Ужин откровений
– Еще мяса?
– Спасибо, Лорен, все очень вкусно.
– Обычно я добавляю к фрикасе немного базилика с майораном, но, оказывается, все специи у меня кончились, а идти покупать нет никаких сил. Сегодня я чувствую себя совершенно разбитой.
Ужин больше походил на поминки – по старику Жосье, по Шарлотте, по несбывшимся надеждам. Лорен выглядела бледной и разом постаревшей: волосы свисали тусклыми прядями, морщинки на лице обозначились резче, глаза запали. Она смотрела на меня, как утопающий смотрит на проплывающее мимо бревно, нервно вздрагивая при каждом моем движении. Больше всего она боялась, что вот сейчас я встану, поблагодарю за дивный ужин и уйду – в город или просто в свою комнату.
– Еще вина? Помянем беднягу Дидье. Он был неплохим человеком, господи, помилуй его душу.
Мы выпили вина. В глазах Лорен заблестели слезы.
– Какая жизнь, Ален! Почему у меня все так? Сколько помню, вечно была одна. Отец с матерью всегда больше любили Поля – отца Сони. Он и вправду был славный, очень добрый и веселый; окончил университет, стал важным человеком, ездил по миру. А я после школы работала по дому, помогала матери. Отец к тому времени уже умер, у него было больное сердце, Поль в него пошел, тоже рано преставился. И вот я всю жизнь ничего, кроме этих стен, не видела. Уборка по дому, стирка, готовка еды, работа в саду. Другие девушки уезжали учиться в Женеву, устраивались на работу, знакомились с парнями, выходили замуж. А я только слушала матушкины рассказы о том, как они с отцом познакомились и полюбили друг друга. Так и осталась никому не нужной старой девой.
Этого следовало ожидать: в мае погибла Шарлотта, теперь – смерть Жосье, да еще эта история с Ольгой – для несчастной женщины груз оказался непосильным. Логично, что ей захотелось выговориться. Я только бросил взгляд на пачку сигарет, оставленную Соней на столе, как Лорен тут же кивнула – кури, Ален, делай что хочешь, только не уходи, слушай! Что мне оставалось? Я и слушал, старательно отводя глаза в сторону, чтобы не видеть, как по лицу бедняжки текут слезы.
– Когда матери не стало, у меня как будто глаза открылись. Конечно, я ее очень любила и много плакала после ее смерти, но в то же время чувствовала, что, наконец, обрела свободу. И вот однажды у меня заболел зуб…
Она шмыгнула носом и вдруг так мечтательно улыбнулась – на несколько мгновений, клянусь, бедная Лорен перенеслась в то далекое время своей молодости: вокруг не было привычной обстановки тихой скучной кухни, напротив нее не сидел Петров с Петровки, но шумел и бурлил дивный город Женева, а сердце учащенно и радостно билось в предчувствии чуда…
Короткая вспышка памяти прошла, и Лорен продолжила рассказ со слабой тенью той счастливой улыбки:
– Разумеется, я могла сходить к дантисту и в Версуа, но мне захотелось путешествия, впечатлений, и я отправилась в Женеву. Тебе не понять, что я пережила в тот день! Этого никто не поймет. Город показался мне огромным и празднично-волшебным, я словно попала в другой мир. Конкретного адреса какого-нибудь дантиста у меня не было, и я полдня просто бродила по городу, как сумасшедшая. Присела отдохнуть на скамейке в сквере и тут увидела в одном из распахнутых окон дома напротив мужчину в белом халате, который склонился над клиентом в кресле. Это и был Дидье.
Лорен утерла ладонью слезу, решительно тряхнула головой и, разлив вино, подняла свой бокал, кивнув мне: «Удачи нам!»
– Я влюбилась первый раз в жизни. Долго наблюдала за ним через окно – как он уверенно движется, что-то говорит клиенту, улыбается. У него было такое доброе, светлое лицо. В тот же день я попала к нему на прием, и он окончательно меня очаровал. Я приехала вечером домой усталая, но совершенно счастливая. Первый раз в жизни я была счастлива, смеялась и плакала одновременно, а когда уснула, видела во сне его – голубоглазого и улыбчивого доктора Дидье Жосье из Женевы, свою первую и единственную любовь.
Ранние сумерки, открытое в сад окно, через которое можно было видеть, как соседи справа устроили в своем саду пикник с барбекю. Отец семейства – высокий блондин в белом фартуке, с огромным ножом в руках, – стоя перед мангалом, занимался мясом, его симпатичная жена деловито сновала в дом и обратно, а дети носились вокруг них, визжа, как оглашенные. Лорен словно ничего этого не замечала, вновь вернувшись в прошлое, улыбаясь с ноткой отрешенности, будто смотрела старый добрый фильм с собою в главной роли.
Я налил нам вина по новой и закурил очередную сигарету. Господи, прости меня, и за все сразу.
– Несколько дней я переживала свою любовь. Помню, как раз тогда Поль позвонил из Москвы – он в то время работал в посольстве – и сообщил мне, что Соня заболела ветрянкой, и они не смогут приехать в Женеву в начале лета, как собирались. Соне исполнилось десять лет, это была очаровательная, веселая девочка, и известие о ее болезни очень меня опечалило. И тут же, в одно мгновенье, я вдруг поняла, что хочу собственного ребенка, собственную дочку! Несколько дней ходила как в лихорадке; в магазинах, на улице отвечала людям невпопад. Потом, наконец, решилась. Поехала в Женеву, сняла номер в отеле, дождалась конца рабочего дня и пришла к Дидье на прием. Он меня узнал, улыбнулся, и это окончательно меня окрылило. Все шло так, как я себе и представляла: романтическая прогулка, вино в номере отеля… Он первым меня поцеловал! А потом… Надеюсь, ты простишь старуху за бесстыдство? Я была девственницей, и когда Жосье это обнаружил, то моментально потерял голову и едва не убежал, как трусливый заяц. В одно мгновение вся моя восторженная любовь превратилась лишь в отвращение и брезгливость. И все-таки я заставила его сделать мне ребенка! В конце концов, ведь только этого я и хотела…
Несколько минут она сидела, застыв, как изваяние скорби.
– Лорен, вам плохо? Может быть, сварить кофе?
Она мотнула головой, утерла глаза и решительно поднялась:
– Все хорошо. Я сама сварю нам кофе.
Ее сильные руки действовали быстро и уверенно.
– Я была самая счастливая женщина, Ален, когда у меня родилась Шарлотта – такая чудная рыжая девочка!
Лорен на несколько секунд умолкла, пока работала кофемолка, но едва зерна были помолоты, как рассказ-исповедь продолжился:
– Мы с дочкой замечательно жили. Родители оставили мне неплохую ренту, да и Поль помогал. Шарлотта росла умной, серьезной девочкой и, что интересно, никогда не спрашивала, где ее отец. Я сама как-то сообщила, что ее папа был врачом родом из Берна и что он уже умер… А потом появился Жосье – старый, уродливый призрак из прошлого. Я так и не смогла забыть выражение испуга, даже трусости на его лице в ту ночь. И вот он, важный врач из Женевы, у которого было все – прекрасная работа, дом, семья, – все разом потерял и явился в Версуа, чтобы забрать у меня единственное сокровище – мою дочь. Разве это было справедливо?
Она, нахмурившись своим воспоминаниям, смотрела, как поднимается шапка кофейной пены в турке.
– Но все проходит, все. Я потеряла дочь, и бедняга Дидье умер. Теперь я могу его простить.
Кофе был готов. Привычным движением Лорен разлила его по чашкам, вновь уселась за стол напротив меня и впервые посмотрела прямо в глаза.
– И вот я спрашиваю себя: почему я всю жизнь так одинока? Дочь умерла. Появилась Ольга – девочка, так похожая на мою Шарлотту! Я готова была ради нее на все, я полюбила ее с первого взгляда, я едва не умерла, когда она пропала, каждую ночь молила бога, чтобы он уберег ее от смерти! И что в ответ? Она позвонила и не сказала мне даже пары слов. Почему так?
Боже мой, видели бы вы, что это был за отчаянный взгляд! Мне от души стало жаль бедную женщину. Немедленно захотелось сказать что-то оптимистическое и жизнеутверждающее, как-то успокоить. Но чем я мог ободрить несчастную Лорен-одиночку?
– Лорен…
В ее глазах немедленно вскипели слезы отчаяния, она отвернулась и замахала на меня руками:
– Не надо, не надо, Ален. Я знаю, что ты добрый мальчик, но мне ничем помочь не можешь. И потом, тебе ведь и самому не сладко. Я же вижу, ты влюблен в Соню, а она – с комиссаром. Ведь так?
Пришел мой черед отводить глаза:
– У нас была с ней история, но давно, еще когда мы учились. Сейчас мы, скорее, добрые приятели.
Лорен улыбнулась сквозь слезы, лукаво погрозив пальцем:
– Так и поверила! Когда я сказала, что этот вечер Соня проведет с комиссаром, у тебя сделалось такое несчастное лицо, что у меня кошки заскребли на душе. Я ведь не слепая, Ален. Расскажи мне всю вашу историю, я-то никому ни за что не проболтаюсь. Как вы познакомились?
Наверное, вино сделало меня сентиментальным и сопливым, а может, виной всему – этот день скорби и разочарований, но я вдохновенно поведал всю нашу с Соней love story от начала и до конца. Лорен умиленно вздыхала, качала головой, охала и время от времени твердой рукой подливала в наши бокалы вина. В конце концов, мы так наклюкались, что расстались закадычнейшими в мире друзьями. Маленький штрих: я даже попытался научить Лорен петь русскую народную песню «Эх, дубинушка, ухнем!». Можете смеяться, я не обижусь.
Между прочим, в этот вечер Соня с комиссаром рассекали на яхте гладь Женевского озера.
