– Катя, Катя, Катенька…

Хриплый шёпот пересохших губ, полубезумный взгляд покрасневших глаз. На небритого всклокоченного мужчину в мятом сюртуке, стоявшего на коленях перед кроватью, жалко было смотреть.

И карие глаза его жены, лежавшей на кровати, взирали на него с жалостью и любовью. Глаза, казавшиеся ещё больше на осунувшемся лице, измождённом болезнью. Она сделала усилие и прошептала:

– Не печалься, Феденька. Береги Олю!

Это усилие и слабое подобие улыбки отняли у женщины последние силы. И светлый Страж возник у постели, чтобы принять душу, с последним вздохом отлетевшую от тела.

– Катенька!

Уткнувшись лицом в тонкую, исхудавшую руку жены мужчина глухо зарыдал. Он не видел, не мог видеть, как Страж протянул руку душе, растерянно взирающей на покинутое вместилище, которое она привыкла считать своим «я».

– Феденька! – прошептала она, ещё не осознав, что муж больше никогда её не услышит.

Сколько раз я видела подобные сцены… Казалось бы, должна была уже привыкнуть. Но так и не смогла.

– Феденька!

Душа, покинувшая тело, забилась в руках Стража, как птица в силках. Он недовольно нахмурился. Больше всего он не любил объясняться со своими временными подопечными. И паче всего с теми, что были когда-то женщинами.

– Не противься, всё будет хорошо, – вмешалась я. И душа замерла, прекратив противиться неизбежному.

Миг, и нет уже тёмной, пропахшей лекарствами и страданием комнаты. Мы оказались на равнине, до самого горизонта затянутой пестрядью цветов. В этом буйстве красок взгляд выхватывал маки и васильки, иван-чай и люпины, ромашку и клевер… И только у самого горизонта синели каменные груды гор, увенчанные белыми шапкам то ли снега, то ли белых пушистых облаков. Это Предгранье приветствовало свою гостью, не знавшую при жизни ни жгучей зависти, ни злости, и искупившую все свои мелкие проступки последними днями мужественного сраженья с одолевавшей болезнью. Пожалуй, я впервые видела это место таким ярким, даже праздничным.

– Где мы? – растерянно спросила душа. – Это – Грань?

– Нет, – ответил Алексей.

– А как же Канон? – удивилась душа. – Разве не сказано «И светлый Страж сопровождает душу, которой срок настал уйти за Грань»?

– Истинно сказано, – снова вступила в разговор я. – Он и сопроводит. Только мы пока в Предгранье. И до Грани надо ещё дойти.

– Как дойти?

Хотя Предгранье и баловало своих обитателей иллюзией телесности, вступать в метафизические дискуссии о наличии ног у свежепреставившейся души я не стала, а просто велела:

– Присмотритесь, душенька. Вы видите, куда идти?

Душенька, выглядевшая здесь совсем юной девушкой, повертела головкой по сторонам и радостно воскликнула:

– Так вот же тропинка!

Алексей вздохнул с облегчением. Страж тропинки не видел, это была мой прерогатива, прерогатива Путевожатой. Это я видела путь души к Грани, и я следила за тем, чтобы не уклонились они от предназначенного им, каким бы трудным этот путь не был. Но в этот раз задача моя была простой. Светлая душенька вприпрыжку бежала по своей тропинке, то и дело останавливаясь, чтобы полюбоваться цветочками. Она так непосредственно вскрикивала, когда из высокой травы взлетала вспугнутая птица, так радовалась огромным бабочкам, перелетавшим с цветка на цветок, что я не могла удержаться от улыбки. Несмотря на все остановки, мы пересекли равнину довольно быстро и «допорхали» до тени, отбрасываемой вершинами гор. Ничего хорошего от тени ждать не приходилось даже нашей шаловливой спутнице. Алексей бесшумно выдвинулся вперёд, чуть обгоняя её. И вовремя. Сделав шаг, он вспугнул затаившуюся в траве «птичку» с клювом, усаженным двумя рядами острых зубов. Полыхнул палаш, взмыло пламя, и от тварюки не осталось даже кучки пепла.

– Ой, – только и смогла выговорить перепуганная душенька.

– Всё будет хорошо, – сказала я, не глядя на настороженного супруга. Чем сильнее душенька боится, тем больше найдётся желающих полакомиться её страхом. И тем дольше будет путь к Грани. В иных случаях приходится даже взывать к тёмному Стражу, только не к Охотнику, а к Зверю. Для Охотника я теперь навеки Вайденара – Недоступная.

Слишком уж буквально восприняло Предгранье моё «Глаза бы мои тебя не видели», брошенное Аэрту. Зла я была на него тогда. Зла за себя и вдвойне за Радха, пережившего меня всего на один взмах ножа. Альберт, который забрал его душу, потом рассказывал, что без Тёмного стража до Грани им не удалось бы добраться. Уж больно много женских проклятий, привлекающих тварей, висело на душе, да ещё и самоубийство… Но Аэрт не оставил незваным гостям ни единого шанса, сопроводив душу томалэ от первых шагов в Предгранье до самой Грани. Но и без тварей путь к Грани для Радха оказался тернистым в прямом смысле этого слова. Колючки и бурелом, холодный ветер, швырявший в лицо пыль и мелкие камешки, сбивавший с ног… Томалэ не жаловался, не пытался свернуть с тропинки, а шёл вперед, молча стиснув зубы. Только у самой Грани повернулся он к Аэрту:

– И стоило оно того? – презрительно спросил он. И, не слушая ответа, смело шагнул за Грань.

Должно быть, лицо моё при мысли о Радхе помрачнело, потому что душенька встревожилась.

– Что будет хорошо? – переспросила она.

– Всё будет хорошо, – ободряюще улыбнулась я.

– А у них? – Спросила она. – У них тоже всё будет хорошо?

Девушка смотрела на меня, напряжённо ожидая ответа. И мне было понятно, что она вспомнила о своей семье. Светлый страж нахмурился в ожидании грядущих неприятностей. Хуже страхов, притягивающих тварей, могла быть только привязка к оставшимся на Этом свете.

– Будет. – Подтвердила я. – Обязательно будет. Но у них свой путь, а у вас – свой. И чем быстрее вы доберётесь до Грани, тем быстрее утешится Фёдор.

Тут душенька приятно меня удивила. Не задавая больше вопросов, она решительно улыбнулась и двинулась по тропинке, уводящей всё глубже в тень. Забыв о цветочках и бабочках, душенька мчалась вперёд, словно гончая, взявшая след. Светлый Страж бесшумно скользил рядом с подопечной, готовый в любое мгновение отразить удар. Но ударов больше не было.

До Грани мы добрались быстро и без особых приключений. И душа легко порхнула через Грань, махнула нам на прощание рукой и исчезла.

– Не жалеешь, что никогда не сможешь уйти туда? – спросил Алексей, приобняв меня за плечи.

– Нет, – мечтательно улыбнулась я.

Обернулась, отводя глаза от Грани, и ахнула, обнаружив, что мы стоим в яблоневом саду. Цветы яблонь серебрились в лунном цвете, а созвездия казались гроздьями цветов на ветвях небесных деревьев. Озорной ветер чуть заметно гладил яблони, швыряя в нас лепестками.

– Потанцуй для меня, – попросил супруг.

Я на мгновение прильнула к нему, коснулась легонько губами его щеки и выскользнула из его объятий.

– Да, Алёшенька!

Я шагнула на середину окружённой яблонями лужайки, замерла, вслушиваясь в мелодию Предгранья, и отпустила себя. Я была ночью и ветром, я была ветками яблонь и лунным светом… Я была свободна. Я была любима. Я была счастлива.