Глава 12
В баре они сидели вдвоем. Пол только что отправился за машиной в «Мастерскую Генри», где сам Генри Трэвис лично обул его на невменяемую сумму только за то, что прочистил ему систему охлаждения. Одд сказал, что мог бы сделать ему все то же самое, но бесплатно, и решил остаться с Грегори, чтобы пропустить еще по кружечке.
Сегодня в заведении не было никаких посетителей, и даже бармен старался держаться от них на расстоянии и не нарушать их приватность, притворившись, что протирает бокалы на дальнем конце стойки.
Грегори выпил уже три кружки и был в прекрасном настроении, но, когда он посмотрел на Одда, оно куда-то улетучилось. Старик сидел, глядя в свою кружку, и не пил, а выражение лица у него было такое, что Грегори стало не по себе.
– Что-то случилось? – спросил он.
Одд покачал головой.
– И все-таки?
– Ничего.
– Я же вижу.
– Если ты не хочешь…
– Нет, хочу, – сказал Грегори.
Последовала пауза.
– Люди стали много разговаривать, – выдавил наконец из себя Одд.
– О чем?
– О тебе. И о твоей семье.
– И что же именно? – Грегори почувствовал, как кожа у него на лице натянулась.
– Эти… смерти начались сразу же после того, как вы переехали в город.
– Но это бред. – Сердце у Грегори забилось чаще.
– Да знаю я, все знаю. Но время-то точно совпадает. А ты знаешь, как суеверны эти простолюдины. Кто-то из них заметил, что Лоретта Нельсон была убита в офисе по торговле недвижимостью чуть ли не в одно время с вашей покупкой дома, и оттуда все и началось. Чилтон Боден был мерзавцем, но все знают, что вы с ним не ладили и что ты обещал душу из него вытрясти… – Одд понизил голос: – Вот и этот бармен все слышал.
– Да брось ты. После переезда я видел Чилтона всего один раз. Ты же в тот момент был со мною.
– Я знаю.
– Кроме того, он сам себя зарезал.
– Но зарезал он себя потому, что у него из пупка стал расти еще один хрен. А такое не каждый день случается.
– И что, в этом тоже я виноват?
– Я этого не говорил. Я только сказал, что люди много разговаривают. И говорят, что даже если ты ничего не делал намеренно, то, может быть, ты привез все это дерьмо вместе с собой. Старые ненавистники молокан начали поднимать головы. Ты же не можешь не согласиться, что в последнее время в городе происходят странные вещи.
Грегори почувствовал, как кровь прилила ему к лицу.
– Я долго думал, говорить тебе или нет, но решил, что ни от кого другого ты такое не услышишь…
– А Пол не… – начал Грегори.
– Конечно, нет! – Одд посмотрел на него. – Твои друзья остаются твоими друзьями. На это ты всегда можешь рассчитывать. И вполне возможно, что все эти разговоры ни о чем. – Он сделал большой глоток пива. – Может быть, мне вообще не стоило открывать свой дурацкий рот…
– Нет, – ответил Грегори. – Нет, я очень рад, что ты об этом заговорил.
– Да забудь ты обо всем.
– Но ведь они не думают, что все это моих рук дело или моей семьи? Мы ведь никого не убивали. Мы просто… каким-то образом стали причиной этого.
– Я же сказал, что они все суеверны.
– Но почему мы? Почему не Меганы?
– О них тоже говорят. Вполне возможно, что во всем виноват твой дом. Может быть, вы что-то в нем активировали, или он что-то активировал в вас, или как-то еще… Навроде химической реакции. – Старик покачал головой: – Я же говорил тебе, что надо было прижать Колла и поменять дом… Черт, а может быть, ты все еще можешь это сделать? Я плохо знаю, какой в таких делах срок давности, но, если он впарил тебе дом на основании ложной информации…
– Нет.
– Ну, тогда забудь обо всем этом.
– А сам ты что думаешь по этому поводу? – спросил Грегори.
– Да не важно, что я думаю… – заерзал на стуле старик.
– Одд…
– За свою жизнь я много чего видел, – вздохнул он. – Здесь не идет никакой речи о серийном убийце. В этом я уверен.
– Но ты думаешь, что я имею к этому отношение? Или моя семья?
– Да нет, черт тебя побери. Нет. Я не такой дурак. Но… – Одд глубоко вздохнул. – Не могу исключить, что твой дом как-то с этим связан. – Одним глотком он допил свое пиво. – Макгуэйн – смешной городок; смешной не потому, что веселый, а потому, что в нем случаются странные вещи. Я многое видел за все эти годы, а еще больше слышал. Но в последнее время это… перешло какую-то границу. Людей убивают, и это меня пугает. Наверное, всему этому есть не одна причина, но это происходит, и я понимаю жителей, которым нужны простые ответы.
– Но ты же не думаешь, что есть какой-то простой ответ?
– Я не думаю, что есть и сложный. Я вообще не знаю, есть ли какой-нибудь ответ. Ты слыхал выражение «жизнь – дерьмо»? Вот так я на все смотрю. Если жизнь – дерьмо, то лучше всего держаться от этого дерьма подальше. – Одд достал из кармана пятидолларовую бумажку и положил на стойку. – Поэтому на твоем месте я бы поменял жилье. Слишком много людей там умерло, так что ничего хорошего в нем нет.
Он слез со стула и похлопал Грегори по плечу:
– Мне пора. А то Люрлин убьет меня, если опоздаю. Завтра договорим.
Грегори кивнул и глазами проводил старика до дверей бара. Затем взял пятерку Одда, достал из кармана еще какие-то бумажки и пошел к концу стойки, чтобы оплатить счет. Протянул деньги бармену, но физиономия последнего ему не понравилась. На ней было точно такое же выражение, как и на лицах мужчин, которые когда-то, давным-давно, оскорбляли его отца прямо перед этим зданием…
Молокосос.
Грегори даже решил забрать у бармена чаевые, но подумал, что скорее всего придает слишком большое значение всякой ерунде, и все из-за разговора с Оддом. Поэтому он просто улыбнулся, кивнул, вышел вон и вернулся к кафе, где припарковал свой фургон.
Придя домой, Грегори прошел прямо на кухню, нашел в шкафчике бутылочку с аспирином, которая стояла рядом с витаминами Джулии, и выпил сразу две таблетки. У него смертельно болела голова, и он даже прикрыл глаза, ожидая, когда лекарство подействует. У Грегори создалось впечатление, что в последнее время каждый раз, когда он входит в этот проклятый дом, у него начинает болеть голова. Он уже стал задумываться, нет ли у него аллергии на что-то, что находится в доме. Может быть, на изоляционные материалы, или на моющую жидкость, или на полироль для мебели, который Джулия сейчас использовала… А может быть, все дело было в новых засухоустойчивых растениях Джулии? Грегори этого не знал, но головные боли стали возникать по какой-то схеме, и вот именно эту схему он и хотел разрушить.
От стресса, связанного с тем, что рассказал ему Одд, было никак не избавиться – и, может быть, именно поэтому сегодняшняя головная боль была гораздо сильнее предыдущих.
Грегори прошел в гостиную, включил телевизор, лег на кушетку и закрыл глаза.
Головные боли его раздражали. Он понимал, что в последнее время был довольно несдержан с Джулией, своей матерью и детьми. Не желая срываться на них без всякой на то причины, Грегори поклялся себе, что сегодня будет со всеми мил и жизнерадостен. Он не позволит какой-то головной боли или аллергии взять над собой верх и не будет ни на кого злиться без всякой на то причины.
Но позже Тео затеяла ссору с Адамом, потому что завладела пультом телевизора и стала быстро пролистывать каналы, и они стали носиться между кухней и гостиной – так что все закончилось тем, что он наорал на дочь и отослал ее к себе в комнату. Джулия считала, что он переборщил, но ничего не сказала ему до тех пор, пока они не оказались в кровати, и после этого они начали ссориться уже между собой. В последнее время они часто ссорились, и Генри начинал от этого уставать, – и они начинали ссориться еще и из-за этого.
Наконец Джулия отказалась реагировать на его аргументы, которые становились все более злыми, и, отвернувшись от него, натянула на себя одеяло до самой шеи.
Грегори серьезно задумался, не пойти ли ему спать вниз, на кушетку. Это будет для жены хорошим уроком. С момента их свадьбы они еще никогда не спали раздельно, договорившись после самой первой ссоры, что всегда будут стараться решить все свои проблемы до того, как лягут в постель, и никогда не будут спать раздельно. Но сегодня он спустился бы вниз, если б в доме не было его матери и детей. Им будет сложно все это объяснить, поэтому Грегори натянул на себя свою половину одеяла, закрыл глаза и наконец уснул.
Джулия бродила по развалинам Рашнтауна.
Она не знала, что заставило ее появиться здесь, зачем ей надо было преодолеть пешком такое расстояние, чтобы полюбоваться на несколько заброшенных развалюх, но с того самого момента, когда Пол и Деанна показывали им Макгуэйн, она не могла не думать об этом месте.
Джулия заглянула в дверь однокомнатного домишки без крыши и увидела целую коллекцию проржавевших жестяных банок, выстроившихся в остатках того, что раньше называлось буфетом; под ногами у нее хрустели высохшие сорняки, проросшие сквозь щели между половицами. Никакой мебели в доме не было, так же как не было ее в большинстве покинутых халуп, которые она осмотрела, и Джулия решила, что жители забрали с собой все свои манатки, когда переезжали в лучшие дома.
Несколько зданий успели развалиться и представляли собой цементные фундаменты с торчащими огрызками обуглившихся балок, и Джулия не могла не задуматься о том, какие пожары могли здесь бушевать. Она спрашивала о Рашнтауне мать Грегори, но старая женщина не захотела о нем говорить. Ее отказ был похож на попытку что-то скрыть, и Джулия подумала, что много лет назад здесь произошло что-то страшное.
Что тогда сказал Пол? Что в прошлом были проблемы? Это было настолько туманно, что можно было подумать все, что угодно.
Джулия была удивлена, что Грегори тоже не хотел обсуждать историю молоканской общины в Макгуэйне, но в то же время она хорошо помнила, насколько скрытны были ее родители во всем, что касалось их прошлого, – и знала причину этого. В колледже у нее была подружка, Джанет Иошизуми, родители которой были интернированы в Манзанар во время Второй мировой войны. Джулия хорошо помнила, как Джанет рассказывала ей, что родители наотрез отказываются обсуждать свое перемещение в лагерь, не хотят говорить об этом и предпочитают делать вид, что ничего этого никогда не было.
Не могло ли подобное произойти и здесь? Что-то такое ужасное, что никто об этом не хочет говорить?
Скорее всего она романтизирует абсолютно тривиальную и скучную главу в местной истории. Но не отвеченные вопросы подталкивали ее к этому.
Можно было бы пойти в библиотеку, подумала Джулия, и поискать там информацию о Рашнтауне…
Ну нет. Она скорее останется в полном неведении, чем еще раз встретится с Марж и ее подружками.
Джулия переступила через гнилую грушу и прошла к следующему пустому дому.
Странно, что ее заинтересовал не только Рашнтаун, но и другие вопросы, связанные с молоканами, после того как их семья переехала сюда. Она никогда не понимала того восторга, с которым некоторые люди рылись в своих исторических корнях и в своем этническом происхождении. Джулия всегда считала женщин, которые старались отыскать следы дальних родственников в дальних странах или тратили деньги на изучение языка и культуры тех стран, из которых происходили их отдаленные предки, просто выскочками, следующими модному тренду. Но сейчас она начинала понимать этот интерес к прошлому. После переезда в Макгуэйн женщина обнаруживала в себе все больше и больше русского. Она не знала, то ли это происходит из-за того, что теперь с ними постоянно живет мать Грегори, то ли оттого, что в этом маленьком городке все были более тесно связаны друг с другом и община играла здесь гораздо большую роль по сравнению с обезличенным существованием в большой метрополии. Ей казалось, что ее американский фасад дает трещины и под ним постепенно проступает ее русская сущность.
Может быть, это было связано и с тем, что они с Грегори уже не были так близки, как раньше, и что их взаимоотношения уже не защищали ее от влияния внешнего мира. Джулия не могла продолжать сопротивляться молоканской культуре, зная, что больше не может опереться на мужа.
В последнее время они много ссорятся, и ей кажется, что они ведут себя как два незнакомца, которые случайно оказались в одном доме, а не как супружеская пара, которая вместе уже восемнадцать лет. Она никогда не верила этим странным предупреждениям, что деньги способны разрушить человеческую жизнь, и считала, что они распространяются богатеями, которые хотят сдержать запросы бедняков, притворяясь, что лучше вообще не иметь денег и что бедность более духовна, чем богатство.
И действительно, если все взвесить, то дело у них было не в деньгах.
Все дело было в переезде в Макгуэйн.
Хотя переехали они сюда только потому, что выиграли в лотерею…
Джулия заглянула в заднее окно большого дома, увидела проржавевший скелет старой кровати и сгнившее дерево того, что когда-то было туалетным столиком. На одной из оставшихся стен висела часть рамы, а в грязи под нею блестели осколки разбитого зеркала.
В глубине души Джулия хотела, чтобы они никогда не покидали Калифорнию. Или, на худой конец, переехали бы в какое-нибудь другое место. Например, в Новую Англию или на северо-западное побережье Тихого океана.
Да куда угодно, только не в Аризону.
Дом ей не понравился, и вместо того чтобы заглянуть в другие окна или войти внутрь, Джулия направилась вверх по каменистой тропинке, мимо разваливающихся стен banya, к зданию, которое выглядело как бывший магазин или офис. Мгновение она стояла, уперев руки в бока, оценивая его размеры. Это точно был нежилой дом: в стеклах, большинство из которых было на месте, были видны трещины и дыры от брошенных камней, и Джулия заглянула внутрь, руками отгораживаясь от солнечного света. Внутри она увидела наклонившийся письменный стол, перевернутый стул и нечто, похожее на сломанный сейф.
Сейчас Джулия находилась почти в самом центре Рашнтауна и внимательно рассматривала заброшенные хибары и сгоревшие и полуразрушенные здания.
Здесь наверняка есть призраки.
Эта мысль пришла ей в голову совершенно внезапно. Джулия попыталась убедить себя, что имеет в виду «призраков» в самом простом и литературном понимании этого слова, как синоним воспоминаний или истории, но это была не совсем правда, и женщина это знала. Думала она как раз о настоящих призраках, и, хотя на улице стоял солнечный день и были слышны крики детей, игравших рядом со школой, и Джулия могла видеть в каньоне крыши домов и верхние этажи зданий в деловом квартале, она чувствовала себя достаточно одиноко, чтобы испугаться.
Призраки.
Джулия огляделась вокруг, неожиданно поняв, как много пустых комнат было в полуразрушенных конструкциях, которые ее окружали, как много мест, где можно спрятаться, как много брошенных реликвий прошлого оставалось в покинутом мусоре этих зданий.
Она что, пришла сюда именно из-за этого?
Или ее сюда заманили?
Джулия вспомнила о ночных звуках, о коробке, которая упала на кухне.
Призраки не выходили у нее из головы с той самой первой недели. Она удивилась, что такое не пришло ей в голову раньше, когда они только приехали. В конце концов, это действительно был город-призрак. И то, что здесь есть призраки, выглядит вполне логичным.
Но в призраках не было ничего логичного, и, несмотря на весь ее рационализм и ум, Джулия почувствовала, что испугана. Тот факт, что она постоянно думала о Рашнтауне, что ее сюда тянуло, был более чем тревожен, и, хотя она и не хотела этого, Джулия увидела определенную систему в том, что прежде казалось ей бессистемной чередой простых совпадений.
Она вспомнила о слогане одного из фильмов.
Здесь никто не услышит, как ты будешь кричать.
Конечно, это было не совсем правильно. Она слышала голоса детей на школьной площадке, так что и ее скорее всего там услышат, но она понимала, что даже самый сильный ее крик покажется легким писком любому, находящемуся в центре города. Да и то, если люди будут прислушиваться.
Она вполне может здесь умереть, и никто об этом не узнает.
Джулия поежилась. Сейчас ей уже не так интересно было изучать покинутые здания Рашнтауна. И, повернувшись, она пошла назад по той же тропинке, по которой пришла.
Женщина почувствовала какое-то движение справа и быстро посмотрела туда, но то, что там могло находиться, уже исчезло за зданием banya. Джулия сказала себе, что это, должно быть, кошка или собака. Она сильно на это надеялась, но понимала, что существо, которое она заметила периферическим зрением, было больше, чем любая кошка или собака.
Опять движение. На этот раз впереди и справа.
Джулия увидела ребенка, перебежавшего из одного здания в другое, и услышала смех этого существа… но этот смех принадлежал скорее старику, а не ребенку, и подобная комбинация шокировала ее донельзя.
Услышала смех существа?
Да. Потому что даже в самый первый момент, увидев его только мельком, она поняла, что это не мальчик и не девочка, а… что-то другое.
Ее кожа вся покрылась мурашками, а пульс зачастил как сумасшедший. Джулия боялась идти вперед и боялась возвращаться, она вообще боялась идти по той же тропинке. Женщина решила свернуть и добраться до дороги альтернативным путем и, пока шла, нервно оглядывалась по сторонам, стараясь, чтобы этот ребенок или что там вообще было не прыгнул на нее.
Джулия прошла мимо развалюхи с отвалившимся голым крыльцом и услышала внутри какие-то быстро удаляющиеся звуки.
Сердце вырывалось у нее из груди.
Из разбитого, забрызганного грязью окна на нее смотрело крохотное личико.
Джулия закричала, и лицо исчезло в темноте строения.
Опять раздался смех, смех старого человека, и она быстро, но аккуратно отступила, не спуская глаз с окна. Лицо больше не появлялось, но она так и не могла забыть его. Сквозь грязное стекло его черты трудно было рассмотреть, но у Джулии создалось впечатление, что глаза, нос и рот на нем были сдвинуты слишком близко друг к другу и что в маленькой фигуре было что-то ужасное – и совершенно не соответствующее норме.
И она вдруг опять ясно почувствовала, как далеко был Рашнтаун от жилой части Макгуэйна.
«Оно точно играет со мной, – подумала Джулия. – Что бы это ни было, ему нужна именно я». Она бросилась бежать, больше не высматривая фигуру, не стараясь от нее спрятаться, но приготовившись или столкнуть или обежать ее, а может быть, даже перепрыгнуть, в случае если она появится перед ней. Она сделает все, что в ее силах, чтобы избежать встречи. Джулия была настроена выбраться из Рашнтауна как можно быстрее, так быстро, как это позволят ей ноги.
Ей показалось, что она опять увидела фигуру сквозь разломанную стену banya, но сейчас лицо выглядело старше. Она не стала останавливаться, чтобы как-то осмыслить увиденное, а просто продолжала бежать изо всех сил, не останавливаясь, пока не оказалась у дороги и не перепрыгнула через высохшую канаву, направляясь в сторону Макгуэйна.
Вслед ей вновь раздался смех.
В груди у нее болело, и ей явно не хватало воздуха, но она заставляла свои ноги продолжать бег до тех пор, пока не достигла обитаемых кварталов. Здесь она замедлила бег, и женщина, поливавшая розы, улыбнулась ей и сказала, что пора остановиться, пока она не добежала до инфаркта.
Она сидела в banya с трупом кошки на коленях.
– Тео.
Услышав голос banya, девочка почувствовала, как ей стало тепло и как все ее проблемы куда-то исчезли. Казалось, что голос эхом отдается внутри ее и проникает в тело и кости.
– Тео.
– Я принесла тебе подарок, – сказала Тео, глядя на труп полосатой кошки со спутанным мехом, который лежал у нее на коленях. Кошку она убила своими собственными руками. Вчера девочка увидела, как та крадется по их двору, и взяла ее на руки. Она гладила ее, разговаривала с ней, а потом, подойдя к тропинке, изо всех сил ударила ее об камень так, что голова животного раскололась.
Потом Тео посыпала рану землей, чтобы остановить кровь, и спрятала труп под листьями, чтобы кровь высохла.
Сегодня она вернулась и забрала его.
Это было самое большое животное, которое она когда-нибудь приносила с собой, и Тео знала, что banya будет ей благодарна. До сих пор она с удовольствием поглощала все, что приносила ей девочка – будь то птицы, мыши или бурундуки, – и становилась все сильнее. Теперь в помещении появилась новая энергия, и, хотя здание все еще выглядело заброшенным, оно стало само себя очищать. Починенные скамейки стояли вдоль стен как полагается. Почти все кости исчезли.
Тео всегда нравилось приходить сюда, а сейчас нравилось еще больше. Здесь она чувствовала себя как дома. Здесь ее ждали, уважали и принимали.
Banya была ее другом.
Ее единственным другом, и Тео не знала, что бы делала без нее. Здесь она могла поделиться с ней всеми своими разочарованиями, рассказать о всех своих проблемах, покричать, выплакаться, устроить скандал – и ее всегда готовы были выслушать.
Выслушать и понять.
Девочка взяла окоченевший труп и положила его на грязный пол.
– Вот, пожалуйста, – сказала она.
В ожидании она смотрела на труп кошки. Ей уже не надо было выходить, когда banya ела. Она разрешала Тео смотреть, как поглощает пищу, и девочка почувствовала, как по ее телу прокатилась волна восторга, когда с дальней стены сошла тень, которая разделилась на длинные вьющиеся сегменты, и начал дуть знакомый, «прохладный-но-приятный» ветерок. Труп кошки абсолютно незаметно приподнялся над полом, тень окружила его, и он стал постепенно исчезать. По частям. Сначала левое ухо. Потом правая задняя лапа. Хвост. Часть живота. Голова.
Не было слышно никаких звуков – казалось, Тео находится в помещении, куда звуки не проникают вообще, – но было множество движений, когда тени дотрагивались до ее кожи, рук, щек… Тео рассмеялась, ей стало щекотно.
Меньше чем через минуту кошка исчезла.
– Хорошо, – сказала banya. – Очень хорошо.
Тео улыбнулась от удовольствия.
Она была рада, что смогла что-то сделать для banya – ведь та так много делала для нее. Она обещала помочь Тео – и действительно помогла. Хотя друзей у девочки так и не появилось, хотя дети все еще отказывались с нею общаться, они больше не издевались над ней. Banya дала ей что-то… особенное, и другие дети в ее классе, казалось, почувствовали это. Они старались держаться от нее подальше, боялись ее – и это было здорово. Теперь Тео больше не сидела на переменах в помещении вместе с учительницей, прячась от всего класса. Она гордо и смело выходила на площадку и делала все, что ей заблагорассудится. И хотя делала она это в одиночестве, Тео было все равно. Простое осознание того, что она не одна, что у нее есть banya, давало ей уверенность в себе, позволяло плевать на замечания и не волноваться о том, что сделают или подумают другие дети.
Конечно, сейчас Мэри Кей и Ким ненавидят ее еще больше. Они не пытались задеть или толкнуть ее, как раньше, но Тео чувствовала, как их ненависть и обида растут не по дням, а по часам, и понимала, что рано или поздно они попытаются ей отомстить, сделать с нею что-то нехорошее.
Вот если бы она смогла опередить их… Если бы она смогла вбить их в землю…
Казалось, banya поняла, о чем думает Тео, потому что девочка почувствовала теплый и приятно пахнущий ветерок.
Тео улыбнулась.
– Пора, – сказала banya.
– Что? – моргнула Тео.
Ей показалось, что она слышит шум игровой площадки и то, как Мэри Кей поет: «Штаты бьют Европу – у Тео видно ж…!»
– Пора, – повторила banya.
И девочка все поняла.
При выходе на утренний перерыв Ким толкнула Тео, но когда та крикнула «Осторожнее!», она просто пробежала мимо, притворившись, что все произошло случайно.
Тео проводила ее взглядом. Скорее всего, тот иммунитет, который давала ей ее новая уверенность в себе, исчез, и впереди ее опять ждали мучения и пытки.
Тео вышла на игровую площадку. Ничего страшного, сказала она сама себе. Banya вам всем еще покажет.
«Но как?» – задала она вопрос себе самой. Она что, должна заманить девочек к купальному дому и каким-то образом заставить их войти внутрь?
Неожиданно ей пришла в голову мысль, что она должна предоставить banya девочек в том же виде, в котором предоставляла ей птиц, мышей, бурундуков, кошку. В виде подношения.
Она что, должна их убить?
Эта мысль заставила Тео похолодеть. Этого она никогда не сможет сделать, ни за что. И впервые ей пришла в голову мысль о том, что, может быть, banya не такой уж ее друг и что с нею что-то не так. Она пыталась заставить Тео делать вещи, которые та не стала бы делать в обычных обстоятельствах, вещи, которые она не хотела делать. В момент просветления Тео поняла, что это ненормально и неправильно, когда она ходит в эту купальню, разговаривает с ней и приносит ей трупы животных.
Она вспомнила происходившее: она ведь не просто подбирала трупы животных и скармливала их banya. Она своими собственными руками убила эту кошку, этого маленького котенка… Глаза ее наполнились слезами, когда Тео поняла, что же она на самом деле натворила. Как будто она находилась под гипнозом, а сейчас внезапно проснулась, посмотрела на то, что произошло, и ужаснулась.
А теперь banya хочет, чтобы она привела девочек домой и убила их…
Тут она услышала голос, доносившийся издалека.
– Нет, – мягко произнес он. – Нет, Тео.
Голос заставил ее остановиться и выбросить из головы все негативные мысли. Тео стояла, вслушиваясь в чуть слышные слова banya, и ее вера восстанавливалась. Только banya ее настоящий друг, поняла Тео. И она только что сказала, что накажет девочек, которые мучили Тео. Заставит их за все заплатить.
Но это будет просто урок, сказала ей купальня. Никто не пострадает.
А потом появились птицы.
Они появились на чистом до этого момента небе. Живое черное облако. Они походили на ту птицу, которую Тео скормила banya, и бросились на головы детей на площадке. Мальчишки оставили качели и горки, девчонки – классики и площадки для тетербола. Птицы пронзительно кричали, и все это напоминало сцену из старого фильма ужасов. Учителя, наблюдавшие за детьми, пытались одновременно и прогнать птиц, и зазвать детей в укрытие.
Вслед за птицами появились мыши и бурундуки.
Небо все еще было занято птицами, когда на земле появились грызуны, прибежавшие с полей, которые шныряли по игровым площадкам, задевая ноги испуганных учеников и кричащих преподавателей.
Тео осмотрелась, выискивая взглядом знакомые лица. Дети кричали и бежали не только назад в классы, но и вообще во всех направлениях. Они пытались спрятаться и от птиц в воздухе, и от грызунов под ногами. Наконец она отыскала взглядом Мэри Кей, и все ее естество зашлось от мстительного восторга, когда дерзкая девчонка споткнулась и упала, рыдая, а остальные дети стали падать на нее сверху. Тео также нашла Ким и двух ее подружек и с радостью увидела, что они стоят на игровом комплексе и бешено машут руками над головами, стараясь отогнать птиц.
Полосатая кошка шла среди всего этого бедлама, не обращая на него никакого внимания. Мыши ее не интересовали – она шла прямо к Тео. Тео посмотрела на кошку, а кошка, в свою очередь, на Тео. Потом она тихонько замяукала и стала тереться о ноги девочки.
Тео взяла ее на руки и стала гладить.
Стоя в одиночестве возле питьевого фонтана, избежавшая как птиц, так и грызунов, девочка улыбалась.
