Глава XXII
На сцене появляется еще один участник игры
Наступил понедельник, а Гастон с кузиной Генриеттой так и не объявились. Его милость пребывал в дурном настроении; Леони же, напротив, с радостными воплями носилась по гостинице. По ее предположениям, мадам Филд умерла от волнения или погибла от приступа морской болезни.
— Похоже, тебя это не очень расстраивает, — сухо заметил Эйвон.
— Нисколько, Монсеньор. Думаю, мы прекрасно обойдемся и без плаксивой мадам Филд! Что мы будем сегодня делать?
Но его милости поведение воспитанницы пришлось не по душе. Однажды Руперт с усмешкой взглянул на брата.
— Вот уж никогда не думал, что ты станешь заботиться о приличиях, Джастин.
Но получив в ответ холодный взгляд, осекся.
— Только не обижайся, Джастин! Сам ты можешь сколько угодно щепетильничать, но от Леони этого ждать глупо.
— Леони, — вынес безжалостный вердикт его милость, — почти столь же неразумна, как и ты.
— Ей-богу, — не унимался Руперт, — я сразу понял: недолго нам греться в лучах твоего одобрения.
— И вовсе я не такая глупая, как Руперт, — обиженно пробормотала Леони. — Вы сегодня злой, Монсеньор!
Руперт с восхищением посмотрел на девушку.
— Так его, Леони! Бей наотмашь. Я-то никогда не позволял себе разговаривать с Джастином к подобном тоне.
— Просто я не боюсь Монсеньора. — Леони вздернула свой маленький носик. — А ты, Руперт, жалкий трус!
— Дитя мое, — повернулся к ней герцог, — ты забываешься. Ты должна быть благодарна Руперту.
— Надо же, сначала одно, потом другое! — хихикнул брат его светлости. — Голова идет кругом!
— Монсеньор, я все утро была благодарна Руперту, а теперь мне это надоело.
— Я заметил. Твои манеры оставляют желать лучшего.
— Мне кажется, вы встревожены, Монсеньор, — продолжала гнуть свое Леони. — Voyons, какое нам дело до того, что Гастон не приехал? Он глупый и толстый, а мадам Филд похожа на клушу, да к тому же вечно рыдает. Нам они не нужны!
— Что за философский склад ума! — восхитился Руперт. — Ты ведь и сам когда-то был таким, Джастин. Что с тобой стряслось?
Леони торжествующе повернулась к нему.
— Говорила я тебе, Руперт, что он изменился, а ты смеялся! Никогда раньше я не видела Монсеньора таким неприветливым.
— Да ты просто мало еще его знаешь! — ухмыльнулся его светлость.
Герцог отошел от окна.
— До чего ж вы несносная парочка, — раздраженно сказал он. — Леони, прежде ты вела себя куда уважительнее.
Девушка заметила улыбку в глазах его милости и рассмеялась.
— Монсеньор, тогда я была пажом, и вы могли наказать меня. А теперь я дама.
— И ты считаешь, я больше не могу наказывать тебя, дитя мое?
— Ей нет до этого дела! — вставил Руперт.
— Нет, есть дело! — набросилась на него Леони. — Мне неприятно, когда Монсеньор все время хмурится.
— Еще немного, — Эйвон погрозил пальцем, — и ты, милый братец, рискуешь никогда не встать с постели.
— Ладно! Парадом командуешь ты! — удрученно вздохнул Руперт. — Я затихаю. — Он попытался лечь поудобнее и тут же скривился от боли.
Герцог наклонился к нему.
— Я вообще не уверен, что ты сможешь встать, мой мальчик. — Он поправил подушки. — Так лучше?
— Да. Честно говоря, я почти не чувствую боли, — солгал Руперт. — Черт возьми, я больше не желаю валяться в постели, Джастин! Так мы никогда не доберемся до Парижа!
Эйвон покачал головой.
— Нет уж, лучше подождем твоего полного выздоровления.
— Спасибо за одолжение, — буркнул его светлость.
— Руперт, не дерзи Монсеньору, — строго сказала Леони.
— Благодарю, дитя мое. Хоть кто-то решил поддержать мой пошатнувшийся авторитет. Руперт, если ты хочешь сегодня встать, тебе следует хорошенько отдохнуть. Леони, мы можем прогуляться верхом, я в твоем распоряжении.
Леони радостно вскочила.
— Пойду надену платье для верховой езды. Merci, Монсеньор!
— Многое бы я дал, чтобы поехать с вами, — опечалился Руперт, когда Леони умчалась.
— Терпение, друг мой. — Его милость задернул шторы. — Мы с доктором держим тебя в постели вовсе не для собственного развлечения.
— Из тебя вышла бы чертовски хорошая сиделка! — Руперт нерешительно улыбнулся брату. — О лучшей я и не мечтал.
— По правде говоря, я сам порой себя не узнаю, — усмехнулся его милость и вышел из комнаты.
— Черт возьми, глядя на тебя, я вне себя от удивления, — пробормотал ему вслед Руперт. — Дорого бы я заплатил, чтобы узнать причину такой перемены!
В самом деле, в течение всех этих томительных дней его милость был необычайно мягок и почти полностью утратил тот едкий сарказм, от которого Руперт прежде нередко страдал. Юноша недоумевал по поводу произошедшей с братом перемены и никак не мог найти объяснение этой загадке. Все выяснилось вечером того же дня. Руперт все-таки решился встать с постели; он облачился в костюм его милости и вышел в гостиную. Леони весело помахала ему рукой, приглашая сесть рядом с ней. Направляясь к дивану, Руперт поймал взгляд его милости, устремленный на бывшего пажа, и беззвучно присвистнул.
"Да никак мой братец влюбился в девчонку!" — с этой крамольной мыслью Руперт обосновался на диване и принялся болтать с Леони, время от времени задумчиво поглядывая на Эйвона.
* * *
Гастон не вернулся и во вторник, и Эйвон помрачнел еще больше.
— Несомненно, мадам умерла, — злорадно воскликнула Леони и закружилась. — Tiens, c'est bien drôle!
— У тебя извращенное чувство юмора, дитя мое! — скорбно заметил его милость. — Я уже не раз тебе на это указывал. Мы выезжаем в Париж в пятницу, с Гастоном или без него.
Но в среду, вскоре после полудня, с улицы донесся какой-то шум. Руперт, сидевший у окна гостиной, вытянул шею, чтобы посмотреть, не прибыл ли наконец Гастон.
К дверям гостиницы подкатила наемная карета необъятных размеров, за ней следовал еще один четырехколесный монстр, доверху груженный багажом. Из второй кареты проворно выскочил Гастон и подбежал к дверце первого экипажа. Один из лакеев опустил ступеньки, дверца отворилась, и по ним спустилась камеристка. За ней вышла невысокая дама, закутанная в просторный дорожный плащ. Руперт изумленно взирал на эту сцену. Осознав, в чем дело, он покатился со смеху.
— Ей-богу, это же Фанни! Боже, кто бы мог подумать?
Леони вмиг очутилась у окна.
— Точно! Леди Фанни! Mon Dieu, que c'est amusant! Монсеньор, это леди Фанни!
Его милость направился к дверям.
— Я уже понял, — невозмутимо сказал он. — Боюсь, твоя несчастная дуэнья действительно умерла. — Он открыл дверь. — Итак, Фанни?
Леди Фанни ворвалась в гостиную и стиснула его милость в судорожных объятиях.
— Ох, ну и поездка! Дорогуша, с тобой все в порядке? — Она обняла Леони. — Я сгораю от любопытства! Вижу, ты в платье, которое я тебе послала. Я знала, что ты в нем будешь неотразима, но никогда не завязывай пояс таким образом, дитя мое! А вот и Руперт! Бедняжка, ты выглядишь ужасно бледным!
Руперт увернулся от сестры, явно вознамерившейся расцеловать его.
— Ладно, ладно, Фанни! Какого черта ты притащилась сюда?
Ее светлость стянула перчатки.
— Кузина Генриетта по-прежнему рыдает, так что мне ничего не оставалось, как самой отправиться в путь. Странная у нас кузина, я бы уже давно умерла, это ж надо: лить слезы целую неделю! Эта глупая курица вывела меня из себя!
Герцог нацепил монокль.
— Могу я поинтересоваться, знает ли достопочтенный Эдвард, что ты уехала во Францию? — медленно спросил он.
На щеках у ее светлости появились ямочки.
— Я так устала от Эдварда! — томно вздохнула леди Фанни. — В последнее время он стал таким дерзким. Боюсь, я слишком разбаловала его. Ты только представь, Джастин, он сказал, что я не должна к тебе ехать!
— Поразительно! Но если глаза мне не изменяют, ты все-таки приехала.
— Хороша бы я была, если бы позволила Эдварду думать, будто он может заставить делать меня то, что ему хочется! — негодующе вскричала ее светлость. — Я устроила грандиозную сцену. А утром уехала, оставив записку.
— Твое послание, вне всякого сомнения, его успокоит, — улыбнулся Эйвон. Леди Фанни рассмеялась.
— Не думаю. Полагаю, Эдвард придет в неописуемую ярость, но я жажду развлечений, а Гастон сказал, что вы направляетесь в Париж!
— Не уверен, что я возьму тебя с собой, Фанни.
Ее светлость насупилась.
— А вот и возьмешь, куда ты денешься! Не отправишь же ты меня обратно! Кто в таком случае будет сопровождать Леони? Генриетта вряд ли в ближайшие две недели перестанет рыдать. — Она повернулась к Леони. — Дорогая, твои манеры стали значительно лучше! А муслиновое платье тебе очень к лицу. Постой-ка, откуда у тебя это жемчужное ожерелье?
— Мне его подарил Монсеньор, — похвасталась Леони. — Оно чудесно, n'est-ce pas?
— Я отдала бы за него все, что угодно, — откровенно призналась ее светлость и бросила удивленный взгляд на Эйвона. Она устало рухнула в кресло. — Умоляю, расскажите, что с вами произошло! Эта глупая Генриетта только и знает, что рыдать, я не смогла вытянуть из нее ни словечка. Так что я сгораю от любопытства.
— Мы тоже. — Его милость опустился в кресло напротив. — Откуда ты приехала, Фанни, и о чем ты беседовала с Генриеттой?
— О чем я беседовала с Генриеттой?! Боже, Джастин! Да разве можно разговаривать с этой безмозглой клушей?! Она способна лишь стенать да лить слезы. Я не смогла вытянуть из нее ни слова. А уж как я ее трясла!
— Пусть меня повесят, если когда-нибудь видел такую пустомелю! — взбунтовался Руперт. — Фанни, как ты попала в Эйвон?
— В Эйвон? По-моему, я там не была целый год, хотя мне приходили мысли навестить мою дорогую Дженнифер. Но из этого ничего не вышло, поскольку предстоял прием у леди Фаунтейн, и я не смогла покинуть Лондон…
— К черту леди Фаунтейн! Где Генриетта?
— Дома, Руперт, в Лондоне. Где же еще?
— Как? С Эдвардом?
Фанни энергично кивнула.
— Что ж, они подходят друг другу, — пробормотал герцог.
— Боюсь, ты ошибаешься, Джастин, — возразила леди Фанни. — Я догадываюсь, как разъярится Эдвард! Так на чем я остановилась?
— Ты вовсе не останавливалась, дорогая. Мы затаив дыхание ждем, когда ты наконец закончишь.
— Какой ты гадкий, Джастин! Ах да, Генриетта! Она заявилась в Лондон под конвоем Гастона и буквально рухнула мне на руки. Она залила слезами мое лучшее платье из тафты и мой любимый диванчик. Прорыдав битых два часа, она наконец вручила мне твое письмо и простонала, что не поедет во Францию. Мне пришлось выслушать вопли нашей кузины о том, что один вид моря вызывает у нее приступ дурноты. Уверяю тебя, я провозилась с этой плаксой весь вечер! Но все, что мне удалось вытянуть из нее, так это душераздирающие стоны о каком-то похищении, да шляпе Руперта, найденной в лесу. Правда, в какой-то момент Генриетта прекратила завывать и поведала туманную историю о некоем господине и его кобыле. Я не поняла ни слова. В конце концов, выяснилось, что ты, Джастин, отправился в Саутгемптон. Словом, голова у меня шла кругом, а тут еще Генриетта с ее воплями. А твой хваленый Гастон, Джастин, ничуть не лучше Генриетты, он лишь бормотал что-то бессвязное. И зачем ты держишь в лакеях такого идиота?.. Ну так вот, я и решила поехать сама и выяснить, что же все-таки произошло. Но тут, представляете, Эдвард заявляет, что я никуда не поеду! Честное слово, я едва не убила его! Когда же он отправился в "Уайтс" или в "Кокоа Три", я точно не помню, чтобы встретиться с сэром Джоном Коттоном, — я велела Рейчел собрать вещи и отправилась в путь. Me voici, как сказала бы Леони.
— Voyons! — Глаза Леони сверкнули. — Думаю, вы хорошо поступили, мадам! Вы ведь поедете с нами в Париж? Монсеньор говорит, меня нужно представить свету. Поедемте с нами, мадам!
— Можешь на меня положиться, дорогая. Именно этого я жажду всей душой. Милая, я знаю модистку на Королевской улице, у нее восхитительный стиль. О, я преподам Эдварду хороший урок!
— Эдвард, — заметил его милость, — скорее всего последует за тобой, если я хоть немного знаю твоего мужа. Мы должны его подождать.
— Милый Эдвард! — вздохнула леди Фанни. — Надеюсь, он все же не приедет, но, скорее всего, ты прав, Джастин. Думаю, Эдвард объявится с минуты на минуту. А теперь, ради бога, поведайте вашу историю! Я все еще умираю от любопытства.
Леони с Рупертом в очередной раз пересказали свои приключения, правда, на этот раз слушатель проявил куда больше сочувствия. Леди Фанни то и дело прерывала рассказ бурными восклицаниями, а когда услышала, что Руперта едва не убили, то подскочила к нему и стиснула в объятиях, прежде чем его светлость сумел увернуться. Когда рассказ подошел к концу, леди Фанни удивленно глянула на его милость и рассмеялась.
Герцог улыбнулся.
— Что, дорогая сестрица, чувствуешь себя настоящей старухой? Увы!
— Ничуть! — Ее светлость принялась энергично обмахиваться веером. — В Лондоне я и в самом деле ощущала себя столетней развалиной, но эти приключения, — а я ни о чем подобном отродясь не слышала, — вернули меня в дни моей юности! Джастин, ты должен был заколоть этого мерзавца своей шпагой!
— Я тоже так считаю, — вмешалась Леони. — Мне хотелось, чтобы этот свинья горько пожалела о том, что сделала. Неслыханная наглость!
— Свинья? Что ж, верное определение, вот только, что стряслось с твоей грамматикой, милая?.. Как замечательно, что ты выплеснула на него кофе! Какая же ты отчаянная, дорогуша! А как зовут эту свинью? Сен-Вир? О, я хорошо его знаю. У него не волосы, а истинное пламя. А таких неприятных глаз я не видела больше ни у кого. И что он хотел от тебя, душенька?
Леони передернула плечами.
— Не знаю. А Монсеньор ничего не говорит.
— Так ты знаешь, Джастин? Впрочем, можно было бы догадаться! Наверняка ты затеял какую-то дьявольскую интригу. — Ее светлость с шумом захлопнула веер. — Пора и мне вступить в игру! Не то ты, Джастин, еще напугаешь дитя своими безумными выходками.
— Твоя забота о безопасности моей воспитанницы весьма трогательна, но, полагаю, я сам способен защитить Леони.
— Разумеется! — Леони рассмеялась. — Разве я не принадлежу Монсеньору? — Она взяла его милость под руку.
Ее светлость прищурилась и глянула на Руперта. Тот поймал взгляд сестры и понимающе усмехнулся. Леди Фанни порывисто вскочила и заявила, что надо проследить за багажом.
— По правде говоря, гостиница вряд ли вместит твой скарб! — ухмыльнулся Руперт. — А где же ты будешь спать, Фанни?
— Да хоть на чердаке! — легкомысленно ответила ее светлость. — Впрочем, вполне возможно, мне предложат конюшню. Это было бы очень романтично, настоящее приключение!
— Надеюсь, у нас не возникнет необходимости подвергать тебя такому тяжкому испытанию, — вмешался его милость. — Гастон перенесет мои вещи в комнату Руперта. А ты займешь мою комнату.
— Дорогой, это будет чудесно! Леони, покажи мне дорогу. Право, дитя мое, ты хорошеешь с каждым днем! — Ее светлость обняла Леони за талию, и они удалились.
— Ей-богу, ну и заварушка! — вздохнул Руперт, когда дамы скрылись за дверью. — Фанни, конечно, ужасно забавна, но неужели она поедет с нами?
— Полагаю, у Эдварда найдется что сказать по этому поводу.
— Не знаю, почему Фанни выбрала такого зануду! А ты, Джастин, помнится, поощрял нашу сестрицу.
— Мой милый мальчик, именно потому что Эдвард зануда, я и поощрял Фанни. Мне казалось, что лишь такой благопристойный человек, как Марлинг, способен вразумить нашу безумную сестрицу. К тому же у него водятся деньги.
— Так-то оно так, но, по правде говоря, от улыбки Эдварда молоко киснет и мухи дохнут! Так Фанни едет с нами в Париж?
— Похоже, иного выхода нет. Впрочем, лучшей хозяйки дома не найти.
Руперт изумленно посмотрел на брата.
— Ты что, собираешься устраивать приемы, Джастин?
— И роскошные приемы, Руперт. Это будет весьма утомительно, но как опекун Леони я имею вполне конкретные обязательства.
Руперт привстал в кресле и отрывисто произнес:
— Можешь рассчитывать на мое присутствие, Джастин.
— Я польщен, — насмешливо поклонился его милость.
— Но… ты разрешишь мне присоединиться к вашему обществу? — жалобно спросил юноша.
— Ты придашь особый колорит моему дому, — растягивая слова, ответил Эйвон. — Да, мальчик мой, ты можешь к нам присоединиться, при условии, что будешь вести себя хорошо и воздержишься от попыток отплатить нашему дорогому другу его же монетой.
— И я не вправе вызвать его на дуэль? — недовольно пробурчал Руперт.
— Дуэль? Фи, Руперт! Как это грубо. Можешь с чистой совестью предоставить графа мне, у меня куда более деликатные манеры. Поверь, я никогда не забуду, что этот негодяй проделал дыру в моем ближайшем родственнике. Он заплатит сполна!
— Бедняга! — с чувством выдохнул Руперт. Он поймал взгляд Эйвона, и улыбка сбежала с его лица. — Боже мой, Джастин, неужели ты так сильно ненавидишь его?
— Ба! — воскликнул его милость и осекся. — Похоже, я подцепил у дитяти это словечко. Мой милый Руперт, разве гадюку ненавидят? Нет, но всякий, кому она встретится на пути, поспешит размозжить ей голову. И вот так же я раздавлю графа.
— За тот случай, что произошел с тобой двадцать лет назад? — ошарашенно спросил Руперт.
— Нет, мой мальчик, хотя та давняя история все еще жива в моей памяти.
— Значит, за то, что он сделал с Леони?
— Да, за то, что он сделал с Леони, — тихо повторил его милость. — Ты не ошибся.
— За этим кроется нечто большее, — уверился Руперт.
— Гораздо большее, — согласился Эйвон, лицо его окаменело. Помолчав, он добавил: — Напомни мне, мой мальчик, что я должен тебе бриллиантовую булавку. Насколько я помню, это был камень редкостной красоты?
— Ты сам подарил его много лет назад!
— Интересно, что это тогда на меня нашло? — осведомился его милость. — Наверное, ты тогда "грелся в лучах моего одобрения".
