8
Узкие улицы великого города были пустынны, словно на них уже произошел конец света. Да и откуда бы здесь взяться людям посреди ночи. Советника одиночество вполне устраивало. Оно давало возможность подумать, привести мысли и чувства в порядок.
Труп он запер в кабинете. Туда никто не сунется. Без него там даже прислуга не хозяйничает. Так что с мертвой дурой, устроившей истерику, разберемся потом. А вот откуда она все узнала?
Захотелось рвануть в комнату к сыну, поднять Санти с кровати, как следует встряхнуть и спросить у малолетнего зарвавшегося негодяя, какого рожна происходит. Мысль эту он, впрочем, тут же и откинул. Что может знать сопляк помимо того, что уже рассказал?
Рано. Как же рано он начал его посвящать. Сын казался взрослым, рассудительным, трезвомыслящим. А оказался обычным безмозглым сопляком. Все они такие. Он помнит, он знает. Сам таким был. Вот только почему ему пришло в голову, что его сын — исключение.
Но откуда могла просочиться информация? Советник принялся вспоминать всех людей, хоть как-то связанных с этой историей. Выходила масса вариантов, жизнеспособных из которых было всего два. Либо мальчишка-свидетель распустил язык… Либо против советника кто-то активно ведет игру. Верить хотелось в первый вариант. Второй был чересчур скверным. Да и кто бы мог вести такую тонкую игру, чтобы довести до случившегося и чтобы при этом он ничего не заметил.
Гением советник себя не считал, но в такую тотальную марионеточность поверить было трудно. Выходит, мальчишка. Митрик! Значит, надо просто избавиться от мальчишки и — все.
К этой мысли он пришел с полчаса назад. Выяснить, где живет однокашник сына, не составило труда. Для этого даже Санти будить не понадобилось. Теперь главное — добраться до дома Митрика незамеченным. Хорошо, что все нормальные жители Витано теперь спят. Время играло советнику на руку. А те места, где могли встретиться случайные полуночники, он старательно огибал стороной. Другой вопрос, что делать дальше.
Митрик живет с родителями. Отцом и матерью.
Советник стиснул рукоять покоившегося в кармане пистолета. Убрать одного мальчишку не просто. Убрать его вместе с двумя родителями невозможно. Во всяком случае, незаметно. А расстреливать полквартала, чтобы не было свидетелей…
— Не дури, — приказал он сам себе. — Возьми себя в руки.
В голосе не было уверенности, но тем не менее такое самоподбадривание подействовало. Мозги зашевелились в нужном направлении. Отец у парня из тех работяг, что вкалывают по ночам. Естественно, делают они это не каждую ночь, но будем надеяться, что ему повезет, и папаша Митрика сегодня ушел в смену. Тогда дома остаются мама и сын. Кто откроет среди ночи дверь? Естественно, мать. Не хватало ребенку посреди ночи…
Хотя… Сыну-то уже восемнадцать. Так что, может, наоборот, молодой парняга пойдет открывать дверь, чтобы немолодая женщина спокойно спала. Если откроет мальчишка, его можно вытянуть на разговор и…
А если откроет мать? Извиниться и уйти? А дальше что?
А дальше что? Этот вопрос снова и снова врезался в мысли и рушил любую, выстраивающуюся схему. Вне зависимости от того, была ли она изящна или не грешила изяществом вовсе. Вот как сейчас.
Он всегда криво ухмылялся во время просмотров дешевых постановок. Режиссеры самовыражались, актеры кривлялись, и все это безобразие неминуемо заканчивалось счастливой развязкой. Герои, держа друг друга за руки, уходили к закату, и зритель давился слезами счастья. А он давился желчью, задаваясь все тем же вопросом: «А дальше что?»
Этим советник и отличался от простого смертного. Он мог смотреть дальше, просчитывать на несколько шагов вперед. Видеть проблему или ситуацию глубже и шире. Как с теми же самыми постановками. Ведь если посмотреть на счастливый конец и подумать, что с этим счастьем случится чуть позже, становится ясно, что счастья там нет и не будет. Вот только простые обыватели мыслят текущим мгновением, а он…
А он сейчас был точно таким же обывателем. Он не мог смотреть вперед. Не мог прогнозировать и просчитывать. Он зациклился. Оттого и мысли дурные, и планы один другого сумасброднее. Но где выход?
Выхода нет. Он в углу. Загнан в угол, как мышь. Или крыса. Но он вырвется.
Не особенно понимая, что делать дальше, он вошел в дом, остановился возле нужной двери и постучал.
На какой-то момент стало жутко. А вдруг против него действительно идет игра? Или мальчишка уже наплел кому-то что-то? Или мать этого несчастного, Пустошь его задери, Винни Лупо успела разболтать что-то, прежде чем идти к нему?
Дверь по периметру очертила тонкая яркая полоска. Внутри зажгли свет. Хлипкая дверь, если так просвечивает, подумал советник. От этой мысли, пришедшей некстати, стало почему-то спокойнее.
Щелкнул замок. Дверь распахнулась, и свет ударил в глаза. На пороге стоял парень и щурился.
— Митр? — спросил советник, предвкушая ответ.
Парень сонно кивнул.
— Знаешь, кто я?
— Отец Санти, — буркнул он. — И советник.
Тот быстро поднес палец к губам.
— Тсс. Мне надо срочно с тобой поговорить.
— Может быть, утром? — парень все еще не проснулся, с усилием давил зевки, но выходило плохо.
Советник поймал себя на том, что снова начинает волноваться. Но теперь даже от осознания этого, дрожь не желала отступать.
— Нет, — произнес он. — Это срочно. Дело очень серьезное.
— Зайдите, — пригласил Митрик.
— Лучше ты выходи. Чтоб никого не разбудить, — попытался советник.
— Зайдите, — неожиданно твердо повторил мальчишка. — Мне одеться надо.
Советник поколебался, но ступил через порог. Рука рефлекторно дернулась в карман. Пальцы стиснули рукоять пистолета.
С ума сошел, пронеслось в голове. Не здесь же. И не сейчас.
Мальчишка ушел. Советник топтался возле двери и оглядывал крохотную прихожую. Последний раз в своей жизни он оказывался в таком положении и такой ситуации… никогда.
Время шло. Ничего не происходило. Растерянность раздражала.
Наконец из комнаты вышел Митрик. Одетый и сосредоточенный. Что-то совершенно немальчишеское было в его виде. Не ведут себя так мальчишки в таких ситуациях. А как ведут?
Советник отругал себя за приступ паранойи.
— Готов? — сухо спросил он.
Митрик кивнул.
— Идем.
Они вышли. Советник проследил, как мальчишка закрывает дверь. Отец, значит, в ночную смену. А мать? Что же она не вышла? Или ее тоже нет дома? Или?
Он пропустил Митрика вперед. Прошлепал следом за ним по ступенькам.
Ночной воздух, прохладный и чистый, кажется, отрезвил. Советник огляделся по сторонам. Никого. Сзади тоже никого не было. Все удачно. Слишком удачно.
— Идем, — повторил он, опуская руку на плечо юноше и задавая направление.
Тот послушно потопал, куда было велено. Вдоль по улице, до перекрестка. За угол. Здесь тупичок. Потемнее, и окна сюда выходят, начиная с третьего этажа. До того глухие стены. Странная особенность местной застройки, на которую он заранее обратил внимание.
Рифленая рукоять шершавила вспотевшие пальцы. Сейчас.
Советник тихо достал из кармана пистолет. Не выдал себя ни единым звуком. Но в последний момент мальчишка вдруг обернулся и посмотрел ему в лицо. Не на пистолет, а в лицо, как будто про пистолет он и без того все знал.
Рука дрогнула. В голове завертелся хоровод безумных осколочных мыслей. Как стекляшки в калейдоскопе.
Одно дело стрелять в спятившую бабу с ножом в руке, другое — в мальчишку, который смотрит тебе в глаза. Который учится вместе с твоим сыном. Который сам, как твой сын…
— Извини, дружок, — хрипло произнес советник. — Ты слишком много знаешь. И слишком много говоришь. С этим надо что-то делать.
Митрик не ответил. Он молча смотрел советнику в глаза. И тогда тот нажал на спуск…
Выстрел хлопнул с оглушительной силой, хотя не мог он так хлопнуть. Но ему показалось, что от этого выстрела содрогнулся весь Витано. Одновременно с выстрелом, а может быть чуть раньше, что-то больно ударило под колени.
Советник повалился на землю. Ничего не соображая, дернулся. Сверху навалилось, надавило. Вывернуло руку. Пистолет чуть не выломал пальцы. Он взвыл от боли. Оружие отлетело в сторону. А сверху продолжало давить. И давило, пока у него не осталось сил сопротивляться.
Тогда он безвольно обмяк.
Что-то, а вернее, кто-то вздернул его кверху и поставил на ноги, придерживая и ограничивая в движениях. Откуда взялся этот кто-то, стоящий за спиной?
Пустой закоулок стал вдруг оживленным. Мальчишка все так же стоял на месте и смотрел на советника. Только теперь в глазах его были страх и усталость. Кто-то с силой скручивал за спиной его руки. А на входе в закоулок стояли двое в балахонах. Лица двоих закрывали капюшоны.
Маги!
Внутри все оборвалось. Это конец. С треском рухнула карьера. Вдребезги разлетелась налаженная и уютно устроенная жизнь.
Против него кто-то вел игру. Или мальчишка… Нет, мальчишка не мог. Значит, против него…
— Пытаться подкупить мать, сын которой отправился на тот свет благодаря тебе — глупое занятие.
Голос шел из-под капюшона. Мягкий женский голос.
Маги покинули Гильдию, вышли в город. Вмешались в жизнь простых смертных. Невозможно! С другой стороны он — не простой смертный. Он член Совета.
— Я… — попытался что-то сказать советник.
— Ты зарвался, советник, — произнес второй балахон приятным баритоном. — Никому не дозволено так дерзко подрывать устои Витано.
Никому? Что они знают о жизни города? Эти, запершиеся в здании Гильдии и интересующиеся только тем, что выгодно им.
— Твое слово, советник, — добавила женщина.
Так приглашают озвучить последнее желание на эшафоте.
— Я объясню, господа, — заторопился советник, поймал себя на том, что голос звучит истерично, неубедительно, и продолжил чуть спокойнее: — Я… Я ведь не один… Все так делают. У вас — свои интересы, у Совета — свои. Все хотят жить удобно. И выбирают средства для своего удобства. Вы для своего… Мы для своего и вашего.
— Все? — в голосе мужчины послышалась усмешка.
— Другие тоже, — охотно поделился советник.
— Другие не попадаются, — жестко бросила женщина.
— Погодите, — внутри все трепетало. — Я расскажу…
Капюшон покачался из стороны в сторону.
— Нет.
Это «нет» прозвучало, как приговор. Тот, кто стоял сзади и был ему теперь палачом, понял это не хуже советника. Руки освободили, но в спину сильно толкнуло. Советник не удержался на ногах, кувырнулся вперед и отлетел к стене. Хотел обернуться, сказать что-то, заплакать, закричать, позвать на помощь, но не успел ничего.
Снова хлопнуло. Тело советника дернулось и обмякло со странным всхлипом.
Новый выстрел подействовал на Митрика отрезвляюще. Ужас и нереальность происходящего дошли, наконец, до мозга, но не успев там освоиться, устремились в ноги. Мальчишка дернулся бежать, но человек, только что убивший советника, схватил его за шиворот, отрезая пути к отступлению.
— Отпусти…
Рука убийцы плотно зажала рот. Митрик почувствовал, как выкатываются из орбит глаза, как не хватает дыхания, как…
— Что с этим? — грубо спросил убийца.
— Закрой пока.
Митрик снова задергался, завыл, потому что словам не давала ходу сильная рука, смявшая губы и заткнувшая рот.
— Не дергайся, мальчик.
В баритоне снова звучала усмешка. Самодовольная. Скорее, даже насмешка. Насмешка человека, стоящего возле муравейника и разглядывающего глупого муравья. Муравья, который не знает ни устройства муравейника, ни устройства леса, ни даже собственного места в жизни.
— Не дергайся, — повторил балахон. — Ты присоединишься к новой партии следопытов. Знаешь, что это значит?
Митрик перестал дергаться. Недоверчиво посмотрел на мага и судорожно кивнул.
— Ты даже не догадываешься, — надменности в баритоне добавилось в разы. — Но ты узнаешь. Скоро. А пока тебе придется подождать взаперти. Сейчас тебе не стоит общаться с простыми гражданами.
Капюшон едва заметно двинулся в сторону того, кто держал Митрика.
— Понял? Его мать туда же. Здесь убери. Потом отправляйся к советнику. Что делать — знаешь. И поторопись. Скоро рассвет.
Судорожно билось сердце. Митрик смотрел, как неслышно уходят люди в балахонах. Как завороженный. За этим зрелищем он упустил тот момент, когда рука, зажимавшая ему рот, ослабила хватку.
