Глава II
Герцогиня Эйвон сидела в залитой солнцем гостиной и внимательно слушала свою золовку леди Фанни Марлинг. Леди Фанни явилась с утренним визитом, чтобы за чашкой шоколада и сахарным печеньем обсудить дела на предстоящую неделю.
При безжалостном свете дня леди Фанни выглядела не столь впечатляюще, как вечером; герцогиня же, хотя ей уже перевалило за сорок, умудрилась сохранить на щеках девичий румянец и не испытывала необходимости прятаться от солнечных лучей. Леди Фанни, старательно выбрав стул так, чтобы оказаться спиной к окну, не могла не испытывать естественной обиды на судьбу. В самом деле, Леони мало чем отличалась от того сорванца в юбке, которого герцог Эйвон привез в Англию двадцать четыре года назад. Фигура герцогини поражала стройностью, ее золотисто-рыжих свободно распущенных волос еще не коснулась седина. Ее глаза, эти огромные темно-синие озера, очаровавшие герцога, светились все так же ярко. Двадцать четыре года замужества придали Леони достоинства и чисто женской мудрости, которой ей так недоставало в молодости. Но ни обязанности жены и матери, ни громкий титул, ни высокое общественное положение не смогли уничтожить в ней парижского сорванца-гамэна. Леди Фанни считала Леони слишком порывистой, но поскольку в глубине души искренне любила свою невестку, то признавала, что пылкость лишь придает герцогине очарования.
Впрочем, сегодня ее светлость не была настроена восхищаться невесткой. Досточтимую леди вдруг осенило, что жизнь — весьма утомительное занятие, полное неоплаченных счетов и неблагодарных дочерей. Леди Фанни особенно задевало то, что Леони выглядит такой безмятежной, словно ее ничуть не волнуют скандальные выходки сына.
— Честное слово! — возмущалась ее светлость. — Я не понимаю, почему мы, бедняжки, должны жертвовать собой ради бессовестных детей, словно задавшихся целью опозорить своих родителей.
Леони удивленно взглянула на нее.
— Не думаю, — резонно возразила герцогиня, — что Джон когда-либо осмелится опозорить тебя, Фанни.
— Я говорю не о Джоне! — вскипела леди Фанни. — Сыновья — это совсем другое дело; хотя мне, конечно, не следовало этого говорить, поскольку тебе и так хватает забот с Домиником. Я не могу понять, как ты ухитрилась не поседеть за все эти годы!
— Доминик вовсе не доставляет мне никаких забот, — твердо ответила Леони. — Я нахожу его fort amusant.
— Надеюсь, последняя его выходка не покажется тебе fort amusant, — съехидничала леди Фанни. — Не сомневаюсь, твой изобретательный сын когда-нибудь свернет себе шею. Вчера на званом вечере Видал не придумал ничего лучшего как поспорить с молодым Кроссли… я отродясь не встречала такого отпетого повесу и премного сожалею, что мой Джон общается с его компанией! Твой драгоценный отпрыск заключил безумное пари: он поклялся промчаться на своем двухколесном экипаже из Лондона в Ньюмаркет за четыре часа. Я слышала, что ставка — пятьсот гиней, фу-ты ну-ты!
— Доминик прекрасно управляется с лошадьми, — с надеждой заметила Леони. — Думаю, шеи он себе не свернет, но ты tout de même права, дорогая Фанни. Легкомыслие мальчика меня беспокоит.
— Мало ему было этого рискованного пари — а его он вполне может проиграть…
— Он не проиграет! — негодующе вскинулась ее милость. — Я сама готова заключить с тобой пари, что Доминик не проиграет!
— Бог мой, дорогая, не знаю, что я могла бы поставить на кон! — горестно воскликнула леди Фанни, позабыв на мгновение о цели своего визита. — Тебя-то мой братец Эйвон одаривает карманными деньгами и осыпает драгоценностями, я же пребываю в ожидании, что вот-вот попаду в то ужасное место, где постоянно оказывается мот Руперт. Ты мне не поверишь, но я уже месяц не выигрывала ни в мушку, ни в фараона; а что касается виста, то, клянусь, я бы многое отдала, чтобы эта игра никогда не появлялась на свет. Но все это не имеет отношения к делу. Во всяком случае, я бы не могла спокойно наблюдать, как мой собственный сын превращается в мишень для сплетен из-за своих нескончаемых пари, стрельбы по разбойникам и прочих подвигов.
В глазах Леони загорелся огонек интереса.
— Расскажи, — потребовала она. — Что за разбойники?
— История вполне в духе Видала. Вчера вечером он открыл стрельбу на Хаунслоу-Хит, убил какого-то проходимца, а тело бросил на дороге.
— Видал — хороший стрелок, — с гордостью заметила Леони. — Но я предпочитаю поединки на шпагах. Монсеньор солидарен со мной, а вот Доминику больше нравятся пистолеты.
Леди Фанни в сердцах топнула ногой.
— Должна сказать, ты столь же неисправима, как и твой несносный мальчишка! — вскричала она. — Посторонние могут сколько угодно называть Доминика дьявольским отродьем и относить его выходки на счет Эйвона, но я-то считаю, что он больше походит на свою отчаянную матушку.
Леони расплылась в улыбке.
— Voyons, приятно слышать! Ты и в самом деле так думаешь?
Леди Фанни не успела ответить, ибо за ее спиной тихо отворилась дверь. Гостье не понадобилось поворачивать голову, чтобы увидеть, кто вошел, поскольку об этом красноречиво говорило лицо Леони.
Мягкий голос произнес:
— Насколько я понимаю, моя милая сестрица Фанни по своему обыкновению сетует на выходки моего сына.
— Монсеньор, наш Доминик застрелил разбойника! — похвасталась Леони, опередив леди Фанни, явно вознамерившуюся излить на брата поток мрачного брюзжания.
Его милость герцог Эйвонский медленно подошел к камину и протянул холеную руку к огню. Последние годы герцог не расставался с тростью из черного дерева, но сохранил прямую осанку, да и на трость опирался скорее для завершенности образа. Лишь глубокие морщины выдавали его возраст. Герцог был облачен в камзол из черного бархата с серебряной шнуровкой, а парик, завитый по последней французской моде, был обильно напудрен. Глаза Эйвона нисколько не утратили былой насмешливости, и в голосе его сквозила прежняя ирония, когда он ответил:
— Весьма похвально.
— И оставил тело гнить на дороге! — замогильным голосом добавила леди Фанни.
Изогнутые брови его милости поднялись.
— Разделяю твое негодование, дорогая. Весьма неприятный конец.
— Вовсе нет, Монсеньор, — рассудительно заметила Леони. — Не мог же Доминик взять мертвое тело с собой. Да и вообще, какая от трупа польза?!
— Дитя мое, ты никогда не упускаешь случая сказать что-нибудь жестокое! — простонала леди Фанни. — Если бы предо мной сидела не ты, я бы решила, что этот пассаж принадлежит твоему чаду! Слышали бы вы, что он сказал в свое оправдание… Не мог же он, дескать, притащить труп на званый вечер и тем самым испортить всем настроение! Брррр, — леди Фанни содрогнулась.
— А я и не знал, что Видал способен быть столь щепетильным, — заметил его милость и опустился в кресло. — Несомненно, ты заявилась к нам не только для того, чтобы посетовать на проделки Видала.
— Мне следовало предвидеть, что ты станешь защищать Видала, хотя бы для того, чтобы позлить меня, — не осталась в долгу леди Фанни.
— Я никогда не защищаю Видала, даже чтобы позлить тебя, — надменно провозгласил его милость.
— Еще бы! — Леди Фанни сердито зашелестела юбками. Когда ты вошел, я как раз говорила Леони, что никогда не слышала ничего подобного о моем Джоне. Не думаю, что мой милый мальчик способен так огорчить свою мать.
Герцог открыл табакерку — изящную коробочку из чистого золота, расписанную Дего en grisaille и инкрустированную горным хрусталем.
— В твоей судьбе я ничего не могу изменить, Фанни, — сокрушенно заметил Эйвон. — Ты же сама хотела выйти замуж за Эдварда.
На щеках леди Фанни сквозь толстый слой румян проступила вполне натуральная краска смущения.
— Не желаю слышать ничего дурного о моем Эдварде, он святой! — воскликнула она слегка дрожащим голосом. — И если ты намекаешь, что Джон копия своего отца, то мне остается лишь возблагодарить небеса за это сходство.
Леони поспешила вмешаться в разговор.
— Монсеньор имел в виду совсем другое, правда? Я же всегда любила Эдварда. И Джон несомненно похож на него, что просто чудесно; а вот Джулиана очень похожа на тебя, милая моя Фанни. Правда, на мой взгляд, она не столь хороша собой.
— Деточка, ты не лукавишь? — Леди Фанни засияла как начищенный медный таз. — Ты мне льстишь. Думаю, в молодые годы меня, не кривя душой, можно было назвать красавицей, правда, Джастин? Но, надеюсь, я никогда не была такой своевольной, как Джулиана. Несносная девчонка своим глупым поведением способна погубить все мои планы! — Она повернулась к Эйвону. — Джастин, случилось нечто ужасное! Дурочка Джулиана влюбилась в совершеннейшее ничтожество, самое настоящее пустое место, и я вынуждена, именно вынуждена отправить сумасбродную девчонку во Францию. Надеюсь, там она мигом избавится от своей блажи.
Леони навострила уши.
— Джулиана влюблена? А кто он?
— Даже и не спрашивай, дорогая! — взмолилась леди Фанни. — Об этом не может быть и речи! Боже, да если бы я вышла замуж за первого, в кого влюбилась!.. Джулиана слишком своевольна! Ума не приложу, что с ней будет дальше. Вместе с ней в Париж поедет Джон.
— Так кто такой этот возмутитель твоего душевного спокойствия? — скучающе протянул его милость. — Я имею в виду совершеннейшее ничтожество и пустое место.
— О, дорогой Джастин, о нем даже и упоминать не стоит. Так, сын одного провинциала, как ни странно, ему покровительствует молодой Карлайл.
— Он хороший человек? — озабоченно спросила Леони.
— Должна сказать, любовь моя, это не имеет ни малейшего значения. На Джулиану у меня совсем иные виды. — Леди Фанни гордо встряхнула свой кружевной воротничок и продолжала беззаботнейшим тоном: — Мы ведь об всем уже договорились. Я предчувствую, что это будет прекрасный брак, не говоря уже о том, что союз молодых людей станет исполнением моего самого заветного желания. Я убеждена: наши детки просто созданы друг для друга. Не сомневаюсь, если бы не безумная выходка Джулианы, мы бы уже готовились к свадьбе. Паршивка просто-напросто вздумала посмеяться надо мной! Впрочем, я не осуждаю ее за то, что она холодна с ним, поскольку ничего иного он и не заслуживает.
Леди Фанни смолкла, чтобы перевести дух, и краем глаза глянула на герцога Эйвона. Его милость хранил олимпийское спокойствие, лишь слабая улыбка играла на тонких губах, да во взгляде, устремленном на сестру, поблескивали веселые искорки.
— Честно говоря, дорогая Фанни, мне трудно уследить за ходом твоих мыслей, — признался он. — Пожалуйста, просвети меня, о ком ты говоришь.
Леди Фанни возмущенно выпрямилась.
— А мне кажется, ты все прекрасно понимаешь, Джастин.
— Но я-то уж точно не понимаю! — воскликнула Леони. — С кем Джулиана холодна? Надеюсь, не с этим бедным ничтожеством?
— Разумеется, нет! — леди Фанни раздраженно фыркнула и погрузилась в молчание.
Леони вопросительно взглянула на герцога. Он отправил в нос очередную порцию табака.
— Насколько я понимаю, любовь моя, дражайшая Фанни имеет в виду нашего сына.
На лице Леони появилось озадаченное выражение.
— Доминика? Но… — Тут она замолчала и перевела взгляд на размечтавшуюся золовку. — Ни за что!
Леди Фанни оказалась не готова к столь жестокой откровенности.
— Боже, дорогая, что ты этим намерена сказать?
— Мне вовсе не хочется, чтобы Доминик женился на Джулиане. — Леони вздернула упрямый подбородок.
— Может, — леди Фанни надменно выпрямилась, — ты будешь так добра объяснить, что означает твой оскорбительный отказ?
— Прошу прощения, если я выразилась слишком резко, — извинилась Леони. — Я была резка, Монсеньор?
— И весьма, — ответил герцог, с легким щелчком захлопывая табакерку. — Но в отличие от дорогой Фанни предельно искренна.
— Мне очень жаль, — повторила Леони. — Я вовсе не желала сказать, что не люблю твою дочь, но, думаю, Доминик вряд ли захочет связать свою жизнь с Джулианой.
— Так! — Фанни повернулась к брату с нескрываемым раздражением. — Если это все… Джастин, разве ты забыл, какие радужные планы мы строили еще несколько лет назад?
— Я никогда не строю планов, дорогая Фанни.
Леони снова вмешалась.
— Верно, Фанни, мы с тобой мечтали о том, что Доминик женится на Джулиане. Монсеньор тут ни при чем. Но тогда они были совсем детьми, а теперь все изменилось.
— Что изменилось? — Ее светлость нервно высморкалась.
Леони задумалась.
— Доминик… Он недостаточно респектабелен для Джулианы, — ничего более вразумительного Леони не смогла придумать.
— Боже, неужели ты хочешь, чтобы он привел в дом танцовщицу из кордебалета? — леди Фанни разразилась пронзительным смехом.
Внезапно от двери послышался спокойный голос, в котором явственно прозвучала ирония:
— Насколько я понимаю, дорогую тетушку интересует моя скромная персона?
Порог гостиной переступил маркиз Видал. Под мышкой он держал треуголку, полы камзола согласно французской моде были скошены назад, на ногах красовались высокие сапоги с отворотами. Глаза маркиза сверкали, но тем не менее он с величайшей учтивостью поклонился леди Фанни, затем подошел к герцогине.
Леони вскочила.
— Дитя мое! Voyons, как я рада!
Видал нежно обнял ее. Яростный огонь в его темных глазах потух, лицо смягчилось.
— «Моя бесценная и единственная любовь», желаю вам доброго утра, — ласково сказал Видал. Он бросил насмешливый взгляд на тетушку. — «Моя бесценная и единственная любовь», — медленно повторил он и поцеловал руку Леони.
На щеках герцогини заиграли ямочки.
— Ты не преувеличиваешь?
Леди Фанни хмуро наблюдала за этой сценой.
— Нисколько, моя дорогая! — надменно ответил Видал.
Леди Фанни величественно поднялась, кармазиновые юбки угрожающе зашелестели.
Леони сжала локоть сына.
— Доминик, ты ведь проводишь свою тетушку до кареты?
— С превеликим удовольствием, мадам. — Его светлость с готовностью предложил разгневанной леди Фанни руку.
Она сдержанно попрощалась с герцогом и Леони. Видал распахнул дверь, и леди Фанни торжественно выплыла из гостиной. Но эта добрая душа не умела долго сердиться. Она украдкой взглянула на племянника. Мальчишка, несомненно, очень красив, да и она всегда питала слабость к повесам. Леди Фанни вдруг рассмеялась.
— Надо сказать, ты еще более высокомерен, чем мой надменный братец, — заметила она. — Но не стоит сердиться, даже если я и впрямь сунула нос в твои дела. — Рука в шелковой перчатке ласково похлопала маркиза по плечу. — Знаешь, Доминик, я испытываю к тебе большую нежность.
Маркиз озадаченно взглянул на тетушку.
— Я делаю все, чтобы заслужить ваше расположение, мадам.
— Все, мой дорогой? — недоверчиво переспросила леди Фанни. — Весьма интересно! Отрицать не стану, я мечтала, что вы сделаете меня счастливой, ты и Джулиана.
— Дорогая тетушка, почему бы вам не порадоваться другому — я не сделаю несчастной ни вас, ни Джулиану.
— Что ты имеешь в виду, дерзкий мальчишка?
Видал рассмеялся.
— Из меня бы получился не муж, а сущий дьявол, милая тетушка.
— В твоих «доблестях» я нисколько не сомневаюсь, — опечалилась леди Фанни. Лакей распахнул массивную дверь и замер в поклоне. Леди Фанни протянула маркизу руку, которую он галантно облобызал.
— Да, — повторила ее светлость. — Не муж, а дьявол. Мне жаль твою будущую жену, точнее, было бы жаль, будь я мужчиной. — После этого туманного изречения леди Фанни удалилась.
Видал вернулся в залитую солнцем гостиную.
— Надеюсь, ты не разгневал Фанни, mon petit? — обеспокоенно спросила Леони.
— Ничуть, — ответил маркиз. — В последнее время я с трудом понимаю тетушку Фанни, но все же думаю, теперь она рада, что, я не женюсь на Джулиане.
— Мне пришлось сказать об этом милой Фанни. Я ведь знаю, что идея женитьбы на Джулиане тебе не по душе. — Леони вздохнула.
Герцог Эйвон ласково взглянул на жену.
— Любовь моя, ты напрасно тревожишься. Уверен, что Джулиана, у которой, судя по всему, здравого смысла намного больше, чем можно ожидать от дочери Фанни, и не помышляет о нашем сыне.
Маркиз усмехнулся.
— Вы, как всегда, правы, сэр.
— Я так вовсе не думаю, — возразила Леони. — А если вы, Монсеньор, все же правы, то Джулиана беспросветно глупа и начисто лишена здравого смысла.
— Моя кузина влюблена в некоего человека по имени Фредерик, — сообщил Видал не без сарказма.
— Incroyable! — воскликнула Леони. — Немедленно расскажи мне об этом Фредерике. Что за нелепое имя!
Герцог взглянул на сына.
— Из несколько сбивчивого рассказа Фанни я сделал вывод, что этот молодой человек абсолютно неподходящая партия.
— Абсолютно, сэр, — кивнул Видал. — Но Джулиана все равно выйдет за него.
— Что ж, если она его любит, то надеюсь, так оно и произойдет, — сказала Леони, с непостижимой быстротой переметнувшись на сторону Джулианы. — У вас ведь нет возражений, Монсеньор?
— Благодарение Всевышнему, меня вся эта затея нисколько не касается, — его милость вздохнул. — Будущее Марлингов меня ничуть не волнует.
Маркиз в упор взглянул на отца.
— Отлично, сэр. Я вас понял.
Герцог Эйвон протянул к огню руку, разглядывая перстень с огромным изумрудом.
— Не в моих обычаях, — мягко сказал его милость, — интересоваться вашими делами, сын мой, но до меня дошли слухи о девушке, которая не принадлежит к благороднейшему сословию танцовщиц кордебалета.
Его светлость сухо поинтересовался:
— Полагаю, речь идет не о предстоящей свадьбе?
— Надеюсь. — Его милость чуть приподнял брови.
— Постараюсь оправдать ваши надежды, сэр.
— Вы меня успокоили, сын мой. — Его милость учтиво склонил голову, потом встал, слегка опираясь на трость. — Позвольте заметить, сын мой, что, заигрывая с девушкой из bourgeoisie, вы рискуете оказаться в центре скандала.
По лицу маркиза промелькнула улыбка.
— Прошу прощения, сэр, вы говорите на основании собственного богатого опыта?
— Естественно, — бесстрастно обронил его милость.
— Не верю, Монсеньор — вскричала потрясенно Леони. — Неужели вы заигрывали с bourgeoisie?!
— Ты мне льстишь, дитя мое. — Эйвон снова взглянул на сына. — Я отнюдь не требую от вас клятвенных заверений, сын мой, поскольку не сомневаюсь, что вы способны на самые отчаянные поступки, но помните — этого я не допущу. Не забывайте, вы мой сын. И я советую вам, Доминик, довольствоваться обществом женщин определенного класса, а именно тех, что знают правила игры.
Маркиз поклонился.
— Вы кладезь премудрости, сэр.
— Да, если речь идет о житейской мудрости. — В дверях его милость обернулся. — Я вспомнил еще кое о чем, Доминик. Что за фантастическую конягу, способную покрыть расстояние до Ньюмаркета за четыре часа, вы держите в своем стойле?
В глазах маркиза появился азартный блеск, но Леони осмелилась наконец дать волю своему негодованию.
— Монсеньор, я нахожу вас сегодня fort exigeant. Четыре часа! Ma foi, так недолго и шею сломать!
— Отчего ж, можно и быстрее, — хладнокровно возразил его милость.
— Уж в это я точно не поверю! — твердо заявила герцогиня. — Кто способен на такое безумство, а вернее, самоубийство?
— Я, — коротко ответил герцог Эйвон.
— А-а-а, ну тогда я беру свои слова обратно, — Леони тут же потеряла интерес к спору о забегах.
— И сколько вам понадобилось времени, сэр? — ревниво спросил Видал.
— Три часа сорок семь минут.
— Но это слишком много, сэр! Думаю, трех часов сорока пяти минут более чем достаточно. Не желаете ли заключить пари?
— Разумеется, нет, — холодно улыбнулся его милость. — Трех часов сорока пяти минут более чем достаточно.
Он вышел.
Леони снова подала голос:
— Разумеется, мне ужасно хочется, дитя мое, чтобы ты превысил рекорд Монсеньора, но ведь это очень опасно. Умоляю тебя, Доминик, постарайся не разбиться насмерть.
— Не волнуйтесь, матушка, — улыбнулся Видал. — Обещаю, что останусь жив.
Леони протянула руку.
— Но ведь обещание легко нарушить, mon ange.
— Ни в коем случае, — весело возразил его светлость и поцеловал руку герцогини. — Спросите моего дядюшку. Он вам скажет, что мне на роду написано быть повешенным.
— Руперта? — Леони презрительно сморщилась. — Voyons, он не станет мне ничего говорить. — Она высвободила руку. — А теперь давай потолкуем серьезно, mon enfant. Кто эта bourgeoise?
Глаза Видала блеснули.
— Пустое, мадам. Ничего серьезного. Но откуда отец узнал про нее?
Леони покачала головой.
— Увы, друг мой. Я знаю, Доминик, лишь одно — тебе никогда и ничего не удастся скрыть от Монсеньора. Я думаю, эта новость его не воодушевила. Всем было бы спокойнее, если бы ты не пускался в рискованные авантюры…
— Не беспокойтесь, матушка. Я способен сам решать свои дела.
— Очень на это надеюсь, — с сомнением произнесла Леони. — Ты уверен, что твое поведение не повлечет за собой мезальянса?
Видал угрюмо взглянул на мать.
— Вы обо мне не очень лестного мнения, мадам. Неужели вы думаете, что я могу забыть о своем происхождении?
— Да, — со всей откровенностью ответила ее милость. — Я думаю, дорогой мой, что, когда в тебя вселяется дьявол, ты забываешь обо всем на свете.
Видал поднялся.
— Мадам, мой дьявол не советует мне жениться.
