В ту ночь я не спал и не отходил, чтобы не мешать сестрам делать все необходимое. Я говорил с Наной. Сначала о том, как мы ее любим и пытаемся помочь. Описывал палату и что в ней происходит.

Но вскоре до меня дошло, что Нане всегда была нужна только правда. Тогда я рассказал ей, как прошел мой день. Именно так мы и прежде разговаривали, не помышляя о том, что нашим разговорам придет конец.

— Сегодня мне пришлось убить одного человека, — признался я.

Казалось бы, обо всем следовало сказать подробнее, однако я умолк, полагая, что именно в этот момент Нана придет в себя.

И в известном смысле это состоялось: мне вспомнилось, как однажды я сделал подобное признание.

— У него была семья, Алекс?

Нана спросила меня об этом прежде всего. Мне было тогда двадцать восемь. Речь шла о вооруженном грабеже в маленьком продуктовом магазинчике на юго-востоке. Когда это случилось, я направлялся домой. Человека того звали Эдди Клеммонс, я запомнил его имя. Тогда в меня стреляли впервые, и я впервые выстрелил, обороняясь.

— Да, — сказал я Нане, — у него была семья. Жена, с которой он не жил, и двое детей.

Я хорошо помню, как стоял в переднем холле на Пятой авеню, еще не сняв пальто. Когда я вошел, Нана несла корзину выстиранного белья, и дело кончилось тем, что мы, сидя на ступеньках лестницы, складывали вещи и говорили о стрельбе. Сначала меня удивило, что она продолжала протягивать мне вещи, чтобы я сложил их. Но потом я сообразил, что моя жизнь войдет в нормальное русло.

«С тобой все будет хорошо, — сказала тогда Нана. — Возможно, не так, как раньше, просто хорошо. Ты ведь полицейский».

Конечно, она была права. Может, именно поэтому мне так хотелось повторить тот разговор, а главное, чтобы Нана произнесла: «Все будет хорошо».

Я поцеловал ее руку и прижал к щеке — все, что угодно, только быть ближе.

— Все будет хорошо, Нана, — сказал я.

Но я не знал, правда ли это и кому я пытаюсь соврать.