Вы никогда не замечали: то, что имело значение для вас совсем недавно, становясь неважным, претворялось в жизнь. Когда вы страстно хотели автомобиль, вам были доступны только велосипеды. Но стоило забыть о машине и увлечься выращиванием цветов – как былая мечта вдруг обретала реальность. Да, он был именно таким, каким вы рисовали его в своем воображении когда-то: красный, или голубой с открытым верхом, или, нет, с удобными креслами и просторным салоном.

Чтобы желание исполнилось, для него нужно расчистить место. Создать ВЕЛИКОЕ НИЧТО, вакуум, куда гармонично поместится все, что вы сумели вообразить.

Когда-то Лес умел совершать такие маленькие чудеса. Ему нравилось это ощущение всемогущества, которое брало исток в раннем детстве. Помните, вам казалось тогда, что вы способны летать? И вы чувствовали себя немножко волшебниками.

Именно это чувство смог надолго сохранить Лес, иначе как бы он, парень из простой небогатой семьи, к тридцати годам сколотил приличное состояние?! Пусть он не олигарх и не супербогат, но на достойную жизнь вполне хватало. Но потом где-то он свой дар расплескал. Испугался своей удачи, что ли?

Он прислонился спиной к холодной стене камеры и закрыл глаза.

– Давай с тобой поиграем, сладкий, – смрадно зашептал кто-то ему в лицо, – глянь-ка, Федян, какого красавчика к нам посадили.

Не открывая глаз, Лес резко выкинул руку вперед и услышал, как хрустнули зубы говорившего.

– А-а! – заорал тот, отплевываясь кровью. Второй попытался с наскока ударить Алексея, но промахнулся.

Лес увернулся и затем с разворота ударил нападавшего ногой так, что тот отлетел к стене и затих. Гнилозубый, перед тем возжелавший неправедной любви, немного оклемался и попытался взять реванш. Он с воинственным криком, оскалив то, что осталось от зубов, подлетел к Лесу и попытался его ударить. Досада, гнев, все не высказанные за последние дни обиды, свернувшиеся на дне души упругой змеей, сейчас стремительно распрямились. Лес не узнавал себя. От злости у него потемнело в глазах, схватив за поднятую руку нападавшего, он ловким приемом ткнул его носом-картошкой в пол.

– Ай, больно! – взвыл уголовник, но Лес не мог остановиться. Сжав зубы, он тыкал носом и избивал маргинала до тех пор, пока вбежавшие охранники не оттащили его. Остальные сокамерники, глядя на Алексея со страхом и уважением, испуганно жались к стенам.

Избитого тотчас унесли в лазарет, а Леса пересадили в одиночную камеру, сырую, промозглую и узкую, скорее похожую на каменный мешок. Алексей сел на жесткую полку, поджав ноги и подняв голову, поймал взглядом в окне бегущие по небу грозовые облака. Ему казалось, что это уже было когда-то.

Ну да, конечно же, было: в спортивном интернате, куда его определили после смерти матери. Он точно так же сидел тогда на кровати и смотрел в окно на летящие по свинцовому небу облака. И ему было тоскливо и одиноко, и казалось, что никогда больше в жизни он не будет улыбаться. Сначала он мечтал удрать оттуда. Сдерживало только то, что все равно ему было некуда бежать. Мать на небесах, а у отца другая семья. Потом он свыкся и даже стал находить прелести в своей интернатской жизни. Затем закончил институт физкультуры и начал преподавать. Денег не хватало, и он попытался понемногу заниматься бизнесом. Алексей быстро разобрался, что купи-продай – это не его стезя. При первой возможности он открыл мастерскую по художественной ковке и именно в этом преуспел. Когда в дело влился Вадим, им удалось расшириться и выкупить часть мастерских на территории старого завода.

Интересно, его сегодняшнее положение – это временная неприятность? Или надо готовиться к длительному поражению?

Его адвокат Лариса сейчас, должно быть, уже в Австралии. Во всяком случае, он очень надеялся на это. Хоть и не понимал, чем ей эта поездка может помочь. Жили они с Кирой уединенно, прислуги у них было мало: только садовник Томас да домработница Марфа. Кира никак не могла решить, стоит ли оставлять виллу или лучше ее все-таки продать, и потому не стала увольнять людей, проработавших всю жизнь в этом доме.

Впрочем, вероятно, польза от поездки Ларисы и будет. Так, Марфа может подтвердить, что она приносила аптечку с медикаментами, когда Кира вернулась с разбитой ногой с корта. И колено Киры было перевязано именно тем платком, что нашли в кармане его шорт.

Вот только не уехала бы куда Марфа, она собиралась в гости к родне. Тут память услужливо подсунула ему картинку, как Марфа кладет свежевыстиранные и выглаженные платки в шкаф, и он берет из стопки один из них. А там их еще много оставалось – штук десять-пятнадцать. И все одинаковые, клетчатые. Кто возьмется доказать, что платок в кармане его шорт, найденный полицейским, – это тот самый, что был на коленке у Киры? А вот доказать обратное будет гораздо проще.

При этой мысли Алексея прошиб холодный пот. Стоит Марфе только упомянуть о том, что такой платок не один, и все пропало.

Он встал и начал ходить по камере. Три шага вперед, три шага назад. Дверь – окно, окно – дверь… Какие еще доказательства его невиновности Лариса может найти? Показания полуглухого садовника? Самой Марфы? Эка невидаль, скажут, что хозяева не ссорились. Не целые же сутки прислуга дома торчит, могла и пропустить скандал. Любой опытный юрист тут же запутает свидетеля. А Нина Михайловна наверняка не поскупилась на адвоката.

Стукнув кулаком в стену, Алексей прислонился лбом к ее шероховатой поверхности и закрыл глаза. За окном небо прохудилось, словно вскрылся давно назревавший нарыв, и хлынул дождь. Он барабанил по крышам и стучал в окно, навевая воспоминания. Лесу почудился вдруг деревянный бабушкин дом и крутящаяся на проигрывателе виниловая пластинка. Жуткий раритет, бабушка бережно хранила свои сокровища, никого не подпускала к ним. Она садилась с вязаньем у окна, а высокий женский голос грустно выводил: