18
Не оглядывайся назад!
Маргарет Митчелл, американская писательница
Кто знает, где проходит граница между неудавшейся жизнью и счастливой?
Агата Кристи
Лиза неожиданно для себя стала у Нины частой гостьей. Тому вечеру, когда вдруг явился Юра, предшествовали несколько странных для Лизы дней. Она почувствовала, что ее таинственным образом тянет к Нине. Женщина, которую несколькими годами ранее Лиза искренне презирала, теперь стала для нее ближе матери. «Кто изменился? – думала Лиза. – Я или она?»
Нина никогда не умничала, не кричала, не спорила о политике, не рассказывала поучительных историй. Она жила естественно и незаметно, как течет вода из водопроводного крана, и строгая необходимость этого течения видна только тогда, когда она почему-либо прекращается. В какое бы время Лиза ни прибегала к ней – а видеться с Ниной стало для нее потребностью, – ее старшая подруга занималась вполне обыденными вещами: готовила очень простую еду, читала газеты или книги, иногда мыла голову или накладывала на лицо крем, но все эти простые действия Нина совершала тихо, без разговоров, без свойственного очень многим женщинам ажиотажа. Лиза заметила, что Нина никогда не ходит «на охоту», то есть никогда никому не желает специально нравиться.
«На чем зиждется ее спокойствие? – думала Лиза. – Как она относится к своей жизни? К своему совершенному одиночеству?»
Нина никак не определяла это в разговорах с Лизой. И именно потому, что Нина никогда не поучала, не навязывалась, не кокетничала, Лиза теперь чувствовала постоянную потребность видеть ее и общаться с ней.
Лиза никогда не замечала, чтобы Нина скучала. Иногда ей казалось, что та чего-то ждет, незаметно, но постоянно, как, бывает, холодным, вьюжным февральским днем тонкая веточка мерзнет на ветру, но исподволь уже готовится распустить почки.
Как-то Лиза не удержалась и спросила об этом.
– Ничего не жду, просто отдыхаю, пока у меня есть деньги, – ответила, к ее удивлению, Нина. – Такое, оказывается, наслаждение быть незанятой! – пояснила она. – Вставать, когда хочешь, есть, когда хочешь, идти, куда хочешь… Я раньше никогда не испытывала этого состояния. Сначала училась, потом ухаживала за мужем, потом работала. А теперь просто живу, наслаждаюсь жизнью.
Это Лиза понимала. Сама она уставала до изнеможения, но, начав свою гонку по жизни, уже не могла остановиться. Она хотела сделать карьеру в журналистике и делала ее. Времени видеться с Ниной у нее было не так уж много, но, поручив сына матери, Лиза внезапно обнаружила, что облегчила себе жизнь. Она уже не вникала в то, что мать слишком потакает Сашкиным капризам или говорит ему не совсем то, что нужно. Лиза прощала все, думая, что так будет легче им обеим: мать, заботясь о Сашке, постепенно успокоится после смерти отца, а она сама получит больше возможностей для развития. Единственное, что ей очень не нравилось, – мать постоянно сюсюкала.
– Ты делаешь из него девчонку! – как-то, не выдержав, сказала Лиза.
– Уж кому на роду что написано, – ответила мать.
Лиза потом долго думала над ее словами. Опыт – вторая мудрость. Мать потом пояснила, что она имела в виду.
– В каком человеке что заложено, – сказала она. – Вон тебя воспитывала девочкой, а ты была всегда хуже сорванца. И сейчас, даже когда ты выросла, характер у тебя все равно остался мужской. Как тебя ни переделывай – ничего не получится. Если ребенок до поры до времени ощущает потребность в ласке – пусть он ее получает. А потом поглядим, что из него будет!
– Ты нарушаешь все основы нашей педагогики! – заметила Лиза.
– Да бог с ней, с педагогикой! – ответила мать. – Колонии и тюрьмы переполнены людьми, выросшими на нашей педагогике. Что-то, значит, не все в этой педагогике в порядке!
Лиза решила написать об этом большую статью.
И в тот вечер, запомнившийся Лизе, они с Ниной вначале говорили о воспитании детей.
– Ты никогда не хотела иметь ребенка? – спросила Лиза.
– Может быть, и захотела бы, произойди это, как у большинства других женщин, естественным образом. Но поскольку само собой это не случилось, я не стала настаивать и переделывать природу.
– Ты не скучаешь без ребенка?
– Скучаешь тогда, когда у тебя уже что-то было, а потом исчезло. Когда не знаешь, как это бывает, то и не думаешь об этом.
– Большинство людей считают, что рождение детей и их воспитание – необходимое занятие для женщины, – заметила Лиза. – Без этого женщину и женщиной-то назвать нельзя.
Она задумала еще одну статью на эту тему, но боялась своим вопросом обидеть Нину.
– Мне кажется, это весьма условное представление, – ответила та, и Лиза поняла, что «детские» проблемы Нину действительно не волнуют. – Иногда посмотришь, – уточнила Нина, – молодая мать не только воспитать ребенка не в силах, но даже и выкормить его самостоятельно не может. А все ей хочется быть большой девочкой с настоящей куклой. Я думаю, это оттого, что общество подвержено стереотипам в распределении ролей между людьми. Даже психологи, навязывая мужчинам и женщинам разные роли, будто не замечают, что многие дети не вписываются в их представления. Есть женщины злые, нетерпеливые, неумные и жадные. Им нельзя доверять воспитание детей. Но для того чтобы быть матерью, не надо иметь диплом и определять индекс интеллекта, поэтому у нас и рожают все, кто считает, что женщине без этого никак нельзя. Мне кажется, неправильно. Многие мужчины – прекрасные воспитатели. Они любят заниматься с детьми, возиться на кухне, ходить по магазинам… А общество заставляет их играть совершенно несвойственную им роль – быть добытчиками. Вот часто и получается, что умные и добрые отцы, которые могли бы превосходно воспитать детей, становятся обузой для семьи, никчемными работниками на службе только потому, что у них другое призвание. А женщины, которые через пару месяцев после родов рвутся изо всех сил на работу, должны, обливаясь слезами, заниматься ненавистными им делами – кормить, поить, укладывать спать, терпеть капризы, пускай даже у одного, своего собственного ребенка. Этим людям поменяться бы ролями в семье – но нет, они не могут себе этого позволить. Женщины, и в первую очередь сама жена, будут смеяться над этим мужчиной, приятели по мужской стае отвернутся от него, хороший человек превратится в изгоя. Последствия ясны: пьянство, деградация, смерть. Роли определяют весь спектакль, который мы называем жизнью.
– Но ты ведь, насколько я понимаю, относишься к жизни не так? – Лиза боялась пропустить даже словечко. Ух, какая могла бы выйти статья!
– Я получила хороший урок. Он длился тринадцать лет, мне преподал его Кирилл, если ты помнишь.
Лиза промолчала.
– Я пыталась быть женщиной в лучшем смысле этого слова, – продолжала Нина. – Более того, я пыталась быть женщиной именно в том смысле, который вкладывают в это слово мужчины. Ведь когда мужчина уверяет всех и себя самого, что жена его не любит, это означает лишь, что она недостаточно жертвует для него – своим временем, профессиональным ростом, здоровьем… Я пыталась быть безупречной женой. Я положила к ногам мужа свое образование, которое далось мне нелегко, свои взгляды на жизнь, даже настроение. Я стремилась стать для него идеалом. Я хотела быть такой, – тут Нина улыбнулась, вспомнив о чем-то, – как Патриция Хольман в «Трех товарищах». Ты помнишь Ремарка?
Лиза кивнула.
– Так вот, лишь после развода я поняла, что Ремарк, будучи мужчиной, выставил, как флаг, это пугало в серебристом платье только для того, чтобы у мужчин был романтический образ, которым они могли бы прикрываться в качестве так называемого примера и беспрепятственно управлять женщинами. Плывущая по течению, всегда улыбающаяся, всегда бездельничающая, всегда со всем соглашающаяся Патриция Хольман потому и умерла по велению автора от туберкулеза, что идеалы не могут существовать долго, они непременно развенчиваются. А мы до сих пор, как дурочки, клюем на специально подсунутый нам образ, чтобы было с кого брать пример, забывая себя в интересах мужчины и той навязанной им роли, от которой вот уже несколько тысячелетий женщины никак не могут освободиться. Вот Лев Толстой ведь не любил ту Наташу Ростову, которая в конце концов стала счастливой матерью – он придал ей все неприятные черты женщины-самки, женщины-мещанки, он показал, как всей своей жизнью, новыми потребностями она сдерживает порывы и устремления своего мужа, и имел в виду свою собственную жену Софью Андреевну.
– А сейчас ты освободилась от потребности любить? – недоверчиво спросила Лиза.
– Не знаю.
– И ты готова к одиночеству?
– Наверное.
– А если Кирилл попросит у тебя прощения и захочет опять жить с тобой?
– Нет. Это уж точно невозможно.
– И если появится новый мужчина, и он полюбит тебя, ты откажешься от него в угоду своей свободе?
– Я познакомлю его со своими взглядами. Если он не примет их, я думаю, что откажусь. Жизнь так прекрасна сама по себе, что я не хочу больше тратить ее в угоду кому-то и в ущерб себе.
И Лиза впервые почувствовала свою вину перед Ниной. Сколько же страданий пришлось пережить этой женщине, чтобы не утонуть, не увязнуть в злобе и разочаровании, а прийти к такому упрощенному, животному, в представлении Лизы, пониманию счастья? Зачем только она разбила ее семью?
У Лизы странно забилось сердце. Ее взволновали слова Нины. Чего в них было больше: эгоизма выздоравливающего человека, все силы которого направлены на то, чтобы победить болезнь, или просто желания спокойного благополучия – растительной жизни без новых тревог? И вдруг она различила в словах своей старшей подруги присутствие истинной свободы выбора. Лиза подумала, что нечто похожее на то, что говорила Нина, ощущала и она сама, когда жила с Сашкой в своей скромной съемной квартирке, – прекрасное чувство душевной независимости, силы и свободы. Ощущение той редкой радости Лиза помнила до сих пор. Теперь в доме матери было все не так: ощущение полной свободы исчезло, но Сашка находился под присмотром, и это тоже кое-чего стоило. Свобода значила очень много. У Лизы и из собственного опыта были кое-какие наблюдения на эту тему. Например, с тех пор как она стала ездить на машине отца, к ее огромному удивлению и радости, у нее на голове обнаружился легкий каштановый пух растущих волос. И хотя своим видом эти волосики напоминали нежный пушок годовалого ребенка, для Лизы это стало знаком того, что все в ее организме приходит в норму.
– Знаешь, я напишу статью, – сказала Лиза. – Эпиграфом возьму слова Джона Фаулза. Недаром его главная героиня все-таки в конце концов решает не выходить замуж за очень приличного человека. Она выбирает свободу!
Нина только пожала плечами в ответ.
– Как же у тебя оказалась отцовская машина? – Она была рада, что Лиза теперь ездит самостоятельно.
– Все просто. Мама пошла и забрала ее у теперешней официальной вдовы. Вдова не возражала – у нее остались деньги, новая квартира и еще одна машина, и поэтому она с легкостью написала на меня доверенность.
– Ты видела когда-нибудь новую любовницу своего отца? – У Нины теперь тоже была слабость. Она пыталась отгадать, что скрывается за фасадом внешне вполне благополучных супружеских пар. Ей казалось, что, каждый раз проигрывая чужие ситуации заново и примеривая их на себя, она избавляется от своей старой, давно позабытой, но сохранившейся в подсознании обиды.
– Никогда. Она меня не интересует. – При этих словах раздался настойчивый звонок домофона.
– Я никого не жду. Кто бы это мог быть? – Нина пошла к двери.
– Помнишь, когда-то я пришла к тебе с серьезным разговором по поводу Кирилла, и через несколько минут заявилась твоя подруга! – крикнула Лиза вслед. – Прости меня за тот разговор!
Нина вернулась в кухню.
– Случаются совпадения. Представь себе, это снова она.
– Теперь-то мне нечего ее бояться! – почесала голову Лиза.
Пульсатилла вошла в некотором смущении, что вообще-то для нее, как мы знаем, было совершенно несвойственно. В руках она держала хозяйственную сумку, наполненную, судя по запахам, оттуда доносившимся, чем-то очень вкусным.
– Ага! И эта дамочка здесь! – Пульсатилла покосилась на Лизу. – Ну что же, тем лучше!
Нина не без некоторой тревоги заметила зловещий оттенок в словах подруги. Лиза, давно уже не чувствующая за собой никакой вины, смотрела на Татьяну без боязни и с интересом. А та решительными движениями извлекала на стол запотевшую от холода бутылку водки, салатницу, наполненную сиренево-желтоватым содержимым, в котором без труда угадывалась селедка под шубой, и запакованную в три шерстяных платка кастрюльку.
– Что это? – с изумлением спросила Нина, не ожидавшая ни самого визита подруги, ни тем более такого кулинарного сопровождения.
– Пельмени! И не фабричные, а собственноручного изготовления! – торжественно возвестила Пульсатилла и огляделась. – Где у тебя тарелки? Надо есть, пока горячие!
– По-моему, тебя будут кормить, – тоненьким голоском протянула Лиза. – А можно мне присоединиться?
Татьяна посмотрела на нее строго:
– Не можно, а нужно! – Потом перевела взгляд на Нину. – Конечно, я не одобряю этой сомнительной дружбы между женой и любовницей, но… Есть обстоятельства, которые кое-что изменяют!
– Ты говоришь так торжественно, что можно подумать, будто тебя выдвигают депутатом в Государственную думу! – заметила Нина, накрывая на стол. Лиза быстро соскочила со своего места и стала ей помогать.
– О, как у вас тут все слаженно! – От зорких глаз Пульсатиллы не могло укрыться, что Лиза хозяйничала на кухне Нины, как у себя дома. – Что же, тем лучше! Каяться буду перед обеими!
– В чем? – хором спросили Нина и Лиза.
– Я замуж выхожу! – торжественно объявила Татьяна.
– Ну? Поздравляю! – сказала Нина. – А за кого?
Лиза села на свой стул, не спуская с Пульсатиллы широко раскрытых глаз. Ей показалось, что она догадалась, за кого та выходит замуж.
– В этом-то все и дело! – Одним движением Татьяна сорвала пробку с горлышка бутылки и разлила водку.
– Ну, за кого? – Нина тоже не могла сдержать любопытства.
– Девочки, простите меня, но я выхожу замуж… за Кирилла!
– Вот это да! Поздравляю! – с восторгом подтвердила свою догадку Лиза.
– Нашего полку прибыло! – Нина опустила глаза. Из кастрюльки с пельменями поднимался пар. Пульсатилла села напротив и гордо, испытующе на нее посмотрела.
– Лиза! Накладывай пельмени! – велела она.
Нина опустила голову на руку и стала вспоминать свое прошлое. Ситуация была вполне комической, но отчего-то ей стало очень-очень грустно.
– Что же вас всех на него тянет, будто он медом намазан? – спросила она.
Таня посмотрела на подругу, вздохнула и тоже подперла щеку рукой.
– Ну, девочки! – Голос ее прозвучал жалобно. – Вы уже попробовали, дайте и мне теперь свое счастье испытать! Я же не виновата, что мне за столько лет никто замуж не предлагал, а вот он вдруг взял и предложил. Я и не думала. Не подозревала!
Лиза смотрела на Нину и улыбалась. «Вот оно и пришло, то самое, о чем я спрашивала ее буквально сегодня! – подумала она. – Как-то теперь поведет себя ее величество Спокойствие?»
Нина еще помолчала немного, потом вздохнула глубоко, словно приготовилась теперь уже навсегда расстаться с иллюзиями, и сказала:
– Конечно-конечно! Попробовал сам, дай теперь попробовать и другому! Нет ведь пророков в своем отечестве! – Она еще немного подумала о чем-то, потом вдруг хлопнула в ладоши и громко скомандовала: – Что ж, Танька, пьем за тебя! Говорю это как старшая жена младшей жене! – Она поднесла ко рту рюмку с водкой и быстро, ловко выпила до дна. Лиза поцеловала Татьяну и выпила следом за ней. Пульсатилла опрокинула рюмку со словами: «Девчонки! Как я вас все-таки люблю!» – после чего все полезли друг к другу целоваться и обниматься. К тому времени, когда в квартиру позвонил Юра, дамы были уже сильно навеселе и на взводе.
Но Юра, понятия не имевший о подоплеке этого вечера, как истинный мужчина, полагал, что веселье вызвано только его приходом. Обнаружив исключительную доброжелательность со стороны всех трех женщин, он тоже с облегчением наклюкался. Когда же он проснулся наутро в квартире Нины, то никак не мог вспомнить самое главное: было между ними что-нибудь или нет?
Нина быстро догадалась, что Юра забыл решительно все, поэтому вначале, смеха ради, сделала вполне таинственною гримасу. Однако вскоре ей надоело наблюдать, как он мучается сомнениями, и она объявила, что ничего между ними не было. Хотя на самом деле она говорила неправду. И, несмотря на невменяемое Юрино состояние (а не исключено, что как раз и вследствие оного), все произошло настолько мило, что Нина такого качественного продолжения банкета и не ожидала. С некоторой иронией она даже подумала: «Что ж, не одной Пульсатилле счастье!»
Завтракать они с Юрой уселись в дружном молчании. Юра чувствовал себя неудобно, но не делал попытки сбежать, так как понимал: убеги он сейчас, больше здесь никогда уже не появится. Нину ситуация немного забавляла. Теперь она уже не чувствовала влюбленности, как несколько месяцев назад, но и чувства разочарования тоже не испытывала. Наоборот, проведя с Юрой ночь, Нина спокойно осознала, что он тот мужчина, с которым ей могло бы быть хорошо.
Юра барахтался между двух огней. С одной стороны, у него болела голова и поэтому просто сидеть рядом с Ниной, ничего не говоря, и пить холодную воду с лимоном было замечательно. С другой стороны, требовалось как-то объясниться. У него создалось впечатление, что Нина собиралась угостить его завтраком и выпроводить восвояси. Но там его ждала Настя, а очутиться с ней с глазу на глаз было бы невыносимо.
Наконец Нина спросила, наливая кофе:
– Ты не опоздаешь на работу?
– В институт мне к четырем, а больше я нигде не работаю.
– А у Артура? – Нина удивилась. Она считала, что Юра должен был возглавить вновь созданный отдел.
– Я не был там с того вечера, как ты оттуда ушла.
Нину будто поразил столбняк.
– Но ведь Артур сделал тебе предложение?
– Я не хотел перебегать дорогу тебе.
Чтобы мужчина не принял повышение по службе из-за женщины… Это было нечто из ряда вон!
– Ты отказался?
– Я ушел, чтобы не создавать конфликтной ситуации.
Юра выпил кофе, но от еды отказался. Они еще посидели молча. Нина переваривала услышанное. Вдруг Юра заискивающе сказал:
– Слушай, у меня так болит голова! Можно я полежу у тебя немного?
Нина вздохнула.
– Если честно ответишь на мой вопрос. Почему в ту ночь, когда ты сказал мне, что отправишься к друзьям, ты оказался у этой женщины?
Юра не стал думать, как ответить. Голова так раскалывалась, что напрягаться, дабы соврать покрасивее, возможности не было.
– Я сказал тебе про друзей, чтобы ты не волновалась. На самом деле к друзьям ехать было поздно – они живут очень далеко, на другом краю Москвы. И жалко было Настю. Она бы не спала до утра, а потом побежала бы меня разыскивать. Мне было жалко вас обеих – и тебя, и ее.
– Ну что ж, ответ принимается. – Нина знала, что правда в таких случаях лучше, чем ложь. По этому ответу она по крайней мере могла судить о Юрином характере.
«Он добрый, а это неплохо. Другое дело, что доброта приводит к бесконечным переживаниям». Она спросила:
– Но сейчас, когда ты сидишь у меня, Настя тоже волнуется?
– Да, наверное, волнуется, – поморщился Юра. – Но пусть уж теперь она свыкнется с мыслью, что я окончательный подлец, идиот, дрянь, кто угодно. Я согласен на все, только бы она оставила меня в покое. Самое главное, что, пока она живет в моей квартире, мне некуда деться.
Нина еще немного подумала.
– У меня не отель, в котором можно в любое время забронировать номер, но можешь считать, что я пригласила тебя погостить.
Юра вздохнул:
– Не хочу подвергать тебя риску. Настя достанет меня из-под земли. Придется мне и в самом деле ехать к друзьям. Полежу немного и поеду на работу. А потом уже к ним.
– Лежи. – У Нины наступила апатия. Она не знала, что еще ему сказать.
– Посидишь со мной немного? Ты не торопишься?
– Посижу.
Она поправила ему сбитые за ночь подушки, встряхнула одеяло. Юра деликатно спросил:
– Можно раздеться?
Она усмехнулась:
– Можно.
Чтобы его не смущать, Нина вышла в кухню, убрала грязную посуду. Потом услышала слабый голос:
– Нина, иди сюда!
Она подошла. Он лежал на ее диване с совершенно больным видом. Несчастный подросток, запутавшийся в подружках.
– Дай мне руку!
Нина присела к нему на край постели и инстинктивно втянула живот, чтобы не выпятилась предательская складка на талии. Юра взял ее руку, поцеловал. Потом приподнялся, приблизил свое лицо к ее шее и стал принюхиваться, шумно, как собака.
– Ты чего? – Нина испугалась. Она вспомнила, как Кирилл, когда она завязывала ему галстук, говорил, что руки у нее пахнут луком. Она даже поднесла к носу ладонь и понюхала.
– По-моему, ты меня обманываешь! – наконец сказал Юра и заглянул ей в глаза. – Ночью у нас что-то было! Теперь я знаю тебя по запаху!
Нина промолчала.
– Чудесный запах! – Юра притянулся к ней поближе и ткнулся в шею всем лицом. – Я мог бы нюхать тебя очень долго!
– Ну, нюхай!
Они напоминали животных. Принюхиваясь и ласкаясь, они будто знакомились друг с другом заново, а когда обнаружили, что оба, совершенно умиротворенные, обессиленные и в то же время наполненные новыми, глубинными силами, лежат обнаженные рядом, будто Адам и Ева, Юра сказал:
– Мне кажется, я мог бы нюхать тебя всю жизнь.
– Это ты подлизываешься, чтобы не ехать к друзьям? – спросила Нина. – Я тебя и не гоню!
– Нет! Я поеду, я просто так сказал! Животные находят друг друга по запаху, и я тебя нашел.
– Тогда давай поговорим не как животные, а как математики. – Нина закрылась до подмышек простыней и уже не пугалась складок ни на животе, ни на талии. Юра с интересом посмотрел на нее.
– Никто из женщин никогда мне такого не предлагал.
– Мы ведь разумные люди? – спросила его Нина. – У каждого из нас есть свои воззрения, привычки, характер. Ты с этим согласен?
– Согласен. – Она ему нравилась, это точно. И чем дольше она говорила, тем больше он чувствовал ее непохожесть на других женщин. Она не стремилась вопреки всему привязать его к себе. Она объясняла, почему большинство людей с таким трудом уживаются вместе.
– В моей теории нет ничего необычного. Решение проблемы на уровне математических знаний из курса средней школы. В то же время почти никто из влюбленных их не учитывает.
– Не учитывает чего?
– Не учитывает, что жизнь человека в принципе так же проста, как решение квадратного уравнения. У обычного среднестатистического человека есть тело, руки, ноги, голова, характер – это всего лишь икс. То, что случится с этим иксом в жизни, зависит от коэффициентов. Образование, дурные привычки, друзья, вкусовые пристрастия, женитьбы, разводы – все это коэффициенты. Переменная – это судьба. Она всегда находится в зависимости от них. Свою судьбу человек творит сам, значит, нужно постараться, чтобы коэффициент был введен нужный. Или его не было вовсе. Влюбленные применительно друг к другу есть всего лишь дискриминанты квадратных уравнений. – Она засмеялась, сама удивленная простотой теории, которую придумала несколько лет назад.
– Жена Байрона тоже любила математику, – задумчиво произнес Юрий. – Байрон называл ее принцессой параллелограммов, но в конце концов сбежал от нее.
– Это потому, что коэффициенты уравнения жизни самого Байрона были отрицательных значений. Поэтому он безжалостно сметал со своего пути любящих его людей. Они ему не подходили.
– Ты любишь читать? – обрадовался Юра. – Я – очень! Просто мечтаю о том, чтобы открыть сейчас книжку, которую захватил с собой.
Нина отодвинулась от него.
– Нет, ты не обижайся! – Он снова взял ее за руку. – Мне очень хорошо с тобой, но стало бы еще лучше, если бы ты сидела рядом или была поблизости, а я мог читать. Без чтения я не могу жить.
– Тогда читай! А я пойду погуляю. Я больше люблю гулять. – Нина оделась, уже не стесняясь его присутствия. – Погода чудесная, настоящая зима!
– Знаешь, кем бы я мечтал быть? – вдруг спросил ее Юра.
– Неужели библиотекарем?
– Нет, это слишком просто. Я хотел бы быть рантье – английским джентльменом, чтобы меня никто не заставлял работать и я спокойно мог бы просиживать часы в библиотеках. Может, я даже сам что-нибудь смог бы написать.
Нина усмехнулась:
– Про английских джентльменов не знаю, а французские рантье платят шестидесятипроцентный налог на наследство, поэтому их работать заставляет сама жизнь. – Она стояла уже в дверях. – Ты дождешься меня или уйдешь в институт?
– Возвращайся скорее, – сказал Юра. – Мне будет без тебя скучно.
Нина вышла из квартиры и подумала: «Если я вернусь, а его уже не будет, значит, он пойдет утешать ту женщину. В этом случае наше с ним уравнение останется без корней, так как он будет бесконечно менять нас с ней, как коэффициенты».
Она нарочно не стала торопиться назад с прогулки, а когда вернулась, открыла дверь спокойной рукой. Юра спал, положив рядом с собой поверх одеяла ее халат – видимо, для того чтобы можно было вдыхать ее запах. Старая книга из букинистического магазина лежала рядом с ним на полу. Нина подошла к нему и, холодная, прямо с мороза, поцеловала.
– Я опаздываю на работу, – произнес он, не открывая глаз. – Но мне так хорошо, что нет сил выбраться из этого сладкого состояния.
– Я тебя отвезу, – сказала Нина.
– Имей в виду, вечером я должен буду зайти домой. Я не могу оставить Настю без контроля. Бог знает, что она может придумать. Ты не обидишься?
Нина подумала.
– Я не обижусь, – сказала она. – Но если ты не придешь сегодня ночевать, больше я тебя не впущу.
– Я не могу ничего обещать, пойми меня.
Она подождала, пока он оделся, потом они сели в машину. Нина, как и обещала, отвезла Юру в институт.
Этот путь он проделал на переднем сиденье и напоследок наклонился к ней для поцелуя.
– Прощай, – сказала она. – Эти два раза были чудесными.
– Все-таки два? – спросил он. – Животный инстинкт меня не обманул. До свидания.
Она ничего не ответила и, когда дверца машины захлопнулась, сразу же тронулась с места. Чтобы не ехать домой, Нина придумала себе развлечение – сходила в кино, а потом в парикмахерскую. Домой на лифте она поднималась с твердым намерением вернуть себе свободу и не думать больше о Юре. Выйдя же из лифта, она обомлела. Аккуратно подстелив газету на половичок и привалившись спиной к двери, перед ней на полу сидел Юра и, подсвечивая себе карманным фонариком, читал все ту же растрепанную книгу.
– Интересно? – спросила она.
– Очень! Захватывающая история, произошедшая чуть менее двух тысяч лет назад. Если бы ты оставила мне ключ, я уже успел бы приготовить ужин.
Нина ничего не ответила, молча отперла замки, и они вошли.
– Ты не рада, что я вернулся?
Нина села в коридоре, не снимая пальто.
– Я буду с тобой откровенной, – сказала она. – Я уже привыкла жить одна. Более того, мне так легко, не скучно, удобно. И я боюсь, что у нас с тобой ничего не получится. Мы потеряем время, растратим нервы на пустяки, кроме того, я стала никакой хозяйкой. Терпеть теперь не могу готовить и убирать. Подумай серьезно: может, тебе лучше вернуться домой?
Он почесал свою волнистую шевелюру, в которой за это время появились первые седые волоски, и сказал:
– Я придумал такую штуку. Давай на год сдадим наши квартиры, возьмем деньги сразу и вместе поедем путешествовать. Выправим паспорта, поездим по Европе, хоть автостопом. Поживем в разных городах, а потом вернемся. Если нам будет плохо вдвоем, каждый сможет изменить свою жизнь.
Нине понравилось это предложение.
– Но как же Настя? – спросила она. – Она ведь живет в твоей квартире.
– Больше не живет, – ответил Юра. – Не знаю уж, куда она делась, но вещи она забрала все, прихватив даже кое-какие мои.
– Ну что ж, – сказала Нина и стала расстегивать сапоги. – Тогда иди разжигай очаг и готовь пищу, а я посмотрю в Интернете объявления о сдаче жилья внаем.