ГЛАВА IX

Мергатройд, открыв дверь суперинтенданту Ханна-сайду, непоколебимо встала на пороге и вызывающе спросила, что ему надо. Он осведомился, дома ли мисс Верикер. Она ответила:

– Может, и дома. Будьте любезны, ваше имя и по какому делу пришли.

Он заморгал.

– Мое имя Ханнасайд, и у меня дело к мисс Верикер.

– Я прекрасно знаю, кто вы такой, – сказала Мергатройд. – У меня на днях был тут один из ваших, и с меня достаточно. Для всех будет хорошо, если полиция оставит нас в покое.

Она отступила в сторону, чтобы дать ему возможность войти, и, проведя его через переднюю в мастерскую, объявила:

– Это опять полиция, мисс Тони. Я думаю, лучше его принять.

Антония сидела у окна, а у ног ее лежали два пса. Один из них, Билл, признал в суперинтенданте знакомца и отчаянно забарабанил по полу хвостом, а дочь его, Джуно, вскочила и заворчала.

– Ну, кто сказал, будто собаки не чувствуют? – мрачно заметила Мергатройд.

– Замолчи, Джуно, – скомандовала Антония. – О, да это суперинтендант! Значит, меня снова будут допрашивать. Чаю?

– Спасибо, мисс Верикер, я уже пил, – сказал Ханнасайд, разглядывая большой холст на мольберте.

Антония мягко сказала:

– «Предрассветный ветер», но картина еще не кончена. Новая работа моего брата.

Ханнасайд подошел, чтобы разглядеть ее поближе.

– Ваш брат сказал мне сегодня, что его руки стоят дороже всех денег вашего сводного брата, – заметил он.

– Да, Кен в самом деле ценит себя очень высоко, – согласилась Антония. – Если вы будете много с ним встречаться, вам придется привыкнуть к такого рода хвастовству.

– Я подумал, что, возможно, он прав, – сказал Ханнасайд. – Я не претендую на то, что хорошо разбираюсь в искусстве, но…

– Не говорите так, – взмолилась Антония. – Каждый благонамеренный дурак так говорит. С какой стати ты здесь стоишь, Мергатройд?

– Могли бы порадоваться, что я стою, – мрачно заметила Мергатройд.

– Нет уж, не стану. После того, как ты оказала медвежью услугу Кеннету, наговорив всякой чепухи, будто он в полночь был в постели.

– Что я сказала, на том стою, – защищалась Мергатройд.

– Какой толк, что стоишь, когда никто тебе не верит? – рассудительно спросила Антония. – Во всяком случае, не стой здесь, мне это мешает…

– Ладно, вы знаете, где я, если что понадобится, – сказала Мергатройд и удалилась.

– Садитесь, – пригласила Антония. – Что вы хотите знать?

– Что было в том письме, – мгновенно откликнулся суперинтендант.

– Каком? Ах, Арнольдовом! Ничего особенного.

– Если ничего особенного, то зачем же вы его уничтожили? – спросил Ханнасайд.

– Такое уж было письмо.

– Какое?

– Такое, которое уничтожают… Послушайте, мы становимся похожими на пару клоунов – каждый дует в свою дуду, – заметила Антония.

– Очень похожи, – невозмутимо согласился суперинтендант. – Вы уничтожили письмо, потому что в нем были серьезные обвинения мистеру Рудольфу Мезурьеру?

Антония заняла оборону:

– Нет, не было.

– Вы уверены, мисс Верикер?

Антония подперла руками подбородок и нахмурилась:

– Хотела бы я вспомнить, что я сказала по этому поводу в том гадком полицейском участке, – произнесла она. – Я почти жалею, что сожгла это письмо. Вы все ведь, видно, думаете, будто оно ужасно важное, а на самом деле – вовсе нет. В нем просто ненависть к Рудольфу.

– И никаких конкретных обвинений?

– Никаких. Он просто посмотрел в «Сокровищнице Роже» все синонимы к слову «подлец» и вписал их в письмо.

– Вы говорите, что не было конкретных обвинений, мисс Верикер, но разве деловой человек, вроде вашего сводного брата, станет возбуждать судебное преследование без реального повода?

– В том-то все и дело – собирался ли он всерьез или просто блефовал? – сказала Антония, потеряв осторожность. – Я и поехала это выяснить. – Она замолчала и сердито вспыхнула: – Проклятье, вы ведете нечистую игру!

– Я не веду никакой игры, мисс Верикер.

Она бросила на него быстрый взгляд, потому что в его голосе послышалась суровая нотка. Но не успела ничего сказать, так как он продолжал:

– Арнольд Верикер в этом письме запрещал вашу помолвку с Мезурьером. Из ваших слов получается, что у него не было для этого конкретных причин. Но вы согласны с тем, что он грозил возбудить судебное дело против Мезурьера за какое-то оскорбление, и вы также согласились, что его письмо крайне рассердило вас.

– Еще бы! – нетерпеливо сказала Антония. – Оно бы любого рассердило.

– Я тоже полагаю. Может, оно вас и встревожило?

– Нет, почему? Я не боялась Арнольда.

– Встревожило не из-за себя, а из-за Мезурьера?

– Нет, потому что я не приняла это письмо всерьез.

– Достаточно всерьез, чтобы примчаться в тот же день в Эшли-Грин.

– Просто я хотела знать, что Арнольд имеет против Рудольфа, и потребовать, чтобы он перестал распространять о нем эту грязную клевету.

– Как вы предполагали это сделать, мисс Верикер? Она задумалась.

– Не знаю. Я хочу сказать, кажется, у меня не было плана.

– В самом деле, вы настолько рассердились, что прямо сели в машину и отправились в Эшли-Грин, не имея ни малейшего понятия, что вы станете делать по приезде?

– О нет! – саркастически возразила Антония. – Я взяла нож и всадила его в Арнольда, а потом нарочно пришла к нему в дом и провела там ночь, чтобы знали, кто убийца, наконец, сказала вашему глупому полицейскому, что на моей юбке были пятна крови. – Она вдруг умолкла и, отбросив мрачный юмор, сказала: – А это не так уж глупо, как кажется с первого взгляда. Я сейчас начинаю думать, это был бы неплохой план защиты в случае, если бы я убила Арнольда. Да нет, просто блестящий, ведь ни один судья не поверит, что я настолько глупа, чтобы фланировать вокруг места убийства и размахивать запятнанной кровью одеждой. Нужно изложить Джайлзу.

В этот момент в мастерскую забрел Кеннет. Антония тут же поделилась с ним своим открытием.

Суперинтендант Ханнасайд к тому времени уже достаточно знал Верикеров и потому не слишком удивился, что Кеннет сразу принялся обсуждать эту версию.

– Все это прекрасно, – сказал он. – Но как быть с собачьей дракой?

– Я легко могла инсценировать ее, – победоносно заявила Антония.

– Но не ночью, – возразил Кеннет. – Если ты убила Арнольда и запятнала кровью свое платье, то встретить охотничью или какую-то вообще собаку было настоящей удачей. И потом, ты не выставила против себя достаточно улик. Разумеется, если бы ты была достаточно умна, чтобы совершить убийство, а затем водвориться в доме умершего, тебе следовало бы многим сообщить, что ты собираешься выяснять отношения с Арнольдом. После этого никто бы не поверил, будто ты его убила. Как вы думаете, суперинтендант?

– Я думаю, – ответил Ханнасайд, раздраженно, – что ваши языки, пожалуй, могут навлечь на вас серьезную беду.

– А, – воскликнул Кеннет, и злорадный огонек промелькнул в его глазах. – Это значит, вы не знаете, что о нас подумать.

– Очень возможно, – сказал Ханнасайд без улыбки и вышел. Но позднее, разговаривая со своим подчиненным, он согласился, что этот дьявол правильно оценил ситуацию.

Между тем Антония просила жениха зайти к ней сразу же после работы. Когда он пришел – это было вскоре после шести – брат с сестрой спорили, сколько лить в коктейль абсента. Пока решение не было принято, никто не обращал внимания на Мезурьера; в конце концов победила точка зрения Кеннета, поскольку он был на несколько лет старше Антонии, коктейль был сбит и разлит по стаканам, и тогда Антония кивнула жениху и сказала:

– Я рада, что смог прийти. У меня здесь был этот суперинтендант, и я думаю, нам нужно все обсудить.

– Как ты серьезна, дорогая, – сказал Рудольф, бросив на нее быстрый взгляд. – Не надо принимать это близко к сердцу, право. Какой еще сюрприз в запасе у почтенного суперинтенданта?

– Проклятый коктейль, – бубнил между тем Кеннет. – Ты, видно, смешала его не так, как я сказал тебе. Если ты думаешь, что эта ищейка интересуется тобой, то ошибаешься. Ему не терпится судить меня, и я не был намерен уводить его в сторону, А вот и Лесли! Лесли, милая, иди сюда! – Он высунулся в окно и громко звал мисс Риверс. – Мои запястья уже почти закованы в кандалы, так приди же наверх, дорогая, давай выпьем последний коктейль. Нет, по здравом размышлении, не надо. Его сбила Тони. Я выставлю тебе рюмку в «Кларенс Армз».

Голова Кеннета снова оказалась в комнате, он поставил на стол стакан и стремительно исчез из мастерской.

Внимание Антонии снова было отвлечено от жениха, она высунулась из окна и беседовала с мисс Риверс, пока Кеннет не появился во дворе и не увлек посетительницу в направлении «Кларенс Армз». Тогда она снова повернулась к Рудольфу и спросила, о чем они говорили.

– О, мне кажется, ты волновалась по поводу суперинтенданта, верно? – напомнил Мезурьер. – Это все страшно тебя удручает, дорогая.

– Нет, – отрезала Антония. – Но я хотела бы знать, что у тебя там такое было, Рудольф?

Он переменился в лице, но спросил с веселым смешком:

– Было, Тони? Что ты имеешь в виду?

– Так вот, – сказала Антония, кончая возиться с коктейлем, – у меня такое впечатление, что ты подделал подпись Арнольда или что-то в этом роде.

– Тони! – возмущенно крикнул Мезурьер. – Если ты такого обо мне мнения…

– Замолчи, – сказала Антония. – Это не шутки. Я из-за этого поехала к Арнольду в субботу вечером. Он сказал, что подает на тебя в суд.

– Свинья!

– Это я знаю, но в чем было дело?

Мезурьер, заложив руки в карманы, описал круг по мастерской. И вдруг сказал:

– Я в ужасном положении. Бог свидетель, я не хотел тебя в это втягивать, но если не я, то кто-нибудь другой тебе скажет. Думай обо мне все что хочешь, но…

– Прости, что перебиваю, будь добр, открой, пожалуйста буфет, посмотри, есть ли там бутылки с соленым миндалем, – попросила Антония. – Я вдруг вспомнила, что его купила и поставила туда или еще куда-то…

– Там нет, – сказал Рудольф обиженно. – Конечно, если соленый миндаль для тебя важнее, чем мое…

– Нет, но я ясно помню, что его купила, – сказала Антония. – И если у нас он есть, то жалко… Но в общем, не важно. Так продолжай относительно подделки.

– Подделки нет. Хотя Бог свидетель, я был в таком отчаянном денежном положении, что даже удивительно, как ее не совершил.

– Не повезло, – вежливо откликнулась Антония сдержанно-участливым голосом.

Мезурьер сказал уже более спокойно:

– Они что-то нашли. Повредить мне они не могут. Я хочу сказать, это не доказывает, что я убил Арнольда, хотя, естественно, заставляет полицию подозревать. Я, понимаешь, Тони, я был загнан в угол. Надо было любыми способами достать денег, и быстро, вот я и взял немного как бы взаймы у фирмы – понимаешь, у Арнольдовой фирмы. Конечно, вряд ли стоит говорить тебе, что это был только заем, чтобы как-то продержаться, и я регулярно его выплачиваю. Ведь ты, конечно, понимаешь, дорогая?

– Да, прекрасно понимаю, – ответила Антония. – Ты фабриковал счета, а Арнольд это обнаружил. Между прочим, я часто думаю – как это делается? Как ты это делал, Рудольф?

Он вспыхнул.

– Прошу тебя!.. Это… это не слишком мне приятно. Мне не следовало этого делать, но я надеялся, что смогу все выплатить до следующей ревизии. Никогда не думал, что Арнольд за мной следит. И вдруг он навалился на меня – как раз в субботу утром. Он вел себя мерзко, оскорбительно – ты знаешь, как он может. Мы… у нас произошел небольшой скандал, он угрожал судом, я боюсь, главным образом потому, что ты сказала ему о нашей помолвке, дорогая. Я не браню тебя, просто все так неудачно совпало. И беда в том, что эта девица Миллер слышала – в общем, слышала, как мы ругались, и она в страшно преувеличенном виде сообщила все суперинтенданту. И в довершение всего… – Он помолчал, изучая свои ухоженные ногти, морщина пролегла между его бровей. – Самое удивительное, – сказал он медленно, – признаюсь, я не понимаю, в чем дело. Какой-то идиот, деревенский констебль, вообразил, будто он видел мою машину в десяти милях от Ханборо в субботнюю ночь. Конечно, это просто нелепо, но ты видишь, какую окраску все из-за этого приобретает.

Она подскочила:

– Рудольф, откуда ты узнал, когда был убит Арнольд?

Он заморгал:

– Не понимаю, что ты имеешь в виду.

– Нет, понимаешь. В воскресенье, когда ты пришел к нам на ужин, ты сказал, что поругался с Арнольдом как раз в тот день, когда его убили.

– Разве? Наверное, ты мне сказала. Не знаю, откуда еще мне было знать.

– Когда ты перестанешь осторожничать! – пожаловалась Антония. – Если ты убил Арнольда, мог бы так и сказать, потому что мы с Кеннетом вовсе не против, и нам бы в голову не пришло тебя выдать.

– Я не убивал его. Бога ради, перестань говорить об этом в таком тоне!

– Ну что это за история с твоей машиной, которую видели близ Ханборо?

– Не видели! То есть, я хочу сказать, не знаю, была она там или нет, но меня в ней не было. Я был в своей берлоге весь вечер. Я не могу это доказать, но если они собираются использовать против меня слова какого-то сонного бобби…

– Никто из нас ничего не может доказать, – весело сказала Антония. – Ты просто присоединился к благородной армии подозреваемых. Если ты станешь главным подозреваемым, Кеннету покажется, что это уж слишком. Он считает себя ужасно умным, и я полагаю, так оно и есть. Может быть, если захочет.

Рудольф опустился в большое кресло и обхватил руками голову.

– Ты вольна превратить это в шутку, но я говорю тебе, что все чрезвычайно серьезно, – сказал он, и голос его задрожал. – Этот суперинтендант думает, будто это сделал я. Он не верит ни одному моему слову. Я это вижу. Я просто не знаю, что делать, Тони!

В его словах слышались беспомощность и испуг, и, хотя панические настроения были чужды ее натуре, она тут же постаралась ответить как можно лучше.

– Не надо волноваться, – сказала она, гладя его колено. – Я спрошу, что думает Джайлз. У него сегодня вечером деловой разговор с Кеннетом, и он придет. Ты ведь не возражаешь?

Казалось, Рудольф в нерешительности.

– Джайлз все равно знает, – сказал он. – Арнольд написал обо мне письмо своему дяде, оно есть у суперинтенданта. Конечно, ваш кузен должен был это письмо видеть. Не скажу, что я определенно против того, чтобы с ним консультироваться, потому что мне нечего скрывать. Дело в том…

В этот момент открылась дверь, и вошел Джайлз Каррингтон в сопровождении Кеннета. Антония наградила кузена дружеской улыбкой и попросила брата сообщить, что он сделал с мисс Риверс.

– Она отчалила домой, – ответил Кеннет. – Сигарету, Джайлз? Если там есть, в чем я сомневаюсь.

– Вот и хорошо, тогда мы можем поговорить, – живо откликнулась Антония. – Джайлз, знаешь ли ты, что Рудольф подделывал счета фирмы?

– Что?! – воскликнул Кеннет и, временно прекратив поиски сигарет, уставился на Мезурьера. – Действительно растрачивал деньги фирмы? В самом деле?

В его словах было и любопытство и осуждение, поэтому Рудольф вспыхнул и стал защищаться. Его объяснения были встречены таким смехом, что Антония тут же встала на защиту жениха и сказала брату, что он не должен вести себя оскорбительно, потому что, во-первых, он сам тоже мог бы подделать счета, а во-вторых, все это вовсе его не касается.

– Нет, касается, – возразил Кеннет. – Ты, видно, забыла, что я наследник. Полагаю, я мог бы подать в суд, если бы захотел. Конечно, я не хочу, хотя собираюсь положить конец растратам. Одно дело убрать человека, и совсем другое – мошенничать со счетами. Однако не подумайте, что я придираюсь. Надеюсь, в то время вам казалось, что это хорошо, Рудольф?

Мезурьер сердито сказал:

– Ваш тон меня не трогает! Я охотно соглашаюсь, что мне не следовало занимать эти деньги, но когда вы обвиняете меня…

– Я ни в чем вас не обвинил, мой красавчик, – сообщил Кеннет, набивая трубку. – Тони сказала, что вы подделывали счета фирмы, а я просто выказал должную меру удивления, любопытства и неодобрения.

Антония отвела кузена к окну и взяла его за рукав. Глядя на него очень серьезно снизу вверх, она быстро спросила:

– У него серьезные неприятности, ведь правда?

– Не знаю, Тони.

– А я думаю – да. Ведь ты поможешь ему, верно, Джайлз? – Он не сразу ответил, и она добавила: – Понимаешь, я с ним помолвлена.

– В этом для меня нет смягчающего обстоятельства, Тони.

Ее искренние глаза, выражавшие недоумение, напрасно искали его глаза.

– Разве нет? – спросила она, пытаясь понять, в чем дело.

– Нет.

– О! Так… так… ты сделаешь это для меня, Джайлз? Он поглядел на нее сверху вниз, на ее руку, схватившуюся за его рукав.

– Надеюсь, Тони, – сказал он ровным голосом и глянул через комнату туда, где ругались Мезурьер и Кеннет. – Замолчи, Кеннет, – продолжал он весело. – Да, я знаю о предсмертном письме моего кузена, Мезурьер. Понимаете, оно вовсе не доказывает, что вы имеете какое-либо отношение к убийству.

– Не доказывает, – согласилась Антония, – но история с машиной не слишком хороша. Расскажи ее Джайлзу, Рудольф, он в самом деле может быть полезен.

Мезурьер передернул плечами:

– О, это просто смешная ошибка полиции. Какой-то местный бобби вообразил, будто он видел мою машину близ Ханборо в ночь убийства.

– У полиции нет воображения, – сказал Кеннет, который возлежал на диване с трубкой в зубах.

Джайлз слегка нахмурился.

– Где была ваша машина? – спросил он.

– Полагаю, что в гараже. Я хочу сказать, что провел тот вечер дома.

– Понимаю. Может ли кто-нибудь это подтвердить?

– Нет, по правде сказать, нет, – сознался Мезурьер со смущенным смешком. – Это выглядит глупо, но на самом деле, у меня очень болела голова, и я рано лег спать.

– Негодный лжец, – лениво заметил Кеннет. – Зачем тревожиться? Мы вас не выдадим. Я даже мог бы выдать вам соответствующее вознаграждение. Или это было бы нескромно?

– Твоя история так же жидковата, Кеннет, – сурово сказал Джайлз.

– Возможно, но я рассказываю ее значительно более грациозно, – заметил Кеннет. – Как ты думаешь, Тони? Сделал он это? Я не верю, что у него достало мужества.

– Конечно, мужества у него достало! – возмутилась Антония. – Твоя беда в том, что ты слишком восхищен своей способностью водить за нос полицию и потому не веришь, что кто-то еще тоже на кое-что способен.

Джайлз, не обращая внимания на этот обмен любезностями, внимательно разглядывал Мезурьера.

– Когда вы говорите, что бобби видел вашу машину в ночь убийства, имеете ли вы в виду, что он видел машину вашей модели или что он на самом деле прочел ваш номер?

– Да, мой номер, – сказал Мезурьер. – Во всяком случае, он так думает. Но он мог с легкостью спутать его с другим и конечно же спутал.

– Я прекрасно представляю себе, как наш друг суперинтендант соорудил на этом версию, – заметил Кеннет. – Знаешь, Тони, твой молодой человек казался мне когда-то не безнадежным, но теперь он начинает мне надоедать.

Джайлз вынул портсигар и открыл его.

– Не мое дело сомневаться в вашем рассказе, Мезурьер. Могу только сказать: мне жаль, если он правдив.

– Жаль? – воскликнул Рудольф. – Я вас не понимаю! Джайлз зажег сигарету и бросил спичку в камин.

– Вас жаль, Мезурьер. У вас было бы прекрасное алиби.

– Алиби? В чем?

– В этой машине, – ответил Джайлз. – Потому что, если бы в эту ночь вы ехали на своей машине из Ханборо в Лондон, не думаю, что вы могли бы быть убийцей.