Это определенно был ад. Двигаясь по длинному тупику, мы миновали несколько зловещего вида черных металлических дверей, ничем не отличавшихся от двери нашей камеры. Меня интересовало, сколько всего людей содержится в этой тюрьме и есть ли среди них американцы. Большинство охранников говорили по-английски, и это наводило на мысль, что американцы здесь все-таки есть.

Последняя дверь была единственной, не имевшей засовов и замка. Перед ней стоял старый офисный стул, сиденье которого, казалось, прогнило насквозь.

— Заходи, — пролаял охранник. — Не тяни время, детектив. А то ползешь, как баба на сносях…

Я наклонился, чтобы отодвинуть стоявший у меня на пути стул, но охранник опередил меня, поднял стул с пола и всунул мне в руки. Тем лучше. Надо же мне во время допроса на чем-то сидеть, тем более стоять на своих двоих мне совершенно не улыбалось, поскольку я чувствовал себя не лучшим образом.

Когда я вошел в помещение, оставшийся в коридоре охранник захлопнул за мной дверь, а потом, судя по звуку шагов, удалился.

Комната, куда я попал, очень напоминала камеру содержания заключенных, но была вдвое меньше и совершенно пустой. Каменные стены и бетонный пол покрывала краска неопределенного темного цвета. Зловонная дыра в полу, исполнявшая в камере функции общественного туалета, отсутствовала, хотя пахло здесь столь же мерзко. Из этого я сделал вывод, что когда-то все это помещение использовали как отхожее место.

Я повернулся и посмотрел на черную металлическую дверь. Поскольку замка в ней не было, я мог бы выйти и попытаться выбраться из этого кошмарного места. Глупая мысль, конечно, но еще глупее, на мой взгляд, сидеть в пустой комнате и ждать, когда сюда придут какие-то люди и совершат по отношению ко мне некий насильственный акт. Например, изобьют до полусмерти.

Возможно, ничего подобного и не произойдет, но я же не уверен в этом.

Начав подниматься со стула, я услышал в коридоре шаги и снова опустился на дырявое сиденье. Дверь распахнулась, и в комнату вошли два полицейских офицера в черной униформе — синюю носили охранники. При виде двух здоровенных типов в черных мундирах у меня сдавило спазмом желудок, и я счел это плохим предзнаменованием.

Жесткое, презрительное выражение лиц офицеров лишь укрепило мои дурные предчувствия.

— Кросс? — спросил один из них.

— Мне бы воды, — пробормотал я, вместо того чтобы ответить на вопрос. Я так хотел пить, что готов был отдать все за стакан воды. Не говоря уже о том, что с пересохшим горлом я едва озвучивал свои мысли.

Один из офицеров, в зеркальных солнцезащитных очках, посмотрел на своего могучего приятеля. Тот едва заметно покачал головой, что означало «нет».

— В чем меня обвиняют? — хрипло спросил я.

— Глупый вопрос, — ответил «зеркальные очки».

Второй офицер подошел ко мне и, словно в подтверждение его слов, врезал кулаком в живот. Удар был настолько силен, что сбил у меня дыхание и с такой легкостью сбросил со стула на пол, как если бы я был пустым соломенным кулем.

— Подними его! — сказал старший «зеркальным очкам».

«Зеркальные очки» схватил меня за шиворот, вздернул как перышко вверх, вновь придав мне вертикальное положение, после чего снова усадил на стул, сопроводив последнее движение новым, еще более увесистым ударом в солнечное сплетение. При этом он заботливо придерживал меня за плечи. Во-первых, чтобы я опять не упал со стула, а во-вторых, чтобы мой истерзанный организм по-настоящему оценил силу прямого физического воздействия. Меня тут же вырвало, чему я немало удивился, поскольку в моем желудке явно ничего не было.

— У меня есть деньги, — прохрипел я, вспомнив об успешном опыте с дачей взятки должностному лицу во время прохождения иммиграционного контроля в аэропорте.

Старший коп, высокий, как библейский Самсон, и с огромным колышущимся брюхом, как у печально известного Иди Амина, грозно посмотрел на меня сверху вниз, будто с вершины холма.

— Что ж, сейчас узнаем, сколько баксов тебе удалось припрятать.

— Здесь у меня ничего нет, — быстро проговорил я. Флаэрти, мой контакт из ЦРУ, обещал открыть на мое имя счет в банке Лагоса, до которого, впрочем, мне в настоящее время было как до луны. — Но я могу съездить в город и…

Старший коп саданул меня локтем в рот, после чего на меня градом посыпались удары, и я стал задыхаться.

Жестом попросив «зеркальные очки» отойти в сторону, гигант ловко махнул ногой и заехал мне тяжелым ботинком прямо в грудь. Я почувствовал себя так, как если бы на меня рухнула скала и придавила к земле, и утратил способность дышать.

Я скорее услышал, чем увидел, как копы вышли из комнаты, оставив меня на цементном полу.

Вот, значит, как у них делаются дела. С тобой не разговаривают, вопросов не задают, требований не выдвигают, а просто бьют до полусмерти в свое удовольствие. Но чего ради? Какой прок в этом тупом и бессмысленном насилии?

Или они хотят выбить из человека всякую надежду на возвращение в нормальный мир… Может, в этом все дело?