Десять минут спустя мы стояли на морозце, разглядывая великолепный собор. Когда мы вышли на улицу, Оукли связался со снайперами по рации и приказал им взять на прицел бесценные окна капеллы Девы Марии.

В сером свете дня сводчатый вход и окна на втором этаже погрузились в тень. Фасад собора напоминал огромное лицо: широко раскрытые темные глаза и большой рот, разверстый в гневном крике.

Я резко остановился и чуть не схватился за «глок», когда зазвонили колокола. Сначала мне показалось, что это очередные шуточки похитителей, но потом я посмотрел на часы. Был ровно полдень.

Колокола, видимо, были подключены к таймеру. Сейчас они играли «Ангелус», созывая суетливых манхэттенских грешников на молитву, какую — я не помнил. Но даже если этому призыву никто не внял, по крайней мере звон на время заглушил гомон полицейских, журналистов и зевак.

Долгие громкие ноты тревожно носились в воздухе, отражаясь от металла, камня и стекла окружавших собор небоскребов.

Я окинул взглядом толпу, и тут мне в голову пришла идея.

Смотритель Нарди не успел далеко уйти — он разговаривал с какой-то девушкой у баррикады на Пятидесятой. Я подбежал к нему и вмешался в разговор:

— Мистер Нарди, где находятся колокола?

Прежде чем ответить, он пристально изучил меня и состроил кислую мину:

— В северном шпиле.

Я оглядел высоченный резной каменный конус. Где-то в тридцати метрах над землей я заметил на его поверхности какие-то зеленые дощечки — может быть, это медные ставни?

— К колоколам можно подобраться изнутри? — снова спросил я Нарди. Тот кивнул:

— Наверх ведет старая деревянная лестница, она осталась еще с тех времен, когда в колокола звонили вручную.

Затея была рискованная, но если бы мы могли как-то забраться туда и втихаря открыть ставни, то у нас появился бы проход внутрь.

— А северный шпиль просматривается изнутри церкви?

— Зачем вам это? — вмешалась женщина, с которой до этого разговаривал Нарди. — Вы его тоже хотите взорвать, детектив?..