5 марта, пятница

– Хрусталев преставился.

– Хрусталев? Да не может быть! – обомлел Никита Сергеевич.

– Сердечный приступ. Нашли в квартире бездыханного, – доложил Серов.

– Лет-то ему сколько было?

– Пятьдесят два.

– Молодой.

– Ну, уж не двадцать! – отозвался министр.

– Все мы когда-то умрем, закон природы, – вздохнул Хрущев. – Ты ему похороны достойные организуй.

– Какие положено, такие и организуем, – буркнул генерал-полковник.

– Дети остались?

– Взрослые.

– Жена?

– И жена есть.

– Ей сделай пенсию персональную. Так вот хряпнет исподтишка и поминай как звали! – сокрушался Никита Сергеевич. – Иван при Сталине, словно собачка бегал.

– Да, любил Иосифа Виссарионовича. Когда кто про него резко выскажется, хмурился – как можно Сталина ругать!

– А он что, из другого теста, Сталин? – грозно отозвался Никита Сергеевич. – Не из другого, а все из того же самого, из человеческого, к тому ж нацмен, а они, сам знаешь, властью упиваются. Сталин, пока наверх лез, все человеческое растерял, сначала-то был весельчак, уважительный, а превратился в чудовище!

– Я вам, Никита Сергеевич, с «ближней» сувенир привез.

– Чего? – недовольно взглянул Первый Секретарь.

Министр госбезопасности, выглянул за дверь, занес в кабинет сверток и принялся его распаковывать.

– Лампа сталинская. В библиотеке стояла, – разъяснил генерал, развернул лампу и выставил на хрущевский стол. – Где розетка-то у вас? – министр опустился на корточки и стал шарить под столом около стены, наконец, обнаружил розетку и включил лампу. Фарфоровый абажур наполнился светом, на нем проступила сцена охоты на медведя. Медведь, оскалившись, стоял у ельника, а в него целились из ружей два охотника. Техника абажура была высокохудожественная.

– Вот этот охотник – ну точно вы! – тыкал пальцем в лампу Иван Александрович.

Хрущев присмотрелся:

– Похож!

– Нравится, Никита Сергеевич?

– Чужое брать нехорошо!

– Так уже не чужое! – развел руками генерал-полковник. – Сталин умер. Лампа списана.

– Ладно, лампу оставляй!