булочки горячие! – Перед ним стояла Саша, держа на подносе булочки, тарелку с яичницей и металлическую миску с сосисками. Он взял вилку и нож и приготовился есть, но тут на экране его мобильного высветился телефонный номер Юлии, аппетит пропал. Выключить телефон Азарцев не мог. Саша поставила поднос и отошла.
– У нас все в порядке, душечка моя, – пропела нежным голоском Юля в трубку. – Профессор дал разрешение на операцию.
– Кто бы сомневался, – холодно сказал ей Азарцев. – А вот с какой это стати ты стала экономить на продуктах, моя дорогая?
– Повысим доход за счет гинекологического отделения, тогда проси на завтрак что хочешь, милый. – Хитрости Юлии было не занимать. – А пока мы таких разорительных трат себе позволить не можем.
– Опять ты об этом абортарии! – возмутился Азарцев.
– Лысая Голова обещал подумать, я с ним говорила, – уже серьезным тоном продолжила Юля. – И я склоняюсь к тому, что он реально даст денег. Ты понял?
– Плакал тогда мой родительский дом! – в сердцах бросил вилку Азарцев.
– Не переживай, еще лучше построим! – пропела Юлия. – Вот приходи сегодня ужинать – все и обсудим!
– Знаешь, я лучше останусь без ужина. – Смотреть целый вечер в бешеные Юлины глаза Азарцеву не улыбалось.
– Между прочим, Оля не видела тебя уже довольно долго!
Азарцев помолчал. Он и сам скучал по дочери. Какая западня!
– А что, Оля не может меня навестить?
– Ей некогда. Она целыми днями пропадает в институте!
Конечно, это была неправда, и Азарцев это знал, но… Он подумал и сказал:
– Хорошо, я приду.
– Вот и отлично! – И Юлия сразу же, чтобы он еще не успел ничего больше добавить, отключилась.
Азарцев еще посидел немного, потом взял вилку и нож, стал есть.
– Булочки-то опять, наверное, остыли. – Саша подошла, хотела снова отнести их погреть еще раз.
– Не надо, Саша, – остановил ее Азарцев. – Или лучше вот что… Давай-ка мы с тобой вместе закусим. Ты ведь после школы не ела?
– Я не хочу! – Девочка испуганно прикрыла рот рукой.
– Садись, не стесняйся. И скажи-ка мне, Саша, есть у нас в холодильнике масло?
– Сейчас посмотрю. – Она проворно вскочила. – Есть масло, джем и мед.
– А давай все на стол, – распорядился Азарцев. Ему почему-то стала вдруг очень симпатична эта полноватая девочка с белесыми волосами, чем-то ужасно напоминающая ему его собственную дочку. Буфетчик Николай злобно покосился на них.
– Сделай нам кофе! – крикнул ему Азарцев.
– Сейчас, – буркнул Николай, а сам подумал исходя злобой: «Сашку еще зачем-то пригласил. А мне потом посуду после них мыть. Отлично, отлично, все Юлии Леонидовне будет рассказано. И про коньяк, и про кофе, и про шуры-муры с Тонькиной дочкой…»
– А где твоя мама? – спросил Азарцев у Саши, накладывая ей добрую половину яичницы. Две ароматные сосиски он лихо проткнул своей вилкой и сбросил к ней на тарелку. Ему вдруг самому захотелось позаботиться о ком-то. Уж очень он чувствовал себя одиноким в этот день. Настолько одиноким, что даже общество этой неразвитой, примитивной, в общем-то, но, по-видимому, доброй девчонки было ему необходимо. Не будь ее, он с радостью отдал бы сосиску какой-нибудь дворовой собаке.
– Мама в район в больницу поехала, – ответила Саша, осторожно подцепляя на вилку яичницу и ужасно стесняясь. – Отца туда упрятали с язвой, так вот она и поехала узнавать, скоро ли его выпишут.
– Язва – дело нешуточное, – заметил Азарцев. – Положили, так пусть долечится.
– Работать надо, по больничному-то мало платят, – как-то по взрослому пригорюнилась Саша. – Слава богу, успели до его болезни картошку убрать, а огород еще не вскопали. Осень плохая в этом году, все дожди, дожди… – Она перестала есть и отвечала подробно, старательно, как на экзамене..
«Да, – подумал Азарцев. – Юля права. Оля по сравнению с этой девочкой – сущий ребенок».
– Ну, а кем ты хочешь стать? Куда учиться пойдешь, когда школу закончишь? – Азарцев наблюдал за ней. «Не съела ни куска. Ножом, наверное, не умеет пользоваться. Ну, ела бы так, одной вилкой. Что мне, манеры ее, что ли, нужны?»
– Я восьмилетку закончу, в медсестры пойду! – Саша разрезала сосиску и опять отложила.
«Так ей вообще, значит, только пятнадцать лет! – изумился Азарцев. – А я-то думал – семнадцать. Да нас вообще могут привлечь за эксплуатацию детского труда! О чем, черт возьми, Юлия думает?»
– А что, быть медсестрой, по-твоему, хорошо? – спросил он.
– А что же плохого? – удивилась его вопросу Саша. – Конечно, хорошо. Вон как у вас в клинике. Разве с нашей районной больницей сравнить? Главное, на работу попасть.
– Ну, выучишься на медсестру – возьму, – улыбнулся Азарцев. «Ну скажу я Юлии, чтобы ребенка к работе не привлекали, – размышлял он про себя, пока Саша рассуждала. – Ну, выгонит она девчонку. Разве легче от этого будет Антонине и в конечном счете самой Саше?»
Он с горечью подумал, что нет.
– А если не примут в училище, – Саша будто прочитала его мысли, – то путь у нас один – сюда, в коттеджи, в прислуги идти. Убирать, работать в саду… В поселке работы нет. Но мне быть прислугой не нравится. Здесь у вас в клинике работать лучше! Правда, я Юлии Леонидовны до смерти боюсь, – добавила она.
– Ну, ладно, ты съешь хоть сосиску-то, съешь! – перевел разговор Азарцев. И Саша действительно положила в рот кусочек. Вдруг она вся подалась вперед, прикрыла рот рукой и выскочила из-за стола. Приступ рвоты настиг ее на самом пороге в буфетную. Несколько секунд она содрогалась, присев на корточки, потом, не оборачиваясь на Азарцева, так же согнувшись, побежала за тряпкой. Прибежала обратно, скорей накрыла желтоватую лужицу. Азарцев встал, собираясь к ней подойти, но она отскочила за ведром и спешно стала замывать следы своего прегрешения.
– Я сейчас, сейчас! Не обращайте внимания! Вот ведь какая я дура, аппетит вам испортила… Не беспокойтесь, прошло. Уже прошло! – Лицо ее побледнело то ли от рвоты, то ли от страха и покрылось крупными пятнами пота. – Со мной так бывает, – бормотала она. – Это пустяки. Случайно. Только Юлии Леонидовне не говорите!
– Дай ей воды, – велел Азарцев буфетчику. Он подошел, посмотрел на Сашу. Бледность ее стала так же быстро исчезать, как и появилась. Он пощупал пульс, подставил ей стул. – Посиди немного, – сказал он. – Отдохнешь, тогда все сразу и уберешь. – Он взял свою чашку кофе и пошел в кабинет. Аппетит действительно был испорчен. «Что это с ней? Просто случайность или… Еще не хватало нам с ней неприятностей. Сказать все-таки надо Юле. Пусть поговорит с Антониной. А то девчонки в пятнадцать лет… Могут быть непредсказуемыми, – нашел он вполне деликатное выражение и невольно подумал об Оле: – Господи, пронеси! Хоть Оля и старше, но такая еще, в сущности, беззащитная…» Азарцев обрадовался, что вечером снова увидит дочь. Настроение у него стало лучше, он допил кофе и занялся своими делами.
Назад: 9
Дальше: 11