Завязь II
И всё-таки в поединке двух воль за власть над телом томалэ победил Радх. Занесённый нож застыл в дюйме от моей груди.
– Аэрт, – спокойно спросила я, делая вид, что не замечаю, как мелко дрожит от напряжения рука Радха, – даже если у меня не будет другого мужа на Этом свете, супруг ждёт меня в Предгранье. Ты так торопишься увидеть меня в свите Светлого стража?
– Нет, Светлому я тебя не отдам, – прорычал Аэрт, и Радх, вздохнув с облегчением, засунул нож за голенище.
– Тогда давай договоримся, – предложила я, стараясь говорить спокойно.
– Ты оставишь Радха в покое, а я обещаю, что, как только восстановлюсь, открою для тебя свои сны.
На мгновение наступила тишина, а потом прозвучало глухое:
– Согласен…
Радх видимо расслабился.
– Он ушёл? – спросила я.
– Да, – подтвердил томалэ.
– Хорошо, – сказала я, обессилено откидываясь на подушку. – Я и без него едва жива. И больше похожа на привидение, чем на женщину.
– Ты похожа на женщину, – пылко возразил Радх, – самую прекрасную в мире женщину, самую желанную в мире женщину.
– Если только ночью при свете звёзд, – усмехнулась я. – А вечером при свечах я сама себя в зеркале испугалась.
– Радость моя, – произнёс Радх, погладив меня по щеке, – ты прекрасна для меня всегда.
На глазах моих выступили слёзы.
– Это всё приворот, – прошептала я. – Вот уеду, и он развеется.
– Милая моя, – ответил томалэ, сцеловывая слёзы. – Отчего ж ты решила, что тебя только под приворотом любить можно? Да я от одного взгляда твоего лукавого потерял голову, когда в зеркале увидел! Ну, не плачь, любушка моя, не плачь! Я и сам знаю, что соловей горлинке не пара.
Он обнял меня и тихонько запел:
Как хочется в любовь в последний раз поверить,
А не гадать о том, что сбудется потом.
Пусть скроется из глаз Разлук туманный берег.
Пусть острова Надежд возникнут за бортом.
Как хочется твоих лобзаний и объятий,
Как хочется тебя не выпускать из рук…
Но островов Надежд не отыскать на карте,
Там явственно видны лишь берега Разлук.
И не судьба испить нам счастья в полной мере,
Умчится прочь любовь испуганным щеглом.
Маячит впереди Разлук туманный берег,
И душу бередит лишь память о былом.
Допев, Радх взял моё лицо в ладони и заглянул в глаза.
– Я никогда не забуду тебя, томалэ, – сказала я.
Ответом мне был поцелуй, нежный и почти невесомый. И томалэ решительно отстранился.
– Прощай, моя красавица, – сказал он.
И повернулся, уходя из моей спальни и из моей жизни.
Я сдержала своё слово. И неделю спустя, почувствовав себя полностью восстановившейся, я сняла перед сном с руки ставший уже привычным науз. Уснуть мне удалось не сразу, слишком уж волновалась я. И волновалась, как оказалось, зря. Ничего, кроме обычных снов мне в эту ночь не снилось. Да и следующая ночь прошла спокойно…
А потом мне приснился парк, старый парк в Дубовом бору, родовом имении Улитиных. Широкие аллеи парка, аккуратно подстриженные кусты, шеренги розовых кустов. И бабочка, огромная бабочка, вспорхнувшая с розы, мимо которой я проходила. У меня в руках оказался сачок, я медленно, чтобы не спугнуть, замахнулась, желая зачем-то поймать красавицу, но тут за спиной моей раздался строгий голос:
– Натали!
Я обернулась, чувствуя себя нашалившей девчонкой. Передо мной стоял Светлый страж, чьи огромные крылья были покрыты узором, только что виденным мной на крыльях бабочки.
– Алексей, – протянула я удивлённо.
Он стоял передо мной, пугающе-великолепный, как всегда безупречный, и я растеряно смотрела на него, не зная, что сказать, не зная, как смотреть ему в глаза после ночи, проведённой с Радхом.
– Не тревожьтесь, сударыня, – холодно сказал он, но я успела разглядеть проскользнувшую в его глаза тень печали. – Для сущих Предгранья дела земные ничтожны. Тот, кто нарушил этот закон, понёс кару и ваши сны для него закрыты.
Я мысленно вздохнула с облегчением. Кажется, о Тёмном страже я могу на время забыть.
– Я же, – продолжал Светлый страж, – одного лишь от вас прошу и требую.
Я настороженно замерла.
– Будьте счастливы, Натали, пока живы. Будьте счастливы.
Я покраснела от смущения, от того, что не ожидала от него такого великодушия, от того, что не разглядела его любви при жизни и недооценила его благородство сейчас.
– Алексей!
– И ещё одно, сударыня, – продолжил он. – Ничего не бойтесь. Что бы ни случилось, я храню вас.
Я сделала шаг, чтобы приблизиться к нему, но он взмахнул крыльями и исчез.
Стоило мне вернуться в столицу, как меня взяла в оборот милейшая и беспощаднейшая свекровушка. С момента нашей последней встречи она как-то ожила и даже чуточку помолодела. О сыне старая княгиня тосковала по-прежнему, но горе не пригибало больше её к земле. Не иначе, как Алексей приложил к этому если не руку, так крыло.
– Что вы с собой сделали, Натали? – возмущённо воскликнула Марья Алексеевна, увидев меня. – Посмотрите на себя! Неужели вы думаете, что Алексей, гордившийся красавицей-женой, был бы рад видеть эту бледную тень?
– Простите, Мария Алексеевна…, – начала я.
– Не прощу! – категорично ответила свекровь.
И, прежде чем я успела опомниться, мы уже ехали к модистке.
Я-то надеялась, что найду в Марье Алексеевне поддержку своему желанию хранить вдовство не менее трех лет, а нашла ему непримиримого противника. Прочитав мне длинную речь о долге перед Отечеством, старая княгиня принялась вывозить меня в свет. И, хотя траур позволял мне отказываться от танцев, вокруг меня, словно грифы вокруг падали, закружили потенциальные женихи – молодые и старые, военные и штатские – охотники за приданным и за Даром.
Каждый день я теперь приезжала к Марье Алексеевне, чтобы послушать, как она разбирает по косточкам незадачливых претендентов на мою руку.
– Этот петиметр Щеглов за тобой волочиться пытается, – говорила она, – а сам уже еле ноги волочит. А в карманах у него ветер свищет. А красавчик Ложкарёв? Он перед тобой в комплиментах рассыпается, а у самого ручонки подёргиваются, к картам тянутся…
От потока женихов спас меня дядюшка Андрей, Великий Инуктор, чьи запасы амулетов с иллюзиями совершенно неожиданно истощились. Мало того, ему понадобился амулет, вмещающий в себя сразу три иллюзии. Несколько дней я ломала голову, а потом явилась к дядюшке. Принял он меня на удивление быстро.
– Чем порадуете старика, Наталья свет Сергеевна? – спросил он ласково. И в этой ласковости мне послышались раскаты грядущих неприятностей.
– Вот, дядюшка Андрей, – честно глядя ему в глаза, и высыпала перед ним на стол десяток амулетов, заполненных иллюзиями.
– А как насчёт моей второй просьбы? – спросил дядюшка, морщинистой рукой, унизанной кольцами, сгребая принесённое мною. Кольца его, разумеется, тоже были амулетами не из простых. Думаю, что большая часть из них была мальцевскими, то есть, вышедшими из рук Матвея Ефимовича Мальцева, лучшего артефактора Империи.
– Что скажете, Наталья Сергеевна? – спросил дядюшка, постукивая пальцами по столу.
– Это, дядюшка Андрей, – ответила я, сладко улыбаясь, – можно сделать только, если Вы мне дадите основу, которая состояла бы из нескольких независимых частей, являя в то же время собой единое целое. Дядюшка снова задумчиво побарабанил пальцами по столу и ухмыльнулся в седые усы. Затем позвонил в колокольчик и подмигнул поспешно вошедшему в кабинет секретарю.
– Василь Михайлыч, голубчик, пригласите-ка нашего гостя.
Дверь за секретарем закрылась, и тут же открылась, пропуская в кабинет мужчину среднего роста в вицмундире, выдававшем его принадлежность к Тайной Магической Канцелярии. Лицо вошедшего, изящное лицо с правильными чертами, обрамлённое бакенбардами по последней моде, могло бы принадлежать поэту или художнику. Вот только ни художником, ни поэтом красавец в вицмундире не был, поскольку ни за художество, ни за сочинительство чин тайного советника в Тайной Магической Канцелярии не присваивают. Чин тайного советника Мальцев заслужил не сколько своими артефактами, сколько созданием Школы Артефакторики.
Мне доводилось и прежде встречаться с Матвеем Ефимовичем, но знакомство наше было весьма поверхностным.
Войдя в кабинет, артефактор поклонился и поздоровался с Великим Инуктором почтительно, но без подобострастия. А во взгляде, устремлённом на меня, вспыхнул неподдельный интерес.
– Итак, Матвей Ефимович, – произнёс дядюшка Андрей, – я пригласил Вас, чтобы попросить помочь разрешить задачку, загаданную Натальей Сергеевной. Повторите, пожалуйста, голубушка, что вы просили.
– Я просила, – с лёгким вызовом глядя на Мальцева, пояснила я, – обеспечить мне основу артефакта, которая состояла бы из нескольких независимых частей, являя в то же время собой единое целое. Мальцев немного задумался, а потом улыбнулся:
– Через два дня, Наталья Сергеевна, требуемая основа будет у вас.
– Тогда через четыре дня, – просияла я, – амулет будет у Вас, дядюшка Андрей.
Уснуть этой ночью мне удалось не сразу. Мысли мои, стоило лишь немного дать им волю, то и дело сворачивали к Матвею. Знала я о нём не так уж и много. Матвей происходил из старинного дворянского рода, прославившегося в своё время сильнейшими оДарёнными, но ко времени его рождения захиревшего и обнищавшего. Говорили, что у его родителей не было даже денег, чтобы отправить мальчика для проверки Дара. Так что он числился бесталанным до тех пор, пока один из сотворённых им оберегов не попал случайно в руки инуктора, сумевшего оценить вещицу по достоинству. И не поленившегося отыскать её создателя. С того момента карьера артефактора пошла в гору. И теперь среди его заказчиков были Их Императорские Величества, дядюшка Андрей и князь Теплов.
На следующий день я навестила Марию Алексеевну.
– Говорят, Мария Алексеевна, – сказала я свекрови, пребывавшей в удивительно благодушном настроении, – что вы знаете о людях всё, даже то, чего они не знают о себе сами.
– Пустяки, – польщённо отмахнулась она. – Людям свойственно преувеличивать.
– Например, вы можете рассказать даже о господине Мальцеве, – продолжала я.
Услышав мой вопрос, свекровушка подозрительно просияла.
– Хороший вопрос, Натали, но главное вы и сами знаете, – сказала она, подмигнув мне. – Мальцев – жених весьма завидный: оДарённый из старинного рода, денег куры не клюют, да ещё и собой хорош.
– И в чём же «но»? – полюбопытствовала я.
– Какое «но»? – удивилась свекровь.
– Если при всех своих достоинствах он всё ещё холост, значит, знатен, богат и хорош собой, но…
Марья Алексеевна рассмеялась.
– Есть у него «но», не без того, – сказала она отсмеявшись. – Убеждённый холостяк. Считает, что жена будет мешать и отвлекать его от работы.
– Это преступление, – со смешком в тон Марье Алексеевне ответила я, – отвлекать от работы самого Мальцева!
Обещанная основа была у меня в назначенный срок. И доставил мне её на дом лично господин Мальцев. При виде Матвея, входящего в комнату, сердце моё забилось чаще.
– Надеюсь, Наталья Сергеевна, это то, что вы хотели, – сказал он, когда мы, покончив со всеми обязательными приветствиями, перешли, наконец, к делу.
Он протянул мне изящную золотую брошь с малахитовыми вставками. Я осторожно взяла вещицу с его ладони, мельком коснувшись его руки. И почувствовала почти непреодолимое желание провести кончиками пальцев по ладони, подняться дальше по запястью, увидеть, как изменится при этом его взгляд… И поспешила отдернуть руку, пока почти непреодолимое желание не стало непреодолимым.
Я вгляделась в замысловатые завитки, удерживающие малахит. Они были великолепны, но…
– Увы, Матвей Ефимович, вставки слишком близко друг от друга. Боюсь, что иллюзии будут накладываться одна на другую…
И мы погрузились в обсуждение основы, которое плавно перетекло в увлекательную беседу об артефактах и иллюзиях. Наконец, Матвей бросил взгляд на часы, стоявшие на камине, и смутился.
– Кажется, мой визит несколько затянулся.
Я оглянулась и обнаружила, что визит его вместо приличествующих получаса, вместо максимально допустимого часа затянулся почти на два. Хотя мне показалось, что он не затянулся, а пролетел.
– Позволите ли мне начать официально ухаживать за Вами? – спросил Матвей, прощаясь.
И я позволила. А ещё через месяц он сделал мне предложение, которое я с радостью приняла.
– Папенька приехал! – разнёсся окрест звонкий детский голосок. Поразительно, насколько громкой может быть пятилетняя девочка. Адель, всеобщая любимица, с утра крутилась у ворот, чтобы первой встретить отца, возвращавшегося из столицы.
– Папенька! – оглушительный вопль и топот ног свидетельствовали, что семилетние близнецы-сорванцы, Григорий и Денис, покинули классную комнату.
Да и я сама, отложив очередной медальон, к которому привязывала иллюзию, поспешила встречать Матвея. На мгновение задержалась перед зеркалом. Миг, и лёгкая иллюзия скрыла беспорядок в волосах, и «пролила» серебро на синеву рабочего платья, превращая его в нарядное. Секундное дело для Грандмастера Иллюзий, а показываться растрёпой перед любимым мужем незачем. И неважно, что он сам скоро с удовольствием растреплет мне волосы… Я позволила себе улыбнуться, предвкушая, как это будет…
В дверях я почти столкнулась с первенцем. Десятилетний Лёвушка шёл вместе со своим наставником, отставным капитаном Менцевым. Шёл быстро и уверенно, как полагалось идти благовоспитанному юноше.
– Доброго дня, Наталья Сергеевна, – поклонился мне отставной капитан.
– Я сегодня ещё не имел счастья видеть вас.
– Доброго дня, Вадим Сергеевич, – улыбнулась я. – Кажется, я немного засиделась в мастерской.
Менцев практически перестал заикаться, да и от шрама его почти не осталось следа. И это была вовсе не иллюзия, а результат работы целителя: Мария Алексеевна, узнав от меня о бедствующем герое Динской битвы, воспользовалась своими связями в Военном Министерстве и добилась, чтобы из Фондов Министерства были выделены необходимые средства. К счастью, Вадим Сергеевич не знает и никогда не узнает, о той роли, которую княгини Улитины сыграли в его жизни. Иначе его щепетильность не позволила бы мне заполучить такого воспитателя для сыновей.
Я толкнула дверь и вышла во двор, туда, где звенели детские голоса и звучал радостный смех моего мужа. Туда, где уже ждали меня мои ненаглядные.