Глава X
Саймон наводит порядок в своих владениях
Следующее, что сделал Саймон, — он сместил начальника стражи Николаса. В то же самое время он объявил, что Николаса сменяет Базиль Мордаунт. Так Саймон избавился почти от всех недовольных, потому что Базиль был покладистый и честный человек с открытой душой, и все его любили и уважали. Николас не смирился со своим смещением. Стоило ему оказаться на безопасном удалении от Саймона, как он тут же принимался громогласно высказывать недовольство своим положением и заявлял, что в упор не видит нового лорда-выскочку, но хотел бы вернуть свое место и удержать на своей стороне прежних подчиненных назло Саймону прямо у него под носом. Почти ни у кого он, однако, не находил поддержки и сочувствия, потому что стражники устали от его бахвальства и пустословия. Они молча выслушивали его, а когда он, выговорившись, удалялся, большей частью сходились на том, что лучше всего — отделаться совсем бы от Николаса. Но оттого, что многие еще побаивались его по старой памяти и не знали нрава своего нового лорда, часть людей еще не вышла вполне из-под влияния Николаса. Эти люди пока что ждали, откуда подует ветер. Кое-кто даже открыто заявлял, что остается на стороне Николаса, но это были лишь его совсем немногочисленные — раз-два и обчелся — друзья.
Николас наведывался и к людям Мориса Гаунтри с намерением взбунтовать их. Гаунтри не был его другом, но среди стражников Николас рассчитывал найти шесть-семь сообщников. Он отметил про себя их недовольство новым капитаном Уолтером Сантоем, который сразу же стал вводить строгую дисциплину. Николас лучше знал, чем привлечь этих людей и снискать их расположение.
— Морис Гаунтри будет искать моей дружбы, — не таясь, заявил он. — Если его сместят, он захочет быть заодно со мной. А уж мы с ним покажем этому выскочке!
— Говорят, Морис Гаунтри теперь занял пост Эдмунда, — уныло поведал Николасу кто-то из его друзей.
Николас расхохотался:
— Забавная новость! Как? Не Морис ли грозился, что этому новому лорду лучше не встречаться с ним на узкой дорожке, и изрыгал в его адрес проклятия? Не сомневаюсь, в Морисе я найду друга.
Увы! Планам Николаса не суждено было сбыться. Вскоре он повстречался во дворе замка с Морисом Гаунтри.
— Привет, Морис! — крикнул Николас без тени неприязни, существовавшей между ними. — Иди сюда, дорогой! Хочу кое-что сказать тебе.
Морис не подошел к Николасу, а остановился и ждал, пока Николас подойдет к нему.
— Мне приказано проследить за тем, чтобы вы оставили эти места в течение семи часов, — холодно сказал он Николасу. — И будьте добры — не задерживайтесь.
От такой новости Николас слегка побледнел, но старался казаться невозмутимым и засмеялся как ни в чем не бывало, словно услышал не более чем дружескую шутку.
— Да ну! Премилое известие, разрази меня гром. И от кого же это ты получаешь такие приказы, Морис Гаунтри?
Морис смерил Николаса жестким взглядом:
— От милорда Бьювэллета, любезный.
— Ого-го! От тебя ли я это слышу, мистер Гаунтри? Не ты ли еще вчера поносил его?
— С тех пор многое изменилось, Николас Конрад, и сегодня и искренне стыжусь того, что еще вчера говорил о милорде. Вы сегодня же должны покинуть его владения.
С этими словами Морис удалился. Николас успел заметить цепочку у него на шее, означавшую, что теперь Морис — маршал.
Вернувшись обратно к стражникам, Николас разыскал Базиля Мордаунта. Ярость Николаса не знала границ, однако никто его не поддержал. Люди уже поняли, что милорд слов на ветер не бросает. Кончилось тем, что через час Николаса выдворили за пределы Бьювэллета.
Через неделю за этим последовали странные и резкие перемены, взволновавшие Бьювэллет. Злоумышленникам были определены наказания, и все они испытали на себе крутой нрав Саймона. Стоило кому-то возмутиться, как он тут же чувствовал на себе железную хватку милорда, а новые чиновники барона слепо подчинялись ему. Неделя прошла в ропоте протеста и мелких вспышках недовольства, но на исходе недели люди признали Саймона своим господином. Правила были установлены с самого начала трудные и докучливые, но те, кто поумнее, быстро поняли их надежность. Саймона оценили как безжалостно-справедливого хозяина, и если даже его указания были порой слишком суровы, то по крайней мере он принимал в расчет интересы каждого из своих людей в отдельности. Кивком ли головы, парой ли слов, но Саймон всегда приветствовал всех, кто встречался ему на пути. Он не сторонился простых людей и держался среди них свободно, но без панибратства. Крестьяне опять взялись за свои дела и трудились, засучив рукава, потому что работа сулила им хорошие доходы. Уолтер Сантой получил указание обучать людей и заставлять их упражняться в своем деле, и хотя сначала людям пришлось несладко, все подчинялись и очень скоро даже загорелись некоторым энтузиазмом, потому что никто не знал, когда вдруг появится Саймон, чтобы, наблюдая из-под своих нависших бровей, точно и прямо оценить, кто чего стоит.
С возмущением было встречено распоряжение Саймона обучаться стрельбе из лука и соревноваться между собой в этом искусстве. Кое-кто из крестьян, кого заставили заниматься этим делом, во всеуслышание выражал свое недовольство и заявлял, что Саймон принуждает их разрываться на части. Но когда он сам принял участие в этих соревнованиях, недовольные перестали сетовать, восхищенные его умением. А когда он объявил, что стрелок, чья стрела улетит дальше, чем пущенная им самим, получит в награду небольшой земельный участок, началось нешуточное состязание, и крестьяне старались так рьяно, что вскоре среди них появились достойные соперники Саймону.
В замке все было тихо и спокойно. Хуберт отправился восвояси, горько сетуя на свою участь, и на его место заступил новый управляющий. Здесь текла сытая жизнь, а в свободное время хватало развлечений и славного эля да хереса. На удивление быстро люди Бьювэллета успокоились под властью нового лорда и были довольны.
Не прошло и месяца, как Монтлис отправился в путь, чтобы навестить Саймона. В один прекрасный день он без всякого предупреждения прибыл во владения Саймона и появился перед замком около 10 часов утра, сопровождаемый своим сыном и кузеном. Саймон в это время со своими людьми стрелял из лука по мишеням. Гаунтри, принявший гостей, послал за Саймоном Арнольда, его пажа.
Арнольд промчался через всю деревню в своей новой ливрее зеленых и красновато-коричневых тонов. К Саймону он подбежал в тот момент, когда тот выстрелил из лука.
Проследив за полетом стрелы, Саймон, не оборачиваясь, спросил пажа:
— Ну как, хорошо, Арнольд?
Это было загадочное свойство, которое немало удивляло и смущало людей Саймона. Кто бы и как бы бесшумно ни подкрался к нему, он всегда чувствовал, что сзади кто-то приближается, и ему не надо было оглядываться, чтобы узнать этого человека. Арнольд привык к этой особенности Саймона и оттого ничуть не удивился.
— Милорд, в замке гости! Милорд Монтлис, сэр Алан и милорд Гранмер. Мистер Гаунтри послал меня, чтобы я сообщил вам об этом и привел вас к гостям.
Саймон поднялся с колен.
— Иду, — сказал он.
Что-то сказав Сантою, он пошел с Арнольдом к замку. Арнольд хотел взять у него лук, но Саймон отрицательно покачал головой и улыбнулся.
— И далеко ты унесешь его, малыш?
Арнольд вытянулся во весь рост, и все равно оказалось, что лук в два раза выше, чем он.
— Я смогу его нести, милорд, честное слово!
— Не сомневаюсь в твоем усердии, — сказал Саймон, но лук мальчику не отдал.
Арнольд шел чуть позади Саймона, надувшись от обиды. Возможно, кому-то это и показалось бы странным в характере Саймона, но он очень любил детей. Его пажи наперебой оспаривали друг у друга честь служить своему обожаемому господину, и каждый из них бывал по-настоящему счастлив, увидев, что Саймон хотя бы только кивнул ему головой. А гордость самого маленького из них просто не знала границ, когда однажды Саймон поднял его и перенес через широкий ров на руках.
Тот малыш был сын Гаунтри, черноволосый кудрявый мальчуган восьми лет по имени Седрик. Своим столь высоким положением он был обязан собственному нахальству. Сначала он приставал к своему отцу, чтобы тот упросил Саймона взять его в пажи, но скоро понял, что отец не станет этого делать. Тогда он решил, что сделает это сам. И вот этот круглолицый бутуз с бойкими, веселыми глазами подкараулил как-то Саймона на выходе из замка.
Помня, как сам он не так уж давно пришел к Фалку, Саймон от просьбы Седрика буквально растаял. С согласия Гаунтри он взял Седрика к себе в пажи, и этот ребенок, казалось, глубоко тронул как будто бы бесстрастное сердце Саймона. Во всем Бьювэллете это было единственное существо, которое могло позволить себе открыто не подчиниться Саймону. Как-то раз Седрик на что-то рассердился до слез и вовсю раскапризничался, и Морис Гаунтри с секретарем Бернардом Талмэйном застыли от удивления, увидев, что Саймон посадил ребенка к себе на колени и уговаривает Седрика, чтобы тот успокоился.
И вот теперь Седрик оказался персоной, принявшей гостей Саймона и занимавшей их приятной и серьезной беседой.
— Кто ты, мой юный мальчик-с-пальчик? — спросил Седрика Фалк.
— Я паж милорда, — степенно ответил Седрик. — Я сам пошел к нему служить.
Фалк разразился громовым хохотом.
— О, совсем, как в свое время Саймон! — воскликнул он. — И как тебе это удалось, скажи на милость?
— Я сам сказал милорду, что хочу быть у него пажем. И вот я паж. Милорд зовет меня «малыш».
Алан улыбался, ласково прижимая к себе ребенка.
— Что-то непохоже такое на Саймона, — заметил он. — Ты любишь милорда?
— Да, сильно люблю, как своего папу.
Седрик помолчал, чтобы слушатели могли сполна оценить всю важность того, что он еще собирался им сказать.
— Я сидел у милорда на коленях, — гордо и чуть ли не торжественно сообщил он гостям.
— Пресвятая Матерь Божья! — сказал Фалк. — Что это нашло на нашего Саймона?
В этот момент вошел Саймон, и Седрик, выскользнув из рук Алана, вприпрыжку устремился к нему.
— Милорд, я принял гостей, и мой отец со мной, я предложил гостям кресла, но я не выполнил вашего приказания, — хихикнул озорник.
Саймон отдал Седрику свои стрелы.
— Отнеси их на место, маленький негодник, — сказал Саймон, — и смотри не вздумай ими играться!
Последним словам Саймона пришлось догонять убегающего рысцой Седрика. Затем Саймон подошел к Фалку и взял его руку в свою.
— Милорд, вы здесь более чем желанный гость, и вы, лорд Гранмер. Привет, Алан!
— Никогда и нигде не видел таких разительных перемен! — заверил Саймона Фалк. — Мы приехали повидаться с тобой и заодно взглянуть, как ты продвинулся в своих делах. И надо же — порядок, как в монастыре! Повсюду кипит работа, в то время как в твоем доме тихо и спокойно, как в могиле. Как тебе это удалось?
— Это было не так уж трудно, я нанес удар в голову беспорядка, избавился от его зачинщиков. Как дела в Монтлисе?
— Нам не хватает твоей твердой руки, — поморщился Фалк. — Но Алан делает, что может. Клянусь Богом, как подумаю, что какой-то месяц назад здесь болтались одни только пьяные бездельники и плуты и все было в запустении, а теперь такие вот перемены — глазам не верю.
— А я не удивлен, — возразил Гранмер. — Узнав тебя, я был уверен, что через месяц ты добьешься своего. А что это за бутуз — твой очаровательный паж?
Саймон улыбнулся:
— Это сынок моего маршала.
— И ты этого постреленка сажаешь, говорят, к себе на колени, — съехидничал Алан.
— Уже рассказал. Было раз. Он раскричался, когда я отругал его за что-то.
— Саймон, — прервал их Фалк, — прошу тебя, развяжи, наконец, язык, расскажи мне подробно про свои здешние дела и перемены.
— Непременно, сэр. Но если вы хотите услышать все как было, соблаговолите удалиться на время, пока мои слуги приготовят все необходимое к обеду.
— Да, конечно, так мы и сделаем, — кивнул Фалк, вставая с кресла. — Алан пусть останется с тобой, если позволишь.
Алан дружески взял Саймона за руку:
— Я останусь, нравится это тебе или нет.
— Ну конечно, оставайся! — сказал Саймон и увлек Алана за собою к выходу из зала.
Они вернулись как раз к обеду, и тут Саймон представил гостям своего управляющего, начальника стражи и всех остальных офицеров и служащих. Из-за стола встали почти через три чвса, и Фалк сразу же отвел Саймона в сторонку для доверительного разговора.
— Саймон, дорогой, ты теперь совсем уже мужчина, — начал он издалека. — Хочу высказать тебе одну, мне кажется, хорошую мысль.
— Да, милорд?
Фалк слегка хлопнул Саймона по плечу.
— Послушай, дружище, имению необходима хозяйка, да и наследник! У меня есть идея выдать за тебя мою дочь Элен, хоть и и намеревался раньше выдать ее за сына Джона Балфри. Что скажешь на это?
Саймон плотно сжал губы, задумался.
— Сэр, я скажу, что благодарен вам за оказанную мне честь, но было бы лучше отдать вашу дочь Элен за Роберта Балфри, — ответил он.
— Она не нравится тебе? — Фалк, казалось, не верит Саймону. — Подумай, глупый мой мальчик, — она хороша собой, добра, да и приданое у нее немалое.
— Да, сэр, но она не любит меня, а я не чувствую любви к ней.
Фалк, похоже, был несколько обижен.
— Может, ты присмотрел себе невесту получше?
— Нет. Я нигде не ищу себе невесты. Я не люблю ни одну женщину и думаю, что останусь холостяком.
— Но это глупо, мой милый! — недоумевал Фалк, готовый уже, впрочем, смириться с неподатливостью Саймона. — Хорошая умная жена — это не так мало!
— Возможно. Не знаю, — сухо сказал Саймон. — Я не поклонник ни добрых, ни благоразумных женщин.
— Но Саймон! Ты ведь любишь детей!
— Люблю? — как бы самого себя спросил Саймон, казавшийся несколько озадаченным. — Н-не знаю…
— Да любишь, чего уж там! Ну, взять хотя бы твоего паж мальчонку!
— Седрика? Да, я забочусь о нем, но чтобы у меня был такой сын?.. Не знаю… Нет, пожалуй…
— Ах, Саймон, Саймон, ты уходишь от сути дела. Пока я нахожусь у тебя, мне попалось на глаза этой малышни — твои пажей — гораздо больше, чем тебе их надо. Зачем их столько у тебя?
— Они… они нужны, от них есть… польза, — скорее промямлил, чем ответил Саймон. — Они передают мои поручения…
— И сколько же их у тебя? — допытывался Фалк.
— Шестеро, — сказал Саймон, которому этот разговор начинал досаждать.
— А на что одному человеку целых шестеро пажей? — стоял на своем Фалк.
— Я… я нахожу им дело.
— Полно! — усмехнулся Фалк. — Просто тебе нравится, что эта милая мелюзга вьется вокруг тебя.
— Нет, когда они надоедают, я отсылаю их от себя…
— Саймон, меня не обманешь. Любишь ты детей и для тебя же лучше заиметь своих собственных.
— Нет, — чуть ли не огрызнулся Саймон.
— А я говорю — да!
— Милорд, вы напрасно пытаетесь уговорить меня. Я не собираюсь жениться.
Фалк еще по инерции что-то недовольно ворчал, но он слишком хорошо знал Саймона и больше ни на чем не настаивал.
— Ладно, будь по-твоему. Но придет время, и ты признаешь, что я был прав и мужчина должен ввести в свой дом жену.
— Если такой день настанет, я сам скажу вам об этом, — пообещал Саймон.
* * *
Алан остался в Бьювэллете на неделю, и Саймон был рад этому. Чтобы развлечь Алана, он устроил охоту и нанял труппу комедиантов из соседнего городка. Алан, однако, был вполне доволен своим досугом и без этих забав, а чтобы доставить Саймону удовольствие, участвовал вместе с ним в соревнованиях стрелков из лука. Когда они возвращались с этих утомительных соревнований, Алан украдкой с любопытством поглядывал на Саймона. Саймон знал об этом, даже не видя Алана.
— Ну? — спросил он. — Слушаю тебя.
— Как тебе удалось расположить к себе этих людей?
— Удалось? Некоторые из них меня терпеть не могут.
— Но большинство, по-моему, в тебе души не чают. Что такого они нашли в тебе? Что находит в тебе каждый из нас? Ты суров, холоден и никого не любишь.
— Алан, если тебе так нравится болтать о любви, отправляйся к дамам своего сердца. Я в этом не разбираюсь.
— И за что твои люди любят тебя? — не отставал Алан.
— Не знаю. Наверное, за то, что я подчинил их своей воле.
— Возможно. Но отчего дети так льнут к тебе?
— Оттого, что я уделяю им хоть немного внимания.
— Нет, не в этом дело. По правде говоря, Саймон, я давно знаю тебя и до сих пор совсем не знаю. За твоей холодностью скрывается что-то такое, о чем я и не догадываюсь.
— Наверное, это голод, — ответил Саймон, шуткой кончая разговор.
* * *
Когда Алан вернулся в Монтлис, Саймон приступил к формированию своего войска и отряда лучников. Дело пошло столь успешно, что через шесть месяцев у него уже была весьма боеспособная армия, состоящая из крестьянских сыновей и небольшого числа наемников. Уолтер Сантой превосходно проявил себя на посту капитана, благодаря чему Саймону удалось высвободить часть своего времени, чтобы уделить внимание возделыванию земель. С Морисом Гаунтри у него установилось полное взаимопонимание, и Морис готов был идти в огонь и в воду за своего лорда.
Вот так — в мирных трудах и заботах встретили они Новый год. Потом, когда Саймон начал осматриваться в поисках новых дел и улучшений, с визитом к нему одним дождливым утром явился его отец Джеффри Мэлвэллет.
Как только Саймону доложили о появлении гостя, он поспешно вышел встретить его и преклонил перед отцом колени:
— Милорд, вы оказываете мне большую честь.
Джеффри Мэлвэллет поднял Саймона с колен.
— Мне было нелегко решиться приехать к тебе, Саймон, но сегодня у меня есть оправдание этому визиту, который ты сочтешь, быть может, назойливым.
— Нет, сэр, мне оказана честь, — ответил Саймон, вводя отца в свои покои.
Мэлвэллет осматривался вокруг.
— Вот и у тебя есть свои владения благодаря твоим собственным заслугам.
— Но я сказал в свое время, что все это у меня будет, — ответил Саймон и отправил пажа передать распоряжение, чтобы подали эль. — Чем могу вам служить, сэр?
— Я привез тебе письмо от твоего брата, — ответил Мэлвэллет, — прочтешь?
— От Джеффри? Да, конечно, с радостью. Не угодно ли вам сесть, сэр?
Мэлвэллет сел в кресло, стоявшее возле окна, и наблюдал оттуда, как Саймон распечатывает письмо Джеффри-младшего.
«Саймону, лорду Бьювэллету.
Мой дорогой и единственный горячо любимый брат! От всей души приветствую тебя и шлю тебе это письмо с выражением радости и поздравлениями в связи с новым счастливым поворотом в твоей судьбе. Я знаю, что у тебя за владения, и рад за тебя, потому что они мне очень нравятся. Пусть тебе сопутствует та огромная удача, которой ты заслуживаешь!
Брат, я пишу тебе, чтобы убедить тебя, что ты должен прибыть сюда со всеми своими силами, какие только можешь собрать, на соединение с войском принца. Предстоит подавить мятеж самого непокорного бунтовщика Оуэна Глендовера, чьи сторонники кишат в этих злополучных местах. Вопреки оптимистическим заявлениям Совета Его Величества, сделанным в августе и гласившим, что в распоряжении Его Величества достаточно людей и провианта, чтобы смело выступить против мятежников, почти никто не выставил никаких сил, и в тот день, когда я пишу тебе, численность нашего войска ненамного превышает 100 человек, вооруженных мечами и копьями, и 240 лучников. Теперь, когда ты сам себе хозяин, захочешь ли ты снова прийти сражаться на моей стороне, как ты когда-то обещал? Здесь, в Уэльсе, положение очень серьезное, и ты должен знать, что в декабре прошлого года пал Кардифф, а также Харлеч и Ллампадарн, наши крепости, на которые мы возлагали самые большие надежды. Необходимо упредить мятежника Оуэна, который раньше ничем не блистал, не дать ему собраться с силами, и — если мы действительно хотим победить его — нам надо выступить против него, как только наступит весна. А весной, если ты придешь, мой брат, я могу обещать тебе баталию не хуже, чем под Шрюсбери, где ты так славно показал себя.
Шлю тебе свои наилучшие пожелания.
Джеффри Мэлвэллет
Писано в Шрюсбери».
Саймон медленно сложил лист пергамента.
— Ты выступишь? — спросил Мэлвэллет-старший.
Саймон задумчиво смотрел в окно на мирные поля. Потом устремил взгляд на отца и улыбнулся.
— Скорее всего — да, милорд, — сказал он.
* * *
На следующий день Саймон верхом отправился в Монтлис обсудить свое решение с Фалком. К великому удивлению милорда Алан сразу же пришел в неистовый восторг.
— Если ты пойдешь, Саймон, то и я тоже! — воскликнул он. — Я слишком долго нежился в четырех стенах. Сам поведу наших людей в Уэльс, я тоже хочу попытать счастья в битве!
— Немного в ней радости, скажу я тебе, — насмешливо заметил Фалк, когда сын его слегка успокоился.
Алан резко повернулся к нему:
— Если вы скажете мне «нет», милорд, я пойду с войском Саймона. Один!
— Не горячись, — хмыкнул Фалк. — Если тебе так хочется — иди. Когда думаешь выступить, Саймон?
— В следующем месяце, милорд, ближе к концу, так что в Уэльс я приду в марте.
— А свои земли оставишь без хозяйского глаза?
— Нет, Морис Гаунтри будет главным в мое отсутствие.
— Как уже был, когда не стало Барминстера? — с грубоватым сарказмом спросил Фалк.
— Я не Барминстер, — ответил Саймон.
