Глава 3
Мисс Уичвуд издала тихое шипение, но даже если первый из вошедших в комнату и слышал его, то виду не подал. Это был коренастый мужчина немногим старше тридцати с выражением значимости на слегка уже обрюзгшем лице. Он был одет согласно всем правилам этикета, но по его виду было совершенно ясно, что за модой этот человек не гонится, потому что его галстук, хоть и тщательно повязанный, был весьма заурядным, а уголки воротничка едва поднимались к щекам. Поклонившись, он подошел к хозяйке с видом человека, уверенного в том, что его приход будет встречен благосклонно, и с несколько тяжеловесной галантностью произнес:
– Сегодня утром, увидев солнце, встающее над Батом, я должен был догадаться, что оно возвещает ваш приезд! И я не ошибся, так оно и случилось. Дорогая мисс Эннис, этот город без вас превращается в пустыню!
Он поднес к губам протянутую ручку, но она почти сразу же отняла ее и, обратившись к спутнику джентльмена, сказала с улыбкой:
– Что случилось, Гарри? Вы приехали в Сомерсет затем, чтобы поправить свое финансовое положение?
– Вам должно быть стыдно так острить! – ответил тот с улыбкой. – Ведь я проделал весь этот путь из Лондона только для того, чтобы засвидетельствовать вам свое почтение!
– Да вы льстец! – рассмеялась она. – Не пытайтесь сбить меня с толку своими дифирамбами, потому что я научилась не обращать внимания на льстивые речи еще до того, как вы выросли из коротких штанишек! Вы оба знакомы с мисс Фарлоу, но я должна познакомить вас с мисс Карлтонн, с которой, я думаю, вы не знакомы.
Затем она представила им Найниэна и предложила всем сесть.
Лорд Бекнем, бросив укоряющий взгляд на своего брата, сказал:
– Твоя живость заводит тебя слишком далеко, Гарри! Тебе не следует так разговаривать с мисс Уичвуд.
Однако Гарри не обратил ни малейшего внимания на этот упрек, поскольку его взгляд и слух были прикованы лишь к Люсилле, которую он рассматривал с явным восхищением. Гарри Бекнем был очень элегантным молодым человеком с приятными манерами. Его блестящие каштановые волосы были уложены в модную прическу и выглядели так, словно их взлохматило порывом ветра; высокие уголки воротничка доставали почти до самых скул; галстук был повязан просто великолепно; жилет свидетельствовал о безупречном вкусе хозяина; панталоны имели модный песочный цвет, а великолепные сапоги были начищены до слепящего блеска. Он выглядел полной противоположностью своему брату, впрочем, он ею и являлся – характер его был столь же легкомысленным, как и его наряд. Он никогда не проявлял ни малейшей склонности к серьезным занятиям, напротив, имел ясно выраженную склонность к трате своего наследства на пирушки, азартные игры и всяческое украшение собственной персоны. Кроме того, он держал конюшню из нескольких великолепных лошадей и был превосходным наездником, чего никогда бы не сказали те, кто видел мистера Гарри Бекнема фланирующим по улицам Бата. А меж тем он являлся регулярным клиентом конюшни Хейторпа с самого первого дня пребывания в Оксфорде, и хотя он и был весьма рисковым наездником, однако ни разу не перелетал через каменные ограды, которые в изобилии имеются в графстве Котсуолд, и не оказывался в канавах, которые обычно располагаются за этими оградами.
Лорд Бекнем, с одной стороны, восхищался искусством брата, а с другой стороны, был возмущен его расточительностью. Он постоянно читал ему нотации, но неизменно выручал его, когда тот оказывался в долгах, и всегда был рад видеть его в «Бекнем-Корт». Лорд Бекнем говорил (и сам в это верил), что он искренне привязан к двум своим братьям и трем сестрам, но он не был сердечным человеком, и его неустанная забота об их благосостоянии проистекала отчасти из чувства долга и отчасти из отеческого инстинкта. В юном возрасте он унаследовал состояние и титул своего отца и оказался единственной опорой своей больной матери и опекуном двух сестер и младшего брата. Его старшая сестра была к этому времени уже замужем за безденежным священником и имела двоих детей, в будущем ее семейство обещало стать еще многочисленнее. Лорд Бекнем принялся подыскивать подходящих женихов и для младших Мэри и Кэролайн. Его радовало, что гардемарин Джеймс Бекием, получив повышение, стал младшим офицером – с этого момента его быстрая карьера в военном флоте была обеспечена. Ему повезло – в военных кампаниях он заслужил немалые денежные премии, которые вкупе с его собственным приличным наследством позволили ему стать финансово независимым от старшего брата. Он очень редко приезжал в «Бекнем-Корт», предпочитая проводить свои отпуска на берегу в таких развлечениях, которые лорд Бекнем никак не мог одобрить. Мэри и Кэролайн навещали брата все реже после того, как Бекнем выдал их замуж за весьма обеспеченных джентльменов. Таким образом, в конце концов на попечении лорда Бекнема остался лишь самый младший член его семьи. С одной стороны, Бекнема-старшего радовала независимость бывших его подопечных, но его искренне огорчало ослабление тех связей, которые заставляли всех вращаться вокруг него, и, будучи глубоко уверенным в собственной непогрешимости, он так и не понял, что его характер и привычка всем читать нотации и давать советы отвратили всех его родственников от «Бекнем-Корт».
Тем не менее ничто не мешало ему наслаждаться теми преимуществами, которые давало большое состояние. Он владел внушительным поместьем, расположенным между Батом и Уэллсом, и очень часто приезжал в Бат, где пользовался большим уважением у тех жителей города, кого Гарри Бекием весьма непочтительно называл «батскими скупердяями». В течение нескольких лет лорд Бекнем считался самым завидным женихом в графстве, и на него было излито немало женского обаяния, но до появления в Бате мисс Эннис Уичвуд он не выказывал ни малейшего желания сделать предложение какой-либо из местных леди. Впервые он встретился с Эннис, когда она гостила у кого-то из своих друзей в Бате; будучи представленным ей на одном из приемов, он понял, что она – единственная женщина, которая достойна того, чтобы стать его женой, и с тех пор не прекращал своих попыток снискать ее расположение. Конечно, были такие, которые (подобно леди Уичвуд) считали, что Эннис поступает глупо, отказываясь от столь выгодного предложения, но таких благоразумных дам было гораздо меньше, чем тех, кто находил весьма забавным, что такой прозаический человек, как лорд Бекнем, влюбился в Эннис Уичвуд, которая была настолько весела и энергична, насколько сам лорд Бекнем был сух и скучен.
Эннис сделала все возможное, в рамках приличия, чтобы дать ему понять, что на его чувства она никогда не ответит взаимностью. Но ей так и не удалось внушить ему эту мысль – отчасти из-за того, что она уважала его за многочисленные его достоинства и просто не могла обращаться с ним грубо, отчасти же из-за того, что лорд Бекнем просто не мог поверить в то, что женщина, которую он удостоил своим вниманием, может отказаться выйти за него замуж. Он даже прощал мисс Уичвуд ее многочисленных поклонников. Не совсем, конечно… Это был единственный недостаток, который он находил в ней. И часто размышлял, станет ли она под его влиянием более сдержанной или это легкомыслие останется в ней навсегда. Поразмышляв какое-то время, он снова встречался с мисс Уичвуд и снова испытывал на себе ее очарование и еще настойчивее пытался присоединить это совершенство к своей богатейшей художественной коллекции.
Его единственной прихотью было собирание картин, статуй и ваз. У него было несколько агентов, которые информировали его об интересных продажах. Сам лорд Бекнем частенько покидал Англию, привозя с континента все новые экспонаты – еще одну китайскую вазу, чтобы поставить ее в свои переполненные шкафы, или еще одну картину кого-либо из старых мастеров, чтобы повесить ее на свои и без того завешанные картинами стены.
А настоящий момент он только что вернулся из Гааги, где приобрел картину работы Кайпа. Однако он заявил, что у него имеются некоторые сомнения в подлинности картины, и он надеется уговорить мисс Уичвуд посетить «Бекнем-Корт», чтобы посмотреть на его новое приобретение. Лорд Бекнем описал в мельчайших подробностях не только композицию картины, но и все обстоятельства, сопутствовавшие ее приобретению. Мисс Уичвуд слушала его вполуха, поскольку была увлечена представлением, разыгрываемым тремя остальными гостями. Мистер Гарри Бекнем, усевшийся рядом с Люсиллой, был сама любезность, и девушка, преодолев неизбежную поначалу застенчивость, наслаждалась своей первой, как догадалась мисс Уичвуд, беседой с достойным молодым человеком, который явно ею восхищался и который прекрасно знал, как вести разговор, чтобы робкая молодая девушка не чувствовала себя не в своей тарелке. С другой стороны камина сидел Найниэн, которому молодой Бекнем явно не понравился, скорее всего, из-за того, что явно проигрывал своему сверстнику – более непринужденному, ловкому, обладавшему манерами и внешностью светского молодого человека. Но, наблюдая за этой троицей, мисс Уичвуд вдруг подумала, что, пожалуй, причина враждебности молодого Элмора в том, что на его глазах подруга его детства с видимым удовольствием флиртует с мистером Бекнемом. Наблюдать за поведением «собаки на сене» было весьма забавно, но все это могло запросто привести к ненужным осложнениям, и поэтому мисс Уичвуд нисколько не огорчилась, когда строгая приверженность лорда Бекнема к правилам этикета заставила его подняться и откланяться сразу же после чая.
Мисс Уичвуд окончательно уверилась в том, что миссис Эмбер держала Люсиллу в слишком строгой изоляции, когда девушка принялась изливать ей свой восторг по поводу первого вечера в своей жизни, проведенного среди взрослых.
– Я не считаю вечера, когда мне нужно было из вежливости поздороваться с чопорными друзьями тетушки Клары и когда меня сразу же отсылали из комнаты, словно я какая-то школьница.
Ведь у нее не было своих друзей! По крайней мере таких, которых она выбрала бы себе сама! Тетушка постоянно предлагал ей ходить на прогулки с двумя девушками, родителей которых она знала и которых, безусловно, одобряла, но эти девушки были столь образцово благопристойны и глупы, что навевали на нее глубочайшую скуку. А когда Люсиллу однажды пригласили на пикник, тетушка не дала на это согласия, потому что она сама когда-то в молодости подхватила на молодежной вечеринке корь. И кроме того, тетушка Клара не любила развлечений на свежем воздухе: она была уверена, что сидение на сырой земле – верный путь к пневмонии и другим неприятностям.
До тех пор пока Люсилле не исполнилось семнадцать лет, ее образованием занималась имеющая отличные рекомендации гувернантка. Она же сопровождала Люсиллу при выходе из дому в тех случаях, когда тетушка Клара страдала от своих мигреней (а это, как поняла мисс Уичвуд, случалось довольно часто). Помимо гувернантки с Люсиллой занимались очень дорогие учителя музыки, рисования и иностранных языков. Тетушка в свое время остановила свой выбор на этой гувернантке не столько из-за ее учености, сколько по причине ее исключительной благопристойности, и, наверное, поэтому гувернантке так и не удалось ни завоевать любовь своей воспитанницы, ни заразить ее желанием поглубже вникнуть хоть в одну из преподаваемых ею наук. Она не была недоброй, о нет! Просто она абсолютно ничего не понимала в том, что происходит за пределами ее словарей и учебников.
Это немного сбивчивое пояснение укрепило уже созревшее в мисс Уичвуд решение ввести Люсиллу в более широкий круг знакомств. Бат больше не был модным курортом, как когда-то, но в городе были театр, и ассамблеи, и концерты, и, хотя большинство обитателей Бата были людьми преклонного возраста, многие из них жили здесь вместе со своими весьма многочисленными семьями. Мисс Уичвуд быстро перебрала их в уме и, перед тем как лечь спать, составила список тех, кого она собиралась пригласить на небольшой прием, на котором Люсилла будет представлена обществу Бата. Когда она принялась перечитывать этот список, никогда не покидавшее ее чувство юмора дало о себе знать, и она не смогла удержаться от смеха. Это будет один из самых скучных приемов, которые она когда-либо устраивала в «Аппер-Кэмден-Плейс»: большинство предполагаемых гостей – вчерашние школьники и их родители.
На следующее утро, написав приглашения и вручив их лакею, с тем чтобы тот разнес их по назначению, Эннис повела Люсиллу в город за покупками. В своем очень вежливом письме она просила миссис Эмбер отправить в Бат горничную Люсиллы вместе с той одеждой, которая была привезена в «Чартли-Плейс», но, поскольку мисс Эмбер могла выполнить эту просьбу не сразу – если она вообще выполнит ее, – совершенно необходимым представлялось сделать некоторые дополнения к тому скромному гардеробу, который Люсилла смогла втиснуть в свой портплед. Предложение пройтись по магазинам привело Люсиллу в восторг, а увидев элегантные платья, накидки и шляпы, выставленные в витринах на Мильсом-стрит, она просто потеряла дар речи. Люсилла сделала несколько покупок, пересмотрела все модные журналы, и в конце концов мисс Уичвуд уговорила ее заказать у своей модистки вечернее платье и костюм для прогулок, причем модистка обещала выполнить заказ как можно скорее. Мисс Уичвуд хотела оплатить эти платья, сделав таким образом Люсилле подарок, но девушка решительно отказалась от этого, заявив, что, как только она получит свое ежеквартальное содержание, у нее будет столько денег, что она сможет покупать платья дюжинами.
Затем мисс Уичвуд с Люсиллой направились в галерею, где отпускались минеральные воды и где обычно можно было встретить все батское общество. Им повезло – они сразу же увидели миссис Стинчкоумб, весьма приятную даму и хорошую знакомую Эннис. У миссис Стинчкоумб было две дочери, старшая из них – ровесница Люсиллы, имелся у нее и сын, который в данный момент учился в Кембридже. Обе девушки прогуливались с матерью по галерее, и мисс Уичвуд представила им Люсиллу. А вскоре три девушки уже склонились друг к другу, оживленно беседуя о своих делах; было совершенно ясно – они станут лучшими подругами. Миссис Стинчкоумб, умилившись, спросила мисс Уичвуд:
– А что, мисс Карлтонн живет у вас?
– Она приехала погостить, и я надеюсь, пробудет у меня, как минимум, несколько недель, – ответила мисс Уичвуд. – Она сирота и живет в Челтнеме со своей тетушкой, которая воспитывала свою племянницу в слишком строгой изоляции. Она конечно же еще не выходит в свет, но это так важно учить девушек заранее вести себя в обществе, куда их буквально выталкивают. Надеюсь, мне удастся уговорить ее тетушку дать мисс Карлтонн возможность попробовать крылышки в Бате, прежде чем вылететь в свет в Лондоне.
– Вы правы, моя дорогая, – закивала миссис Стинчкоумб. – Я часто видела, как девушки, которых, как вы очень правильно выразились, выталкивают в общество прямо со школьной скамьи, сами разрушают свои шансы на успех в обществе, – они то слишком робки, то – что еще хуже – слишком развязны, полагая, что таким образом они демонстрируют свою опытность. Вы должны непременно привести свою протеже на вечер, который я устраиваю в четверг для своих девочек, – у нас все будет совершенно по-домашнему!
Мисс Уичвуд с благодарностью приняла приглашение, с грустью подумав, что она обрекает себя на посещение именно таких вечеров и приемов, которые ей всегда казались ужасно скучными. И еще ей пришла в голову мысль, которая чрезвычайно ее расстроила: она подумала, что постепенно превращается в дуэнью. Это, конечно, была очень грустная мысль, но, поскольку мисс Уичвуд еще не было тридцати и она не замечала, чтобы число ее поклонников уменьшилось, она не позволила этой мысли огорчить ее.
И она была полностью вознаграждена, когда Люсилла подошла к ней со сверкающими, словно звезды, глазами и выпалила:
– О, мисс Уичвуд, Коризанда пригласила меня на вечер в четверг! Можно мне пойти? Прошу вас, не говорите «нет»!
– Ну что ж, если вы будете очень хорошо вести себя, то я не буду возражать, – ответила мисс Уичвуд с нарочитой серьезностью. – По правде говоря, я только что приняла очень любезное приглашение для нас на этот вечер от миссис Стинчкоумб.
Люсилла рассмеялась, но тут же повернулась, чтобы поблагодарить миссис Стинчкоумб, и сделала это так мило, что миссис Стинчкоумб шепнула Эннис, что манеры этой девушки ничем не уступают ее прелестной внешности.
Всю дорогу до «Кэмден-Плейс» Люсилла, переполненная восторгом, рассказывала о том, как она будет ожидать этого вечера и какое огромное удовольствие принесло ей знакомство (за которое она бесконечно благодарна дорогой мисс Уичвуд!) с такой очаровательной девушкой, как мисс Коризанда Стинчкоумб. Эдит Стинчкоумб тоже очень-очень милая, хотя, конечно, еще не покинула классной комнаты; а что касается миссис Стинчкоумб, то может ли мисс Уичвуд представить себе, чтобы у какой-нибудь девушки была более снисходительная и более милая мать? По словам ее дочерей, мама всегда понимает их чувства и никогда на них не сердится! Как это все не похоже на друзей тетушки Клары! Вы только представьте себе – она разрешила Коризанде делать покупки при условии, что ее будут сопровождать либо Эдит, либо ее брат, и не требует, чтобы с ними обязательно ходила гувернантка! И это при том, что мисс Фрэмптон ни в коей мере не похожа на злосчастную мисс Чизберн, с помощью которой тетушка превратила жизнь Люсиллы в настоящую пытку!
– Коризанда говорит, что мисс Фрэмптон очень милая и очень веселая, и они с Эдит любят, чтобы она ходила вместе с ними! Да, и еще Коризанда сказала, что знает магазин на Столл-стрит, где можно купить ридикюль вдвое дешевле, чем на Мильсом-стрит, и она обязательно сводит меня туда, если вы, конечно, не будете против!
Мисс Уичвуд подумала, что до конца пребывания Люсиллы у нее в гостях она, по всей видимости, будет обречена постоянно выслушивать, что сказала Коризанда.
На следующее утро, к их удивлению, в гостиную вошел Найниэн и объявил, что он привез сундук с платьями Люсиллы и передал его дворецкому. Глаза молодого человека сверкали, и весь его вид был каким-то воинственным – было очевидно, что он борется с нанесенной ему кем-то глубокой обидой.
– О, Найниэн! – воскликнула Люсилла. – Как это мило с твоей стороны! Я даже не ожидала, что ты так скоро вернешься! Но тебе не следовало утруждать себя тем, чтобы лично доставить их сюда!
– Нет, следовало! – мрачно возразил он.
– Нет, нет. Сара прекрасно могла привезти их без всякого сопровождения!
– Нет, не могла, потому что ее уже не было в доме, когда я вернулся! В какой же ситуации я очутился! Шум, гам – не передать словами! И кроме того, я так и не смог понять, почему даже моя мать так разволновалась, если они прекрасно знали, что ты не можешь быть ни убита, ни похищена, потому что я отправился вместе с тобой!
– Ты хочешь сказать, что Сара уволилась? – воскликнула Люсилла.
– Именно это я и хочу сказать! Они смертельно рассорились с твоей тетушкой, потому что твоя тетушка довела себя до истерики и постоянно обвиняла Сару в том, что та плохо присматривала за тобой, и еще бог знает в чем, а Сара в ответ припомнила ей все старые обиды, и все кончилось тем, что она упаковала свои вещи и в слезах покинула дом!
Найниэн с неудовольствием увидел, что Люсилла, охваченная восторгом, принялась танцевать, и с негодованием заметил:
– Ты, конечно, можешь ликовать, но лично я считаю, что радоваться здесь нечему!
– Есть, есть чему! – радостно воскликнула Люсилла, сделав очередное па и захлопав в ладоши. – Если бы ты только знал, как я боялась приезда Сары!
Мисс Уичвуд в этот момент решила вмешаться в разговор и спросила Найниэна, обедал ли он. Поблагодарив, он ответил, что перекусил по дороге и не сможет задержаться подольше, потому что уже наступает ночь, а он еще не устроился в Бате.
– И здесь мне нужен ваш совет, мэм, – признался он. – Дело в том, что… в общем, по разным причинам я сейчас слегка стеснен в средствах! Конечно, только до дня выплаты содержания! Как только я получу деньги, я снова буду, так сказать, на коне, но мне не хотелось бы влезать в долги, и поэтому я сейчас решил остановиться в более дешевой гостинице, и я думал, что вы сможете посоветовать мне что-нибудь подходящее!
Люсилла прекратила танцевать и удивленно спросила у него:
– Ты что же, собираешься остаться в Бате?
– Да, – ответил Найниэн, скрипнув зубами, – собираюсь! Я им покажу!
Прежде чем Люсилла потребовала от него объяснить смысл этих не совсем ясных высказываний, их беседа была прервана весьма своевременным появлением в гостиной Лимбери с чайным подносом в руках. Дискуссия была временно приостановлена, и, пока Найниэн пил чай и ел миндальное печенье, его гнев постепенно угас, и он уже смог довольно связно рассказать дамам обо всех испытаниях, которые он пережил в родном доме среди любящих родных.
– Поверите ли вы? – негодующе спросил он. – Они во всем обвинили меня!
– Как это несправедливо! – возмущенно воскликнула Люсилла. – Мне никто не смог бы помешать. Им следовало благодарить тебя за то, что ты поехал со мной!
– И я так думал! – сказал молодой человек. – Более того, если кто и виноват в том, что ты решила сбежать из дому, то это они, а не я!
– А ты сказал им это? – спросила Люсилла.
– Не сразу, а потом, когда я уже вышел из себя. А это случилось, когда я понял, что в нервном расстройстве твоей тетушки они обвиняют меня, а не тебя! Она впала в истерику сразу же, как только выяснилось, что ты сбежала из «Чартли». Потом у нее начались конвульсии или какие-то там спазмы, и ее тут же уложили в постель и вызвали нашего врача. Моя матушка пыталась привести ее в чувство с помощью положенных перышек, уксуса, нюхательных солей и тому подобной ерунды, а отец в это время буквально выталкивал Сару из дому, потому что одна мысль о том, что она до сих пор находится в «Чартли», вызывала у твоей тетушки новый приступ конвульсий! Ну вот, я и сказал, что ей следовало бы держать себя в руках, а папа – папа! – ответил мне, что в ее состоянии виновен только я! А мама сказала, что не понимает, как я мог позволить себе оставить тебя в руках совершенно незнакомого человека, и что она никак не ожидала от своего ребенка, от меня, значит, такого бессердечия! А когда меня принялись осыпать упреками Корделия и Лавиния – я… я вышел из себя и сказал: «Отлично, если вы считаете, что мой долг – оберегать ее от вас, мэм, то я отправлюсь прямо в Бат и останусь там!» И… и я, кажется, сказал, что в любом другом месте мне будет лучше, чем в «Чартли», и даже при том, что вы совершенно незнакомый человек, я уверен, что в вашем доме, мэм, меня ожидает гораздо более радушный прием, чем в родном!
– О, Найниэн! – воскликнула Люсилла с воодушевлением. – Я и не думала, что в тебе столько смелости!
Он покраснел и ответил:
– Не думаю, что я поступил хорошо. Мне не следовало бы так разговаривать с моим отцом. Мне очень жаль, но я сказал именно то, что думал, и я решительно не собираюсь возвращаться обратно до тех пор, пока отец тоже не пожалеет о происшедшем! Даже если я умру от голода в канаве!
– О, прошу вас, не надо даже думать о таких ужасных вещах! – воскликнула мисс Фарлоу, которая с открытым ртом слушала его взволнованный рассказ. – Это будет так неловко, так плохо для мисс Уичвуд: все будут говорить, что это она должна была вас спасти! Я не думаю, конечно, что вам разрешили бы умереть в канаве в Бате – по крайней мере, я никогда не слышала ни о чем подобном, потому что здесь очень следят за чистотой и порядком на улицах, а о бездомных заботятся в Обществе друзей бездомных: прекрасное учреждение, должна вам сказать, но не думаю, что ваши достойные родители хотели бы увидеть вас в этом обществе, как бы огорчены они ни были вашим поведением!
Люсилла, услышав эту тираду, не смогла не улыбнуться, но мисс Уичвуд удалось сохранить серьезность, и она сказала:
– Совершенно верно! Вы должны оставить эти угрозу на самый крайний случай, если ваш отец вдруг решит отказаться от вас. А пока я бы предложила вам остановиться в «Пеликане». Эта гостиница расположена на Уолкот-стрит, и мне говорили, что цены там весьма разумные. «Пеликан» нельзя назвать модным местом, но я уверена в том, что он достаточно комфортабелен и обеспечивает гостей всем необходимым. А если еда там покажется вам слишком простой, то вы всегда можете обедать с нами! Я сама никогда не обедала в «Пеликане», но я конечно же заходила в гостиницу, чтобы посмотреть на комнату, в которой останавливался доктор Джонсон, – добавила она, и ее глаза блеснули от сдерживаемого смеха.
– О! – недоумевающе воскликнул Найниэн. – Да… конечно же! Доктор! Джонсон! Именно так! Он был… вашим другом, мэм? Или… или, возможно, вашим родственником?
Люсилла не выдержала и весело расхохоталась.
– Глупый! – воскликнула она. – Ведь это автор известного словаря, и он давным-давно умер, правильно, мэм?
– А, писатель! – разочарованно протянул Найниэн. – Действительно, я что-то слышал о нем… но я небольшой любитель книг, мэм.
– Но, мистер Элмор, в вашей школе наверняка пользовались его словарем? – спросила мисс Фарлоу.
– Да, да, точно! – кивнул Найниэн. – Я, должно быть, видел эту фамилию на обложке какой-то книги – мне даже показалось, что я ее узнал!
– Если, конечно, это можно назвать узнаванием, – пробормотала вполголоса мисс Уичвуд. – Ничего страшного, Найниэн, не все ведь любят читать книги, не так ли?
– Ну, я не боюсь признаться, что никогда не испытывал ни малейшего тяготения к учености, – ответил Найниэн и тут же добавил с сияющей улыбкой, явно намереваясь сделать комплимент: – И клянусь вам, мэм, никто никогда не смог бы заподозрить вас в том, что вы любите читать книги!
Потрясенная этим замечанием, мисс Уичвуд ответила дрогнувшим голосом:
– Как это мило с вашей стороны, Найниэн, что вы так считаете!
– Правда, правда, – тут же внесла свою лепту Люсилла. – Никто бы не смог заподозрить, что она любит читать книги, но мисс Уичвуд читает очень много и даже в спальне держит книги!
– Как вы могли выдать мою тайну, Люсилла? – трагическим голосом произнесла мисс Уичвуд.
– Я только Найниэну! – воскликнула Люсилла, обеспокоенно глядя на свою покровительницу. – Конечно, я бы никогда не осмелилась сказать об этом кому-нибудь другому, но Найниэн обещает, что никому не выдаст вас, правда, Найниэн?
– Никогда! – тут же ответил он.
– О, теперь я навеки опозорена в ваших глазах, – печально покачала головой мисс Уичвуд.
Они принялись с таким жаром разубеждать ее, что она не смогла больше сдерживать смех и громко расхохоталась.
– Вы глупые дети, – сказала она, успокоившись. – И не надо на меня так смотреть, иначе я снова рассмеюсь! Я вижу, что вы не понимаете почему, но, если я начну объяснять вам это, вы решите, что я сошла с ума! Скажите мне лучше, Найниэн, вы передали мое письмо миссис Эмбер?
– Нет, потому что она была слишком плоха, чтобы принять меня, но моя мать передала его ей. – Он слегка поколебался, а затем произнес, просительно улыбнувшись: – Она… она слишком плохо себя чувствовала, чтобы написать вам, но она попросила мою мать передать вам несколько слов.
– Передать мне несколько слов? – Мисс Уичвуд удивленно приподняла брови.
– Ну, не совсем вам, – ответил он. Его улыбка стала шире, и он сказал: – На самом деле она заявила, что умывает руки и больше Люсиллу видеть не хочет!
– Она говорит это каждый раз, когда сердится на меня! – воскликнула Люсилла с укором. – И никогда ничего подобного не происходит! Помяните мое слово, она приедет, чтобы забрать меня, и всем моим развлечениям наступит конец!
– О, не думаю, что она так поступит! – утешил ее Найниэн. – Происшедшее, кажется, действительно выбило ее из колеи. Более того, когда моя мать спросила ее, направить ли одну из горничных, чтобы та упаковала твои вещи, твоя тетушка ответила так: если после всего, что она для тебя сделала, ты предпочла ей общество совершенно незнакомого человека, она очень надеется, что ты не пожалеешь об этом и не захочешь снова вернуться к ней, потому что она не желает больше никогда тебя видеть!
Люсилла подумала немного над словами Найниэна, затем покачала головой и сказала со вздохом:
– Я не верю в это, но, значит, она все же не приедет в Бат немедленно. Ей необходимо несколько дней, чтобы прийти в себя после истерических припадков!
– Да, – согласился с ней молодой человек. – Но я, наверное, должен тебе сообщить, что первым делом, прежде чем улечься в постель, она написала письмо мистеру Карлтонну. Десять к одному, что он не обратит на него ни малейшего внимания, но я подумал, что мне все же следует предупредить тебя!
– О, как это на нее похоже! – воскликнула Люсилла, покраснев от гнева. – Она слишком плохо себя чувствует, чтобы написать мисс Уичвуд, но у нее достаточно сил, чтобы написать моему дяде! О господи, только не это! Но пусть он только решится приехать сюда, я не потерплю этого.
– Не стоит нервничать заранее, – посоветовала ей мисс Уичвуд. – Если он приедет сюда с такими намерениями, ему придется иметь дело со мной, а это вряд ли ему понравится, уверяю вас!