Часть вторая
Трикс интригует
1
Великий Визирь Аблухай слыл покровителем искусств, знатоком живописи, ценителем музыки, поклонником скульптуры, исследователем архитектуры, другом ремесел и светочем знаний. В этом, конечно, нет ничего необычного, за исключением того, что Аблухай и впрямь покровительствовал искусствам, разбирался в полотнах старых и новых мастеров, обожал музыку народную, камерную и оперную, не пренебрегая, впрочем, авторскими песнями под дутар, обожал древние статуи (особенно изображающие прекрасных обнаженных девушек), мог на память перечислить все красивейшие здания Самаршана и королевства, ценил искусную работу мастеров-краснодеревщиков и ювелиров, а также издал указ о непременном обучении грамоте и счету всех детей мужского пола, изъявивших к тому желание.
Потому нет ничего удивительного, что все люди творческие и жаждущие признания (а также золота и серебра) съезжались в Дахриан со всех концов света. Даже суровые мастера варваров, режущие из моржовой кости и минотавровых рогов священные амулеты, порой посещали Дахриан. Даже гномы иногда посылали своих кузнецов преподавать на факультете Ковки и Литья. Даже высокомерные эльфы однажды приняли участие в певческом турнире, после которого несколько десятков человеческих певцов со стыда сменили профессию.
Трикс к искусству относился с подобающей аристократу и магу снисходительностью. Конечно, чтобы соорудить магическую башню или самый простенький дворец, надо знать архитектуру, да и менестреля послушать на пиру всегда приятно. Но тратить на любование танцами или разглядывание картин целые дни? Удивительно скучное занятие!
– Главное, чтобы Великого Визиря не обуяла жажда творчества, – озабоченно сказал Сутар по пути.
– А это как?
– Ну, если Великий Визирь будет увлечен картинами – он может попросить вас нарисовать свой вопрос. Если танцами – то станцевать его. Видишь ли, юноша, визирь благоволит к тем, кто разделяет его увлечение искусствами…
– Главное, чтобы он сейчас не был увлечен ваянием из мрамора, – сказал Трикс. – А то я вопрос буду задавать несколько месяцев…
Вслед за шутом Трикс и Иен прошли длинными коридорами, распугивая своим появлением охранников и слуг. Сутар явно пользовался во дворце авторитетом. Поднявшись по широкой мраморной лестнице, они вошли в резную дверь и оказались в небольшой, уютно обставленной ложе, нависающей над полутемным театральным залом. Занавес на сцене был задернут, публика в зале – по большой части люди артистической наружности – что-то обсуждала, лакомясь жареными подсоленными зернами кукурузы. В ложе на широком мягком диване развалился пожилой мужчина в длиннополом халате – сухонький, с быстрыми умными глазами, в простом белом тюрбане, украшенном одним-единственным изумрудом, но крупным и чистым, сияющим, будто зеленый фонарик. Столик рядом с диваном был, как положено, завален фруктами и сладостями.
– Антракт, нам повезло, – прошептал Сутар. Склонился перед человеком и произнес: – А вот и я, Великий Визирь! Твой верный старый шут и наперсник!
Визирь кивнул и произнес:
Твой приход, как халва и шербет, шут Сутар.
Я вниманьем твоим обогрет, шут Сутар.
Что причиною этого служит визита?
Говори же, я жду твой ответ, шут Сутар.
Полагаю, волшебник, что дружен с драконом,
К нам пришел для ученых бесед, шут Сутар?
Шут с тревогой оглянулся на Трикса. И тот понял, что ему предстоит испытание. Судя по всему, визирь говорил знаменитыми самаршанскими казелями.
Выступив вперед, Трикс вежливо поклонился. И сказал:
Ты мудрец и хранитель искусств, Аблухай,
Всем известен отличный твой вкус, Аблухай.
Я уверен, что мудрость в делах государства
Исцелит мою тяжкую грусть, Аблухай.
Я хотел бы поведать, о чем я тревожусь,
И услышать ответ твоих уст, Аблухай.
– Хм, – сказал визирь. – Конечно, рифмы весьма вольные, но когда ты начал со слова «искусств», я вообще ничего хорошего не ожидал. Ты занимаешься стихосложением?
– Я в стихах очень слаб, признаюсь, Аблухай… – начал Трикс.
– Довольно, довольно. Говори прозой. – Визирь сел на диван и с любопытством осмотрел Трикса. – А второй мальчик – Иен, как я понимаю? Тот, которого ты купил на рынке рабов за перстень любезного короля Маркеля? Он не понимает по-самаршански?
– Нет, не понимаю, – вздохнул Иен.
Визирь засмеялся:
– А на каком языке ты мне отвечаешь? Все понятно, драконы и с тобой поговорили… Я слушаю тебя, Трикс Солье.
– О, мудрый Аблухай… – Трикс еще раз поклонился. – Мне кажется, ты прекрасно знаешь все, что я хотел сказать.
– Работа такая, – вздохнул визирь. – Совсем лишен радости неожиданных встреч и разговоров. Будешь шербет?
– Буду. – Трикс, повинуясь кивку визиря, сел на низенькую табуретку напротив дивана. – Досточтимый Аблухай, пусть тебе известны все мои вопросы, но я не знаю ответов…
– Ответы… – вздохнул Аблухай. – Хорошо. Ответы мои будут: да, да, нет, да.
Трикс глотнул шербета и задумался. Потом признался:
– Без вопросов непонятно.
– Вопросы твои, мальчик, были бы такими, – вздохнул Аблухай. – Намерен ли я сражаться с Прозрачным Богом? Понимаю ли я, что помощь витамантов опасна? Готов ли я сменить помощь витамантов на помощь короля Маркеля? Выполню ли я то, что витаманты потребуют за свою помощь?
– А мне кажется, что лучше были бы ответы да, да, нет, нет, – сказал Трикс. – Что-то мне подсказывает, что все остальное от лукавого.
– Я не могу давать волшебникам лживых клятв, – покачал головой визирь. – Если расплатой за победу будет война с его величеством Маркелем, то будет война. Мне очень жаль.
Трикс мрачно смотрел на пустую сцену. Народ в зале рассаживался по местам. Начала играть тихая музыка.
– Посмотришь представление? – любезно поинтересовался Аблухай. – Занимательная история. Уверен, что она тебе понравится.
– Значит, все зря? – тихо спросил Трикс. – Значит, я зря приехал в Самаршан?
– Ты можешь предложить мне какой-то другой выход? – спросил визирь. – Нет? Тогда давай смотреть пьесу. Кстати, она называется «Подвиги Любви, или Морские Приключения Юного Мага».
Что-то знакомое почудилось Триксу в названии. Нет, пьесы такой он не видел, но что-то шевельнулось в памяти…
Занавес медленно разошелся.
На сцене возвышался корабль. Точнее – нос корабля. На носу корабля стоял незнакомый безусый юноша, козырьком прижимая ко лбу ладонь и вглядываясь в зал. А за ним стояли…
– Бамбура! – потрясенно воскликнул Трикс. – Шараж… Хорт… Майхель…
Еще среди актеров стоял маленький мальчик, который, очевидно, изображал Халанбери, а у его ног сидел белый песик Альби.
– Это же мы на корабле! – прошептал Иен.
– Презренные витаманты близятся! – тонким голосом воскликнул юноша, играющий Трикса. – Я обращу всю свою могучую магию против их белого колдовства. Вы же, друзья, поддержите меня силой своего оружия!
– Сразимся и победим! – воскликнул Майхель, выдвигаясь вперед. К удивлению Трикса, директор театра был облачен в побрякивающие доспехи и вооружен мечом. – В этом клянусь тебе я, славный рыцарь Паклус!
– И я, могучий варвар Хорт! – сказал Шараж.
– И я, горец Шараж! – поддержал его Бамбура.
– И я, капитан Бамбура! – заявил Хорт.
– Ничего не понимаю! – признался Трикс. – Это ведь на самом деле было!
Великий Визирь кивнул и промолвил:
– Я знаю.
– Но почему они изображают не самих себя? – спросил Трикс.
– И где я? – возмутился Иен.
– Ну, оруженосец Иен пал смертью храбрых в середине первого акта, – пояснил Аблухай. – Все в зале рыдали. Его, видишь ли, изображал тот же юноша, что играет Трикса. Поэтому они вместе не появлялись.
– Я? Пал? – обиженно сказал Иен.
– А играют они не себя, а роли, – продолжал Аблухай. – В этом великая сила искусства, друзья мои. Видимо, Шараж лучше справляется с ролью варвара, а варвар прекрасно изображает капитана.
На сцене меж тем начала появляться корма другого корабля. Слышно было поскрипывание блоков, тащивших декорации по сцене.
– Ах… меня поразила магия… – простонал Бамбура, то есть Хорт, и рухнул за корабль, скрывшись из глаз.
– Такого не было… – сказал возмущенный Трикс.
– Но должен же кто-то играть злого витаманта Гавара? – усмехнулся визирь.
– Хотел бы я посмотреть сейчас на его физиономию! – сказал Трикс.
– А ты посмотри, – предложил визирь. – Он в зале, в первом ряду. Я испытал огромнейшее удовольствие, когда узнал, что именно Гавар приехал вести переговоры.
Трикс вздрогнул. И подумал, что Великий Визирь чем-то напоминает ему короля Маркеля, но куда сильнее – неприметного министра тайной канцелярии. Аблухай, похоже, знал все и даже немного больше.
И вряд ли стоило сочувствовать покровителю искусств, что он вынужден еще и править вместо излишне доброго султана. Визирь прекрасно совмещал одно с другим.
А еще Трикс понял, что добрый султан остается на троне не только из-за мягкосердечия визиря, но и по причине его практичности.
– О чем-то задумался? – ласково полюбопытствовал Аблухай.
На сцене тем временем появился Гавар, то есть Хорт, изображающий Гавара. И принялся размахивать черным мечом.
– Скажи, о мудрый Аблухай, что я должен сделать, чтобы вы не пошли на союз с витамантами и не стали воевать с нами? – спросил Трикс.
– То, что ты должен сделать, не равно тому, что ты сделать можешь, – небрежно ответил визирь.
– И все-таки?
– Войско Прозрачного Бога движется к столице. Через три дня оно встанет у наших стен, и вожди племен потребуют созвать совет старейшин. Если султан не послушается приказов совета – Прозрачный Бог сместит его и сам станет султаном. – Визирь помолчал. – И пойдет войной на ваше королевство. Если я призову в бой драконов и воспользуюсь помощью витамантов – мы можем одолеть Прозрачного Бога. И тоже пойдем войной на королевство.
Трикс ждал.
– Сделай так, чтобы Прозрачный Бог не дошел до столицы, – просто сказал визирь. – Уговори его. Победи его. Обмани его. Убей его. Как угодно. И тогда я отправлю Гавара прочь, отпущу драконов и не стану воевать с вами.
– Я смогу это сделать? – спросил Трикс. На сцене тем временем «Гавар» сражался с парнишкой, изображавшим Трикса.
– Нет, – ответил Великий Визирь.
– Тогда мне придется это сделать, – сказал Трикс. – Я принимаю твое предложение, Великий Визирь Аблухай.
– По рукам! – торжественно ответил визирь. – Я готов оказать тебе всю необходимую помощь. В пределах разумного. Транспорт, оружие, деньги…
Трикс вздохнул. Он знал, что когда высокие особы произносят «в пределах разумного», то следует проявить разумную скромность. Можно просить верблюда, но не ездового дракона, хороший меч – но не какую-нибудь древнюю волшебную саблю, полный кошель серебряных динаров – но не сундук с золотом.
– Да, это пригодится… – признал он.
– Я попрошу драконов отнести тебя в то место, где ты решишь встретиться с Прозрачным Богом, – сказал визирь. – А также дам тебе старинную заколдованную саблю великого воина, которая любого делает мастером фехтования, и сундучок, в котором кое-что звенит. – Визирь тепло улыбнулся и на всякий случай пояснил: – Чудным золотым звоном!
После этих слов Трикс занервничал. Если «помощь в пределах разумного» так велика, то его поступок совершенно неразумен.
– Ты можешь передумать, – добавил визирь.
– Нет, – гордо отказался Трикс и уставился на сцену. Там как раз падал за борт «витамант Гавар» – прямо в кучу мусора, изображающую морской ил. – А где настоящий Гавар?
– В первом ряду, по центру, – подсказал визирь.
Трикс настороженно уставился на зал. И удивленно воскликнул:
– Он… он смеется! И аплодирует!
– Конечно, – кивнул визирь. – Умный человек не станет негодовать и ругаться, если его высмеивают и выставляют в дурном свете. Он либо рассмеется, как будто ему нипочем насмешки, либо сделает вид, что говорили не о нем.
– Это очень умно, – признался Трикс. – Когда я стану герцогом, я не забуду об этом!
– Ну, для нас, герцогов, визирей и прочих королей, часто существует еще один выход, – заговорщицким шепотом сказал визирь.
– Какой?
– Закопать насмешника в песок. Ну или отправить на болота, выпаривать соль, так полезнее для государства.
Трикс кивнул.
– У нас соляных болот нет. Соль на берегу моря добывают, но это хорошая работа, выгодная, не для каторжников. А преступников – по-разному. На севере отправляют лес валить, на востоке – руду добывать, на западе – камень тесать, на юге – каналы рыть.
Визирь уважительно кивнул:
– Многоукладность экономики – благо для государства… Но ты, наверное, хочешь встретиться со своими друзьями-актерами? Пьеса уже заканчивается, сейчас начнутся поклоны…
Трикс понял, что его вежливо выпроваживают.
– Да, Великий Визирь! Только…
– Только тебя смущает Гавар в зале, – понимающе сказал визирь. – Понимаю. Но рыцарь-маг Гавар – разумная нежить, не зря служит послом по щекотливым делам. Нападать на моих гостей в Самаршане очень невежливо, Гавар это знает. А ты мой гость, – с этими словами визирь запустил руку в карман халата и достал маленькую серебряную брошь, изображающую домру (а может быть, лютню – Трикс был не силен в музыке) на фоне барабана. – Приколи к одежде, и всем станет ясно, что ты под моей защитой.
Трикс поклонился и взял значок. Покосился на Иена.
– Да, ты прав, – согласился визирь, вручая Иену второй значок. – Я как-то не подумал.
* * *
Несмотря на обещание Великого Визиря, Трикс вовсе не рвался попасться Гавару на глаза. Сутар, вызвавшийся их проводить, похоже, понимал это. Поэтому они прошли не через зал, а окольными коридорами, и оказались сразу за кулисами. Актеров там пока не было, судя по шуму аплодисментов, они сейчас раскланивались перед зрителями.
– Я даже волнуюсь, – признался Трикс. – Может, они уже и забыли про наши приключения?
Иен присвистнул и покрутил пальцем у виска:
– О чем, о чем забыли? О том, что только что изображали на сцене?
– Юноша прав, – неожиданно поддержал Трикса Сутар. – Людям творческим свойственно верить в свои выдумки больше, чем в правду. Я полагаю, что ваши реальные приключения и пьеса сейчас перемешались у достойных актеров в голове, как неудачный плов, где рис слипся с мясом и морковью. Но грустить об этом не стоит – поверьте, в их воспоминаниях вы теперь еще большие герои, чем были на самом деле.
В этот момент из-за кулис появился Бамбура, изображавший Шаража. В руках он сжимал длиннющий горский кинжал и целую охапку цветов, которые накидали ему зрители. Судя по мечтательной улыбке, зрители были большей частью дамами и глядели на Бамбуру благосклонно.
– Бамбура! – воскликнул Трикс.
– Трикс! – завопил Бамбура, в порыве чувств раскрывая объятия. Цветы посыпались на пол, вместе с ними полетел и тяжелый кинжал, ударивший Бамбуру по пальцам правой ноги – к счастью, рукоятью. – А! – завопил Бамбура и запрыгал на левой ноге.
На шум со сцены прибежал Майхель, размахивая мечом – и в неразберихе заехал им Бамбуре по уху. Но Бамбуре повезло: в отличие от настоящего кинжала меч был деревянным, выкрашенным серебристой краской.
– О! – вскричал Бамбура, прижимая руку к уху и продолжая прыгать на одной ноге.
На шум примчался белый песик Альби. Он не лаял, он несся грозно и бесшумно, как маленькая молчаливая смерть. К сожалению, немолодой возраст не добавил песику ни ясности взора, ни чуткости нюха. Не разобравшись, что происходит, он молча кинулся на пляшущее чудище, в котором не опознал хозяина, и вцепился в травмированную ногу.
– И! – взвыл Бамбура, больше от обиды, чем от боли.
Следующим, как и следовало ожидать, появился Шараж, обряженный в Хорта. Он кинулся к другу, но вполне закономерно не удержал и выронил непривычный для него молот варвара, чудом избежал повторения истории с Бамбурой и кинжалом (тяжеленный молот легко расплющил бы ему ногу), но зато запутался ногами в рукояти молота и упал, в падении сбив Бамбуру.
Выбежавшие вслед за ним юноша, изображавший Трикса, и мальчик, изображавший Халанбери, увидели ворочающийся ком, из которого торчали руки, ноги и поломанные цветы, переглянулись – и, не сговариваясь, кинулись в кучу-малу, слепо колотя куда попало. «Братья», – понял Трикс, оценив слаженность их действий.
– Что это, Трикс? – в ужасе воскликнул Иен.
Трикс вздохнул и успокаивающе сказал:
– Это театр, Иен. Все в порядке. Это театр.
Через несколько мгновений актеры все-таки сообразили, что происходит. Куча-мала рассыпалась, Бамбура, Шараж и Майхель крепко стиснули Трикса в объятиях. Мальчишки-актеры смущенно отошли в сторону. Альби носился вокруг кругами и рычал.
– Ты приехал на наше представление? – восхищался Бамбура. – Трикс, я всегда знал, что в тебе живет ценитель искусств!
– Это мои племянники, – представлял юных актеров Майхель. – Песя и Нися. Как у нас дела в гору пошли, так я их пристроил по актерскому делу…
– Ты вырос и возмужал! – кратко приветствовал Трикса Шараж.
Кулисы дрогнули, и к ним присоединилась рослая фигура в черных доспехах.
– Как я рад тебя видеть! – воскликнул Трикс, бросаясь к изображавшему витаманта Хорту. – Ух ты… ты выглядишь точь-в-точь… ты… даже пахнешь как…
Фигура хранила молчание. Трикс с дрожью разжал объятия, чувствуя под ладонями не фанеру и картон, а холодный черный металл, и попятился, пока не уткнулся спиной в Майхеля. Шараж нагнулся и мрачно подобрал боевой молот.
– Я тоже рад тебя видеть, – проскрежетал рыцарь-маг Гавар. – Как и вас всех, господа… артисты…
Повисла мертвая тишина. Потом Бамбура гордо сказал:
– Не артисты, а актеры!
За спиной Гавара появился Хорт. Оценив обстановку, поднял меч и начал медленно подходить к витаманту со спины.
– Ты надеешься оглушить меня этой палкой, северянин? – презрительно спросил Гавар, даже не оборачиваясь. Хорт пристыженно опустил бутафорское оружие.
– Что тебе надо, Гавар? – спросил Трикс, покосившись на Сутара. Присутствие шута придавало ему храбрости.
– Ничего, – насмешливо ответил Гавар. – Как я вижу, все здесь собравшиеся – гости любезного визиря Аблухая. А в Самаршане гости не затевают ссор. Не так ли?
– Тогда убирайся! – радостно сказал Иен.
Гавар мимолетно посмотрел на него сквозь забрало:
– Не советую грубить, оруженосец. Ты ведь не всю жизнь собираешься провести в этих песках.
Иен надулся, гневно сверкнул глазами, но замолчал.
– Я пришел к вам не сражаться и не вспоминать былые обиды, – продолжал Гавар. – Хотя, конечно, я был бы не прочь взять за горло одного гадкого мальчишку и хорошенько объяснить ему, что это такое – брести в вечной тьме по океанскому дну…
– Попробуй возьми! – яростно воскликнул Трикс. – Я победил тебя в справедливом поединке!
– Ты-то тут при чем? – неожиданно ответил Гавар. – Ты мой враг, но мы честно сражались магией, и неизвестно еще, кто бы победил! Я говорю о маленьком бастарде, который скинул меня за борт подлым броском боевого молота!
Трикс от удивления разинул рот.
– Да ты ума лишился, витамант! – воскликнул Бамбура. – Ему десять лет! А его молотом и гвоздя-то не забить! Если люди узнают, что ты объявил своим врагом сопливого мальчишку, – над тобой будут хохотать от северных гор и до южных морей!
Гавар примиряюще поднял руку:
– Постойте. Маленького негодяя все равно здесь нет. Будь он тут, все повернулось бы по-другому, но… А с вами я готов пойти на компромисс.
– Компромисс? – заинтересовался Майхель.
– Какова ваша цель в Самаршане?
– Дать представления, денег заработать, – пожал плечами Майхель.
– Мир посмотреть, – ответил Бамбура.
– Остановить Прозрачного Бога, – признался Трикс. Актеры с удивлением повернулись к нему.
– Вот это правильный ответ, – удовлетворенно сказал Гавар. – Ваш юный маг, как я понимаю, послан сюда с тайной миссией королем Маркелем и капитулом магов…
Во взглядах актеров появились восхищение и трепет. Бамбура прошептал:
– «Миссия в пустыне, или Тайна Прозрачного Бога…» Ого! Внушает!
Трикс подумал мгновение и решил не спорить с витамантом.
– Вы все, полагаю, тоже здесь с этой же целью, – продолжал Гавар. – И не надо этих фальшивых объяснений про гастроли и деньги, я закручивал интриги и похлеще, когда вас еще не было на свете… Так вот, обстоятельства таковы, что Хрустальные острова готовы выступить вместе с королевством. Наша главная цель – уничтожить Прозрачного Бога, и ради этого мы готовы идти на любые союзы.
Стоящий в сторонке Сутар хмыкнул и задумался.
– А мне казалось, – недоверчиво сказал Трикс, – что вы хотите стравить королевство и Самаршан, попутно уничтожив Прозрачного Бога, а затем завоевать весь мир.
– Ну, в дальней перспективе так оно и есть, – согласился Гавар. – Но мы можем и подождать, время для нас – ничто. Раз уж Маркель в курсе и отправил сюда своих агентов, то концепция изменилась. Пожмете ли вы протянутую руку дружбы? Согласитесь ли вместе сразиться с Прозрачным Богом?
Все взгляды устремились на Трикса, и он с ужасом понял, что решать придется ему.
– Тогда давай условимся, – сказал Трикс, – что мы не будем чинить друг другу вреда явного и неявного, устраивать помех и ловушек, предавать и обманывать…
– До тех пор, пока мы находимся в Самаршане, – уточнил Гавар.
– И что целью нашей является победить Прозрачного Бога, причем победить – не обязательно означает убить, достаточно удержать его от захвата власти в Самаршане и войн с королевством… и с Хрустальными островами…
– Но это должна быть надежная победа, которая удовлетворит всех нас, – добавил Гавар.
– И после этого мы не будем связаны друг с другом никакими обязательствами, – сказал Трикс.
– И не сочтем наш временный союз основанием для каких-либо далекоидущих выводов, – кивнул Гавар.
– А также ты откажешься от мести Халанбери!
Гавар секунду помолчал, потом кивнул:
– А театр Майхеля прекратит выступать с пьесой «Подвиги Любви, или Морские Приключения Юного Мага»! Точнее… будет еще одно, и только одно, представление, но я расскажу об этом позже.
Майхель вздохнул и почесал затылок.
– Да! – сурово сказал Хорт.
– Что ж, скрепим нашу клятву рукопожатием и поцелуем! – сказал Гавар.
– Нет уж, давай только рукопожатием! – с испугом ответил Трикс.
Гавар расхохотался и протянул закованную в кольчужную перчатку ладонь. Трикс помедлил секунду, а потом крепко пожал руку витаманта.
– Будем надеяться, что это пойдет на пользу всем нам! – стараясь быть как можно дипломатичнее, произнес Трикс.
– Вообще-то я полагаю, что больше всего это пойдет на пользу Великому Визирю Аблухаю, – насмешливо сказал Гавар. И посмотрел на Сутара: – Не так ли, шут? Именно так вы и замыслили?
– Ну что вы, – сказал шут. – Аблухай – добрый друг искусств и мирный человек. Он совершенно чужд придворных интриг.
– О, как и все мы! – кивнул Гавар. – Как и все мы…
Майхель, напряженно о чем-то размышлявший, внезапно с недоумением воскликнул:
– Господа, а как мы-то оказались во все это замешаны? Что мы теперь должны делать? И кто такой этот Прозрачный Бог, о котором они говорят?
– Это самый могущественный волшебник в мире, – ответил Гавар. – Поэтому мы, витаманты, готовы идти на любой союз, чтобы остановить его. Замешаны вы во всем этом, потому что оказались в ненужное время в ненужном месте. Что же касается наших планов… вы готовы меня выслушать?
– Да, – ответил Трикс. У него начало складываться ужасное ощущение, что все идет так, как задумали Великий Визирь и хитрый шут, а еще – как задумал коварный витамант. А вот он, Трикс, просто плывет по течению…
– В том, что нам удалось узнать о Прозрачном Боге, – сказал Гавар, – очень много лжи, а еще больше – догадок и фантазий. Но одно несомненно. Алхазаб колдует быстро. Очень быстро. Пока противостоящие ему волшебники только-только успевают начать свои заклинания, он уже чувствует это – и наносит смертельный удар. Поэтому нам надо напасть на Прозрачного Бога так, чтобы он до самого конца не понял, что на него нападают.
– Ночью, во сне? – предположил Шараж.
– Опоить его? – спросил Майхель.
– Отправить к нему дюжину прекрасных невольниц, от вида которых он забудет обо всем! – предложил Сутар.
Витамант покачал головой:
– Нет, нет и нет! Все это слишком банально. Я предлагаю, чтобы сегодня же вечером этот театр отправился в оазис Джем-был, где отдыхает перед наступлением на Дахриан армия Прозрачного Бога. И там театр выступит… в последний раз!.. с представлением «Подвиги Любви, или Морские Приключения Юного Мага». Причем на этот раз играть вам будет проще. У вас появятся новые исполнители на роли юного мага Трикса и прославленного рыцаря-чародея Гавара.
Актеры озадаченно переглянулись.
Потом Бамбура сказал:
– Ага!
Майхель почесал затылок, крякнул, но ничего не сказал.
Сутар восхищенно всплеснул руками:
– Какая чудесная мысль! Какая изящная интрига! Поглощенный пьесой Прозрачный Бог и не заподозрит, что на сцене не актеры, а два настоящих волшебника! И пока они будут сплетать из слов страшные боевые заклинания, проклятый завоеватель ничего не предпримет… до самого конца, когда эти заклинания обрушатся ему на голову!
– Совершенно верно, – кивнул Гавар. – Идея именно такова.
– Если Прозрачный Бог будет повержен, – продолжал Сутар, – то его армия в панике разбежится, а прихлебатели поспешат присягнуть на верность султану. О да! Но что, если он все-таки поймет, что происходит? И успеет защититься или же нанесет удар первым?
– Тогда нам крышка, – ответил Гавар. – Все, кроме меня, скорее всего умрут. А я, будучи мертвым, на долгое время попаду под власть Прозрачного Бога и буду терпеть ужасающие пытки.
– Мне это очень не нравится! – воскликнул Майхель и уточнил: – Я имею в виду не пытки, это ваше личное дело, господин витамант. А вот то, что нас всех убьют… что мы рискуем головой просто так…
– Ну почему же просто так? – сказал Гавар. – Если все получится… Хрустальные острова готовы заплатить за помощь две тысячи реалов!
– А Самаршан не поскупится на пять тысяч динаров! – вставил Сутар.
– Почти уверен, что Маркель тоже нас вознаградит, – честно сказал Трикс.
Майхель кивнул:
– Да, вероятно. Ему будет неудобно, что он отстает от соседей…
– Так что, по рукам? – спросил Гавар.
Майхель вздохнул и посмотрел на свою команду.
– Приличная сумма! – сказал Бамбура с воодушевлением. – Мы точно сможем построить красивое здание театра и осесть на одном месте.
– Каждый мужчина, даже актер, должен однажды совершить настоящий подвиг, – заметил Шараж.
– Это будет хорошая драка, – решил Хорт.
– А нам дадут нашу долю? – хором воскликнули племянники Майхеля.
Песик Альби тявкнул.
– Значит, договорились, – решил Гавар.
План витаманта был прост, и Трикс, даже при всем желании, не мог к нему придраться. Ровно в полночь драконы, по просьбе Великого Визиря, должны были отнести всю труппу поближе к оазису Джем-был, где и высадить. До оазиса предстояло добраться своим ходом – и к утру предложить простодушным кочевникам веселое представление. Наверняка и сам Прозрачный Бог захочет на нем присутствовать, не из интереса – так чтобы показать суровым воинам пустыни, что не брезгует их развлечениями. Пьесу предполагалось доиграть почти до самого конца – вот только в сцене поединка Трикса и Гавара оба волшебника будут произносить настоящие заклинания, но в последний момент обрушат их не на головы друг друга, а на Прозрачного Бога. Как бы силен ни был Алхазаб, но шансов защититься у него было очень мало.
Визирь любезно предложил всем скоротать время во дворце – детям были обещаны сладости, взрослым – кальян. Но Трикс предпочел отправиться к Васабу, чтобы попрощаться с добрым купцом, забрать свои вещи и найти Аннет.
– Только не упоминай о наших планах, – сухо заметил Гавар. – Новости на Востоке разносятся быстро.
Трикс, который первым делом собирался рассказать Васабу, что он отправляется на решающий бой, покраснел и воскликнул:
– Не считай других глупее себя, витамант. Разумеется, я буду молчать!
К дому Васаба Трикса и Иена отвезла карета султана – поразительно напоминающая те, которые делались в королевстве, только с широкими колесами, удобными для движения по песку. В карету были запряжены два белых верблюда.
Появление султанской кареты вызвало на узкой улочке переполох. Два стражника торжественно встали у дверей Васаба, а сам купец, согнувшись в поклоне, выскочил им навстречу с криком:
– Клянусь памятью прадеда, я как раз собирался отнести во дворец положенную долю… Трикс?
Сообразив, что опасности нет, он тут же горделиво выпрямился и широким жестом пригласил Трикса и Иена войти. Во дворе царила суматоха – сыновья Васаба что-то торопливо зарывали под корнями платана, росшего во дворе. Фея Аннет парила в сторонке, уперев ручки в бока, – и Трикс смутно понял, что за позднее возвращение ему еще будет высказано немало претензий.
– Этой ночью нам придется покинуть тебя, любезный Васаб, – смущенно сказал Трикс. – Даже не спрашивай, куда и зачем мы отправляемся, это тайна. Так что мы соберем вещи и…
– О, немногословный и загадочный, но ведь до полуночи еще много времени! – ответил Васаб. – Я успею дать в вашу честь прощальный ужин!
– До полуночи? – растерялся Трикс. – Но откуда ты…
– Все тайные дела в Самаршане делаются в полночь, это традиция! – пояснил Васаб. – Так что у нас еще есть время… жена! Накрывай стол! Дети! Откапывайте праздничные тарелки! Дочери! Отнесите стражникам у ворот чистой холодной воды и деликатно узнайте, нет ли у них сыновей, входящих в брачный возраст!
– Папа, они и сами совсем мальчишки, – фыркнула старшая дочь.
– Ничего страшного! Таким вопросом ты польстишь их самолюбию, узнаешь, женаты ли они сами и предельно ясно обозначишь свои намерения!
– Нет у меня никаких намерений… к ним… – с улыбкой поглядывая на Трикса, сказала старшая дочь.
– Слушай отца, и жизнь твоя будет! – рявкнул Васаб. – Так говорил древний мудрец!
– И жизнь твоя будет… – заинтересовался Трикс. – Что будет?
– Просто будет! – пояснил Васаб.
И лично отправился за кувшином, чтобы омыть гостям руки. Аннет подлетела поближе и сурово посмотрела на мальчишек.
– Аннет, ты даже не представляешь, сколько с нами всего случилось! – торопливо сказал Трикс. – Как мы жалели, что тебя не было с нами! Нам так тебя не хватало!
– Жалели? Не хватало? – строго спросила фея.
Трикс и Иен энергично закивали.
– Все вы, мужчины, одинаковы… – пробормотала фея, но уже смягчившимся голосом. – Ладно… рассказывай, пока Васаба нет.
Нельзя сказать, что Трикс уж очень проголодался. Но Иен ел за двоих, и при одном взгляде на него сразу пробуждался аппетит. На этот раз подали:
суп из крупных кусков овощей и баранины;
жареную рыбу, фаршированную луком и ароматными травами;
помидоры и сладкий перец, наполненные мелко нарубленным мясом и испеченные над огнем;
ну и, конечно же, плов, только на этот раз сладкий, с фруктами.
По самаршанским меркам, ужин был достаточно скромный.
– Даже не пробую узнать у тебя, о мой высокочтимый гость, куда лежит твой путь и что ты собираешься делать, – поев и раскурив кальян, сказал Васаб. – Но поскольку невежливо отпускать гостя в путь, не дав ему полезных советов и наставлений, я положусь на Книгу Мудрых Мыслей.
– Что за книга? – заинтересовался Трикс.
– На протяжении веков самаршанские мистики записывают самые лучшие свои мысли в особую книгу. Никто уже не знает, кто, когда и по какому поводу сказал ту или иную мудрость – но они всегда удивительным образом помогают страждущим совета. Гулин!
Жена удалилась и через минуту бережно принесла толстый том, весь исписанный затейливой вязью самаршанского письма. Прежде чем взять ее, Васаб тщательно вымыл и вытер руки – понятно было, что такая большая книга является огромной ценностью, что бы в ней ни было написано.
– Положимся на мудрость предков! – воскликнул Васаб и открыл книгу наугад. Ткнул пальцем в страницу. И торжественно прочел: – В трудный путь отправляясь, не чая вернуться, возьми все полезное у друзей! Но вдвойне возьми все полезное у врагов!
– Это… это хороший совет! – восхитился Трикс, до сих пор крайне озабоченный союзом с Гаваром. – Это значит, что в пути нельзя пренебрегать помощью не только друзей, но и врагов! Очень хороший совет!
– А мне кажется, – скептически сказал Иен, – что это совсем по другому поводу сказано. Если сваливаешь куда-то насовсем, то назанимай у друзей денег – возвращать-то не придется. Ну и у врагов тем более назанимай денег и вещей – их-то совсем не жалко!
– Вообще-то, по слухам, эти слова были сказаны одним мистиком, когда его народ решил откочевать далеко от прежнего места жительства, – смущенно признал Васаб. – Но точно неизвестно…
– Да и вообще, мудрость тем и хороша, что может быть сказана по одному поводу, а пригодиться по другому! – поддержал Трикс.
– Какие слова! – восхитился Васаб. – Золотые слова! Я расскажу мистикам… кто знает, быть может, эти слова велят дописать в Книгу!
Он снова закрыл и наугад открыл Книгу. И прочел:
– Помощь друга бывает порой малой, но ее всегда ждешь. Помощь врага может быть и великой, но придет неожиданно!
– Это хорошо сочетается с первой мыслью! – обрадовался Трикс. – Все мы знаем, чем нам могут помочь друзья, но трудно даже представить, чем могут помочь враги!
Васаб зацокал языком, довольный толкованием.
– А по-моему, – возразил Иен, – это предостережение. Ведь помощь хороша только тогда, когда приходит вовремя. А помощь неожиданная может даже вредной оказаться. Мне сэр Гламор рассказывал, как он однажды сражался с монстром, а тут мимо волшебник проходил. Они с Гламором не очень-то ладили… но тут волшебник решил помочь. А может, просто показать, какой он сильный. Швырнул в монстра огненным шаром, да только монстр был огнеупорный, а вот Гламора с коня сбило. Пока он брови потушил, пока ругаться кончил, пока за волшебником гонялся – монстр уже и убежал.
– Мне трудно сказать, по какому поводу были сказаны эти слова, – признался Васаб. – Ну, давайте еще одну, третью мудрость, она все уточнит!
Снова Книга была закрыта, открыта, а палец Васаба хищным коршуном упал на витиеватые буквы.
– Странно… – прочитав мудрость про себя, сказал Васаб. – Как-то совсем странно… Может, сделаем вид, что третьего предсказания не было?
– Давай читай! – потребовал Трикс.
– Тут сказано… И если твоя лучшая коза больше не дает молока, а шерсть ее оскудела, то пусти ее на мясо, ибо какой еще толк от козы?
Все задумались.
– В Книге есть некоторое количество житейских мудростей, – смущенно признался Васаб. – Бытовых. Странные такие, но на всякий случай соблюдаем… Если друг твой зашел в темное мрачное подземелье и оттуда донесся его истошный вопль, зашел второй – тоже завопил и не вернулся, то не беги сразу за ними, а вначале созови толпу людей, зажгите факелы и держите мечи на изготовку… Если кто-то предложит взять у тебя денег в рост и пообещает через год вернуть вдвое – кричи «Мошенник!» и гони его прочь пинками… Хорошенько омой руки водой, сходив по нужде, а если нет воды – то потри песком…
– Я понял! – воскликнул Трикс.
– Про руки? – обрадовался Васаб.
– Нет! Про козу! Это надо толковать в переносном смысле! Что даже если привычной пользы от чего-то нет, то все равно можно какую-то пользу извлечь!
– Достойное толкование, – обрадовался Васаб.
– А я бы сказал, – мрачно произнес Иен, – что это еще одно предостережение. И оно означает, что если кто-то перестал получать от тебя постоянную выгоду, то легко тобой пожертвует.
– Как пессимистически ты смотришь на жизнь в столь юном возрасте! – всплеснул руками Васаб. – Ай-ай-ай, как же трудно тебе живется!
– Я сирота, а сиротам полезно быть песи… пессимисси… – Иен напрягся и справился: – Пессимистами. Может, и трудно живется, зато живется!
– Нет-нет, я уверен, что Книга пророчит вам успех! – воскликнул Васаб. – Даже не сомневайтесь!
Беседу прервал осторожный стук в дверь. Васаб взглянул на ясное звездное небо и вздохнул:
– Что ж, вам, вероятно, пора. Заглядывайте к старому Васабу, когда вернетесь!
Трикс думал, что к оазису их понесет целая стая драконов. Все-таки девять человек (если считать человеком Гавара) – не шутка! Но в садах султана их ждал один-единственный дракон (правда, очень большой, даже больше, чем Зуа). Переминаясь с лапы на лапу, он внимательно изучал фургон, разукрашенный яркими надписями и картинками, в котором, видимо, и путешествовали актеры. Фургон был зачем-то крепко обвязан толстыми канатами. Рядом стояли три верблюда – стреноженные и также перехваченные канатами поперек туловища. Присутствие дракона их явно не радовало.
– И еще один по возвращении! – проревел дракон (он явно старался говорить шепотом, но, как это всегда у драконов бывает, получалось плохо).
– Хорошо, – ответил Сутар, стоящий перед драконьей мордой. – Один по прилете на место, один по возвращении.
Трикс вздохнул. Он уже понял, что методом расчета с драконами обычно служили верблюды. И в общем-то догадывался, для чего они драконам нужны.
– Все в фургон! – махнул рукой Сутар. – Там каждому приготовлено место. Рекомендую привязаться и не развязываться до конца полета!
Даже витамант Гавар в ожидании полета выглядел слегка нервным. Что до актеров – они явно отдали должное и кальяну, и пиву, стараясь избавиться от страха. Только Бамбура беспокоился больше не о себе, а о песике Альби, привязывая его для верности и поперек, и вдоль, и за лапы.
– Это совсем не страшно, – попытался подбодрить их Трикс, когда они оказались в фургоне, по большей части загруженном декорациями и реквизитом. – Я уже летал. Так красиво!
– Полет – самое прекрасное, что есть в жизни! – поддержала его Аннет.
– Ага, если есть крылья, – пробормотал Иен. – А честный рыцарь летать не должен, честный рыцарь должен скакать на боевом коне…
– Мы готовимся к взлету! – донеслось откуда-то сверху. – Просьба не использовать никакой магии до окончания набора высоты!
Актеры нервно проверяли прочность веревок. Племянники Майхеля привязались у окошка и с любопытством выглядывали наружу.
– Эти дети сведут меня с ума, – стонал Майхель. – Дети! Дети, не высовывайтесь!
– Взлет задерживается по погодным условиям, – объявил дракон. – Луна вышла из-за облаков, подождем, пока скроется! Внимание! Луна скрылась, взлетаем!
Хорт прорычал что-то варварское, угрожающее и покрепче вцепился в веревку.
Фургон рвануло. Раз, другой, третий… Крылья дракона молотили воздух. Фургон накренился – и, поскрипывая, оторвался от земли. В окошке мелькнули связанные верблюды. Их, подхватив за веревки, дракон тащил во второй лапе.
– Я историю слышал, – нервно сказал Иен. – Про девочку, которую в фургоне поднял ураган. Крутил, крутил, а потом уронил прямо на домик старенькой волшебницы…
– И что дальше? – спросил внезапно заинтересовавшийся Бамбура.
– Ну как что? Домик вдребезги, фургон вдребезги. А старушку и девочку пришлось хоронить в закрытых гробах, причем никто бы не поручился, что в одном только старушка, а в другом только девочка.
Песик Альби залаял, как бы протестуя против трагичности истории.
– Да, точно! – воскликнул Иен. – У девочки еще был щеночек. Так вот, он как раз уцелел!
Болтовню его слушали плохо. Актеров мутило. Альби начал подвывать. Гавар сидел прямой и молчаливый, высокомерно не обращая ни на что внимания, племянники Майхеля восторженно выглядывали в окно, а сам Трикс, уже имевший опыт длительного перелета, был более или менее спокоен.
– Наш полет проходит на высоте главной башни дворца султана, – объявил дракон. Помедлил и скромно добавил: – Я бы мог и выше, но надо соблюдать скрытность. Скорость полета – в пять раз быстрее самого резвого скакуна. Время в пути – три часа. Во время полета я исполню несколько старинных драконьих баллад. Остановки не предусмотрены.
Трикс закрыл глаза и решил, что лучшим времяпровождением будет немного поспать.
2
Те немногие счастливчики из числа людей, кому доводилось летать, делятся на две группы.
Первые летают с удовольствием и широко раскрытыми глазами. Несет ли рыцаря выпестованный и выкормленный из птенца боевой грифон; уселся ли самонадеянный юный волшебник на заколдованную летающую метлу, желая поиграть в высоте с такими же безответственными сорванцами; поднял ли алхимика над землей баллон из рыбьих кишок, наполненный вонючим паром, – лица летунов спокойны и радостны, их ладони и пятки не потеют, в голове не крутятся ужасающие картины падения с высоты.
Вторые вздрагивают даже при мысли о полете. Если судьба заставляет храбрейшего из рыцарей или отважнейшего из магов все-таки прибегнуть к воздушному способу передвижения, то задолго до отрыва от земли они начинают видеть страшные сны, долго и нудно жаловаться друзьям и ближним на страх полетов, а в самый ответственный миг – неумеренно пить крепкое вино. Когда полет благополучно завершен, страдальцы начинают шумно и неуместно аплодировать, пытаются поцеловать несшего их дракона в чешуйчатый нос и вообще впадают в несвойственную им веселость.
Трикс относился к третьему типу людей, самому малочисленному. То ли так сказался долгий перелет на Элине Абулле Мумрике, то ли это было изначально свойственно характеру Трикса – но полет под облаками напрягал юношу не более, чем путешествие в карете или плавание по морю. Под негромкое и даже мелодичное пение дракона он задремал, вполуха вслушиваясь в слова баллады.
Как ни странно, в драконьей балладе рассказывалось практически то же самое, что и в многочисленных рыцарских балладах, которые Триксу доводилось слышать. Дракон пел про огромное королевство, где жили храбрые рыцари, про прекрасную королевскую дочь, которую похитил прямо из опочивальни огнедышащий дракон, про могучих героев, отправившихся спасать принцессу…
Трикс смутно подозревал, что концовка баллады будет все-таки отличаться от привычной «Покатилась в грязь драконья голова, вытер храбрый рыцарь пот сперва, а потом повел принцессу под венец, тут и нашей песенке конец…». Но он позорнейшим образом не дослушал, потому что уснул. А когда проснулся, дракон распевал какие-то развеселые куплеты – впрочем, на ту же тему:
Из чего же, из чего же, из чего же,
Сделаны драконоборцы?
Из забрала,
Из двух поножей
И рукавиц из кожи.
Из кирасы,
Меча, кинжала,
Мяса, костей и сала,
Сделаны драконоборцы!
Из чего же, из чего же, из чего же,
Сделаны наши принцессы?
Из цветочков,
И лоскуточков,
Нежных ручек,
И прочих штучек,
Сделаны наши принцессы!
– Какая наглость! – сказал Иен, обнаружив, что Трикс проснулся. – Будь у меня в руках меч…
– Ну, все-таки мы сейчас союзники, – попытался успокоить его Трикс.
– Все равно! Ты бы слышал, как он издевался над рыцарями!
– Ну, рыцари тоже не прочь над драконами посмеяться, – миролюбиво сказал Трикс. – Не надо ссориться.
Иен засопел, но замолчал.
Хлопанье крыльев тем временем стало реже, фургончик просел вниз, так что желудок у путешественников подскочил к горлу, а сердце почему-то, наоборот, ушло в пятки.
– Снижаемся! – громким шепотом возвестил дракон.
Толчок. Еще один. Клацнули зубы кого-то из актеров, звякнула разбившаяся бутылка. Восторженно взвизгнули Песя и Нися, так и проторчавшие все время у окошка.
– Наш полет закончен, я желаю вам счастливого пути! – сообщил дракон. – Оставайтесь на местах, пока я не улечу.
Актеры радостно завопили и зааплодировали, к ним присоединился и Иен. Трикс, который хлопать в ладоши застеснялся (что же, получается, они не доверяли дракону, боялись, что тот их уронит?), посмотрел на Гавара и увидел, что только они с витамантом не выражают свой восторг так бурно. Витамант, почувствовав взгляд, мрачно уставился на Трикса своими мертвыми белесыми глазами и сказал:
– Если страшно, то лучше молчать. Всегда лучше молчать, но особенно если страшно.
Трикс растерянно отвел глаза. Как-то странно! Будто Гавар понимал его лучше, чем верные друзья!
Первым отвязался и выбрался из фургончика Хорт. Бдительно осмотрелся и махнул рукой.
Актеры вышли на открытый воздух.
В предутренней темноте тихо пели цикады. Под ногами был не песок, а пожухлая трава, на фоне звездного неба проступали растрепанные метелки пальм. Луна пряталась за облаками где-то у самого горизонта. Налетающий легкими порывами ветер отгонял крепкий аромат вспотевших от страха верблюдов. Вообще-то верблюды не потеют, это знал даже Трикс. Но, видимо, трехчасовой полет в когтях дракона и последующие события заставили их вспомнить, как это делается.
Верблюдов, кстати, осталось двое…
Трикс вздохнул и обнаружил, что все, как зачарованные, смотрят куда-то на запад. Он протолкался между Хортом и Шаражем, вгляделся и ахнул от восторга.
Темная пустыня, насколько хватало взгляда, была усеяна тусклыми, загадочно мерцающими огоньками. Сотни, тысячи огоньков маняще светили Триксу…
– Будто звездное небо упало на землю, – задумчиво проронил Майхель и высморкался.
– Оказывается, пустыня похожа на море, – произнес Хорт. – В ней тоже есть блуждающий свет…
– Знаете, отчего хороша пустыня? – растроганно сказал Бамбура. – Где-то в ней скрываются огоньки…
– Так что же это такое? – с опаской спросил Иен.
– Это догорают костры великой армии, которую ведет за собой Прозрачный Бог, – скрипуче сказал Гавар. – Две тысячи костров… дюжина воинов должны греться у одного огня… Хорошая армия. Впрочем, Прозрачному Богу она не особенно нужна – он сам себе армия…
По спине у Трикса прошел мороз. Двадцать четыре тысячи свирепых воинов пустыни? Говорят, что в эпоху великих битв короли и султаны выводили друг против друга и по сотне тысяч. Но те времена давно прошли…
– Запрягайте верблюдов, – велел Гавар, как-то незаметно начавший командовать. – Можете особо не торопиться, если мы приблизимся к передовым постам в темноте – нас истыкают стрелами.
Хотя Триксу и не доводилось бывать на войне или хотя бы маневрах (праздничные смотры войск в герцогстве вряд ли стоит принимать в расчет), из летописей и баллад он знал, что солдаты и командиры – это лишь малая часть армии. Когда начинаются настоящие войны и друг на друга движутся два враждебных воинства, на каждого солдата приходится как минимум одно гражданское лицо. Большой армии, хочет того полководец или нет, требуются:
повара, пекари, мясники, водоносы, пивовары и виноделы;
фуражиры, охотники и рыбаки;
портные, швеи, скорняки, шорники;
кузнецы, оружейники, столяры;
повивальные бабки, доктора, ветеринары, могильщики;
менестрели, трубадуры, актеры, фокусники и жонглеры;
возничие, собачники, сокольничие;
и белошвейки – не менее одной белошвейки на семерых солдат или трех офицеров.
Больше всего Трикса удивляла необходимость в таком количестве белошвеек, но все хроники и наставления по ведению войн сходились на том, что это очень полезно «для поддержания боевого духа и во избежание непотребств». Видимо, военная форма в сражениях быстро приходила в негодность, и те молодые женщины, которых рекомендовалось вербовать «в бедных кварталах», ночи напролет корпели над ней, приводя в порядок. Что уж говорить, в рваной одежде и впрямь много не навоюешь – как и на пустой желудок, со зловредными болячками, затупившимися мечами или изнывая от скуки.
Так что Трикс ожидал увидеть в лагере Алхазаба не только суровых воинов, но и деловитых мастеров, дородных поваров и веселых белошвеек.
Но, похоже, жители пустыни воевали по каким-то своим правилам. Пока фургон медленно ехал меж привязанных коней и верблюдов, погашенных костров и развернутых палаток, Трикс, с любопытством глядевший по сторонам, обнаружил, что солдаты сами варили себе еду, сами точили сабли и сами штопали одежду. Появление одинокого фургона особого интереса не вызвало – похоже, что и развлекали себя солдаты сами или же просто не нуждались ни в каком развлечении, кроме еды и сна.
Когда на рассвете фургон только приближался к оазису Джем-был, его остановил конный патруль. Молчаливые воины выслушали рассказ Майхеля о том, как они – прославленная на весь мир театральная труппа – решили дать представление для славных воинов Прозрачного Бога, указали, куда им двигаться, и велели каждому актеру повязать на руку белую повязку – знак того, что фургон досмотрен и проезд разрешен. То ли Алхазаб совсем не боялся лазутчиков и убийц, полагаясь на мощь армии и силу магии, то ли жители пустыни были очень доверчивы.
Трикс с сожалением решил, что первый вариант более вероятен.
Оазис Джем-был, хоть и отличался немалыми размерами, на стоянку для такой огромной армии никак не годился. Трава вся была вытоптана или съедена, листья с деревьев тоже, вероятно, пошли на корм животным, а сучья и стволы – на топливо для костров. Только в центре оазиса, где стоял огромный шатер Алхазаба, еще оставался десяток слегка ободранных пальм.
Озерцо в центре оазиса тоже перестало существовать, его попросту выпили. Теперь это была неглубокая впадина, дно которой покрывала подсохшая растрескавшаяся грязь. У нескольких родников, раньше питавших озеро, стояли солдаты с кожаными ведрами, непрерывно вычерпывающие воду и разносящие ее по лагерю.
– Плохо дело, – прошептала Триксу на ухо Аннет. – Они загубили оазис, он уже не оправится… песок занесет его…
– Жалко, – согласился Трикс.
– Дело не в том, что «жалко», – сдавленно сказала фея. – Для кочевников оазис – это святое место, тот, кто губит оазис, – враг любому жителю пустыни. Если Алхазаб наплевал на древние законы и обычаи – значит, он не собирается оставаться в пустыне. Если его солдаты повиновались ему – значит, их страх перед Алхазабом сильнее, чем страх нарушить законы предков…
– Может быть, страх, – неожиданно произнес Гавар. Рыцарь-маг сидел в другом конце фургона, но, видимо, слух его после смерти значительно улучшился. – А может быть, любовь и уважение. Ты даже не представляешь себе, юный волшебник, на какие чудеса способна любовь.
– А может, и страх, и любовь, – буркнул Трикс, раздосадованный, что его подслушали.
– О да, – удовлетворенно сказал Гавар. – Вот это самая лучшая смесь. Правитель, которого боятся и любят одновременно, это настоящий правитель! Ты неглуп, мальчик. Из тебя может получиться толк.
Трикс не стал отвечать. Похвалы Гавара были ему отвратительны. И… одновременно очень приятны. Может быть, это похоже на то, что подданные Алхазаба испытывают к своему властелину? Страх и любовь одновременно?
Фургон наконец-то остановился возле уцелевших пальм. Все невольно уставились на огромный шатер Прозрачного Бога, который охраняли замершие как изваяния стражники. Но полог шатра даже не колыхнулся – Алхазаб не счел нужным выйти к неожиданным визитерам.
Зато появился немолодой воин верхом на тонконогом красивом коне. Судя по сверкающей белизной одежде и богато разукрашенному мечу – это был кто-то из командиров. Судя по шрамам на суровом лице и потертым ножнам меча – опытный воин.
– Фигляры из королевства, – негромко сказал воин, остановившись возле фургона. – Выйдите все.
Актеры без обычных пререканий торопливо выстроились перед воином. От того так и веяло опасностью – казалось, будто ему ничего не стоит выхватить меч и изрубить их всех – просто так, без всякого повода. Аннет сочла за лучшее спрятаться Триксу за пазуху.
Взгляд командира пробежал по актерам. На мальчишках, Майхеле и Бамбуре он даже не задержался. При взгляде на Шаража воин едва заметно кивнул. Хорт вызвал у него больше интереса – воин с заметным любопытством разглядывал могучие мускулы северянина, потом сказал:
– Ты не похож на фигляра. Ты привык к мечу.
– Я был воином, – коротко ответил Хорт.
Кочевник кивнул и уставился на Гавара, чье лицо скрывало забрало шлема.
– Почему ты в доспехах?
Гавар неожиданно низко поклонился и звучно, совсем не похоже на свой обычный тон, ответил:
– В пьесе, которую мы хотим предложить вниманию почтеннейшей публики, я играю роль коварного витаманта Гавара, злобного рыцаря-мага с Хрустальных островов. Грим, который я ношу, так сложен и отвратителен, что до самого конца пьесы я не открываю свое лицо.
– Открой, – холодно сказал кочевник.
Помедлив мгновение, Гавар поднял забрало. Трикс с ужасом покосился на него – даже простодушный кочевник не мог не опознать в Гаваре настоящего живого мертвеца! А подъехавший к ним воин вовсе не выглядел простодушным…
Но Гавар, к его изумлению, выглядел сейчас как самый обычный человек. Губы его были красными, щеки – розовыми, и даже глаза утратили мертвую белизну и стали нормальными… ну, почти нормальными. Встретив такого на улице, Трикс подумал бы про себя «ну и урод», но вряд ли бы испугался.
– Паршивый грим, – презрительно сказал кочевник. – Я три года провел в вашей Столице и повидал немало пьесок. Поработай над своим обликом, актер. Возможно, сам Прозрачный Бог соизволит смотреть ваше представление.
– Я постараюсь, господин… – Гавар низко поклонился.
– Хамас. Я – Хамас, полководец великого Алхазаба, тот, кто ведет в бой его верных рабов. Располагайтесь здесь. Мы останемся в оазисе еще на одну ночь, и вы должны начать представление, едва солнце скроется за горизонтом.
– Нам нужно немного реквизита, – попросил Майхель. – Какие-нибудь жерди, чтобы натянуть задник… доски, чтобы соорудить будку для суфлера…
– Можете срубить пальмы, – бросил Хамас. – Вам принесут еду и воду. Если потребуется что-то еще – говорите.
– Нет, нет, все остальное у нас есть, – закивал Майхель.
– Надеюсь, вы не разочаруете Прозрачного Бога, – продолжил Хамас. – Если он заскучает… что ж, тогда он найдет способ повеселиться, но я не думаю, что он вам понравится.
Развернув коня, Хамас неторопливо отъехал в сторону.
Майхель вытер пот со лба. И сказал:
– Ну что… господа комедианты… Приступим.
Хорт молча достал из фургона свой боевой топор и отправился к пальмам.
Поскольку соорудить зрительные ряды было совершенно невозможно, актеры ограничились сценой – но зато разместили ее во впадине, на дне высохшего озерца. Конечно, вся огромная армия все равно не сумела бы увидеть представления, но тысяч пять-шесть солдат могли собраться вокруг и наблюдать за происходящим.
Занавеса не было, сцену ограничивали с боков две уцелевшие пальмы. Рядом с пальмами соорудили простенькие кулисы с изображенными на них иллюминаторами, за которыми ожидали своей очереди на выход актеры. За пальмами натянули полотнище с нарисованным морем. Декораций было немного – пришлось даже частично разобрать фургон, чтобы построить какой-то намек на два корабля (колеса от фургона послужили штурвалами, колесные оси – мачтами).
– Все не так! – восклицал Майхель, хватаясь за голову. – Падугов нет, кулисы только одни, задник один, машинерии никакой нет, света нет, рабочих сцены нет! Сплошная условность! Как играть?
– Это не важно, – утешал его Бамбура. – Я давно предлагал отказаться от декораций. Зритель должен наслаждаться игрой актеров, а не рассматривать красивые картинки. Перевоплощение, подлинные чувства, брызжущие эмоции – вот что составляет суть театра!
– Нет, нет, нет! – размахивал руками Майхель. – Искусство должно быть реалистичным, близким к жизни. Если дело происходит на корабле – со сцены должна брызгать вода! Если в пустыне – лететь песок! Если актеры на сцене едят – они должны есть по-настоящему, а не делать вид, что кусают фрукты из папье-маше!
– Вот насчет последнего я совершенно согласен, – кивнул Бамбура.
Но труднее всего оказалось договориться с Песей и Нисей. Племянники Майхеля только сейчас поняли, что кому-то из них придется изображать принцессу Тиану.
– Я девчонку играть не буду! – твердо заявил старший брат, Песя.
– Я тоже! – пискнул Нися. – Я самый маленький, я Халанбери играю! И я плохо роли запоминаю!
Майхель прекратил выдирать волосы на голове и вцепился себе в бороду.
– Песя! Жизнь актера – это бесконечная череда перевоплощений! Вчера ты играл Трикса, сегодня ты играешь княгиню Тиану, а завтра – завтра и самого витаманта Гавара!
– Не буду играть девчонку, – упрямился Песя. – Если я буду надевать девчачьи платья, то это может плохо сказаться на моем взрослении!
– Песя, ты в принципе прав, – откашлялся Майхель. – Но актер – такая трудная профессия, требующая полной самоотверженности… Знаешь, я однажды играл молодую гномиху!
– Правда? – поразился Песя.
– Правда. У нас был спектакль… «Если бы бабушка была дедушкой, или Гномья лагуна»… У меня борода была самая подходящая, чтобы играть гномиху…
Песя задумался. Неохотно сказал:
– Ну, гномихи не считаются… наверное…
– К тому же у актеров есть мудрое правило, – продолжал уговоры Майхель. – В полном толковании оно звучит так: «Один раз можно сыграть любую роль, это не накладывает на актера никаких обязательств и вообще не считается…» Я тебя прошу сыграть только один раз!
Песя вздохнул.
– И ты получишь свой процент от общей прибыли, – вздохнул Майхель.
– Процент? – восхитился Песя. – Не просто кормежка и обучение, а еще и деньги? Какой процент?
– Полпроцента, – сказал Майхель.
– Процент – и заметано! – бодро сказал Песя. – Будет такая Тиана, что у вас глаза на лоб полезут!
Майхель закашлялся и сказал:
– Ну-ну. Особо усердствовать все-таки не стоит…
Когда начало темнеть, актеры уже были загримированы и одеты для представления. Прибавление к труппе Трикса, Иена и Гавара радикально изменило все представление – каждый из актеров теперь играл сам себя, только Песя изображал Тиану, а Нися – Халанбери. Несмотря на похвальбу Песи, Трикс решил, что никакой Тианы из того не получилось, несмотря на накладные волосы, белое в синий горошек платье и подведенные помадой губы. Что-то мешало поверить, будто это девочка – то ли нескладная худая фигура (подкладывать что-либо под рубашку парень отказался наотрез), то ли выпирающий кадык, то ли торчащие из-под платья волосатые ноги.
Впрочем, зрителям, кроме тех, кто сидел в первых рядах, вряд ли были заметны такие тонкости. Большинству, если честно, вообще вряд ли что-то было видно или слышно, кроме общих очертаний сцены и бродящих по ней актеров.
– Ну… начнем, господа комедианты… – Майхель промокнул пот со лба и вышел из-за кулис, держа в руках горящий факел. Зрители приветствовали его одобрительным гулом – видимо, даже суровые обитатели песков жаждали приобщиться к искусству.
Майхель торжественно обошел сцену, зажигая лампы и факелы, которые должны были освещать происходящее. Потом вышел вперед и торжественно сказал:
– Почтеннейшая публика! Величайший из величайших волшебников всех времен и народов, прославленный Алхазаб! Его верные помощники и подручные! Его храбрые солдаты! Сейчас мы покажем вам представление, которое называется «Подвиги Любви, или Морские Приключения Юного Мага». Двести девяносто девять раз оно с неизменным успехом шло на сценах королевства, Самаршана, в Северных Горах и на Хрустальных островах!
– Что? – просипел Гавар, стоявший рядом с Триксом. – Двести девяносто девять раз? На Хрустальных островах?
– Не обращайте внимания, это так положено говорить, – успокоил его Бамбура. – Всего-то три раза сыграли в королевстве и разок в Самаршане.
– И вот теперь мы покажем вам это представление в последний раз! – произнес Майхель. – Закрытие сезона! Прощальная гастроль! История о коварстве и любви, предательстве и благородстве! Как была спасена прелестная юная княгиня и наказан злой ужасный витамант!
С этими словами Майхель раскланялся и двинулся за кулисы. Кочевники проводили его шумным звоном оружия – вместо того чтобы хлопать в ладоши, они предпочли колотить кинжалами о сабли. Звук был хоть и одобрительный, но страшноватый, Трикс невольно сглотнул вставший в горле комок.
– На сцену, – прошептал Бамбура, пихая в спину Песю. – Садись на стул и мечтай о Триксе!
Песя неохотно вышел из-за кулис, уселся на стул и поднял руки к небу. Зрители замолкли.
– О горе мне! – срывающимся фальцетом воскликнул Песя. – Я – княгиня Тиана, несчастная сирота, которую хотят насильно выдать замуж за вождя витамантов Эвикейта! Я бежала из дворца и укрылась у доброго юноши Трикса, ученика волшебника. Но в безопасности ли я? Ведь меня преследует могучий рыцарь-маг Гавар Вилорой!
Майхель, от жары и волнения обильно потеющий и поминутно вытирающий платком лицо, прошептал, наклоняясь к Триксу и Гавару:
– Шатер Алхазаба открыт, но его не видно. Похоже, решил смотреть из шатра…
– Не важно, – отмахнулся Гавар. – Мы справимся.
Майхель толчком отправил на сцену Нисю.
– О, братец! – воскликнул Песя, продолжая заламывать руки. Похоже, все его представление о девчонках ограничивалось тем, что они должны патетически восклицать и размахивать руками. – Мой любимый сводный братец Халанбери, решивший разделить со мной тяготы бегства. Что ты хочешь мне сказать?
Нися, уставившись на окруживших сцену зрителей, явно заробел и молчал.
– Быть может, ты увидел кого-то, приближающегося к нашему домику? – пришел на помощь брату Песя.
Но Нися упорно молчал.
– Халтура… – вздохнул Гавар и тяжелым шагом вышел из-за кулис. При появлении витаманта по рядам воинов прокатился испуганный гул. Гавар выглядел настоящим живым покойником – бледный, с мертвыми глазами, заострившимися скулами. В общем, он выглядел тем, кем и являлся.
– Он не ответит тебе, княгиня! – гулко произнес Гавар. – Я наложил на него заклятие немоты!
– Я видел витаманта Гавара, приближающегося к нашему домику! – внезапно сказал Нися, игнорируя появление Гавара.
– А теперь, как видишь, я снял это заклятие! – не растерялся Гавар.
– Не стоит ли укрыться, пока Гавар не ворвался к нам? – продолжал Нися.
– Видишь – он даже не замечает меня, ведь я стал для него невидимым! – выкрутился Гавар.
– Какой актер… – прошептал Майхель. – Какой прирожденный актер! Ах, если бы он играл в моем театре – мы покорили бы весь мир!
– Ничего, что Нися так… невпопад говорит? – спросил Трикс.
– А, ерунда, – отмахнулся Майхель. – Все актеры иногда говорят невпопад. Это называется импровизация и очень нравится зрителям.
Нися наконец-то опомнился и начал играть свою роль. Он храбро кинулся на Гавара, был повержен и красиво упал на сцену. Трикс вспомнил, что на самом-то деле Халанбери спрятался от витаманта в буфете, но говорить ничего не стал – так и впрямь получалось интереснее.
Гавар тем временем глумился над княгиней. Он высмеял ее попытку к бегству, пригрозил посадить в трюм к злобным крысам и, наконец, схватив за руку, уволок за противоположные, левые кулисы.
Зрители дружным ором выразили свое одобрение, причем Триксу показалось, что понравилась им не игра актеров – а поведение Гавара.
– Ну… иди! – велел Триксу Майхель и вытолкнул на сцену. Следом выскочил Иен.
К этому времени уже совсем стемнело. На сцене было светло от фонарей, а вот вокруг все тонуло во тьме – только шатер Прозрачного Бога светился белым колдовским светом. Зрителей можно было угадать лишь по отблескам оружия, звяканью стали и запаху чеснока. Только те кочевники, кто оказался ближе всего к сцене, кое-как были видны. Смуглые бородатые лица с интересом повернулись к Триксу. Большинство солдат и командиров, наблюдающие за представлением, держали в руках миски с жареными кукурузными зернами и бурдюки с пивом.
– А ну-ка, парень, покажи этому ходячему мертвецу! – крикнул сидящий впереди солдат – еще довольно молодой, но бравый, с живыми веселыми глазами и улыбчивым лицом. – Он уволок твою подружку!
«Они же как дети! – поразился Трикс. – Или это и есть волшебная сила искусства?»
– Куда же гнусный витамант увел мою любимую? – воскликнул Трикс. В жизни он бы ни за что на свете не решился так назвать Тиану! Но на сцене это удивительным образом получилось легко и просто.
– Туда уволок, туда! – дружно завопили кочевники. Большинство при этом указывали на левую кулису, но некоторые на правую, а некоторые, особо сочувствующие Гавару, даже тыкали пальцем в сторону пустыни.
– Я найду ее, Иен! – воскликнул Трикс. – Чего бы мне это ни стоило! Я вырву Тиану из мертвых рук Гавара!
Зрители поддержали его звоном мечей и дружным ором. До Трикса доносилось:
– Давай-давай!
– Будь мужиком!
– Я в твои годы уже убил своего первого врага!
А явно симпатизирующий Триксу молодой воин выкрикнул:
– Не трать время на слова! Отправляйся в погоню!
Трикс почувствовал, как его накрывает каким-то удивительным воодушевлением. Исчезла сколоченная кое-как сцена, убогий реквизит, стоящие в десяти шагах Гавар и Песя. Он снова был в домике Щавеля, откуда похитили юную княгиню.
– Витамант уже на пути к Хрустальным островам! – воскликнул Трикс. – Нам нужен корабль и команда!
– Я буду с тобой до конца! – гордо выкрикнул Иен, которого тоже захватило представление. – Пусть я паду, пронзенный мечом, но мы спасем княгиню!
Некоторые из зрителей расчувствовались настолько, что даже смахнули слезу.
…Как ни странно, но в какой-то момент Трикс даже забыл о том, что их цель – поразить заклинанием Прозрачного Бога. Может быть, потому, что Алхазаба не было видно в шатре. Может быть, повлиял энтузиазм зрителей.
Он снова уговаривал актеров отправиться с ним в погоню. Они снова плыли на корабле вслед за витамантом. И близилась, близилась великая битва…
Спрятавшись на миг за кулисами – отдышаться и глотнуть воды из фляги, которую заботливо протянул ему Бамбура, Трикс посмотрел на Гавара. Витамант стоял за другими кулисами и беззвучно шевелил губами – будто тренировался. Поймав взгляд Трикса, он успокаивающе кивнул.
Собственно говоря, Гавар обещал все сделать сам. Ну или хотя бы главное – поразить Алхазаба каким-то немыслимым заклятием. Триксу следовало лишь помогать, защищая витаманта от солдат, которые могли бы помешать колдуну.
– А может быть, просто сыграем пьесу до конца? – жалобно спросил Майхель. Чем ближе был решающий миг, тем больше нервничали актеры. Золото – это, конечно, хорошо. Слава – тоже. Но всем известно, что покойникам ни то, ни другое не нужно.
Трикс сочувственно посмотрел на Майхеля и как мог твердо сказал:
– Не волнуйся, у нас все получится! Гавар – могучий волшебник!
– Но ты же его победил!
– Значит, я тоже могучий волшебник.
Майхель с сомнением покачал головой – и актеры двинулись на сцену. Навстречу им вышел Гавар, волоча за собой стул, к которому был привязан Песя.
– Ха-ха-ха! – громко произнес Гавар. – Я не отдам тебе девицу! Я убью вас всех, и вы будете служить мне после своей смерти!
– Не хвались, едучи на рать! – ответил Трикс. Хотелось добавить что-нибудь еще, но как-то не придумывалось. Поэтому он стукнул посохом об пол и пригрозил: – Моя магия сильнее твоей магии!
– Посмотрим! – мрачно сказал Гавар и развел руки.
Зрители притихли. Только веселый молодой воин ободряюще кивнул Триксу.
– Из глубин моей мертвой души, истлевшей – но не исчезнувшей, из зловонной мертвечины моего навеки остановившегося сердца, из самой природы витамантии, ненавидящей все суетное, все теплое и живое, явилось страшное заклятие – еще никогда не звучавшее под небом этого мира… – зловеще сказал Гавар.
Повисла ледяная тишина. Казалось, даже ветер стих. Только вдалеке печально кричал верблюд.
– Само неумолимое время, которое мы, витаманты, так ненавидим, склонилось перед моей непоколебимой волей, – продолжал Гавар, глядя на Трикса. – И… прервался ход времен! Вечный покой опустился на…
Триксу стало страшно, и он едва удержался от того, чтобы не выкрикнуть что-нибудь в противовес Гавару.
– Опустился на шатер Прозрачного Бога, волшебника Алхазаба! – рявкнул Гавар.
Раздался тихий печальный звон – и серебристое сияние окутало шатер Алхазаба.
– Время остановилось! – Гавар торжествующе посмотрел на кочевников. – Века и тысячелетия пронесутся мимо – а шатер останется стоять среди песков. Никто не сможет войти в него – и никто не сможет выйти, ибо там нет времени, нет жизни и нет смерти! Отныне и навсегда, пока сама Вселенная не сожмется в булавочную головку и не лопнет от натуги!
Последняя фраза показалась Триксу несколько вычурной, но звучала она все-таки здорово.
Кочевники, оторопев, смотрели на Гавара.
Витамант расхохотался устрашающим смехом.
«Мы победили! – с восторгом подумал Трикс. – И мало того что победили, нам даже не пришлось никого убивать!»
А дальше все вдруг покатилось под откос…
Улыбчивый воин в первом ряду вдруг встал и расправил плечи. В его глазах уже не было веселья.
– Мерзкий кусок гнили… – воскликнул он. – Я оставил в шатре свой любимый плащ!
Воины смотрели на него со страхом – и восхищением.
И Трикс с ужасом увидел, как с лица Гавара пропадает самоуверенная улыбка. Витамант вскинул руку, засветившуюся волшебным светом, и воскликнул:
– Свирепый негасимый огонь пожрет твое тело, Алхазаб!
Понятное дело, что такое простенькое заклинание вызвало лишь слабую вспышку, впрочем, все же ударившую по Прозрачному Богу. Секунду Трикс видел Алхазаба сквозь языки пламени – потом огонь стек с его плеч и огненной лужей собрался у ног. Прозрачному Богу, похоже, это было совершенно безразлично.
– Несокрушимые узы сковали твои руки и ноги, витамант! – воскликнул Алхазаб. – Твой гнусный язык раздулся и уже не может пошевелиться!
По мнению Трикса, и это заклинание было так себе. Ничуть не лучше «свирепого негасимого огня». Ну, может быть, Гавару от него станет чуть-чуть неловко передвигаться…
Но Прозрачный Бог, произнеся это простое заклинание, будто весь заполыхал, засветился голубым колдовским светом.
Гавар нечленораздельно замычал. Чудовищная сила растянула его руки и ноги в разные стороны – и он застыл на сцене, будто подвешенный на невидимых веревках. Из раскрытого рта высунулся толстенный, раздутый черный язык.
Как бы ни было Триксу страшно, но он понимал, что теперь только он может хоть что-нибудь сделать. Трикс отбросил ненужный в серьезном волшебстве посох, протянул руку к витаманту и произнес:
– Алхазаб зря торжествовал победу! Молодой маг нанес ему коварный и безжалостный удар! Все соки тела – от черной желчи селезенки и желтой желчи печени до красной крови в жилах и бесцветной слизи в голове – все они вскипели, разрывая Алхазаба на части!
Майхель в ужасе ахнул.
Кочевники взвыли от страха – и уставились на Прозрачного Бога.
Алхазаб покачал головой и с обидой посмотрел на Трикса.
– А ведь я за тебя болел в этой пьесе… – горько сказал он. Потом его глаза полыхнули яростью. – Коварный мальчишка, волшебник-недоучка, презревший законы гостеприимства и справедливости, – повинуясь моей воле, воле Прозрачного Бога, ты отправляешься в самое сердце ада!
Алхазаба вновь окутало призрачное сияние.
И мир вокруг Трикса померк.
Не секрет, что с тех самых пор, как человек уверовал в существование Высшего Божества, создавшего небо, звезды, земную твердь, людей, животных и вообще все, кроме чувства юмора, бывшего всегда и пребудущего вовеки, возникло и сильное, всепоглощающее желание не помереть в положенный срок, а оказаться в каком-нибудь ином мире, поблизости от Высшего Божества.
(Некоторые даже предполагают, что вначале возникло такое желание, а потом уже люди уверовали в существование Всевышнего и Всемогущего.)
Поскольку каждый человек искренне считает, что он хорош и любим Высшим Божеством, а вот его сосед, который богаче на две коровы и пару штанов (хорошо умеет махать мечом, петь на пиру веселые песни или женат на доброй и красивой женщине), – очень и очень нехороший человек, то люди стали размышлять о том, как же устроена эта счастливая жизнь после смерти? Ну невозможно ведь поверить, что и тогда окажешься в одинаковых условиях с этим негодяем, который и при жизни-то отравлял всю радость бытия своим существованием!
И все как-то очень быстро поняли, что Высшее Божество в своей мудрости одних людей после смерти отправляет в место хорошее и приятное, которое называется раем, а других – в очень и очень неуютные условия, для простоты зовущиеся адом. (Из этого, кстати, следует, что все витаманты – очень плохие люди, потому что только плохой человек, понимающий, что его ждет ад, а не рай, будет стараться обмануть смерть.)
Трикс в силу юного возраста на эти темы размышлял нечасто, но в принципе теорию одобрял, считал здравой, разумной и единственно возможной. Так что, придя в себя, он, прежде чем поднять веки, попытался представить, что именно увидит.
Что такое ад – это каждый понимал по-своему. Но все вместе люди знали и понимали, что оттуда нельзя будет сбежать, придется много трудиться и испытывать те или иные неприятные ощущения. Северные варвары уверяли, что в аду трусливые воины прислуживают смелым, а также разгребают снег, рубят дрова, роют шахты и каналы – причем все это голыми, босыми, голодными, во тьме и на морозе. Самаршанцы уверяли, что в аду недобродетельные люди, не уважающие Высшее Божество, прислуживают добродетельным, а также разгребают песок, месят кизяк, роют шахты и каналы – причем все это голыми, босыми, жаждущими, под слепящим солнцем и на жаре. Ни северный, ни южный вариант Трикса никак не устраивал. В королевстве единого мнения не было, каждый мистик считал своим долгом выдвинуть новую концепцию. Некоторые с восторгом рассказывали об огромных котлах и сковородах, где грешников жарят и парят, прежде чем кинуть замерзать в ледяные пустыни, – и на все это любуются праведники. Более умеренные считали, что грешники разгребают снег и песок… ну и далее, как положено. Самые мягкие и добрые утверждали, что никаких телесных мук грешники испытывать не будут за отсутствием тел, зато будут очень страдать душевно, потому что Высшее Божество не станет с ними общаться.
Трикс, который не слишком любил жару и очень не любил холод, решил, что этот вариант его устраивает в наибольшей мере. И с надеждой открыл один глаз.
Увиденное его смутило. Вокруг было светло – хоть и неярко, тепло – хоть и не жарко. К тому же у него болела голова – но не сильно, на адские муки никак не похоже.
Трикс сел и огляделся.
Его окружал молочно-белый туман, в котором едва-едва угадывался чей-то смутный силуэт, не поймешь даже, далеко или близко. Доносились слабые звуки, будто кто-то постукивал пальцами по столу.
– Высшее Божество? – с опаской спросил Трикс.
Наступила тишина. Потом послышался голос:
– Ты что, видишь меня?
– Смутно… – признался Трикс. – А разве вы будете со мной общаться?
– Не говори глупостей, – разозлился неведомый собеседник. – Во-первых, я никакое не Высшее Божество! Во-вторых, я уже несколько лет только и делаю, что с тобой общаюсь!
Трикс на всякий случай замолчал. Некоторое время царила тишина. Потом его собеседник горестно произнес:
– И нужно было этому гнусному Алхазабу ляпнуть про сердце ада! Нет бы отправить тебя умирать в Башню Смерти или Яму Отчаянья, как поступает каждый приличный Темный Властелин. Все было бы просто и понятно! А он – сердце ада, сердце ада… Тоже мне, поэтичный тиран Востока…
– В Башню Смерти я тоже не хочу, – на всякий случай сказал Трикс.
– Да что ты понимаешь! Из Башни Смерти тебя спас бы Радион Щавель. Или ты надел бы волшебный плащ и прошел мимо стражи. Или обнаружил бы там потайной ход наружу… прорыл его вязальной спицей, в конце концов!
– У меня нет плаща и спицы, у меня есть только волшебная сабля… – растерянно ответил Трикс.
– Сабля тоже сойдет, – вздохнул собеседник. – А с сердцем ада получается какая-то ерунда. Не может волшебник по своей воле отправить кого-то в ад. Это не его прерогатива!
– Совершенно с вами согласен! – обрадовался Трикс. – А давайте сделаем так, что он вообще не говорил про сердце ада?
Собеседник на миг задумался. Потом с сожалением сказал:
– Нет, не годится. Акт творения уже состоялся, тому были многочисленные свидетели. Не люблю я править то, что уже создал!
– Так вы Творец? – спросил Трикс.
– Ну… в какой-то мере… – чуть смущенно ответили ему.
– Создатель? – восхитился Трикс.
– В какой-то мере… – продолжал ломаться Творец.
– Высшее Божество?
– Да не богохульствуй ты! – прервал его Творец и Создатель. – Я и так опасно близок к кощунству. А ты вообще ударился головой при падении, и тебе мерещится всякая ерунда!
– Правда? – огорчился Трикс.
– Раз я тебе говорю, значит, правда, – отрезал Творец и Создатель. – Ладно… ад мы отринем, в данном случае он не вписывается в историю. Пусть будет… ох, как я не люблю такие фортели!
– Какие? – робко спросил Трикс.
– Такие! Ты знаешь, что самая большая самаршанская пустыня называется Сердце Ада?
– Нет, – признался Трикс и задумался. – Хотя да, оказывается, знаю! Читал в летописях.
– Ну так вот, поскольку в настоящий ад Прозрачный Бог тебя отправить не мог, то ты попал в эту пустыню. Но не радуйся раньше времени, я тебе подыгрывать не стану! Ты попал в ее самую страшную и жаркую часть, где сотни лет не ступала нога человека!
– Но я оттуда выберусь? – уточнил на всякий случай Трикс, уже убедившийся, что Творец и Создатель любит поговорить.
Раздался тяжелый вздох.
– Трикс, ну ты же умный мальчик. Сам подумай – как ты можешь не выбраться? Ты ведь герой!
– Герой?
– Главный герой! Непременно выберешься.
– А как?
– Не скажу.
– А Прозрачного Бога я победю? То есть побежду… а как правильно-то спросить?
– Смогу победить. Не знаю, тут возможны варианты. Все, пока!
– А Тиана меня… – начал было снова Трикс – и очнулся.
Он лежал на горячем песке. Дул сухой жаркий ветер. В небе светили звезды. Голова, которой Трикс ударился при падении о камень, ужасно болела.
– Почудится же такое… – прошептал Трикс. И вскочил, озираясь: – Иен! Гавар! Бамбура! Майхель! Аннет!
Тишина была ему ответом. Он стоял в пустыне, среди каких-то древних, полуразвалившихся и полузанесенных песком строений. Нигде, насколько хватало взгляда, не было ни души – ни верного друга, ни товарищей-комедиантов, ни витаманта, ни феи…
– Я в Сердце Ада! – с ужасом сказал Трикс.
