Глава 2
После того как мисс Уичвуд сменила свой дорожный костюм на одно из простых батистовых платьев, которые она надевала, когда собиралась провести вечер дома у камина, и выслушала мнение Джерби по поводу своего своенравного и неблагоразумного поступка, а также узнала, что сказал бы ее папа, будь он жив, она подошла к двери розовой спальни и постучала. Услышав приглашение войти, она открыла дверь и увидела свою протеже в очаровательном платье из муслина с узором из веточек, которое лишь слегка помялось, будучи упакованным в портплед. Темные кудри девушки были тщательно расчесаны и уложены в стиле Сафо. Мисс Уичвуд подумала, что эта прическа не только очень идет Люсилле, но и подчеркивает ее юный возраст. Шею девушки обвивала жемчужная нить. Это скромное ожерелье было единственным украшением гостьи, но мисс Уичвуд даже не пришла в голову мысль о том, что отсутствие безделушек является признаком бедности, – жемчуг бы настоящим, а само ожерелье – именно тем украшением, которое лучше всего подходило юной девушке. То же можно было сказать и о платье с высокой талией и пышными рукавами. Его изысканная простота свидетельствовала о том, что сшито оно руками первоклассной модистки. А шаль, которую Люсилла собиралась накинуть на плечи, сотканная из нориджского шелка, обошлась тому, кто ее купил, никак не дешевле пятидесяти гиней. Было ясно, что неизвестная тетушка Люсиллы обладала немалыми средствами, отличным вкусом и не жалела ни того ни другого на одежду своей племянницы. Стало ясно и то, что столь модно одетая девушка, явно рожденная для независимой и богатой жизни, не может понравиться миссис Нибли.
Люсилла извинилась за то, что ее платье безобразно помялось.
– Дело в том, мэм, что я никогда не умела хорошо упаковывать вещи.
– Думаю, раньше вы вообще этого не делали, не так ли?
– Да. Но я не могла попросить горничную, ведь она сразу же бросилась бы к тетушке. Это, – горько вздохнула Люсилла, – самое плохое в слугах, которые знают нас с самого детства!
– Совершенно с вами согласна! – кивнула Эннис. – Я сама страдаю от таких слуг, очень хорошо вас понимаю. А теперь скажите мне, под каким именем вас представлять в обществе?
– Может быть, назваться мисс Смит, – произнесла Люсилла с сомнением в голосе, – или… предположим, Браун? Каким-нибудь совсем заурядным именем!
– О, я не стала бы выбирать что-нибудь настолько ординарное! – возразила Эннис, покачав головой. – Вам такое имя не пойдет!
– Не пойдет, и я убеждена, что очень скоро просто возненавижу его, – наивно согласилась Люсилла. Поколебавшись мгновение, она продолжила: – Пожалуй, я оставлю собственную фамилию. Не хочу показаться дурно воспитанной, вы ведь обиделись, когда я запретила Найниэну назвать себя. Понимаете, боялась, что вы можете сообщить моему ужасному дядюшке, – но это только потому, что я не знала вас, не знала, как вы добры. Итак, я хочу сказать вам, мэм, что моя фамилия – Карлтонн, и она пишется с двумя «н» в конце! – добросовестно уточнила она.
– Постараюсь не сообщать о второй «н» ни одной живой душе, – с серьезным видом пообещала Эннис. – Любой человек может иметь фамилию Карлтонн и с дополнительной «н», но пусть это будет вашей тайной. А теперь, когда мы решили эту проблему, давайте спустимся в гостиную и подождем там мистера Элмора!
– Если он вообще приедет! – безнадежно вздохнула Люсилла. – Не то чтобы это было так важно, если не считать угрызений совести. В конце концов, я вовсе не виновата в том, что он за мной увязался. Но я никогда себе не прощу, если он попадет в неприятную историю. Нельзя было бросать его на произвол судьбы.
– Почему же бросать? – возразила Эннис. – Мы оставили его в восьми милях от Бата, а не в центре пустыни. Даже если он не сможет нанять какой-нибудь экипаж, ничего страшного – это расстояние можно легко пройти пешком.
– Нет, – вздохнула Люсилла. – Он считает это ниже своего достоинства. Я, честно говоря, уверена, что все это вздор, но вот он так не считает. Я очень привязана к нему, мэм, потому что я знаю его всю свою жизнь, но я не могу отрицать, что ему, к сожалению, не хватает… смелости! По правде говоря, он просто трусишка, мэм!
– Вы к нему слишком суровы! – возразила мисс Уичвуд, провожая Люсиллу в гостиную. – Помочь вам совершить задуманное – это поступок смелого человека, и вы должны со мной согласиться.
Люсилла нахмурилась, обдумывая услышанное, а затем попыталась, хотя и не очень успешно, объяснить обстоятельства, которые привели мистера Элмора к этому, наверное, единственному приключению в его безупречной жизни.
– Он не сделал бы этого, если бы не был уверен, что лорд Айверли одобрит его поступок, – сказала она. – Хотя я уверена, что лорд Айверли наверняка обвинит его в том, что он меня не остановил. Но будет очень несправедливо ругать бедного Найниэна! Как он может ожидать от Найниэна решительных поступков, если всегда воспитывал его как образец послушания! Найниэн всегда поступает так, как требует лорд Айверли. Даже когда делает мне предложение, чего ему совершенно не хочется! Я лично не верю, что лорд Айверли умрет от сердечного приступа, если Найниэн не подчинится ему в чем-то, но леди Айверли поддерживает у Найниэна уверенность, что его священным долгом является ни в коем случае не волновать отца. И я могу сказать о Найниэне вот что: у него очень доброе сердце, и, кроме того, он очень любит лорда Айверли и прекрасно понимает, что такое сыновний долг. Уверена, он готов сделать все возможное, лишь бы не свести своего отца в могилу!
Мисс Уичвуд удивленно спросила:
– Разве лорд Айверли… я так поняла, что он – отец Найниэна… очень старый человек?
– О, вовсе нет! – ответила Люсилла. – Моему отцу сейчас было бы столько же лет, сколько лорду Айверли. Папа погиб, когда мне было всего семь лет. Его убили при Корунне, и лорд Айверли – только тогда он был не лордом Айверли, а мистером Уильямом Элмором, ведь старый лорд был еще жив… но сейчас речь не о том, – привез клинок моего отца, его часы, дневник, последнее письмо, адресованное моей матери. Говорят, что он так и не смог оправиться после смерти моего отца. Они были очень близкими друзьями, понимаете? Еще с того времени, когда учились в Хэрроу, а потом они поступили в один полк и никогда не расставались до самой папиной смерти! Я прекрасно понимаю, что это очень трогательная история, потому что я вовсе не бессердечная, что бы ни говорила моя тетушка Клара! Но я не понимаю, почему мы с Найниэном должны обвенчаться только из-за того, что наши отцы когда-то давно приняли идиотское решение поженить нас!
– Это действительно кажется мне неразумным, – согласилась мисс Уичвуд.
– И вот еще что. Женившись на моей маме, папа купил дом у самых ворот «Чартли-Плейс», мы с Найниэном росли вместе и были очень хорошими друзьями. Поэтому лорд Айверли убежден, что мы просто созданы друг для друга! Да, кроме того, Найниэн очень неудачно влюбился в какую-то женщину, которая совершенно не понравилась лорду и леди Айверли, хотя я совершенно не представляю почему, ведь они даже ни разу ее не видели! Наверное, они считают, что она слишком стара для Найниэна. Должна признаться, и мне кажется странным, что он волочится за дамой, которой уже почти тридцать лет, если не больше!
Это обстоятельство вовсе не показалось странным мисс Уичвуд, но ее действительно удивило, что Айверли придают такое значение обычной юношеской влюбленности, которая обычно очень быстро проходит. Улыбнувшись, она сказала:
– Наверное, это действительно кажется вам странным, Люсилла, но молодые люди очень часто влюбляются в женщин, которые старше их. Это ненадолго, и Айверли нет никакой необходимости так из-за этого волноваться.
– О нет, конечно нет! – согласилась Люсилла. – Да он ведь уже однажды был отчаянно влюблен в девушку, когда учился на первом курсе в Оксфорде, а ведь тогда даже я сообразила, что та девушка совершенно ему не пара! К счастью, он разлюбил ее прежде, чем Айверли об этом узнали, поэтому они не устроили тогда никакого скандала. Но на этот раз нашелся какой-то досужий сплетник, который написал им письмо об отношении Найниэна к этой леди из Лондона. В результате лорд Айверли начал осыпать Найниэна обвинениями, а леди Айверли принялась умолять его не… не ускорять кончину своего отца, упорствуя… упорствуя в своем ухаживании и…
– Боже мой! – импульсивно воскликнула мисс Уичвуд. – Что за пара идиотов! Они заслуживают того, чтобы Найниэн немедленно женился на этой нежелательной женщине! – Она тут же спохватилась и сказала: – Мне не следовало этого говорить, но у меня такой своенравный язык! Забудьте это! Права ли я в своем предположении, что «Чартли-Плейс» находится неподалеку, к северу от Сейлсбери? Вы сейчас живете там?
– Нет, сейчас нет. Я жила там до смерти мамы три года назад, но с тех пор я живу в Челтнеме с моими тетей и дядей, а дом, который принадлежит мне, был сдан совершенно чужим людям.
Это признание привело мисс Уичвуд в некоторое замешательство. Слова, сказанные девушкой, были печальными, но произнесены они были тоном вовсе не печальным. Эннис осторожно продолжила разговор:
– Без сомнения, для вас, должно быть, очень тяжело видеть, как в вашем доме живут чужие люди?
– О, вовсе нет! – весело ответила Люсилла. – Это очень приятные люди, они платят за аренду хорошие деньги и содержат усадьбу в отличном состоянии. Я была бы счастлива жить в Челтнеме, если бы только моя тетушка водила меня на ассамблеи и в театр, но она говорит, что я слишком молода для этого, и это неприлично – ходить на балы и приемы до выхода в свет. Но при этом она не считает меня слишком молодой, чтобы выйти замуж! Именно для этого, – добавила она, и ее глаза загорелись от гнева, – она и привезла меня в «Чартли-Плейс»! – Она замолчала и глубоко задышала от негодования. – Мисс Уичвуд! – воскликнула она. – Возможно ли быть настолько… настолько безмозглым, чтобы думать, что Найниэн, будучи влюбленным в другую женщину, будет испытывать хоть малейшее желание сделать мне предложение? И что я буду настолько любезна с ним и приму его предложение? Но они все так думают – все!
Она покраснела от возмущения, и прошло минуты две, прежде чем она смогла снова взять себя в руки. В конце концов ей это удалось, и она сдавленным голосом сказала:
– Я думала, что соглашусь вернуться к Айверли только в том случае, если Найниэн сможет… отстоять свое мнение, даже если у него не хватает смелости, чтобы в мое отсутствие заявить отцу, будто он не хочет жениться на мне!
Изумленная, мисс Уичвуд спросила:
– Должна ли я понимать, что он сказал своему отцу, будто готов сделать вам предложение? Если это так, то…
– Это не так! – отрезала Люсилла. – Я не знаю, что он сказал лорду Айверли, но мне он сообщил, что было бы неразумно провоцировать ссору. И что для нас будет лучше, если мы сделаем вид, будто помолвлены, и доверимся Провидению, которое спасет нас прежде, чем узы, связывающие нас, станут неразрывными. Но я не верю в Провидение, мэм, и я чувствовала себя так, будто бы… будто бы я запуталась в какой-то сети! И единственное, что мне пришло в голову, – это бегство. Понимаете ли, теперь, после смерти моего доброго дяди, мне не к кому обратиться!..
Мисс Уичвуд озадаченно спросила:
– Так он уже умер? Прошу прощения, но мне показалось, что вы сказали, что ваш дядя, вероятнее всего, приедет разыскивать вас, если только его смогут убедить тронуться с места!
Люсилла непонимающе посмотрела на нее, а затем презрительно рассмеялась.
– Не этот дядя, мэм! Другой! – ответила она.
– Другой? Ну, конечно же! Глупо было бы с моей стороны полагать, что у вас только один дядя! Пожалуйста, расскажите мне об этом ужасном дяде, чтобы я снова их не спутала! Был ли ваш добрый дядя его братом?
– О нет! Мой дядя Эйбел был братом мамы! А мой дядя Оливер Карлтонн – старший брат папы, – хотя он всего на три года его старше! Он и мой дядя Эйбел были назначены моими опекунами, но они, естественно, не должны были воспитывать меня, пока мама была жива. Тогда они занимались только моим состоянием.
– У вас есть состояние? – спросила мисс Уичвуд.
– Ну, думаю, что да, потому что тетушка Клара постоянно твердит мне, что я должна опасаться охотников за приданым, но мне порой кажется, что все мое состояние принадлежит вовсе не мне, а моему дяде Оливеру, потому что мне не позволено тратить его! Он посылает тетушке Кларе деньги на мое содержание, а она дает мне совсем немного денег – только на булавки, а когда я написала ему, что я достаточно взрослая, чтобы самой покупать себе платья, он прислал мне очень неприятный ответ, в котором отказался изменить этот порядок! Сколько я к нему ни обращалась, он всегда пишет мне, что моя тетя знает лучше, что мне надо, и я должна поступать так, как она мне велит! Он – самый эгоистичный тип в мире, и у него нет ни капли привязанности ко мне. Вы только представьте себе, мэм, у него в Лондоне огромный дом, и он ни разу не пригласил меня в гости! Ни единого разу! А когда я однажды спросила его, не хотел бы он взять меня жить к себе и позволить мне вести его хозяйство, он в самой грубой форме ответил, что совершенно этого не хочет!
– Это, безусловно, невежливо с его стороны, но, может быть, он посчитал вас слишком молодой, чтобы вести хозяйство. Я так понимаю, что он не женат?
– Бог мой, конечно же нет! – сказала Люсилла. – И это говорит о многом, не так ли?
– Увы, все это весьма неприятно, – согласилась Эннис.
– И более того, его манеры просто ужасны – по правде говоря, он очень высокомерен и совершенно не затрудняет себя вежливостью по отношению к окружающим и обращается со всеми с таким безразличием, что хочется просто… просто стукнуть его!
В этот момент дворецкий объявил о прибытии мистера Элмора, что было воспринято с радостным облегчением.
Молодой человек был явно рассержен и, бросив лишь один яростный взгляд на Люсиллу, принялся извиняться перед хозяйкой за то, что вынужден был предстать перед ней в сапогах и бриджах.
– Из-за той спешки, с которой я собирался в дорогу, у меня просто не было времени, чтобы упаковать свои вещи, мэм, – сказал он. – Мне остается только просить у вас прощения за то, что я так одет! А также за то, что я так поздно приехал! Меня задержала необходимость пополнить свои финансовые ресурсы, потому что те деньги, которые у меня были с собой, мне пришлось потратить еще до приезда в Бат!
– Я знала, что мне не следовало тебя оставлять, Найниэн! – воскликнула Люсилла голосом, полным раскаяния. – Мне очень жаль, Найниэн, но почему же ты не сказал мне, что у тебя закончились деньги? У меня с собой куча денег, и, если бы ты только сказал мне, я бы тут же отдала тебе свой кошелек!
Мистер Элмор с отвращением в голосе пояснил, что, слава богу, он обошелся. Ему пришлось «положить часы на полку», но это гораздо лучше, чем «развязать кошелек у друга детства». Эта фраза оставила в полной растерянности мисс Уичвуд, которая обратилась к нему с вопросом, собирается ли он остаться в Бате или вернуться к родителям.
– Я, конечно, должен вернуться, – обеспокоенно ответил он, – потому что родителям неизвестно, где я, и, боюсь, мой отец может заболеть от беспокойства. Я никогда не прощу себе, если из-за меня с ним случится сердечный приступ.
– Я так поняла, что здоровье вашего отца нельзя назвать очень крепким, – сказала мисс Уичвуд, – и поэтому очень важно, чтобы он не оставался в неведении относительно вашего местонахождения ни на мгновение дольше, чем это необходимо.
– Именно так, мэм! – ответил юноша, поворачиваясь к ней. – Он подорвал свое здоровье на Пиренейском полуострове, потому что кроме двух ранений, после которых у него в плече осталась пуля, которую врачи так и не смогли извлечь, он еще испытал несколько приступов жестокой лихорадки, которая свирепствует у португальской границы. – Молодой человек замолчал, но после минутного колебания продолжил: – Видите ли, когда он хорошо себя чувствует, он – самый дружелюбный и приятный человек и… и самый снисходительный отец, какого только можно себе пожелать, но вот если здоровье его не так хорошо, он становится очень… очень раздражительным и склонен волноваться, что очень вредно для него. Поэтому… поэтому вы понимаете, почему так важно не делать ничего, что могло бы его огорчить.
– Конечно, я понимаю! – сказала мисс Уичвуд, бросив на него добрый взгляд. – Вы, безусловно, должны отправиться домой завтра же, и как можно быстрее. Я дам вам денег на выкуп из заклада ваших часов и на покупку места в дилижансе, а вы выпишете мне чек на ваш банк – и не нужно возражать и возмущаться!
Она улыбнулась, и Найниэн, который уже было напрягся и собрался спорить, понял, что тоже улыбается ей в ответ, и забормотал что-то о том, как он ей благодарен.
Люсилла, наоборот, нахмурилась:
– Да, но… Конечно, я понимаю, что ты должен вернуться домой, но что ты будешь отвечать, когда тебя спросят, что случилось со мной?
Найниэн в замешательстве уставился на нее и после паузы, в ходе которой он тщетно искал выход из сложившейся неловкой ситуации, сказал:
– Я не знаю. Наверное, я скажу, что я не могу ответить на этот вопрос, потому что дал слово, что я тебя не выдам.
На лице Люсиллы можно было с легкостью прочесть все, что она думает по поводу подобного развития событий.
– В таком случае можно сразу сказать, где я, потому что отец прикажет тебе сделать это, и ты, как всегда, не сможешь устоять!
– О, почему, ну почему ты не сделала так, как я тебя просил? Я предупреждал тебя, что ничего хорошего из твоего бегства не выйдет! А если ты ставишь мне в упрек то, что я сопровождал тебя, то это… это просто неслыханно. Хорошим же джентльменом я был бы, если бы позволил глупенькой школьнице в одиночестве разъезжать по всей стране!
– Я вовсе не глупенькая школьница! – возмутилась Люсилла, вспыхнув.
– Нет, это именно так! Ты ведь даже не знала, что для того, чтобы отправиться куда-либо в почтовом дилижансе, нужно купить билет. И не знала, что из Эймсбери не ходят дилижансы до Бата! В хорошенькой же ты оказалась бы ситуации, если бы я не отправился с тобой!
Мисс Уичвуд в этот момент встала из-за стола и решительно заявила, что дальнейшее обсуждение должно проходить в гостиной. Подоспевшая мисс Фарлоу тут же добавила:
– О да! Это гораздо разумнее, потому что никогда не знаешь, когда в столовую могут войти Лимбери или Джеймс, и никому не нужно, чтобы слуги услышали разговоры, – я, конечно, не хочу сказать, что Лимбери, такой респектабельный чело-век, подслушивает под дверями, но прислуге всегда известно все до самых мелочей, а откуда это может быть известно, если не подслушивать под дверями, я просто не знаю! Эймсбери! Никогда в жизни там не была, но знакома с несколькими людьми, которые там бывали, и мне кажется, что знаю об этом месте буквально все! Стоунхендж!
Она с триумфом улыбнулась своим собеседникам и направилась к выходу из комнаты вслед за мисс Уичвуд. Оба молодых гостя мисс Уичвуд были воспитаны в строжайших правилах, и поэтому никто из них не произнес в ответ ни слова, но за спиной у нее они обменялись весьма красноречивыми взглядами, и мистер Элмор вполголоса спросил у мисс Карлтонн, какое отношение имеет ко всему происходящему Стоунхендж?
Удобно устроив своих гостей, мисс Уичвуд заметила, что она, обдумав сложившуюся ситуацию, пришла к выводу, что Найниэну лучше всего будет рассказать своим родителям и миссис Эмбер всю правду. Она не смогла удержаться от смеха, увидев два замерших от ужаса юных лица, но тут же посерьезнела:
– Видите ли, дорогие мои, это – единственное, что можно сделать! В других обстоятельствах – например, если бы миссис Эмбер плохо обращалась с Люсиллой, – я могла бы пойти на то, чтобы держать ее присутствие в доме в тайне, но насколько я понимаю, к ней никогда в жизни никто плохо не относился!
– О нет, нет! – тут же воскликнула Люсилла. – Я никогда этого не говорила! Но ведь существует и другой вид тирании, мэм! Я не могу объяснить, что я имею в виду, и, наверное, вы никогда этого не испытывали, но…
– Я не испытывала этого, но я понимаю, что вы имеете в виду, – сказала Эннис. – Это тирания слабости, не так ли? А оружием такого тирана становятся слезы, упреки, истерики и тому подобные средства, которыми пользуются такие женщины, как ваша тетушка!
– О, так вы понимаете! – радостно воскликнула Люсилла.
– Конечно, понимаю! Но и вы попытайтесь в свою очередь понять меня. Я не могу пойти против своей совести, Люсилла, и спрятать вас от вашей тети. – И, подняв палец, она заставила замолчать уже готовую было вступить в спор Люсиллу. – Нет, позвольте мне закончить. Я собираюсь написать письмо миссис Эмбер и спросить ее, не разрешит ли она вам погостить у меня несколько недель. Найниэн завтра отвезет мое письмо, и я надеюсь, что он сможет убедить вашу тетушку в том, что я – весьма респектабельная личность, способная должным образом о вас позаботиться.
– Можете быть в этом уверены, мэм! – воскликнул Найниэн с энтузиазмом в голосе. Но через мгновение на его лицо снова набежала тень сомнения. – Но что мне делать, если она не согласится? Она – очень мнительная дама, понимаете, и она почти никогда не позволяет Люси выходить из дому без нее, потому что она постоянно боится, что с Люси может что-нибудь случиться, например ее похитят. Такой случай действительно произошел с какой-то девушкой в прошлом году, но, конечно, не у нас – там этого просто не может случиться!
– Да, с тех пор, как умер дядя Эйбел, она каждый вечер запирает все окна и двери на засовы, – поддержала его Люсилла, – и заставляет дворецкого брать с собой в постель все наше серебро, а сама прячет свои драгоценности под матрасами!
– Бедняжка! – ответила с сожалением мисс Уичвуд. – Если она так беспокоится, то ей следовало бы завести хорошего сторожевого пса!
– Она боится собак, – мрачно произнесла Люсилла. – И лошадей! Когда я еще была маленькой, у меня был свой пони. О, Найниэн, ты помнишь, как прекрасно мы проводили время в поисках приключений, даже увязывались за охотниками, а нам этого делать не разрешалось, но егерь был нашим хорошим другом, и он только говорил нам, что мы – пара шалопаев и наверняка окончим наши дни в Ньюгейтской тюрьме!
– Конечно помню, клянусь Юпитером! – радостно воскликнул Найниэн. – Он был отличным охотником! Бог мой, а ты помнишь, как твой пони взбрыкнул, и ты полетела через забор прямо на свежевспаханное поле, и я думал, что мы уже никогда не отчистим твое платье!
Люсилла, вспомнив этот забавный случай, радостно рассмеялась, но очень скоро ее веселье угасло, и она печально заметила, что эти дни остались далеко в прошлом.
– Я знаю, мама наверняка купила бы мне лошадь, когда я слишком выросла, чтобы ездить на моем милом Панче, но тетя Клара категорически отказалась сделать это! Она заявила, что не будет знать ни минуты покоя, если я буду скакать по всей округе, и что если мне так уж хочется поездить верхом, то в Челтнеме есть очень приличная конюшня, которая предоставляет надежных грумов для сопровождения молодых леди. А эти леди разъезжают исключительно на старых клячах!
– Должен сказать, что он может показаться несколько консервативным и даже отсталым, – согласился Найниэн, – но это не так. Возможно, он просто не одобряет участия женщин в охоте.
– Как и многие другие джентльмены, – вступила в разговор мисс Фарлоу. – Мой дорогой отец никогда не разрешал мне принимать участие в охоте. Конечно, я и сама бы не захотела, даже если бы умела ездить верхом, чего я не умею.
Ответить на подобное заявление было нечего, и в комнате повисла гнетущая тишина, которую через некоторое время нарушила Люсилла.
– Поверьте мне, – мрачно произнесла она, – моя тетушка наверняка напишет моему дяде Карлтонну, и тот непременно велит мне делать то, что мне говорят старшие. Все безнадежно.
– О, не отчаивайтесь, – весело ответила ей Эннис. – Вы посмотрите, ваша тетушка будет настолько рада, когда узнает, что с вами ничего не случилось, что не станет возражать против вашего пребывания у меня в гостях. Она, возможно, даже обрадуется возможности отдохнуть!
Люсилла слабо улыбнулась, но ее улыбка тут же растаяла, и понадобилось немало времени, чтобы объяснить ей, что из этой ситуации другого выхода нет.
Перед тем как подали чай, Эннис попросила Найниэна пройти с ней в кабинет. Люсилле она сказала, что ей нужна помощь Найниэна в написании письма, но на самом деле она просто хотела узнать все детали о побеге Люсиллы и о том, что стало его причиной. Ей казалось, что в рассказе беглянки много преувеличений, но, когда Найниэн изложил ей свою версию развития событий, она поняла, что Люсилла ничего не преувеличила. Ни о каком дурном обращении не было и речи; Люсиллу просто душили доброта и любовь, которую на нее постоянно изливали не только миссис Эмбер, но и лорд и леди Айверли, и все три сестры Найниэна – даже десятилетняя Элиза боготворила ее, чем невероятно смущала Люсиллу. Что же касается Корделии и Лавинии, которых мисс Уичвуд, по рассказу брата, сочла весьма робкими и бесцветными девицами, то они постоянно повторяли Люсилле, что никак не дождутся того дня, когда смогут назвать ее своей сестрой. Этого, как справедливо заметил Найниэн, говорить, конечно, не следовало, но сам он не понимал, что его собственное поведение в этой ситуации оставляло желать много лучшего. Мисс Уичвуд было очевидно, что его преданность родителям была просто чрезмерной, но, когда она спросила его, был ли он действительно готов жениться на Люсилле, он ответил:
– Нет, нет! То есть… ну, я хочу сказать… о, я не знаю, но я думал, что обязательно случится что-нибудь, что этому помешает!
– Но насколько я понимаю, – сказала мисс Уичвуд, – ваши родители вас очень любят и никогда вам ни в чем не отказывали.
– Именно так! – с энтузиазмом воскликнул юноша. – Каждое… каждое мое желание сразу же выполнялось, и поэтому… поэтому как я мог быть настолько неблагодарным, чтобы отказаться выполнить их единственную просьбу? Особенно после того, как моя мать умоляла меня со слезами на глазах не разбивать последнюю мечту моего отца!
Но эта трогательная картина не произвела на мисс Уичвуд ни малейшего впечатления. Она несколько суховато заметила, что просто не понимает, почему его родители так настаивают на браке с девушкой, на которой сам он не имеет ни малейшего желания жениться.
– Но ведь она – дочь лучшего друга моего отца, – с благоговением в голосе ответил Найниэн. – Когда капитан Карлтонн купил «Олд-Мэнор», он надеялся, что оба эти поместья соединятся в результате нашего брака!
– Насколько я понимаю, капитан Карлтонн был весьма состоятельным человеком?
– О да, все Карлтонны очень богаты! – сказал Найниэн. – Но это не имеет к делу ни малейшего отношения.
Мисс Уичвуд подумала, что это как раз наверняка имеет очень большое отношение к делу, но промолчала. Через несколько секунд Найниэн, покраснев, сказал:
– Осмелюсь заявить, мэм, что у моего отца никакой корысти и в мыслях не было! Он лишь хочет обеспечить мое… мое счастье, ведь мы с Люси всегда играли вместе, когда были детьми, и… и нам нравилось общество друг друга, мы сможем стать прекрасными мужем и женой. Но это не так! – воскликнул Найниэн.
– Да, я думаю, что это действительно не так! – весело согласилась мисс Уичвуд. – И я просто не понимаю, как могли ваши родители вообразить такое.
– Они уверены, что Люси так своенравна потому, что слишком молода, а еще потому, что долго прожила под неусыпным контролем мисс Эмбер, и что я смогу справиться с ней, – ответил Найниэн. – Но я не смогу, мэм! Я действительно пытался помешать ее бегству из «Чартли», но это было просто невозможно, разве что удержать ее силой. А к тому времени, когда я догнал ее, – откровенно признался он, – она уже добралась до деревни и заявила, что, если я хотя бы пальцем к ней прикоснусь, она начнет кричать, кусаться и царапаться! Подумайте только, какой мог бы выйти скандал! Она разбудила бы всю деревню – а некоторые фермеры уже готовились отправляться на поля! Но когда она попыталась убедить меня вернуться домой и сделать вид, будто мне ничего не известно о том, как она покинула «Чартли» поздно ночью, тут уже я не мог с ней согласиться. Хорош бы я был, если бы позволил разъезжать беззащитной девушке по всей стране в одиночку!
– А она собиралась сделать именно это? – спросила мисс Уичвуд, не сумев скрыть нотки одобрения в голосе.
– Да, и если бы меня не разбудил лунный свет, упавший мне на лицо, я бы даже ничего не узнал об этом! – с горечью в голосе произнес Найниэн. – Я конечно же встал, чтобы закрыть поплотнее шторы, и именно поэтому заметил Люси. С портпледом в руке она направлялась по подъездной дороге к воротам. Лучше бы я ее не увидел, но раз уж увидел, что мне еще оставалось делать?
– Даже не могу себе представить! – призналась мисс Уичвуд.
– Я, естественно, должен был сначала одеться, а потом тихо выбраться из дому, пробраться на конюшню, и к тому времени, когда я запряг лошадь в бричку и заговорил зубы Соуэрби – Соуэрби – это наш конюх, он выполз среди ночи в одной ночной сорочке, чтобы выяснить, кто это там пытается увести лошадь и бричку! – Люси была уже на полдороге к Эймсбери. Я догадался, что она направится туда, потому что, естественно, предположил, что она попытается вернуться в Челтнем, а кроме того, я знал, что из Эймсбери ходит почтовый дилижанс до Мальборо, а Мальборо находится на дороге в Челтнем. Я думал, что это самый глупый план, но еще глупее была ее выдумка с Батом! Я пытался убедить ее оставить эту безумную затею, но это было совершенно бесполезно, и уже ничего не оставалось делать, как довезти ее до места.
Он закончил свою речь, как бы оправдываясь, и мисс Уичвуд окончательно утвердилась во мнении, что Люси, которая обладала куда более твердым характером, чем ее друг, просто уговорила Найниэна помочь ей, что он пусть неохотно, но все же сделал. И она посоветовала юноше откровенно рассказать своему отцу о тех чувствах, которые вызывает у него мысль о женитьбе на Люси.
– Поверьте мне, – сказала она, – он вряд ли будет возражать, особенно сейчас, после того как Люсилла дала ясно понять, каковы ее чувства! Я не удивлюсь, если он даже почувствует облегчение, узнав, что такая девушка не станет его невесткой.
Мисс Уичвуд запечатала письмо, протянула его молодому человеку и поднялась из-за стола со словами:
– Вот, пожалуйста! Надеюсь, что это письмо успокоит миссис Эмбер и, возможно, даже убедит ее – хотя она кажется мне весьма глупой женщиной – в том, что самым разумным сейчас было бы разрешить Люсилле погостить у меня в течение нескольких недель до тех пор, пока сама миссис Эмбер не придет в себя от пережитых волнений. Пойдемте теперь в гостиную. Лимбери сейчас принесет чай.
Она вышла из комнаты и уже подошла к дверям гостиной, как у входной двери раздался звонок. Поскольку она не ожидала посетителей, она решила, что это посыльный с каким-нибудь сообщением, и спокойно вошла в гостиную, но через несколько минут на пороге гостиной появился Лимбери и торжественно объявил:
– Милорд Бекнем, мэм, и мистер Гарри Бекнем!