Глава вторая
С минуту царило молчание. Вряд ли слова миссис Лаптон можно было истолковать неверно, однако для переваривания их настоящего значения потребовалось некоторое время… Все присутствующие уставились на Гертруду бессмысленным взглядом, за исключением доктора, который, все еще хмурясь, пристально рассматривал лакированную поверхность стола…
Первой очнулась Гарриет и сразу же ударилась в истерику.
— Ты могла бы прямо заявить, что это я его отравила! Удивляюсь, как ты этого не сказала! А что касается ведения хозяйства, то ты можешь сколько угодно думать, будто ты смыслишь в этом больше меня, только я всегда думала — какое позорище, что у вас столько лишних продуктов в доме пропадает! Да! И если ты решила, что я подала Грегори эту утку, чтобы убить его, есть еще и телячьи котлеты, которые доказывают обратное!
— Увы, котлет уже нет, — саркастически заметила Стелла. — Это в буквальном смысле железное алиби съедено на кухне.
Ее мать дрожащими пальцами вытащила тонкую сигаретку из портсигара и закурила.
— Умоляю тебя, Стелла, не надо встревать… — пробормотала она.
Тут инициативу решил перехватить Гай. Он выступил вперед и, стараясь придать голосу важность, заговорил:
— Значит, вы настаиваете на патоанатомическом исследовании? Это полная чушь и бессмыслица! И мне хотелось бы знать, по какому праву вы вмешиваетесь в это дело? Теперь, после смерти дяди, главой семьи являюсь я!
— Нет, мой милый Гай, вовсе не ты, — невозмутимо отвечала Гертруда. — Я не сомневаюсь, что ты бы очень хотел этого, и даже знаю кое-что о махинациях твоей матери, которая пыталась убедить Грегори сделать тебя наследником. Но вряд ли Грегори на это согласился. Так что на сегодняшний день главой семьи является твой двоюродный брат Рэндалл.
Гай побагровел от злости.
— Как бы то ни было, вы, тетушка, не имеете никакого права…
— Если только в это дело впутается еще и Рэндалл, я готова вообще удрать из дома, — с отвращением проговорила Стелла. — Я могу иметь дело с кем угодно, но только не с Рэндаллом! Более того, если уж дядю действительно отравили, то сделать это мог только Рэндалл!
— Очень, очень неразумное замечание, о котором, я уверена, ты будешь сожалеть, — мягко отвечала миссис Лаптон. — Я не поддерживаю близких отношений с Рэндаллом, скорее наоборот, но обвинять его в убийстве дяди по меньшей мере кретинизм. Его ведь не было в Гринли Хит с прошлого воскресенья.
— Неужели мы сразу станем ссориться? — примирительно сказала миссис Мэтьюс, бросая укоризненный взгляд на свою дочь. — Конечно, никто всерьез не думает, что бедный Грегори умер от чего-либо другого, а не от сердечного приступа. Если бы сохранялось в этом хоть малюсенькое сомнение, я первая потребовала бы вызвать коронера. И я убеждена, что никто не хотел его смерти. Так что, Гертруда, прошу принять во внимание, что расследование — это такая грязь и нервотрепка… Нельзя ли нам обойтись без такого скандала…
— Меня вовсе не пугают неприятные вещи, — заявила Гертруда. — Не надо прятать голову под подушку. Прежде всего я никого не обвиняю. Но я прекрасно знаю жизнь в этом доме, и кроме того, от смерти Грегори многие тут здорово бы выиграли. Вот и все, что я имею в виду.
Ее муж кашлянул и осторожно заметил:
— Но все же, дорогая, нам лучше положиться на мнение доктора. Никому из нас не нужен скандал. Не думаю, что тебе… гм!.. хотелось бы обрести такого рода известность среди наших знакомых…
— Позволь уж мне полагаться прежде всего на свое собственное мнение! — оборвала его Гертруда Лаптон. — Нам с тобой меньше, чем кому-либо, следует опасаться расследования!
— Конечно, конечно, — испуганно закивал Генри Лаптон. — Но все-таки сперва надо все хорошенько обдумать, а потом уже действовать…
— Дерек, скажи, ты ведь не думаешь, что дядя был отравлен? — с тревогой спросила у доктора Стелла.
Доктор Филдинг стесненно улыбнулся:
— О нет, я так не думаю. Однако если… Если миссис Лаптон полагает, что сомнения здесь уместны, я готов отправить тело на патоанатомическое исследование. Более того, я не вижу особых препятствий для того, чтобы передать дело в руки коронера.
— А мне кажется, что препятствия есть! — со злостью крикнул Гай. — Все тут, исключая тетю Гертруду, вполне удовлетворены результатами вашего исследования, и я отказываюсь понять, зачем нужно демонстрировать всей округе наше грязное белье и выносить, так сказать, сор! Хоть дядя и не был отравлен, но уже сам факт того, что тело исследовали на наличие яда, всем знакомым развяжет языки! Все начнут судачить, что, дескать, дыма без огня не бывает! Наша жизнь превратится в ад!
— Совершено верно, — кивнула его мать. — И более того, я уверена, что самому Грегори подобные расследования ни за что бы не понравились…
— Это точно, — присоединилась Гарриет Мэтьюс. — Мой брат всегда повторял, что терпеть не может иметь дело с докторами и полицейскими. И точно так же думаю я сама, хотя никто здесь не желает ко мне прислушаться… Зачем нам расследование? Нас замучают дурацкими расспросами, не относящимися к делу, и потом выяснится, что с Грегори ссорились все без исключения, потому что такой уж это был человек… А со своей стороны могу сказать, что именно Гертруда ссорилась с Грегори постоянно, начиная с самого детства! — Гарриет извлекла из карманчика жакета платок и высморкалась, после чего продолжала слезливо: — Ах, если бы я только могла найти поддержку у мужчины… Но наши братья, и Хьюберт и Артур, уже давно в могиле, и даже мистер Рамболд далеко, и теперь каждый может меня безнаказанно обидеть… Все нападают на меня…
— Не говори глупостей, Гарриет! — приказала сестре Гертруда. — Никто не собирается тебя ни в чем обвинять!
— Это ты так говоришь! — чуть не плача, взвизгнула Гарриет. — А если сюда заявится полиция, она сразу же ухватится за эту проклятую утку — а значит, за меня, ведь это я заказала бедному Грегори утку на ужин… А если не за утку, так примутся за бедного Гая, только потому, что Грегори намеревался послать его в Южную Америку… А Гай тут единственная добрая душа в доме и хорошо относится к своей старой тетке… И я уверена, Гертруда, ты все это затеваешь, чтобы навредить ему в пику мне!
Гарриет так саму себя разжалобила, бросая упреки попеременно своей сестре и миссис Мэтьюс, что пришла в совершенно разобранное состояние; Гаю и Стелле даже показалось, что имеет смысл проводить тетю под ручки до ее спальни. Они и сделали это, причем Гай вел старушку с непроницаемым лицом, а Стелла весьма живо и выразительно подмигивала доктору Филдингу.
Стелле пришлось посидеть с тетей до тех пор, пока та не восстановила частично утраченный от страха рассудок. После того Стелла с чувством выполненного долга побежала вниз пообщаться с доктором, но, к ее огорчению, Филдинг уже уехал. Миссис Мэтьюс, стоя на крыльце, провожала миссис Лаптон с мужем.
Своего брата Стелла нашла в библиотеке, откуда он звонил мистеру Нигелю Бруку, тому самому, с кем год назад он так неудачно ввязался в финансовую авантюру.
Мистер Брук занимался внутренним дизайном квартир и апартаментов. Поскольку Гай был очень привязан к Бруку, который был старше его на четыре года и считал себя знатоком искусства, то он самонадеянно вообразил, что способен наравне с Бруком заниматься дизайнерским бизнесом. Брук, как и Гай, был единственным сыном овдовевшей матери. Но Бруку достался от отца немалый капиталец, а ничтожным наследством Гая ведали его опекуны — мать и дядя Грегори. Одним словом, Гаю удалось убедить дядю вложить тысячу фунтов из его доли в этот дизайнерский бизнес. Грегори, который поначалу не предполагал о полной неспособности Гая вести осмысленную деятельность, позволил себя уговорить — не без помощи миссис Мэтьюс. Он никогда не мог устоять перед элегантными женщинами, а именно такой была его невестка. Однако за неполный год Грегори смог вполне оценить деловые способности племянника, и выводы были неутешительны. От тысячи фунтов осталось не так уж много, не говоря о прибылях, которых в ближайшем десятилетии явно не предвиделось. Тогда Грегори твердо решил отправить Гая в контору при плантации, в Бразилию, к одному своему деловому партнеру. На сей раз слезы и горячие просьбы элегантной миссис Мэтьюс уже не возымели должного эффекта, поскольку Грегори убедился в том, что его племянник — отъявленный мот и разгильдяй. Перед Гаем вырисовывалась довольно унылая перспектива работы на плантации, ведения идиотского учета урожая кофе и прочей мути…
У миссис Мэтьюс оставалась единственная возможность удержать сына при себе — это продать значительную часть своих драгоценностей и ценных бумаг. Но поскольку ее личный доход с этого капитала и без того далеко не покрывал ее расходов, то пойти на такой разорительный шаг она не могла. Но она, впрочем, ничем не дала этого понять Грегори Мэтьюсу, поскольку ее до поры до времени вполне устраивало жить здесь, в его доме, на дармовщинку.
Конечно, в этом имелись свои минусы, но миссис Мэтьюс удавалось ловко играть на постоянных ссорах между Грегори и его сестрой Гарриет. И вот терпение и ласка дали некоторые результаты, так что на пятый год своего пребывания в «Тополях» миссис Мэтьюс стала ощущать себя здесь если не хозяйкой, то, по крайней мере, дорогой и уважаемой гостьей. "М-да, тетушка Зау Мэтьюс — страшная женщина…" — так однажды пробормотал Рэндалл Мэтьюс, глянув на нее прищуренно из-под своих длинных ресниц…
Стелла как раз думала о Рэндалле, стоя рядом с братом и ожидая, пока он закончит свои переговоры с мистером Бруком. Когда он наконец положил трубку, Стелла резко сказала:
— Гай, как ты думаешь, дядя все оставил Рэндаллу?
— Готов биться об заклад, что если не все, то почти все, — вяло кивнул Гай. — Рэндалл сделал для этого все мыслимое и немыслимое. Из кожи вон лез. Но получается чертовски несправедливо! Я приехал из Оксфорда и сразу же взялся за чертовски трудную работу на свой страх и риск, а Рэндалл только знал таскал деньги из своего наследства, которого ему оставлено немало, если верить тете Гарриет! Он даже не попытался заняться чем-нибудь полезным! Меня просто тошнит от него! Да еще задирает нос, словно не из того же теста сделан!
Стелла закурила сигарету.
— Ага, он скоро заявится и сразу начнет говорить всем гадости с милой улыбкой. А интересно, нашей маме дядя что-нибудь оставил?
— Надо полагать, что да, — сказал Гай уверенно. — Но самое главное то, что мама теперь мой единственный опекун, так что я смогу без помех вести бизнес с Бруком! — Он нахмурился. — Все было бы неплохо, если бы не тетка Гертруда со своими идиотскими подозрениями. Не могу понять, какого черта она сует свой нос в наши дела.
— Завидует, наверное, — пренебрежительно фыркнула Стелла. — Думает, что мама получит больше ее из наследства. Впрочем, я думаю, это не имеет никакого значения — это анатомическое исследование, дознание и так далее.
— Ах, неужели? — с горечью сказал Гай. — Тетя Гарриет уже чуть не упала в обморок от переживаний, а подумай, что начнется, когда сюда заявятся сыщики и станут задавать гадкие вопросы! Не знаю как тебе, а мне это вовсе не безразлично! Всем известно, что у меня были крупные разговоры с дядей по поводу этой чертовой Южной Америки, и, если полиция про это пронюхает, я окажусь в веселеньком положении!
Стелла, не слишком впечатленная этой речью, лениво стряхнула пепел на ковер.
— Но ведь если они не найдут следов яда в теле, то и не станут задавать никаких вопросов, правда?
— А если найдут? — нервно сказал Гай.
— Не найдут, — Стелла быстро, тревожно взглянула на брата. — Боже мой, ты что, всерьез готов допустить, что его отравили?
— Конечно, нет, — смутился Гай. — Но все же какая-то вероятность всегда есть, не так ли? И потом, я-то не склонен так думать, но этот болван Филдинг, кажется, не исключает такой возможности.
— Нельзя ли не называть Дерека болваном? — холодно заметила Стелла. — К твоему сведению, я собираюсь за него замуж.
— Ага, тогда и тебе предстоят интересные объяснения с полицией, — сказал Гай. — Ты сможешь рассказать об отношении покойного дяди к этому кандидату в женихи. Это будет звучать крайне любопытно, особенно с учетом репутации, которой пользуется его родня.
— Заткнись! — прошипела Стелла. — Как будто Дерек виноват, что его отец пил!
— Конечно, он, бедняжка, пал жертвой судьбы-злодейки! — издевательски заметил Гай. — Только ведь и у него рыльце в пушку — что, если всплывет, как дядя угрожал ему открыть всем знакомым глаза на него, если он не оставит тебя в покое! Интересно, что дядя имел в виду?
Рука Стеллы с сигаретой дрожала. С трудом взяв себя в руки, она пробормотала:
— Как ты вульгарен, мало того что зол…
— Может быть, я и вульгарен, но уж не зол, — отвечал Гай. — Я просто обрисовываю тебе положение, в котором ты очутишься. Я не обвиняю Филдинга в том, что его отец был пьяница, но подумай и о другом. Какая прорва клиентуры теперь у него появится, после смерти дяди, который не давал ему ходу и вечно намекал в обществе на его пьянство!
— Какой же ты подлец, — прошептала Стелла. — Если ты намекаешь, будто Дерек мог отравить дядю, то я скажу тебе прямо, самые веские причины сделать это были у тебя!
— Ага, вот оно как? — рассвирепел Гай. — Спасибо на добром слове, нечего сказать! Ну ладно, имей в виду, что, если ты хоть слово обо мне проронишь полиции, я вывалю все, что знаю о твоем Дереке! Понятно?
— Если ты вдруг решил, что я… — она вдруг осеклась и хихикнула: — А с чего это ты придумываешь эти версии? Значит, ты думаешь, что дядя все-таки убит? Какой вздор!
— Ну да, вздор, — согласился Гай, сразу успокаиваясь. — Извини меня, Я не хотел тебя обидеть. В любом случае, если все повернется не в нашу пользу, нам надо держаться заодно.
— А что же надо делать сейчас? Тетя Гертруда уже звонила в полицию?
— Нет. Филдинг собирался поехать к коронеру сам. Думаю, еще день-другой мы ничего не будем знать наверняка. Они приедут и заберут тело с собой для исследования. А я позвонил адвокату дяди, и, несомненно, он приедет сюда огласить его завещание. В общем, я не вижу причин, зачем бы мне нужно было сидеть дома. У меня полно дел в городе.
Его мать, которая, стоя в дверях, расслышала последние слова Гая, не упустила случая любовно попенять Гаю насчет неуважения к покойнику. Однако, видя, сколь незначительное впечатление произвело ее замечание на сына, она стала просить хотя бы уважать ее чувства, если уж у него недостает собственных. Стелла, желая избежать нудных разговоров, потихоньку смылась из библиотеки и поднялась наверх, где увидела, как тетка Гарриет, уже вполне спокойная, собирает всякие флакончики, обмылки, губки-мочалки и даже недожатые тюбики зубной пасты из ванной покойного брата. Стеллу прямо передернуло.
— Мне кажется, Гаю понравится этот одеколон, — обернулась Гарриет к Стелле. — Он очень недурно пахнет. А вот только-только начатый кусок туалетного мыла…
— Послушайте меня, тетя, ни в коем случае не предлагайте этого всего Гаю, — сказала Стелла. — Он немного брезглив…
— Самое предосудительное, самое греховное качество в людях — это расточительство! — провозгласила Гарриет, унося свою добычу к себе в ванную.
До полудня мисс Гарриет успела также похлопотать касательно «траурного» меню. Она заказала на ленч холодную телятину и рисовый пудинг, несмотря на робкое предложение кухарки миссис Бичер приготовить что-нибудь более аппетитное. Нет, тетка Гарриет считала, что в такой драматический день еда не может быть вкусной, поскольку сама процедура приема пищи должна вызывать у человека дополнительное чувство скорби. Далее Гарриет настаивала, чтобы комната хозяина была бы тщательно убрана. И ей удалось добиться, что еще до выноса оттуда тела Роза и Мэри собрали вещи Грегори в одно место и вымели пол. Служанки страшно боялись покойника и рыдали на все лады, но устоять перед напором Гарриет не смогли.
Миссис Мэтьюс ходила по дому, говоря в пространство, что весь остаток дня они все должны провести в глубоком трауре и размышлениях о бренности человеческой жизни; в пространство, поскольку ни Гая, ни Стеллы, ни других возможных слушателей она нигде не нашла. Наконец, не находя себе места, она велела шоферу отвезти ее в город за покупками. Ей надо было приобрести траурные вещи.
Когда об этом узнала мисс Гарриет Мэтьюс, занимавшаяся пересортировкой костюмов покойного Грегори (очевидно, с целью продажи), она просто затряслась. Ехать в Лондон затем, чтобы в такой день транжирить деньги на одежду — это она расценила просто как страшное бессердечие! Она не ожидала этого от своей невестки!
— И после этого она еще рассуждает о высоких материях! И кроме того, как она могла взять машину, не сказав ни слова мне?! Не только не спросив моего согласия, но даже не поставив в известность!
Последний аспект проблемы, кажется, волновал Гарриет больше всего. Гарриет бормотала себе под нос нехорошие слова в адрес миссис Мэтьюс и ко времени ленча набормоталась настолько, что распалила себя до невозможности. Она даже в горячности заявила своим племянникам, Стелле и Гаю, что не успокоится до тех пор, пока не услышит оглашенное завещание Грегори, которое все и всех расставит по своим местам…
Один-единственный взгляд на рисовый пудинг, поданный к ленчу, заставил Стеллу спешно выбраться из-за стола. Она извинилась, на ходу сочинив, что глубокая печаль не позволяет ей проглотить ни кусочка, и вышла из дому. Не долго думая, она направилась к Филдингу.
Доктор Филдинг как раз вернулся домой, и собирался приняться за ленч. Он изучал что-то в своей записной книжке, когда пожаловала Стелла, но, завидев ее, отшвырнул блокнот и вскочил на ноги.
— О Стелла, милая!
— Я пришла к тебе на ленч! — заявила девушка. — У нас подали только отвратительную холодную телятину и рис, я просто не смогла этого вынести.
Он засмеялся.
— Бедная крошка! Дженнер, подайте прибор мисс Стелле! Присаживайся, дорогая, и расскажи мне поподробнее. У тебя было тяжелое утро, правда?
— Безобразное! — сказала Стелла, пригубив шерри. — Вполне достаточно для того, чтобы возникло желание продлить моему дяде жизнь…
Филдинг глянул на нее с опаской и сказал:
— Да, кажется, тебе предстоят крупные неприятности. Спасибо, Дженнер, дальше мы справимся сами… — и когда лакей вышел, Филдинг продолжил: — Стелла, будь осторожна, взвешивай каждое слово. Все может обернуться против тебя. Ни у кого не должно создаться ни малейшего ощущения, что ты могла хотеть смерти своего дяди.
— Да я и не хотела! — пожала плечами Стелла. — Я просто об этом не думала. О нем трудно было подумать, что он может в один прекрасный день так просто скапутиться. Правда ведь?
— Ну, нет, все-таки я доктор, — улыбнулся Филдинг.
— Ты хочешь сказать, что ожидал этого?
— Нет, не то чтобы я ожидал. Но даже если и так, я ведь не стал бы тебе говорить. Есть ведь врачебная этика.
Стелла отложила вилку.
— Послушай, Дерек! Скажи мне одну вещь — может ли быть так, что дядю отравили?
— Мне так не кажется, — ответил он. — Но, хотя нет никаких признаков отравления, я не могу наверняка ничего утверждать.
Она погрустнела и заметила:
— Лучше бы они не делали исследования. Что бы ты ни говорил сейчас, только не отрицай, что тебе тоже не по себе — вдруг они найдут чего-нибудь?
— Я этого ни капельки не опасаюсь! — сказал Филдинг спокойно. — Думаю, тут нет особых вариантов.
Но Стелла все не успокаивалась.
— Но для всех нас это просто ужасно! Я-то надеялась, что ты не уступишь Гертруде! Неужели нельзя было спустить это на тормозах?
Он удивленно поднял брови.
— Милое дитя! А как же моя профессиональная репутация? Это был бы конец мне как врачу!
— Не знаю, но ведь ты сам сказал, что готов подписать свидетельство о смерти. Зачем ты ждешь патоанатомического исследования? Думаешь, они найдут яд? Все знают, что дядя имел с тобой столкновение по поводу меня… Для полиции этого будет достаточно, чтобы начать подозревать меня… Или тебя…
— Они могут подозревать кого угодно, — холодно сказал Филдинг. — Но они, будь даже семи пядей во лбу, не смогут доказать, что я имел просто возможность, подчеркиваю, возможность отравить твоего дядю. Не надо за меня бояться. Я совершенно не боюсь результатов этого исследования.
— Послушай, я вовсе не хотела сказать, что это ты отравил дядю, — проговорила Стелла. — Просто все это безобразно. Это вредит семье… Единственный положительный момент во всем этом — то, что теперь мы можем свободно пожениться. Правда, милый? Я уверена, моя мама ничего не имеет против. В принципе у нее все мысли заняты Гаем. На меня она вообще особого внимания не обращает.
Он протянул руку через стол и погладил ее по щеке.
— Ты права, это действительно крайне положительный момент…
Она благодарно кивнула.
— Да, да, и в особенности потому, что я терпеть не могу скандалы. Я бы и так вышла за тебя, милый, просто теперь это проще и приятнее, чем когда дядя был жив.
Филдинг поднялся, обошел стол и стал у нее за спиной.
— Сейчас я позвоню Дженнеру, чтобы он подавал следующее блюдо… Но сперва я хочу поцеловать тебя…
Она подняла к нему лицо, и он нежно погладил ее по шейке, так, что у нее побежали мурашки по коже…
— А скольких девушек ты так вот целовал до меня? — прошептала Стелла, как только ее губы оказались на свободе.
— О, целые толпы! — рассмеялся Филдинг.
Она засмеялась в ответ:
— Думаю, это чистая правда. Ты ведь ухаживал за Бетти Мэзон до меня, так ведь?
— Никогда! Что ты!
— Нет, я не то чтобы ревную, — успокоила она его. — И ничего страшного, если ты за ней и ухаживал. Просто я думаю, что ты из тех мужчин, которые просто не могут пройти мимо девушки, если только у нее нет заячьей губы или горба… Чувствую, мне предстоят тяжелые испытания, когда мы поженимся!
— Ты сказала это таким тоном, словно испытания предстоят скорее МНЕ, чем ТЕБЕ! — саркастически заметил он.
— Ну конечно, мне бы не очень хотелось, чтобы ты увивался за каждой юбкой теперь, когда мы, можно сказать, помолвлены! — кивнула Стелла.
— Я буду следить за собой! — серьезным тоном пообещал он и позвонил Дженнеру.
Вошел Дженнер с сообщением о том, что два пациента дожидаются доктора в хирургическом кабинете.
— Кто это такие? — спросил Филдинг.
— Малыш Джоунс, сэр, и миссис Томас насчет ноги своей дочери…
— А, черт с ними. Я никого не приму до двух часов. Переведи часы назад или как-нибудь уж там… Ступай.
— Хорошо, сэр.
— Не думай, что раз я к тебе зашла, ты должен сидеть со мной как привязанный, — поспешно сказала Филдингу Стелла. — Я сейчас ухожу.
— Брось, никто, кроме тебя, не имеет для меня значения! — легкомысленно хохотнул Филдинг.
Стелла посмотрела на него со странным чувством.
— И ты никогда не думаешь о людях, которые не имеют для тебя значения?
— Нет, просто у этих пациентов нет ничего особо срочного. Хочешь еще сливок?
— Нет, спасибо. Если это та миссис Томас, что живет в Северном Городке, то лучше иди к ней. Она говорила моей тетке Гарриет, что девочке больно обуваться. А ведь так ужасно, когда страдает ребенок, не правда ли? Я как-то раз ходила к дантисту лечить зуб, и он вечно заставлял меня ждать в приемной, отчего мне становилось много хуже. Так что лучше иди к больным.
Он недовольно встал, резко отодвинув стул.
— Ты, кажется, уже начинаешь пилить меня. Неужели я не буду иметь возможности поесть спокойно, когда мы поженимся?
— Нет, милый, ты будешь есть и переваривать пищу в полном покое! — засмеялась Стелла и отправила ему воздушный поцелуй.
Она закончила трапезу в одиночестве, а затем направилась назад, в «Тополя». По дороге она издалека заметила, что ставни на всех окнах закрыты. Это оказалось делом рук тетки Гертруды, которая вернулась в дом, на сей раз вместе со своей младшей дочерью Джанет.
Теперь, поскольку в библиотеке и столовой царил полумрак, семья вынуждена была сидеть в весьма унылой и крайне неудобно обставленной гостиной в задней части дома. Миссис Лаптон обсуждала с сестрой, как следует поступить с одеждой покойного брата, а Джанет, бледная серьезная девушка двадцати пяти лет, пыталась глубокомысленно рассуждать по поводу эскиза Гая, изображавшего интерьер для одного дома в Доркинге. Стелла замерла в дверях, и Гай искоса враждебным взглядом прошелся по ней. Но Стелле стало его немного жаль, ведь пока она поедала всякие вкусности, Гаю пришлось пробавляться отвратительной холодной телятиной и рисом. Стелла встряхнула головой и вошла в гостиную.
— Хэлло, Джанет! — кинула она.
Миссис Лаптон отвлеклась от беседы и оглядела Стеллу, поджав губы. Нет, не то чтобы она завидовала тому, что Стелла привлекательнее ее дочерей. Скорее Гертруда не могла одобрить некоторое излишнее увлечение косметикой и нарядами, которые к тому же очень недешевы. Ведь на все эти румяна и тени, все эти дурацкие цацки и тряпки тратились деньги ее брата Грегори.
— Ну, Стелла, и где же ты была, позволь спросить?
— Выходила, — коротко отвечала Стелла.
Миссис Лаптон с удовольствием отметила, что ее дочери ни за что бы не стали отвечать старшему в таком возмутительном тоне.
— А я думала, что хоть один день ты могла бы и дома побыть, — заметила Гертруда. — И потом, неужели у тебя не нашлось платья, более приличного по случаю траура?
— Не-а, ничего такого.
— Но ведь у тебя же наверняка есть черное платье!
— Ну, раз это так необходимо, я попрошу маму купить мне такое.
Миссис Лаптон напряглась.
— Чем меньше твоя мать станет ездить в Лондон за покупками, тем лучше, — заявила она резко.
— Именно! — сказал Гай с издевкой и злостью.
Джанет страшно боялась всяких ссор и поспешила умиротворить всех:
— У тетушки Зау великолепный вкус! А вот я никогда не могу себе ничего выбрать, собственно, я и не особенно интересуюсь одеждой… Впрочем, как и драгоценностями. Странно, правда? А вот Агнес…
— Это не то что странно, это просто трагично! — ядовито улыбаясь, заметила Стелла. — Потому что в этой шляпке ты похожа на вересковый кустик.
— Ой, Стелла, ну что ты говоришь? Неужели это действительно неважно выглядит?
— Очень неважно, — с серьезным видом кивнул Гай.
— Наверное, вы просто надо мной подтруниваете, но это меня не обижает. В конце концов, в жизни есть масса вещей поважнее одежды, ты не согласна?
— Вот уж нет, — торжественно сказала Стелла. — Я так никогда не думала!
Джанет немного смешалась:
— Но… Я уверена, что ты только так говоришь. Гай только что показывал мне свой набросок интерьера для апартаментов… Я просто в восторге. Я раньше никогда не думала, что зеленоватый мрамор может быть так красив. Но сама я совсем ничего не понимаю в искусстве, вы бы просто застонали, если бы увидели мои рисунки. И так странно, ведь моя сестра Агнес здорово рисует и у нее бездна хорошего вкуса. Да, кстати, мама звонила ей, и она передавала всем глубокие соболезнования… Она была готова сама приехать, но у ее ребенка режутся зубки, и она просто не может его оставить сейчас…
— Я пошлю малышу чудесный подарок на крестины! — произнес Гай с чувством благодарности за то, что малыш хоть одного родственника удержал дома.
— Да ты что! — засмеялась Джанет. — Ты ведь знаешь, что крестины были уже давно! Ребенку ведь целых шесть месяцев!
Ни Стелла, ни Гай не нашлись, что на это сказать. Пауза затянулась, и Джанет снова взялась поддерживать разговор:
— Ах, как трудно бывает сразу осмыслить такие страшные вещи! Ведь все шло так хорошо, и вдруг эта смерть…
— Не знаю, по-моему, дядя не так уж много для нас всех значил, — пожала плечами Стелла.
— Стелла, как ты можешь так говорить! — воскликнула потрясенная Джанет.
— Но ведь это чистая правда! — сказала Стелла, приподнимая брови. — Пока он был жив, то был просто тираном. Но это все равно мало что значило, потому что никто его не любил.
— Я всегда была к нему очень привязана, — возразила Джанет.
Снова повисло молчание. Стало слышно, как Гарриет деловито обсуждает с миссис Лаптон раздачу вещей покойного.
— …Эти одежные щетки в отличном состоянии, я думаю, что Гай с удовольствием возьмет их… Ах, жаль, разбилась бутылочка тоника… Думаю, мы должны передать что-нибудь из вещей Грегори мистеру Рамболду…
— Я не понимаю, какое мистер Рамболд имеет отношение к имуществу Грегори, — заметила миссис Лаптон.
— Дело в том, что они просто были друзьями, и он гостил тут в доме, когда миссис Рамболд уезжала навестить больную сестру… Он был почти как член семьи, часто играл с Грегори в шахматы, беседовал о том о сем… Жаль только, что он женился на ТАКОЙ ЖЕНЩИНЕ…
— Моя милая Гарриет, ты просто сентиментальная дура, — с легким смешком заметила миссис Лаптон.
— Может быть, я и дура, — отвечала Гарриет, заливаясь краской, — но мне бы очень хотелось, чтобы Рамболд был сейчас с нами… Все-таки он настоящий мужчина, несмотря на то что женился на ТАКОЙ ЖЕНЩИНЕ, и он бы помог мне советом…
— Я не такого высокого мнения о мужчинах вообще, и уж подавно не вижу, какой такой совет он мог бы тебе дать! — сказала миссис Лаптон. — Пока завещание не оглашено, мы ничего не можем сделать. Не думаю, что в завещании мы услышим много приятного. Впрочем, для тех, кто видел все темные делишки, творившиеся здесь все последние пять лет, это не будет большой неожиданностью.
Стеллу это замечание миссис Лаптон задело.
— Да, — сказала она через всю комнату. — Мама говорила сегодня, что дядя прекрасно относился к ней!
Миссис Лаптон окинула ее ледяным взглядом.
— Нетрудно понять, зачем твоя мать говорит подобные вещи, однако, если она и вправду вообразила, что Грегори питал искреннюю симпатию к кому-либо, кроме себя самого, она глубоко заблуждается!
Миссис Лаптон неожиданно повернулась к Гарриет и спросила:
— Да, а кто-нибудь сообщил Рэндаллу о случившемся?
— Не знаю, — покачала головой Гарриет. — Я об этом совсем не подумала.
— Если спросить меня, то я совершенно не желаю, чтобы сюда заявился еще и Рэндалл. От его дурацких колкостей станет еще тошнее! — заявил Гай.
— Надо быть выше личных пристрастий! — постановила миссис Лаптон. — Во всяком случае, мы знаем, что Рэндалл — прямой наследник Грегори. А раз так, его просто необходимо вызвать сюда.
— Нет, Рэндалл мне тоже не нравится, — с претензией на оригинальность защебетала Джанет. — Наверное, это дурно с моей стороны, но он какой-то такой… Ему невозможно доверять, по-моему… Не знаю, отчего у меня сложилось такое впечатление…
— Наверное, потому что он похож на змею — такой гладенький, но такой ядовитый… — пробормотала Стелла.
Дверь открылась.
— Мистер Рэндалл Мэтьюс! — объявил Бичер.
