На обратном пути из усадьбы Вотновых я снова задремала, и встрепенулась, услышав негромкое «Антарэмфа, ата Таливайдена» [“Сегодня ночью, моя Триждынепойманная” Перевод с тарского]. Этот вкрадчивый шёпот показался мне куда опасней яростного «Вайде-ра», звучавшего у меня в ушах с прошлой ночи. Если верить легенде, то трижды непойманный обретал власть над Охотником. Но, судя по тону, которым было произнесено коротенькое «ата» – «моя», верить легенде не стоило.

И вот «антарэмфа» – «эта ночь» – наступила. Хищные тени туч скользили по небу, то и дело закрывая собой луну. И так же легко скользила по-над полем Луночка, то серебрясь в лунном свете, то сливаясь с ночной мглой. Копыта едва касались верхушек тяжёлых колосьев, но ни одно зёрнышко не упало на землю, потревоженное её прикосновением. Казалось, что лунная кобылица мчится наперегонки с ветром, нет, обгоняя ветер.

Вскоре мы уже были на перекрёстке, где накануне встретились с Охотником. Вот только сегодня здесь никого не было.

Луночка недовольно заржала.

– Придётся вызывать, – вздохнула я, пытаясь вспомнить слова призыва.

– Лайд, лайде, лайдо [“Иди, пойду, пошёл” Перевод с тарского], – начала я шептать себе под нос, вспоминая спряжение глагола «приходить».

– Лаадат [“Приди” Перевод с тарского], – подсказали мне со смешком. Там, где мгновение назад никого не было, гарцевал призрачный всадник, красуясь, словно улан перед барышнями. И, хотя призрачная шкура огромного зверя, небрежно наброшенная на широкие призрачные плечи, нисколько не напоминала синий мундир с рыжей опушкой, не говоря уже помпоне и этишкетах, сходство было несомненным. Охотник красовался передо мной, а его жеребец – перед Луночкой. Лунная кобылица благосклонно смотрела на призрачного поклонника, а я почувствовала, что начинаю смущаться и краснеть, как юная девица. И, судя по самодовольному смешку Охотника, моё смущение он заметил через оба слоя иллюзий.

Я сердито мотнула головой и, крикнув «Вайд ар», развернула Луночку и помчалась прочь.

Ответом мне был торжествующий смех и громогласное:

– Тали векташеан [“Три векты форы” Перевод с тарского]!

Выяснение того, что такое «векта», мера времени или расстояния, я отложила на потом. И правильно сделала, потому что почти сразу за позади раздались лай и клёкот, а потом прозвучало знакомое «Вайде-ра!». Вот только тон его был совсем другим. Теперь за мной по пятам летело не земное воплощение всех человеческих кошмаров, а нечто другое, чему я не могла и не хотела подобрать название. Не Дикий Охотник, а Аэрт. Не могу сказать, откуда пришло ко мне его имя. Но оно, короткое и звонкое, звучало в лае псов и гомоне птиц, в хлопанье крыльев и мерном топоте копыт. Даже моё «вайде-на» сменилось дразняще-манящим «А-эрт».

Призрачная свита неслась по пятам за Охотником, не пытаясь обогнать.

Сам он не торопился меня догонять, играя, как кошка с мышкой, то приближаясь ко мне, то вновь отставая, придерживая горячего жеребца.

Жеребец каждый раз недовольно фыркал, а Луночка отвечала ему ехидным ржанием.

Внезапно наша скачка была бесцеремонно прервана. За моей спиной раздалось рычание, а за ним визг и конское ржание. Обернувшись, я увидела приплясывающего на месте призрачного жеребца. Прямо у него под ногами распластался призрачный пёс.

Должно быть, кто-то из призрачной свиты всё-таки не удержался и вырвался вперёд, попав под копыта. Но отчего тогда на лице моего преследователя больше удивления, чем досады?

Охотник спрыгнул с седла и склонился над неподвижно лежащей борзой.

Призрачный жеребец сердито заржал. Но Охотник не обращал никакого внимания ни на жеребца, ни на нас с Луночкой. Похоже было, что прогулка подошла к концу.

– Ра ар на вайдо, Аэрт [“Ты меня не поймал, Аэрт” Перевод с тарского], —крикнула я.

– На бакат [“Не считается” Перевод с тарского]! – прогремело в ответ. И Аэрт исчез вместе со своей свитой также неожиданно, как и появился. Я развернула коня, и мы с Луночкой неспешно двинулись обратно в город. Но, доехав до развесистой липы, рядом с которой под копыта Аэртова жеребца попала борзая, Луночка остановилась. Я замерла, прислушиваясь, и услышала едва различимое постукивание.

Кобылица повернула голову к липе и сделала ещё пару шагов. Затем вновь остановилась и выразительно посмотрела на меня.

Я спешилась, и осторожно подошла к липе. Луночка не вела бы себя так, притаись за деревом что-то опасное, но на всякий случай я приподняла рукав, чтобы воспользоваться, если что, змейками браслета. И вновь опустила, увидев источник странного звука – мальчика, который сидел, обняв колени, прислонясь спиной к липе. Зубы его выбивали дробь, то ли от страха, то ли от холода. Мертвенно-бледное в свете луны лицо с накрепко зажмуренными глазами показалось мне знакомым. Я наклонилась к нему и узнала младшего Вотнова.

– Арсений, что ты тут делаешь? – удивлённо спросила я.

– Сплю, – ответил он, приоткрыв сперва один глаз, а затем другой. Похоже было, что другого ответа от него я сейчас не дождусь. К тому же, сейчас меня интересовал совсем другой вопрос.

– Что же мне с тобой делать? – задумчиво произнесла я. Оставить мальчишку ночевать в лесу я не могла, возвращать опекуну, от которого он явно сбежал, не хотела. Пожалуй, стоило спрятать Арсения на пару дней, до тех пор, пока не станет ясно, почему господин Игнатьин так настойчив в стремлении оставить себе опеку над мальчиком, к которому не испытывал ни малейшей симпатии.

– Для мадам Каро ты ещё маловат, – продолжила я рассуждать вслух, – но, с другой стороны, там тебя искать точно не станут.

Я рассмеялась, представив, каким будет лицо девицы, когда я вернусь вместе с мальчиком. Арсений рассмеялся следом за мной, потом наш смех подхватила Луночка, окончательно спугнув тишину, опустившуюся было на просёлочную дорогу после исчезновения Аэрта.