Глава 6
Ужин в ресторане

В один из дней наша группа поехала на прогулку по Риму в открытом красном автобусе для туристов. В том самом, который останавливался у Термини и на котором Татьяна Николаевна каталась с Августом. В самом деле, автобус был так хорош, так весел, так ярок боками, что даже если бы он вез нас не по Риму, а по какому-нибудь среднерусскому захолустью, в нем и то хотелось бы прокатиться. В прекрасном настроении мы заняли места на верхотуре. Сопровождала нас специальный экскурсовод. На первом, самом удобном сиденье расположились мужчина в очках и юная девушка.

— Я еще никогда не был так счастлив, как здесь, в Риме, с тобой, — сказал мужчина, поправил очки и посмотрел на свою спутницу очень серьезно.

— Я тоже, — ответила она, с легкомысленным видом крутя во все стороны головой. — Так много хочется всего запомнить, что не знаешь, куда смотреть в первую очередь!

— Я не могу без тебя жить, пойми это! — прошептал он в самое ухо своей возлюбленной, одновременно улавливая запах ее кожи.

— Я тоже, — повторила она. — Но только давай послушаем экскурсовода!

На одной из площадей в автобус впрыгнула Лара и, как всегда, хриплым от сигаретного дыма голосом объявила:

— Господа! После осмотра фонтанов мы едем ужинать в ресторан! Я буду вас сопровождать. Ужин входит в программу поездки, но спиртные напитки оплачиваются отдельно. Очень рекомендую вам попробовать фирменное белое вино «Дольче вита». К нему вы можете заказать курицу с грибами — главное блюдо местного повара — или морское ассорти с жареным картофелем!

Пока она объясняла подробности вечернего меню, мы успели миновать еще пару площадей и на одной из них объехать кругом необыкновенную витую колонну, про которую экскурсовод не успела нам ничего рассказать, так как микрофон в это время был у Лары.

— Как она надоела со своей навязчивостью и с этими дурацкими «господами»! — сказала девушка своему спутнику. — Наверняка эта «Дольче вита» окажется в три раза дороже, чем какое-нибудь другое вино. Вот возьму и нарочно закажу не белое, а красное!

— Все, что хочешь, моя дорогая! — ласково сказал мужчина в очках и легонько потерся носом об ее щеку.

Вся наша группа любовалась этой парой. Я запомнила их еще по перелету из Москвы — это они сидели рядом со мной и все время целовались. Только один очень полный мужчина, проводивший свой отпуск в сопровождении жены, тещи и парочки каких-то родственниц, поглядывал на героя-любовника со снисходительным выражением лица.

«Знаем, знаем мы эти страсти-мордасти! — будто хотел он сказать своим взглядом. — Не успеет моргнуть, как окажется в ежовых рукавицах. Через год помыкать им будет и эта замечательная девушка (моя жена тоже еще совсем недавно была точь-в-точь такая же), а если не она, так теща, сестра или еще кто-нибудь из родственников».

Но никто из нас не хотел верить в такой конец. А толстяк только ел за троих и на все замечания собственной жены отвечал: «Да, дорогая!» или «Нет, дорогая!» — и после любого варианта ответа потихоньку, чтобы никто не видел, мученически закатывал глаза. Но мужчине с девушкой на его пророчества было наплевать.

— И не надоело им! — заметила сидевшая по соседству девушка, обращаясь к своей подруге. Как и подавляющая половина наших туристок, они путешествовали одни, без мужчин.

— Будь ты здесь со своим парнем, тебе тоже не надоело бы! — ответила ей подруга, а я подумала, что в двадцать лет красоты Рима, наверное, здорово сочетать с поцелуями, но если тебе уже перевалило хорошо за тридцать, то без поцелуев вполне можно и обойтись. Я вспомнила своего мужа, оставленного дома на хозяйстве, и подумала, что, конечно, очень о нем соскучилась, но вместе с тем и рада, что восемь дней моей с таким трудом выкроенной поездки побуду наедине с Римом. Однако девушка, сидящая рядом с мужчиной и небрежно, но вместе с тем по-хозяйски положившая головку на его плечо, была так очаровательна, что я не могла по-доброму не позавидовать ее цветущей молодости и счастью.

Ее спутник был намного старше и выглядел солидно. Темноволосый, невысокого роста, не толстый, он был так аккуратно сложен, что производил впечатление человека красивого, хотя на самом деле красивыми черты его лица назвать было нельзя. У него были густые волосы, лоб без залысин, глаза же скрывали очки — большей частью солнцезащитные, а в помещении он надевал другие — в роговой темной оправе, классической прямоугольной формы. И нос, и рот его не имели каких-то выдающихся признаков, например чрезмерной величины или горбинки, а были так же аккуратно вылеплены, как голова и вся фигура.

Девушка же была просто прелесть. Лет двадцати, тоненькая, стройная, с ногами от шеи, от природы вьющимися русыми волосами, маленьким носиком и нежным розовым ртом. Глаза же ее, когда она смотрела на своего друга, светились восторгом и нежностью, и если она и крутила головкой по сторонам, то только затем, чтобы показать что-нибудь любопытное своему кумиру. Никто из туристов за все дни поездки ни разу не встретил их поодиночке, казалось, эти двое были в группе одним существом. Мы только не знали, были они молодоженами или просто любовниками. Как звали юную девушку и ее спутника, никто не знал: они не обращались друг к другу громко и ни с кем из нас не общались. Они были поглощены собой и, я надеялась, в какой-то степени Римом. Привлекала внимание еще одна заметная пара. Лиза и ее спутник. Я заметила, как она бросала на тоненькую девушку иронические взгляды. Она, видимо, имела какие-то свои соображения по поводу столь неприкрытого выражения чувств. Во всяком случае, я никогда не замечала, чтобы Лиза ластилась к своему спутнику, — наоборот, держалась спокойно, достойно, уверенно, но все-таки немного на расстоянии и, как я поняла, предпочитала разговаривать с ним об искусстве, а не о любви.

Мы начали осмотр с площади Навона. Овал из барочных фасадов зданий прерывался красивейшей церковью, перед которой стоял фонтан. Во многих городах встречаются скульптурные символы наиболее крупных рек. На этой площади, очертаниями повторяющей древний стадион, который действительно когда-то был на этом месте, аллегорические фигуры символизировали Дунай и Нил и, кажется, Ганг. Какая четвертая река была удостоена этой чести, я не расслышала: меня опять отвлекла наша целующаяся парочка. Почему-то мне все время хотелось смотреть на них и радоваться их счастью. Да, существует еще в мире классическая любовь, не канула она в Лету в мире компьютеров и секса в большом городе. Мужчина с девушкой кидали монетки во все фонтаны подряд. Они клялись друг другу, что непременно вернутся сюда.

К следующему фонтану мы шли пешком. Он назывался Треви. Со стороны улицы был виден просто красивый дом, облицованный белым камнем, но вот со стороны площади… Прямо из центра фасада, раздвигая белые колонны, выезжала мраморная колесница с упряжкой каменных коней, которой управлял полуобнаженный Нептун. Из-под вздыбленных лошадиных копыт пенились струи воды, стекая в каменные чаши. Я остолбенела, завороженная этим зрелищем.

— В девятнадцатом веке в этом здании жила русская аристократка княгиня Зинаида Волконская, — откуда-то издалека донесся до меня голос нашего экскурсовода (на каждой экскурсии нам полагался новый гид — то ли для того, чтобы занять работой как можно большее число членов гильдии, то ли у них была своя специализация).

Я пришла в себя и огляделась. По площади сновала толпа праздных, как и мы, людей. Многие сгрудились у самого края воды, другие сидели на теплых ступенях, амфитеатром спускающихся к фонтану. Множество туристов просто толклись в отдалении, устраиваясь в тени домов, чтобы насладиться величественным зрелищем издалека. Между туристами сновали какие-то люди, преимущественно чернокожие, повадками напоминающие карманников. Но вдруг в руках у этих людей появились букеты темно-красных цветов, и в момент площадь расцвела розами.

— Имейте в виду, каждая роза стоит пять евро! — быстро прокричала нам Лара. Дамы быстро попрятали руки за спины, чтобы чернокожие продавцы не сумели нахрапом вручить им цветы. Толстяк сделал вид, что внимательно рассматривает Нептунову конницу, спутник юной возлюбленной выбрал нежный бутон, и только Лизин кавалер с деловым видом отсчитал за букет деньги из солидного бумажника.

Впрочем, юная возлюбленная ничего этого не видела. Светясь счастьем, она крутилась возле фонтана на одной ножке, держа в руке свой продолговатый бутон, снова и снова швыряя монетки в фонтан, хохоча и падая в объятия мужчины.

— Неплохое местечко для жилья она выбрала здесь в Риме! — глубокомысленно заметил оказавшийся возле меня толстяк.

— Кто? — не поняла я.

— Зинаида Волконская. — Он все еще переваривал рассказ экскурсовода.

Его жена добавила:

— И чего ей в Москве не сиделось? Я читала, что раньше здесь, в Италии, была пропасть малярийных комаров! При таком-то скоплении воды! — Две ее родственницы, не отлучавшиеся ни на минуту, согласно закивали, а я отошла. Мне не хотелось думать ни о Зинаиде Волконской, ни о комарах.

Позволив нам еще немного побыть на этой площади, Лара с экскурсоводом повели нас дальше. Мы шли лабиринтом улиц, ненадолго останавливаясь на маленьких площадях возле старых церквей с мозаиками на фасадах и многочисленными мадоннами внутри.

Площадь Четырех Фонтанов оказалась просто перекрестком двух крупных улиц с огромным скоплением народа, машин, туристических автобусов и четырьмя фонтанами на каждом углу. Потом мы еще видели небольшие фонтаны с изображениями тритона, пчелы и смеющихся над черепахами дельфинов. В калейдоскопе улиц и площадей перед нами кружились и множились скульптурные призраки императоров и пап, христианских святых, языческих богов, фигуры животных и колонны зданий, но нигде не было ничего, напоминающего о простом народе. Мне даже захотелось разбавить впечатления чем-нибудь вроде «Рабочего и колхозницы». Я спросила об этом у экскурсовода.

— Вдоль бывшей Аппиевой дороги выставлено несколько раритетов, — сказала она. — Древние надгробные таблички, которые простые римляне еще при жизни писали сами для себя. Это и есть памятники простым людям — пекарям и виноделам, сборщикам налогов и рабам. Некоторые звучат очень трогательно.

Я удовлетворилась ответом, но посмотреть на таблички мне не пришлось. Потом уже, дома, в библиотеке я нашла в книге эти надписи, о которых мне рассказала экскурсовод. Я прочитала их и действительно умилилась. В них через тысячелетия звучала трогательная и наивная вера в богов и житейская мудрость. В городе-государстве одни деятели сменяли других и из экономии сносили головы скульптурам языческих богов. На чужие каменные плечи ставили новые символы — головы императоров. А потом смещали и их, для того чтобы в третий раз на чужих плечах воздвигнуть новые, теперь христианские святыни. А простые люди молились хоть и разным богам, но всегда об одном и том же: о здоровье, детях, хлебе насущном.

Мы закончили свой осмотр на площади Цветов. Памятник Джордано Бруно стоял как раз на том самом месте, где сожгли великого мыслителя. Рассказ об этом омрачил для меня прелестный вид средневековой площади. Утомленная, я уже была готова опуститься на газон, как и другие туристы из разных стран, и ни о чем больше не думать. Но и мои соотечественники, очевидно, тоже устали.

— Мы больше не можем ходить! Пора ужинать! — взмолились две девушки, постеснявшиеся взять с собой в поездку остатки туристического завтрака.

— Хочу курицу с грибами! — поддержал их толстяк.

Экскурсовод пожала плечами, вежливо попрощалась, и мы снова оказались в сопровождении Лары. Переулками она повела нас к ресторану.

— Не забудьте, вино называется «Дольче вита»! — еще два раза, пока мы шли, успела повторить она, и большинство подумали, что Лара, наверное, имеет в данном случае личный интерес.

Тем не менее ужинать группа отправилась практически в полном составе — в прежние вечера всегда кто-нибудь да откалывался от общей компании.

Вообще уследить за всеми нашими туристами могла только Лара. Все пятьдесят шесть человек были внесены в ее список, и я видела несколько раз, как во время ужина или завтрака она пересчитывала нас глазами, примерно как делают воспитатели детских садов. Она следила, чтобы никто из нас никуда не опоздал, нигде не потерялся и не заболел.

Итак, мы отправились в ресторан. Я лично выбрала согласно рекомендациям Лары морепродукты.

— Мясо надо есть во Флоренции, а в городах, стоящих на морском берегу, вроде Неаполя и Рима, стоит попробовать свежие креветки, кальмары и мидии, — объяснила она.

У меня чуть не потекли слюнки.

— Почему нас не возят на автобусе? — возмущался хромающий на обе ноги толстяк. — Такие расстояния пешком пройти не каждому под силу!

— На большинстве улиц Рима действует запрет для проезда любого транспорта, кроме личных автомобилей и мотоциклов. Чтобы проехать на автобусе, надо брать специальный пропуск. Он стоит дорого, и его трудно получить. Так сохраняется исторический центр, — ответила ему Лара.

С этим было не поспорить, и мы пешком все-таки притопали в ресторан. Когда я спускалась по лестнице вымыть руки, ноги у меня гудели не хуже, чем у марафонца.

«Нежные люди эти римляне, — думала я. — Все-то у них древнее, хрупкое, ценное… А у нас в Москве — раз, два! «Зарядье» сломали, гостиницу построили. Она тридцать лет простояла — громадный срок, пора ломать! На месте храма вырыли бассейн, через двадцать лет его засыпали, опять построили храм! Колизей, правда, тоже был возведен не в поле, а на территории бывшего дворца Нерона, но он простоял все-таки больше тысячи лет, а после разрушения и восстановления возраст его скоро перевалит уже за вторую тысячу. Отчего бы не построить и на его месте громадный стадион? Прибыль бы приносил несоизмеримо большую, чем сейчас. А то стоит махина без дела, и бродят по нему только туристы да кошки. У нас не так. Все для людей. Джипы и трамваи, автобусы и рефрижераторы прутся прямо по историческим местам, потому что пешком ходить далеко, да и некогда. Русские — люди свободолюбивые! На чем хотят, на том и ездят! Где хотят, там строят! Что им Италия? Какой такой Рим? Несчастных пятьдесят человек вывезти из ресторана не могут — нужно специальное разрешение! Сплошная экономия и бережливость. Императорам и тем жалко было себе новые памятники ставить! Старым памятникам головы отрубали — новые присобачивали! Позор! Уж у нас если рушить, так под корень! До основанья! И уже после этого войти в Европу. И всем показать, что такое настоящая свобода!»

Пока я так иронизировала сама с собой, все уже уселись за специально накрытые для нас длинные столы. Официанты быстро ходили по проходам и собирали информацию.

— Ку-ра? — спрашивали они наших туристов. — Каль-ма-ре?

Большинство выбрали «куру». Может быть, потому, что очень проголодались с утра и боялись не наесться морепродуктами, а может быть, дичь больше по вкусу нашему человеку. Я попросила «кальмаре» и белое вино по совету Лары. Толстяк заказал к курице пиво, а возлюбленная предпочла мороженое. Спутник же ее из солидарности с ней и назло Ларе выбрал красное вино. Вообще же ресторан на нас не произвел приятного впечатления. Скорее он был похож на столовую среднего пошиба. Правда, в других залах столики стояли, как во всех приличных местах, по отдельности и даже были украшены цветами и уютными лампочками под шелковыми оранжевыми абажурами, но то помещение, где посадили нас, явно оставляло желать лучшего. Впечатление было такое, что для нашей группы в спешном порядке освободили старый склад или подсобный подвал. Официанты тоже не отличались обычной для итальянцев расторопностью и весельем. Лица у них были напряженные, усталые, и торопливость, с которой они пытались разнести блюда, была не похожа на обычное желание персонала поскорее накормить и ублажить уставших туристов.

Однако то, что оказалось у меня на тарелке, вскоре поглотило все мое внимание и, по совести, оказалось выше всяких похвал. Таких свежих, сочных, толстенных кальмаров я никогда не ела в родной стране. Очевидно, все дело было в том, что к нам на кухню кальмары поступают в мороженом виде, а эти еще несколько часов назад плавали в море.

Я искренне наслаждалась едой, чего совсем нельзя было сказать о моих спутниках. Кто-то со странным видом все-таки ковырял вилкой, а большинство, отодвинув тарелки в стороны, морщили носы и жаловались, что курица несвежая, а грибную подливку страшно взять в рот, такая она одновременно кислая и соленая.

— Так скажите об этом Ларе! — предложила я.

Но Лара, как назло, куда-то запропастилась, и жаловаться было некому. У меня настроение тоже было испорчено сложившейся ситуацией. Кому приятно радоваться в одиночку, если рядом с тобой сидят голодные люди? Я быстро выпила свой бокал вина. Меня не обманули и с «Дольче вита». Вино в самом деле было превосходно на вкус. Остальные же мои соотечественники несолоно хлебавши потащились в гостиницу. Когда я выходила, юная возлюбленная еще с брезгливым видом ковыряла ложечкой мороженое, а ее спутник сотрясал воздух рассуждениями о том, что к нам относятся хуже, чем к свиньям, но его никто не слушал и никто ему не отвечал. Официанты с такими же злыми лицами уносили тарелки с едой, а мне было наплевать на его сентенции. К тому же такой неприятный случай произошел с нами впервые.

С утра голодные экскурсанты набросились на Лару. Сначала она выслушала наши претензии довольно холодно.

— Не может быть! — сказала она. — Ни у кого и никогда не было претензий к этому ресторану. Возможно, вам просто не понравился специфический вкус оригинальной подливки?

Но когда жалобы туристов приняли массовый характер, она аккуратно записала что-то в своей книжечке и кротким голосом сказала, что все выяснит.

— А! Рука руку моет! — с глубокомысленным видом изрек толстяк и поведал собравшимся, что он, бедный, был вынужден поздно вечером идти в супермаркет за колбасой. Девчонки-подружки в ответ на его слова дружно заржали, а влюбленная парочка с ехидцей поинтересовалась у Лары, могут ли они рассчитывать, что всех нас накормят хотя бы сегодня, или надо идти искать пропитание самостоятельно.

— Я все улажу! — терпеливо повторила Лара.

Тут к нашей гостинице подъехал автобус с красными боками, и все ринулись занимать места, чтобы ехать на осмотр очередных достопримечательностей. Вечером Лара, как всегда, назвала нас «господами» и пригласила ужинать.

— Господ прокисшей подливкой не кормят! — Возмущению туристов не было предела.

Лара спокойно и хладнокровно обвела всех своими выпуклыми голубыми глазами.

— Я имела разговор с хозяином ресторана, — сообщила она. — Он лично приносит всем свои извинения.

— Подумаешь, она имела разговор! — фыркнули подружки.

— Извинениями сыт не будешь! — возмущенно замахал руками вынужденный покупать колбасу толстяк, а его дамы поддакнули ему нестройным визгливым хором.

Больше Лара нам объяснять ничего не стала, подняла повыше розовый бант на тонкой указке и повела нас гуськом на другую сторону улицы. Единственный мотоциклист, которого в этот момент угораздило оказаться перед нами, без всяких внешних признаков неудовольствия терпеливо ждал, пока мы, пятьдесят с лишним человек, не торопясь и разинув рты, перетащимся через узкую улицу.

Вскоре мы оказались у ресторана, уверенные, что Ларины успокаивающие слова не более чем отговорка и нас снова надуют — еще хорошо, если обойдемся без расстройства желудка. С таким настроением мы миновали знакомый уже вход и направились к нашему подвалу, стараясь не смотреть в сторону красиво убранного основного зала. Но к нашему удивлению, в подвал нас не повели. Официанты выстроились в проходе, преграждая дорогу. Лара осталась сзади, пересчитывая всех по головам, и мы не сразу поняли, что приятный рокот итальянских приветствий — приглашение пройти в основной зал. Перед нами были совсем другие люди. Их лица светились улыбками доброжелательности, никаких признаков холодности и неудовольствия не было и в помине. Нас рассадили, словно дорогих гостей. Так и казалось, что сейчас откуда-нибудь из динамиков грянет туш. На середину зала вышел пожилой смуглый человек в белом пиджаке и черном галстуке-бабочке. Он сделал взмах рукой, показывая, что будет сейчас говорить. Лара подошла к нему и встала рядом, приготовясь переводить. Человек начал свою речь. Он говорил эмоционально, и лицо его выражало то искреннее негодование, то вдруг становилось огорченно-просительным.

— Этот господин — хозяин ресторана, — объявила Лара. — Он вышел, чтобы публично попросить у вас прощения за произошедший вчера инцидент. Он говорит, что утром уволил вчерашнюю бригаду официантов, и объясняет произошедшее тем, что вчера его самого не было в ресторане, а набранная им недавно команда из бывшей Югославии не оправдала его надежд. В отсутствие хозяина эти люди решили сделать свой бизнес — открыли подвальное помещение и использовали его как дополнительный зал для туристов. Выручку же из основного зала прикарманили.

В этом месте хозяин поднял глаза к небу.

— Боже, зачем ты посылаешь мне таких людей? — невозмутимо перевела Лара. — Сегодня он устраивает для вас праздничный вечер! Этим он хочет загладить свою вину и не допустить разрыва контракта с туристической фирмой, который немедленно последовал бы по моему настоянию.

Человек в белом пиджаке взял руку Лары и с молящим видом приложил ее к своему сердцу.

— Поэтому сегодня все напитки и дополнительные блюда для вас подаются бесплатно! — закончила Лара с большим достоинством и аккуратно отняла от груди хозяина свою руку.

Мы все захлопали. Честно скажу, такого количества вина я не пила еще никогда в своей жизни! «Дольче вита» лилась рекой, я опять ела так понравившиеся мне кальмары, а другие — телятину, пиццу, лазанью, курицу в знаменитом грибном соусе и тающие во рту сладкие пирожки и мороженое. Лара же, как это бывало почти всегда, не принимала участия в пиршестве. Убедившись, что мы заняты едой и не нуждаемся больше в ее присутствии, она исчезла. Мы развлекались без нее как могли, хозяин лично подходил к каждому и спрашивал, нет ли каких претензий, и никто из нас не подумал, что мы получили халявный банкет исключительно благодаря железной руке Лары.

— Трудно было объясняться с хозяином? — на следующий день спросила я ее.

— Итальянцы — разумные люди, — ответила она. — Они дорожат всеми заключенными контрактами. Трудно было убедить хозяина, что его обманули официанты. Пришлось провести маленькое расследование. А когда хозяин понял, что выручку за вечер те прикарманили, он испугался, что его могут заподозрить в сговоре. Укрывательство от налогов в Италии хуже разрыва любых контрактов.

Наши туристы обсуждали произошедшее еще пару дней.

— Подумать только, он надел белый пиджак и бабочку, чтобы попросить у нас прощения! Где это такое увидишь в Москве? — щебетали девчонки.

— Заграница, блин! — глубокомысленно заметила теща толстяка.

— А мне жалко тех уволенных официантов! Здесь, в Италии, так плохо с работой! На что они теперь будут жить? — пропела юная влюбленная, отрываясь от обыденных поцелуев, и я заметила про себя, как уже неоднократно замечала раньше, что в состоянии любви человек становится добрее.

— Не надо было кормить нас испорченными продуктами! Хорошо еще, что мы все не угодили в больницу! — назидательно провозгласила Лиза, подводя итоги дискуссии.

А меня почему-то больше всего интересовало, куда Лара исчезает по вечерам. Я как-то осторожно ее об этом спросила. Ответ прозвучал весьма буднично. Она рассказала, что у нее есть небольшая квартира в Риме, в прелестном месте, и она предпочитает ночевать дома, если не едет с туристами куда-нибудь в другие города. Фирма бронирует ей место в гостинице вместе с туристами, но даже если утром приходится очень рано вставать, Лара все равно уезжает домой. Фирма не возражает, потому что таким образом экономит на ее номере, зато Лара всегда должна находиться в пределах мобильной связи и в любое время приехать своим ходом по надобности туристов.

— У вас, наверное, есть собака или кошка? — спросила я, ибо только так могла объяснить Ларину привязанность к дому.

— Нет, — ответила она. — Но у меня есть маленький балкончик, на котором в горшке растет деревце. Не у всех в Риме есть такая привилегия. Лоджии, террасы или простые балкончики, как у меня, очень ценятся. И хотя квартирная плата очень высокая, — вздохнула она, — я не могу от него отказаться! Поэтому, когда работаю с туристами в Риме, всегда возвращаюсь к себе. А уж когда уезжаю, деревце поливает соседка.

И я поняла, что она не обманывает меня и что действительно небольшое деревце в горшке является тем магнитом, который притягивает ее.