Эпилог (1066)

Лондон был весь в снегу, с крыш свисали тонкие сосульки. Холод заставлял собравшихся в аббатстве людей плотней кутаться в плащи и украдкой отогревать окоченевшие пальцы. Руки архиепископа Йоркского немного дрожали, он нервничал и, совершая обряд, читал молитвы тихим взволнованным голосом. Он думал о том, как герцог отстранил Стиганда, архиепископа Кентерберийского, и, продолжая торжественный ритуал, вспомнил Гарольда, которого Стиганд короновал менее чем год назад в этом же аббатстве. Тогда всё было иначе, и теперь казалось, будто это происходило в какой-то другой жизни. Архиепископ не мог забыть, как лучи весеннего солнца сияли на золотистых волосах Гарольда. «Как-то странно, — подумал он, — надевать английскую корону на такую тёмноволосую голову, как у Вильгельма».

Герцог решил назначить коронацию на Рождество. Аббатство Святого Петра в Вестминстере было полно людей, норманнов и саксов, а снаружи нормандская армия организовала охрану, чтобы защитить Вильгельма от любой атаки, которую могло попытаться предпринять население города. Однако всё выглядело абсолютно спокойно. Лондону не пришлось выдерживать долгой осады. После продолжительных переговоров, обсуждений, проведённых с представителем города Ансгардом, стороны пришли к соглашению. Герцог продемонстрировал огромное терпение, но его мощная армия уже окружила город, отрезав все пути сообщения, поэтому, хотя он и весьма вежливо принимал Ансгарда, лондонцы отлично знали, что герцог держит их город за горло и сожмёт руки, если они вздумают сопротивляться. В конце концов ворота города были открыты для него, а Ателинга передали под его опеку. Эдгару было всего десять лет, когда Альдред Йоркский и Вольфстан из Уорчестера привели его к Вильгельму; мальчик испугался и застыл, ухватившись за руку архиепископа. Но герцог поднял его на руки, поцеловал и немного поговорил с ним о его нормандских кузенах Роберте, Ричарде и Вильяме, так что Ателинг скоро вовсе перестал тревожиться и ушёл с Фиц-Осберном, с радостью обменяв корону на леденцы, которые ему пообещали дать, и дружбу сыновей Вильгельма.

Ярлы Эдвин и Моркер первыми принесли Вильгельму феодальные присяги. Затем явился Стиганд со словами лести на устах, но Вильгельм был не из тех людей, кого можно было купить подобным образом. Он отстранил архиепископа от должности и выбрал Альдреда для того, чтобы тот провёл коронование.

Его преосвященство папа римский признал права Вильгельма. Альдред старался постоянно помнить об этом. Как церковнослужитель, он оправдывал требования Вильгельма, но, как сакс, не мог забыть о том, что будущий король норманн и захватчик.

Рядом с Вильгельмом стоял граф Роберт из О. Он слушал гладкую речь Альдреда, и ему казалось, будто годы пронеслись перед ним в обратном направлении, будто он снова очутился в сумрачном зале в Фалейсе и смотрит на ребёнка, сжимающего своими крохотными ручонками рукоятку меча. Эхом донеслись до него из этого далёкого прошлого слова: «Вильгельм-воин!» — сказал граф Роберт Нормандский. Но кто-то прошептал: «Вильгельм-король!» Наверное, это была Гелева, которой вспомнился её сон: «И дерево всё росло и росло до тех пор, пока его ветви не раскинулись над Англией и Нормандией». Он уже не помнил точных слов. «Гелева была красивой женщиной, — подумал он. — Интересно, видит ли её душа, как исполняется её вещий сон?» Кто-то назвал его Вильгельм-бастард. Граф Роберт попытался вспомнить, кто это был, и вдруг перед ним возникло лицо лорда Белисма. Он вспомнил, как Тальвас проклял ребёнка. Бастард, воин, король — так называли Вильгельма, когда он ещё был в колыбели. Граф вспомнил, как они смеялись: он, Эдуард, который тоже был королём, и Альфред, которого впоследствии убил граф Годвин. Всё это было так давно. Воспоминания заставили его почувствовать себя совсем старым, он уже начал подводить итоги своей жизни. Странно, что они тогда смеялись. Но ведь они ещё не знали Вильгельма, он был всего лишь незаконнорождённым младенцем, вцепившимся в рукоятку меча.

Архиепископ обратился к саксам на их родном языке. Граф Роберт, вздрогнув, очнулся от своих воспоминаний и вернулся в настоящее. Архиепископ спросил: «Хочет ли народ, чтобы их королём стал Вильгельм?» Они ответили: «Да!» «Этот ответ прозвучал так, будто он был добровольным, — подумал Хью де Гурней, перенося всю тяжесть своего огромного тела с одной ноги на другую. — А вот сколько ещё времени потребуется, чтобы вся страна признала Вильгельма, и много ли ещё придётся за это сражаться? — Он взглянул на Вильгельма и с удовлетворением отметил, что герцог держится очень прямо и смотрит перед собой. — Да, он незаконнорождённый, выродок, как называли его враги, но из него получится хороший король».

Епископ Коутенский сделал шаг вперёд и обратился к подданным герцога. Он спросил, желают ли они, чтобы их герцог принял корону. Они громким криком выразили своё согласие.

«А действительно ли я этого хочу?— подумал Рауль, как только слова одобрения слетели с его уст. — Это одному Богу известно!» Он увидел, что Вильям Малет нахмурился: он не желал, чтобы Вильгельм становился королём, но конечно же тоже сказал «да». Фиц-Осберн сиял от счастья, Гиффорд и Тессон были довольны. Нил де Котантен и Грантмеснил мрачно смотрели на Вильгельма, — вероятно, они вспомнили ту женщину из Сент-Жака и слова Галета.

После того как согласие обеих сторон было получено, архиепископ прочитал молитву и продолжил ритуал. Взяв в руки золотую корону, он поднял её над головой герцога, и собравшиеся радостно закричали.

Епископ Лондонский держал в руках сосуд со святым маслом. Он пошёл к Альдреду, но вдруг остановился и испуганно посмотрел в сторону двери.

За дверьми аббатства что-то происходило. Оттуда доносились крики, звон стали и звуки команд.

Кто-то закричал: «Измена!» — и люди бросились к дверям.

Герцог опустился на колени. Только неожиданная бледность и быстрый взгляд, который он бросил в сторону двери, выдавали его истинные чувства.

Рауль подумал, что впервые за двадцать лет он увидел, что Вильгельм напуган.

Он тоже боялся, но не двинулся с места. Он подумал об Элфриде. Она находилась за городом, и его мозг стал бешено работать над мучительной проблемой: если лондонцы восстали против них, то как ему добраться до неё?

Шум становился всё громче и громче. В аббатстве запахло гарью.

   — О Боже, мы что, в ловушке?— прошептал на ухо Раулю граф Мортен.

Лицо герцога было преисполнено решимости, но архиепископ прервал обряд и теперь стоял в полной растерянности, трясясь от страха.

Люди старались выйти из аббатства, чтобы отразить предполагаемую атаку. Внутри уже не осталось ни одного сакса и почти никого из норманнов. У алтаря неподвижно продолжали стоять Фиц-Осберн, де Гурней, Мортен и Рауль.

Епископ Байо, который уже было бросился к двери, поймав взгляд герцога, пришёл в себя и вернулся на место. Он что-то прошептал архиепископу. Альдред облизал пересохшие губы и взял святое масло из рук Уильяма Лондонского.

В опустевшем аббатстве под звуки схватки, доносившейся снаружи, Вильгельма короновали. Он взял в руки Библию. Альдред трясущимися руками протянул ему крест. Вильгельм опустился на колени, поцеловал крест и твёрдым голосом произнёс клятву. На его голову надели корону и вручили скипетр. Он поднялся. Роскошные тяжёлые одежды ниспадали с его плеч и полами касались каменного пола.

Фиц-Осберн выкрикнул:

   — Да здравствует Вильгельм, король Англии! — Слова эхом отдались в пустой церкви.

Глаза герцога и Рауля встретились. Вильгельм сделал едва заметный знак головой в сторону двери, его брови поднялись в немом вопросе.

Рауль выбежал из аббатства. Полыхало несколько зданий, площадь перед храмом была полна народу, но кое-где ещё остались следы недавней схватки, казалось, что она уже закончилась.

Рауль заметил Ральфа де Тени и, подойдя к нему, схватил его за руку.

   — Ради Бога, что здесь происходит?— спросил он.

Де Тени обернулся:

   — Ничего. Я подумал, лондонцы спланировали нападение, а ты — нет? Но ничего подобного не произошло. Похоже, виноваты были наши люди, но ущерб небольшой: несколько человек убиты, но не больше двадцати, я думаю. Как я понял, когда раздались крики радости, охрана решила, что саксы, находящиеся внутри аббатства, напали на Вильгельма. Она тут же подожгла соседние дома и напала на собравшихся людей. Тессон и Сент-Совер остановили схватку. О Боже, Рауль, признаюсь, я сильно перепугался! Вильгельм покинул храм? Где он?

   — Его короновали. Он — король Англии, — ответил Рауль.

   — Коронован! И никто этого не видел! — Де Тени стал проталкиваться сквозь возмущённую толпу, сообщая всем радостную новость.

Рауль вернулся в храм. Герцог молился, но скоро поднялся, и они с Раулем обменялись взглядами. На свой вопрос герцог получил ответ.

Снаружи до них донеслись радостные крики. Лорд Тессон, войдя в храм, провозгласил:

   — Виват, король!

Бароны, собравшиеся вокруг Вильгельма, подхватили этот клич.

Одно старое воспоминание пришло на ум графу Роберту О. Ему показалось, что он слышит голос отца Вильгельма: «Он мал, но он вырастет». Странно, что сейчас он вспомнил об этом, ведь в конце концов Роберт просто пошутил. Он снова взглянул на Вильгельма и подумал о том, какие мысли сейчас беспокоят эту черноволосую голову. Но не смог угадать. Король смотрел прямо перед собой, его лицо было непроницаемо, а рука крепко сжимала скипетр Англии.