14 августа, пятница
Хрущев приехал в Министерство Вооруженных Сил к Булганину. Министерский кабинет представлял собой необъятный, залитый солнцем квадрат с широкими окнами на две стороны. Входивший в кабинет через высоченные двери приемной должен был метров двенадцать двигаться в направлении исполинского стола, за которым в кресле, напоминающем трон, восседал министр. Ковры скрадывали шаги, и лишь тиканье громоздких напольных часов делало этот монументальный кабинет реальным. Благообразный облик седовласого маршала Булганина, сидящего под огромным портретом вождя революции, казался строгим, прозорливым, полубожественным.
Военный министр поспешил гостю навстречу.
– Рад тебя видеть, Никита Сергеевич!
Расцеловав товарища, маршал провел его в соседнюю комнату, уютную, с низким плюшевым диваном. Туда вела неприметная, отделанная дубовыми панелями дверь.
– Садись, угощайся! – пригласил Николай Александрович, заваливаясь на диван. – Грильяж, сливочная помадка, фрукты?
Хрущев уселся в кресло и потянулся к вазе за яблоком.
– Может тебе налить? – спохватился Булганин.
– Не буду. Я лучше яблочко съем.
– Виноград попробуй, кишмиш. Узбеки самолетом передали, только с дерева!
– Не хочу! – покачал головой Хрущев.
Николай Александрович благодушно смотрел на друга. Пригладив блестящую лысину, Никита Сергеевич спросил:
– Получилось?
– Страшное дело, – приподнимаясь с дивана, произнес Булганин и взял с подоконника пухлую папку. – Всю бетонную громадину на хер снесло, а сколько в эту башню железобетона зах…чили – и следа не осталось! – он потряс фотографиями. – Не представляешь, какая у бомбы силища!
Булганин принялся раскладывать на столике снимки.
– Это до взрыва, – тыкал пальцем министр, – а это – после.
– Земля плавится! – ужаснулся Хрущев.
– Горит земля, горит! Если такой мощности бомбу на врага сбросить, и воевать не надо, не с кем будет воевать!
Николай Александрович снова уселся на диван.
– Без бомб государство не сохранить, – проговорил Никита Сергеевич. – Враги из всех щелей, как тараканы, лезут! Американцы засратые на самолетах-разведчиках границ не знают. Мы их бьем, а они все равно прут, секреты вынюхивают!
– Если бы взрыв твои американцы увидели, то точно бы ох…ли! Но они про то узнают! Земля ходуном ходила. Метеостанции на расстоянии трех тысяч километров возмущенье фиксировали. В отчете подробно написано, – министр кивнул на документы.
– Полистаю, – придвигая к себе сброшюрованную папочку, отозвался Хрущев.
Маршал ухватил гроздь винограда:
– Сладкий, прямо сок!
– Водородная бомба – самое жестокое оружие в мире, сравнимое по силе разве с проклятием сатаны! – с расстановкой выговорил Никита Сергеевич.
– Хорошо сказал, емко! Эта твоя фраза в газеты бегом пойдет, бегом! – округлил глаза Николай Александрович.
Хрущев продолжал перебирать ужасные снимки. Он глазам не верил, какие катастрофические разрушения произошли после взрыва.
– Если все страны таких бомб наклепают, планете пи…дец! Это, Коля, будет не ураган, а вселенская катастрофа!
– Так что ж, не делать бомб что ли? – заволновался военный министр, ссыпая виноградные косточки с ладони на блюдечко.
– Придется делать, придется смерть проклятую производить, без атомных бомб нам не выжить!
Хрущев сел удобнее и потянулся к яблоку. Булганин зачарованно смотрел на друга.
– Вот взорвали мы, Коля, бомбу, и теперь врагам понятно – в Россию не суйся, убьет! В этом состоит наша главная цель – запугивание! – разъяснил Секретарь ЦК. – У страха глаза велики. Американцы испугаются, приутихнут. А если приутихнут, мы за это время силенок подкопим. Воевать нам куда? Народ еще от битвы с Гитлером не оправился, в красоту счастья не поверил, а тут – иди, воюй! Не пойдут, не готовы! – замотал головой Хрущев. – А если не готовы воевать, значит, пугать вражин остается, но пугать по-настоящему, так, чтобы поджилки тряслись! Я фотографии заберу, не возражаешь?
Николай Александрович кивнул:
– Забирай, у меня копии есть.
Никита Сергеевич стал собирать фотографии. Маршал зевнул:
– Не выспался, глаза слипаются.
– А Маленков про испытание что сказал?
– Особо без эмоций, – ответил Булганин. – Его цифры пугают, слишком много на бомбы средств уходит. Неразумно, говорит.
– Разумно, не разумно, а выхода нет. Сталин не дурак был, что ядерную кашу заварил.
– У Егора как раз Молотов сидел, тот – за бомбы.
– Вячеслав с головой!
– Егор прям к Молотову тяготеет. Отыскал нового покровителя.
– Это ж надо, председатель Совета министров покровителей ищет! – возмутился Никита Сергеевич.
– То с нами не разлей вода, а тут – Молотов!
– История кислая! Ты, Коля, с Маленковым насчет меня говорил?
– Как же! – Булганин встал, открыл дверцу бара, где стояли бутылки, и достал коньяк. – Выпью рюмочку в профилактических целях, а то настроение – дрянь. Тебе наливать?
– Нет.
– Вчера вечером и переговорил, – налив треть фужера, рассказывал военный министр. – Егор пообещал включить в повестку вопрос о Первом Секретаре Центрального Комитета, самолично обещал твою кандидатуру на Президиуме озвучить. Я его припугнул, как ты велел, сказал, если он тебя не выдвинет, мы сами Хрущева предложим, чтобы потом не обижался. Сработало! – ухмыльнулся Николай Александрович.
Маршал выпил и снова плеснул себе коньяка:
– Никуда Егор не денется!
– Правильно сделал, что припугнул, если Президиум ЦК меня одобрит – считай дело решенное, Пленум как по маслу пройдет.
– Маленков раньше от страха на воду дул, а сегодня расхрабрился.
– Храбрый портняжка! – ухмыльнулся Хрущев. – Если мы бериевские бумаги найдем, они ему как костер под ногами будут.
Никита Сергеевич заметно нервничал: если Маленков за его кандидатуру не выступит, ни Каганович, ни Молотов, ни Ворошилов не проголосуют, а назваться Первым Секретарем Центрального Комитета Коммунистической партии Советского Союза или просто Секретарем ЦК есть две большие разницы. Лидерство в партии, закрепленное высшей партийной должностью, позволило бы Хрущеву войти в первую тройку руководителей. Через партию шел к власти Сталин, через партию решил двигаться и Хрущев.
Никита Сергеевич тяжело вздохнул.
– А ученые про взрыв что сказали?
– Охренели. Еле очухались. Курчатов с Неделиным в самый эпицентр выезжали, разрушения осматривали. Страшное дело, говорят. Киношники фильм отсняли, пришлю тебе завтра.
Булганин, ласково смотрел на Никиту Сергеевича:
– Ты не будешь ругаться, если я после Пленума в Сочи мотну? Там хорошо, благодать, море как парное молоко, девушки светятся!
– Езжай, Коля, развейся.
– Машку возьму, – самозабвенно улыбался министр.
– Как она, в новую квартиру вселилась?
– Живет, довольна, – благодарно отозвался Булганин.
Хрущев смотрел на вазу, раздумывая, взять ему еще яблоко или нет.
– Возьми виноград, что ты все яблоки да яблоки!
– Ладно, давай виноград.
– Может, все-таки рюмочку?
– Нет, Коля, не буду.
Николай Александрович подал виноградную гроздь.
– Слушай, брат, я к тебе еще с одной просьбой обратиться хотел, с меркантильной. – Булганин подсел ближе. – Жена дачу просит.
– Где, в Сочи? – не понял Хрущев.
– Да нет, в Подмосковье, где-нибудь на Москве-реке, может, рядом с тобой, в Огарево, а может, по соседству, в Жуковке. И я с ней согласен, нужен, Никита, дом для семьи. Пока возможность есть, построю, мне ж не двадцать лет.
Хрущев внимательно посмотрел на Николая Александровича, который в Подмосковье пользовался сразу тремя дачами – министерской в Барвихе, в Малаховке дачу для обожаемой Машеньки держал и большой дом на реке Пехорка для приватного отдыха на Лосином острове.
– Тебе дач-то не мало?
– Так они ж государственные, а я прошу свою, личную! Вот с работы выгонят, куда пойду? – в сердцах воскликнул маршал, встал с дивана и всей своей громадой застыл над круглым, точно колобок, Хрущевым.
– Что-нибудь придумаю, – глядя на разволновавшегося товарища, пообещал Никита Сергеевич.
– Придумай, я как друга прошу, пошукай местечко. А я, сам знаешь, отработаю!
– Хорошо, друг, будет тебе дача! Давай по сто на ход ноги! – задорно ответил Хрущев.
– Сразу бы так! – хватаясь за бутылку, засуетился Николай Александрович.
– А материалы эти, – похлопал по отчету о водородном взрыве Секретарь ЦК, – я изучу. Дай команду, чтобы мне по ядерному оружию все без исключения присылали, хочу в суть вникнуть.
– Голову сломаешь. Пусть академики кумекают, какие для бомбы шурупы использовать. Бумаги я тебе пришлю, не жалко, и Неделина заодно. Может он что умное скажет.
От военных маршал артиллерии Неделин курировал ядерные и ракетные испытания.
Булганин разлил коньяк.
– За твое здоровье! – приподнял Никита Сергеевич.
– За наше здоровье! – поправил Маршал Советского Союза.