— Слушай, расскажи мне все с самого начала, — попросил Эдгар. — Клянусь терновым венцом, ты поджарился, как пирожок! Случаем, не ранен?

— Всего-навсего царапина. — Рауль потрогал свою руку. — А ты как? Что здесь было интересного во время нашего отсутствия?

— Ровным счетом ничего! Когда вы уехали в Мен, в Руане стало тихо, как в могиле.

Друзья медленным шагом прогуливались по дворцовому саду. Земля уже промерзла, траву покрыла снежная изморозь.

— Месяц назад я получил новости из Англии, — сказал Эдгар. — Мой отец пишет о победах Гарольда. Пока вы завоевывали Мен, он взял Уэльс. — Лицо сакса покрылось легким горделивым румянцем. — Гарольд привез в Лондон голову Гриффида и фигуру с носа его корабля. Неплохо, правда?

— Просто великолепно, — согласилась Рауль. — Он, должно быть, могучий воин. А что еще слышно?

— Интересного мало. Разве что у Влнота появилась возлюбленная. Рассказывай-ка лучше ты. Правду говорят, что герцог вошел в Ле-Ман без штурма?

Рауль кивнул.

— Ты его знаешь — не больше крови, чем необходимо, а штурм — в крайнем случае. А ведь тот, кто владеет Ле-Маном, владеет и Меном.

— Там командовал Вальтер Мантс?

— Нет, вместо него этим занимался один из его друзей, а среди них был и Жоффрей Майен. Я был уверен, что этот пес не сдержит данного слова.

— Слушай, расскажи наконец, как все было, — нетерпеливо попросил Эдгар. — Я здесь изнывал от скуки все эти месяцы и так хотел быть рядом с вами.

За три года до происходящего молодой Эриберт, граф Мен, после смерти Мартеля стал вассалом Вильгельма. Хотя анжуйского тирана уже не было в живых, он не чувствовал в себе достаточно сил, чтобы противостоять двум наследникам Анжу. Тут-то граф и обратился к герцогу, к которому относился с искренним почтением, с просьбой считать Мен феодом Нормандии в соответствии с хартией, пожалованной герцогу Роллону в давно прошедшие времена. Двумя правителями был подписан договор: сестра Эриберта, Маргарет, была формально обручена с лордом Робертом, наследником Нормандца, а сам Эриберт поклялся взять в жены Аделизу, старшую дочь герцога, как только она достигнет брачного возраста. Герцог Вильгельм оказался сюзереном совершенно иного склада, нежели Мартель, поэтому Эриберт, будучи человеком слабого здоровья, решил, что лучшее, что он может сделать для своего графства на случай, если его не станет и он не оставит законного потомства, — завещать его Нормандцу. И через два года именно так и случилось. Граф Эриберт, уже будучи на смертном одре предостерег своих подданных против таких деспотов, как Вальтер Мантс, супруг тетки графа Биота, и Жоффрей, вечно голодный властитель Майена. Испуская последний вздох, он приказал им подчиниться герцогу Вильгельму.

Трудно было ожидать, что все графство будет едино в желании увидеть своим господином чужака. Под знаменами Вальтера Мантса, который предъявил права на трон от имени своей жены, собрались достаточно внушительные силы. Они вошли в город Ле-Ман, укрепили его и провозгласили Вальтера и Биоту своими новыми повелителями.

Таким образом, в шестьдесят третьем году Вильгельм снова надел боевые доспехи и на этот раз повел свои войска не в качестве защитника, а завоевателя. Как всегда, и Эдгар хотел отправиться вместе с армией, даже просил об этом Вильгельма. Но тот ответил:

— А если вы падете в битве, тан Марвелл? Я ведь дал слово рыцаря, что с вами ничего не случится. Каково мне будет глядеть в глаза королю Эдварду, вверившему вас моим заботам?

Эдгар, разочарованный, удалился и грустно наблюдал за покидающей Руан армией. Теперь кампания была успешно закончена, и дворец в очередной раз буквально ломился от лордов и рыцарей двора. Саксонец при первой же возможности оттащил Рауля в сторону и увел в еще закованный морозом сад, чтобы расспросить обо всем подробнее.

— Давай расскажи мне все, с самого начала! — умолял он.

— О, так сначала-то ничего и не было! — ответил Рауль. — Мы напали на графство, чтобы немного попугать народ, но не хотели никакого кровопролития. Это было просто, ведь там так боятся Вильгельма, что, едва заметив блеск копий, удирают, спасая свою жизнь. Конечно, пару домишек мы сожгли, взяли немного трофейного фуража и пошли дальше, захватывая по пути города. Так и добрались до Ле-Мана. По правде говоря, долго ломали головы, как взять эту крепость: она стоит на высоком холме и очень хорошо укреплена.

— Но ведь осады не было? — прервал друга Эдгар. — Фицосборн говорил…

— Никакой осады, никакого штурма, — засмеялся Рауль. — Веселая атака! Уверяю тебя, к тому времени, когда мы подошли, бюргеры были уже по горло сыты вояками Вальтера. Они торжественно выслали нам делегацию для встречи, а когда уверились в нашей поддержке, прогнали Майена и других лордов из города. Вильгельм въехал в Ле-Ман по цветам, которые бросали под копыта его жеребца.

— Его и правда так приветствовали? — недоверчиво переспросил Эдгар. — Чужака? Захватчика?

— Будь уверен, они мечтали, чтобы мы пришли. Ты ведь не видел Вальтера Мантса и его людей. Мен стенал под его игом, когда мы пришли заявить о своих правах, а народ убежден, что Вильгельм — именно тот правитель, который им нужен.

Эдгар недоверчиво покачал головой.

— Конечно, но… Так что же после вашей веселой атаки?

— Мы пошли из Ле-Мана в Майен, и поняли, что приступом город не возьмешь. Решили применить огонь.

— Вот как? Но ведь нечто подобное было при Мортемаре?

— Да, но цель тут явно посложнее. Говорили, что Майен вообще не взять, уж слишком сильно он укреплен. А у нас на все про все ушло полдня, не больше.

Рассказ Рауля был неожиданно прерван устрашающим воплем: «Ату его!» В кустах неподалеку послышалась возня, оказалось, что сквозь них продирается молодой Роджер, старший сын сенешаля Фицосборна, преследуемый по пятам Робертом, крепким мальчуганом, наследником Нормандца.

Роджер остановился, увидев двух прогуливающихся рыцарей, и бросился было назад, но Роберт бросился к ним, крича:

— Эй, господин Рауль! Вы знаете, что отец привез с собой девочку, с которой меня обручили? Ее зовут Маргарет. Так знаете? Она будет моей невестой!

Он остановился прямо перед Раулем, глядя на него с улыбкой на симпатичной мордашке.

— Желаю вам веселой помолвки, милорд, — поздравил мальчика Рауль. — Вы уже видели леди Маргарет?

— О, конечно! — Роберт встал, широко расставив ноги. — Она постарше, чем я, но такая маленькая и бледненькая, что вы просто не поверите. Мама говорит, что ее будут воспитывать вместе с моими сестрами, а Аделизе это не нравится, потому что Маргарет имеет более высокое положение, чем она сама, да к тому же сестрица ревнует: ведь граф Эриберт умер и у нее теперь нет жениха. И правда, Маргарет будет иметь большее влияние, потому что она — моя невеста, когда отец умрет, то я буду герцогом Нормандии. — Мальчик закружился около Рауля. — Когда это случится, Роджер станет моим сенешалем, каждый день будет праздник, охота и турниры…

— Кстати, — прервал восторги мальчика Эдгар, — кажется, вы, маленький господин, сбежали от воспитателя, поэтому не исключено, что за это скоро будете наказаны.

Роджер, который вертелся позади, глупо осклабился, а Роберт, лишь резко вскинув голову, сказал:

— Чему быть, того не миновать. Сейчас, когда отец вернулся, вдоволь позабавиться все равно не удастся. Скорей бы он опять ушел на войну.

Рауль сухо заметил:

— Глупая болтовня, милорд! Слушайте, а как обстоят дела у ваших братьев? Наверно, выросли, как и вы, за последнее время.

— С ними все хорошо. Вильгельм еще просто глупая малявка, а Ричард скоро будет здесь, он такой медлительный и всегда отстает от нас с Роджером.

— Не очень-то хорошо с вашей стороны убегать от него, — заметил Эдгар.

— Ой, он уже идет, я слышу шаги, — перебил его Роджер. — Понимаете, мы не нарочно бросили его, просто играли в догонялки.

— Что касается меня, — честно признался Роберт, — я бы с удовольствием потерял Ричарда где-нибудь. Только послушайте его! Он еще большее дитя, чем Вильгельм Рыжий.

За кустами послышался плачущий детский голос, и появился тощенький бледный ребенок с прекрасными, как у матери, волосами. Увидев брата, Ричард немедленно начал браниться:

— Ненавижу тебя, Роберт! Ты от меня прячешься! Вот пожалуюсь отцу, и тебя отлупят.

— И тебя тоже, если расскажешь, что мы сбежали с уроков, — парировал Роберт. Он снова принялся без устали выделывать ногами кульбиты, уцепившись за мантию Рауля.

— Ох, если бы этой латыни не было на свете! Я бы хотел целыми днями скакать на коне или упражняться в рыцарском деле.

— Нет, ты никогда не будешь скакать так же хорошо, как я, потому что твои ноги слишком коротки! — завопил Ричард. — Господин Рауль, герцог говорит, что Роберта надо называть Короткие Штанишки, потому что у него такие короткие…

Продолжить он не смог. Роберт бросился на него с яростным криком: «Свиноголовый!», и мальчишки, вцепившись друг в друга, как два диких кота, покатились по траве.

Эдгар одной рукой оттащил Роберта за шиворот и держал крепко, пока тот брыкался и вырывался. Обратившись к другу, он сказал:

— Уверяю, Рауль, это настоящие сыновья Сражающегося Герцога… да перестаньте же, молодой лорд! Все ваши учителя сбегутся на эти вопли.

Так и случилось. Наблюдая за тремя мальчиками, которых под присмотром повели во дворец, Эдгар сказал, то ли в шутку, то ли всерьез:

— Кажется, герцог воспитал наследника, который не принесет ему радости. Сын уже с ним ссорится.

В этих словах оказалось правды больше, чем казалось тогда говорившему. Из всех детей именно Роберт, первенец, на которого возлагались такие большие надежды, был наиболее не похож на герцога ни сердцем, ни умом. Мальчик оказался очень импульсивным и не переносил, чтобы ему перечили, а его отец, к сожалению, был человеком очень властным. От матери ребенок унаследовал нежелание чему бы то ни было повиноваться и из чистого упрямства восставал против всяческой дисциплины. Матильда же обожала первенца и, как только могла, уберегала от гнева мужа. Роберт слишком рано начал считать отца деспотом и бояться его, но, будучи истинным сыном своей матери, он скрывал свой страх под маской непослушания, поэтому то и дело вызывал недовольство герцога.

Что касается остальных детей, то никто и не рассчитывал, что потомство столь бурного союза сможет долго прожить мирно. Детские комнаты дворца сотрясались от ссор: Роберт дрался с Ричардом. Аделиза воевала со своими гувернантками со всей неустрашимостью, которую не могли сломить даже розги, малышка Сесилия проявляла заносчивость, едва ли приличествующую ее святому предназначению, и даже трехлетний Вильгельм демонстрировал всему свету, что огненный его темперамент не уступает цвету волос.

Наблюдая со стороны за своим сыном, герцог как-то сказал с раздражением:

— Эх, Рауль, неужели у меня не появится преемника получше, чем Короткие Штанишки? Господи, да во мне было больше разума, когда я был младше Ричарда, чем будет у него, когда он дорастет до моих лет!

— Ваша милость, имейте терпение, вспомните, вы прошли более суровую школу.

Герцог посмотрел, как его сын уходит, обняв за плечи сына Монтгомери, и презрительно бросил:

— Он слишком покладистый и ему обязательно надо, чтобы его любили. Разве я когда-нибудь беспокоился о такой ерунде?! Говорю тебе, Роберт думает сердцем, а не головой.

Рауль некоторое время размышлял, прежде чем ответить:

— Сеньор, сомнений нет, вы — правитель твердый, но разве плохо, если у кого-то сердце теплее вашего?

— Дружище, да я достиг всего только потому, что мое сердце никогда не влияло на голову. Если Роберт вовремя не усвоит этот урок, то, стоит только мне отойти к праотцам, он потеряет все, чем я владею.

Время шло, но герцог не видел, чтобы его первенец как-то менялся. Зимой дворцовую жизнь частенько разнообразили проказы Роберта с последующим скорым отцовским возмездием. Наследник вовсе не обращал внимания, если его наказывали гувернеры, но зато со смехом и стонами жаловался, что рука герцога слишком тяжела.

Пришла весна, и Роберт с радостью предавался любимым рыцарским учениям. Между ним и отцом на некоторое время воцарился мир, да и никакие внешние заботы не нарушали монотонную жизнь, необычную для Нормандца.

Жильбер д'Офей зевнул:

— Хей-хо! Просто хочется, чтобы еще один граф Аркуэ восстал и задал нам работенку.

— Присмотрись к Бретани, — заметил на это Эдгар. — Я тут случайно кое-что услышал.

— Эдгар, ты всегда узнаешь что-нибудь интересное! — воскликнул Жильбер. — Кто тебе сказал? Рауль? Неужели Конан Бретонский отрекся от клятвы верности?

— Этого я точно не знаю, — осторожничал Эдгар, — но Рауль здесь ни при чем. Фицосборн как-то обмолвился, а я задумался над его словами, вот и все.

— Боже, пошли нам хоть какое-нибудь событие, чтобы жизнь стала веселее! — еще раз зевнул Жильбер.

Его молитва была услышана скорее, чем он мог предполагать. Однажды поздней весной весь двор собрался за обедом, как вдруг из-за входных дверей послышался шум и чьи-то сердитые голоса. Герцог сидел за главным столом, на подиуме, лицом к залу. Еда была окончена, и все пребывали в веселом настроении, на столе еще стояли вина со сладостями.

Когда снаружи донесся шум, герцог, нахмурившись, посмотрел на дверь, а сенешаль Фицосборн поспешил проверить, в чем причина столь неуместного беспорядка. Он был уже на полпути к выходу, когда там началась потасовка и чей-то голос отчаянно закричал на ломаном нормандском:

— Аудиенцию! Я умоляю герцога Нормандского дать мне аудиенцию!

Через секунду возмущенный привратник, которого грубо оттолкнули, шлепнулся на разбросанный по полу тростник, а какой-то оборванный, покрытый грязью незнакомец сумел пробиться в зал, втащив за собой двух человек, вцепившихся в его мантию и пытавшихся удержать. На незнакомце была короткая дырявая забрызганная грязью туника, шлем куда-то запропастился, длинные светлые кудрявые волосы в беспорядке сбились на сторону, на лбу были влажные капли от пота. Он остановился посреди зала, глядя на обедавших дворян, повернувшихся к нему в немом изумлении. Пришедший обвел всех взглядом, пока не увидел герцога, который спокойно ожидал дальнейшего развития событий. Незнакомец рухнул на колени и, протянув к Вильгельму руки, вскричал:

— Помогите, милорд герцог, помогите! Выслушайте и даруйте правосудие!

Эдгар застыл на своем табурете, прервав беседу с Вильгельмом Мале на полуслове. Он пристально вглядывался в лицо вошедшего, все еще сомневаясь и не веря собственным глазам.

Герцог махнул рукой, и люди, которые удерживали чужака, отпустили его.

— Никто еще напрасно не просил у меня правосудия. Говори! Что тебя сюда привело?

По каменному полу проскрежетал отброшенный табурет. Эдгар вскочил:

— Эльфрик! Боже, неужели это сон?

Он одним прыжком соскочил с возвышения и бросился к незнакомцу, сжав его в объятиях. Послышалась быстрая саксонская речь. Повинуясь знаку, поданному герцогом, один из слуг наполнил кубок медом и поднес прибывшему.

— Как ты сюда попал? Я едва узнал тебя, ведь прошло столько лет! Ах, друг мой, друг мой! — Эдгар сжал руку Эльфрика, не находя слов от избытка чувств. — Вот тебе вина! Выпей, ты совсем измучен!

Эльфрик дрожащей рукой принял кубок и осушил его.

— Гарольд! — вздрогнул он. — Он в ужасном положении! Замолви за меня слово герцогу, Эдгар! Он меня выслушает?

Эдгар крепко сжал его руку.

— Где эрл Гарольд? Он жив? Скажи только, жив ли?

— Жив, но ему угрожает большая опасность. Захочет ли Нормандец помочь ему? Я не очень-то гладко изъясняюсь на их языке, поговори вместо меня!

Весь двор пребывал в молчаливом ожидании, наблюдая за двумя друзьями. Герцог пальцем поманил к себе Вильгельма Мале, в чьих жилах текла саксонская кровь. Тот подошел и тихо объяснил:

— Он говорит, что эрл Гарольд в опасности.

Мале обратился к юному Хакону:

— Вы, случайно, не знаете, кто этот незнакомец?

Юноша покачал головой.

— Нет, но Эдгар его узнал. Этот человек просит у Нормандца помощи. Он спрашивает, проследит ли герцог, чтобы правосудие восторжествовало.

— Будь уверен. — Вильгельм подался вперед в своем кресле. — Тан Марвелл, подведите этого человека ко мне. Почему он взывает о помощи?

— Сеньор, из-за эрла Гарольда! — воскликнул Эдгар.

Рауль никогда раньше не видел друга в таком возбуждении. Тот повернулся к Эльфрику и что-то спросил. Прибывший начал рассказывать свою историю, но очень несвязно, сбивчиво, подстегиваемый множеством вопросов. Герцог ждал, откинувшись в кресле.

Наконец голос Эльфрика смолк, Эдгар повернулся к Вильгельму:

— Повелитель, эрл Гарольд находится в заключении в Понтье, его жизни угрожает опасность… Где это место, Эльфрик? В Борене, милорд, принадлежащем графу Ги. Я не могу понять точно — Эльфрик и сам не уверен, — но, кажется, в Понтье существует какой-то закон относительно кораблекрушений. Эльфрик говорит, они плавали в свое удовольствие, но встречный ветер выбросил их на скалы у берегов Понтье, корабль затонул, и все добрались до суши. Тут-то их и схватили какие-то рыбаки. Эльфрик утверждает, что люди, потерпевшие кораблекрушение, считаются в Понтье законной добычей. Я чего-то здесь недопонимаю… Ему сказали, что выброшенный на берег человек может быть заключен в тюрьму и подвергнут пыткам, потому что обязан заплатить какой-то огромный выкуп.

Саксонец замолчал, вопросительно взглянув на герцога.

— Да, такой обычай в Понтье есть, — подтвердил Вильгельм. — Продолжай, расскажи, за что граф Ги захватил Гарольда Годвинсона.

Эдгар перевел вопрос.

— Сеньор, он говорит, что кто-то из рыбаков, узнав, кто такой Гарольд, отправился предупредить графа, за золото продав нашего эрла! — Юноша сжал кулаки. — Граф приехал самолично, приказал схватить Гарольда и тех, кто был с ним, заковать в цепи… Эльфрик, а кто именно там был?

Ответ заставил его побледнеть. Эдгар облизал губы и поднес руку к горлу, будто туника не давала ему вздохнуть. Он дважды сглотнул, прежде чем смог заставить себя говорить снова, голос его прерывался:

— Лорд, с Гарольдом были знакомые мне таны, его сестра, госпожа Гундред, и… и Эльфрида, моя сестра! Одному Эльфрику удалось вырваться, и вот он здесь, молит о помощи. — Внезапно Эдгар рухнул на колени. — Я умоляю, герцог. Ведь вы — сюзерен Понтье, помогите Гарольду и тем, кто с ним!

Герцог поднял загоревшиеся глаза, их выражение было трудно понять.

— Успокойся, помощь будет оказана. И причем не мешкая.

Он подозвал старшего лакея:

— Пусть саксонца Эльфрика разместят со всеми почестями. Фицосборн, пройдите за мной. Мы должны сегодня же послать человека в Понтье.

Герцог сошел с подиума и на мгновение задержался перед двумя молодыми людьми. Эльфрик, увидев, что Эдгар стоит на коленях, опустился рядом с ним. Вильгельм сухо приказал:

— Встаньте! Вы оба завтра же поедете встречать эрла Гарольда.

Когда Эльфрик понял, что было сказано, он бросился целовать руку герцога. Эдгар поднялся и стоял скрестив руки на груди, охваченный стыдом из-за того, что выказал на людях так много чувств. Вильгельм как-то странно улыбнулся, услышав от Эльфрика на ломаном нормандском слова благодарности, и ушел, сопровождаемый Фицосборном.

Эдгар наклонился, помог другу подняться и усадил за один из столов.

— Он и в самом деле освободит эрла? — все еще не верил Эльфрик.

— Конечно! Он же дал слово! Но мне кажется… — Эдгар замолчал и присел рядом с Эльфриком. — Расскажи же мне, как там моя сестра? Отец? Если бы ты только знал, как я жду новостей из Англии.

Заметив, как слаб Эльфрик и какой он голодный, Рауль сошел с возвышения и легко тронул Эдгара за плечо:

— Дай другу поесть. Эй, вы, там! Принесите-ка мяса и вина для гостя герцога!

Эдгар соединил руки Рауля и Эльфрика, представляя их друг другу:

— Рауль, это мой ближайший сосед, Эльфрик Эдриксон, Эльфрик, это Рауль д'Аркур, мой хороший друг. — Он поднял взгляд и вдруг крепко сжал запястье Рауля. — Герцог спасет Гарольда из Понтье, — не произнес, а выдавил он из себя, — но скажи, убеди меня, не будет ли Гарольд предан во второй раз?

Ответный взгляд Рауля был мрачен.

— Что за нелепая мысль пришла тебе в голову?

— Нет, ничего. — Эдгар потер лоб рукой. — У меня дурные предчувствия. Мне кажется, я заметил в глазах герцога торжествующее выражение. Да нет, конечно, бояться нечего… Я просто дурак.

Перед его глазами мелькнуло что-то алое и желтое, звякнули бубенцы на шутовском колпаке. Гале тряс своей погремушкой.

— Нет, это было хорошо сказано! — фыркнул шут.

Он проскользнул за спиной Эдгара, подозрительно поглядывающего на него, и дернул за тунику Рауля. Его губы беззвучно двигались, произнесенные слова предназначались лишь Аркуру:

— Если лев выхватывает добычу прямо из пасти лисы, то подумай, спасение ли это для нее?

Рауль с сердитым возгласом обернулся и уже поднял было руку, чтобы дать шуту тумак, но тот увернулся и торопливо исчез из зала, посмеиваясь на ходу. Странный звук этого смеха эхом отдавался под потолком, казалось, с издевкой хохочет злой эльф.