3 марта, среда
Брусницын начал нервничать – на часах половина одиннадцатого, а Хрусталева на рабочем месте нет. Ведь еще вчера поручил ему написать план мероприятий по консервации сталинской дачи. В начале недели Президиум Центрального Комитета принял решение «не делать на даче в Волынском музей Сталина, а закрыть ее до соответствующих распоряжений». Вчера министр Серов вызвал коменданта Кремля, приказал дачу опечатать, штат сократить, оставив незначительную охрану и дворника. Все это слово в слово было передано Ивану Васильевичу. Тот взял под козырек. Генерал-полковник Серов высказал и личное пожелание: велел привезти с «ближней» настольную лампу, ту, что стоит в библиотеке, и кресло, за которым обычно работал Сталин. «Все равно растащат, раз музея не будет», – определил министр.
И это задание Брусницын перепоручил заместителю, тем более, что Хрусталеву на сталинской даче был каждый угол знаком. Комендант Кремля хотел поскорее выполнить министерское поручение, блеснуть перед руководством, и как назло – Хрусталев пропал!
В очередной раз сняв трубку, Брусницын рявкнул:
– Разыскали?!
– Никак нет! На квартиру отправили машину, она еще не вернулась.
– Да что ж такое!
Иван Васильевич был из тех, на кого можно было полностью положиться, а сегодня – обыскались его! Семья Хрусталева – жена и дочь с внуком, отдыхали в Сочи.
– Так где ему быть? Дома быть или на работе! – негодовал начальник.
Через минуту позвонил внутренний телефон.
– Ну?! – гаркнул Брусницын.
– Мертвый, товарищ генерал!
– Кто мертвый?
– Товарищ Хрусталев мертвый. В собственной квартире, на диване.
– Ты что, сдурел?!
– Не сдурел, товарищ генерал, а так и есть. Я специально переспросил. Ребята наши его осмотрели – труп.
– Ничего там не трогайте, сейчас высылаю бригаду!
– Слушаюсь!
Брусницын повесил трубку, отдал соответствующие распоряжения и по спецкоммутатору связался с Серовым. Иван Александрович долго молчал, наконец вымолвил:
– Сам туда поеду, посмотрю.
– А мне?
– Ты на месте сиди.
После разговора с министром Брусницын как-то обмяк, сдулся, сделался меньше в своем генеральском расшитом золотом кителе.
«Вот был человек, и нет человека! – думал он. – Еще вчера разговаривали, строили планы, сердились друг на друга, а теперь?»
