— Вы, должно быть, полицейский, потому что совсем не похожи на покупателя, — обратилась ко мне молодая женщина, когда я выходил из магазина «Поло».

«Это же Кэти Кэлвин, неустрашимый полицейский репортер из «Таймс», которая всех раздражает».

Говорить с ней сейчас я не хотел. Помимо всех стоявших передо мной проблем, меня по-прежнему злило, что она демонстративно не поддержала меня при осаде собора Святого Патрика.

Но я улыбнулся и подошел к барьеру, за которым она стояла. Я вспомнил, что врагов, которых мы не можем убить, нужно ласкать, и обман — это искусство войны. Спасибо Богу за классическое образование, полученное у иезуитов в колледже Реджис-Хай. Чтобы пережить встречу с этой дамой, нужно вспомнить Макиавелли и Сунь-Цзы.

— Почему наши встречи всегда проходят по разные стороны полицейских барьеров и ограждающей место преступления ленты? — спросила она с широкой, бодрой улыбкой.

— Кэти, насколько я понимаю, чем крепче забор, тем лучше соседи. С удовольствием поговорил бы с тобой, но, право, очень занят.

— Да брось ты, Майк. Может, сделаешь хотя бы краткое заявление? — сказала она, включая цифровой магнитофон, и пристально на меня посмотрела. Я впервые заметил, что глаза у нее зеленые — яркие и несколько игривые. И улыбалась она хорошо. О чем это она? Ах да, ей нужно заявление.

Я постарался быть настолько неопределенным и кратким, насколько возможно. Сообщил, что продавец застрелен, и мы скрываем его фамилию до оповещения семьи.

— Ты как всегда кладезь сведений, детектив Беннетт. А как насчет стрельбы в клубе «Двадцать одно»? Эти убийства взаимосвязаны?

— Мы пока не можем строить гипотез.

— Что это, собственно, означает? Шеф Макгиннесс не допускает тебя к последнему?

— Без комментариев.

— Конечно, — ответила Кэти, выключив магнитофон, когда я наклонился и прошептал:

— Ответа не будет.

Когда она снова включала магнитофон, ее изумрудные глаза выглядели не так игриво:

— Давай поговорим о вчерашней ночи в Гарлеме. Свидетели говорят, полицейский снайпер застрелил безоружного. Ты находился рядом с жертвой. Что видел?

Я привык к агрессивным репортерам, но тут попытался вспомнить, где оставил свой перцовый аэрозоль.

— Кэти, мне бы очень хотелось мысленно вновь пережить этот случай, особенно с тобой, — сказал я. — Но, как видишь, я занят расследованием, так что извини.

— Почему бы нам не поговорить за обедом? Я угощаю. Магнитофон будет выключен.

Я щелкнул пальцами.

— Разве ты не знаешь? Я уже сделал заказ в клубе «Двадцать одно».

— Очень странно, — помрачнела она и пожала плечами. — Ну что ж. Девушке надо стараться. Может, не стоит воодушевлять тебя, но я могу представить и худшие встречи за обедом. Если когда-нибудь захочешь поместить частное объявление в газете, я помогу тебе его составить. Высокий, хорошо сложенный, густые каштановые волосы, определенно привлекательный.

Меня поразило ее мнение обо мне. Может, Кэти просто льстила, чтобы получить больше сведений, но, казалось, она говорила серьезно.

— Таких планов у меня нет, — сказал я. — Но спасибо.

— И та реплика, что ты не похож на покупателя в магазине «Поло», — удар ниже пояса. На самом деле одеваешься ты замечательно.

Рука моя невольно поднялась поправить галстук. Черт, неужели я действительно ей нравлюсь? Или глупо даже думать об этом? Кэти была очень хороша, и в этой одежде — короткой тесной черной юбке, еще более тесной блузке и лаковых туфлях — выглядела чрезвычайно соблазнительно. Если забыть, что она стерва на роликовых коньках.

«А может, не такая уж и стерва? — подумал я. — Может, упорная профессионалка, бесцеремонно флиртующая, чтобы сделать свою работу, а я безнадежный старый ворчун, понимающий все неверно?»

Я попятился, будто смущенный школьник. Она наблюдала за мной, держа руки на бедрах и чуть склонив набок голову, словно бросала мне вызов на дуэль и ждала реакции.

— Не бери в голову, Кэти, — сказал я, — но я тоже могу представить худшие встречи за обедом.