Глава 31. Ветеринарный след
Говорят, что если ты всерьез чем-то себя озадачил, твои мозги продолжат свою работу и во время сна. Что касается меня, я на все сто согласен с этим: уснув после всех событий, несколько часов я находился в черной бездне полной отключки, но ближе к утру мне приснился сон.
Я вновь совершал путешествие вместе с Мари, только на этот раз мы не летели на самолете и не ехали на поезде — по бесконечному золотому полю нас неторопливо везла телега, я лежал на спине в ворохе каких-то трав, беспечно грызя сухую соломинку и любуясь голубой бездонностью неба.
Мари, напротив, была чрезвычайно раздражена и абсолютно всем на свете недовольна. Я попытался было развеселить подружку, щекоча своей соломинкой ей за ухом, но она в сердцах отмахнулась от меня.
— Никогда тебя не понимала, дорогой Ален, — она почти с отчаяньем сжимала кулачки. — Все-то тебе хорошо и прекрасно, все-то у тебя всегда складывается удачно. Ты даже собак не боишься, ужасных собак! Огромных бездомных московских псов! И, сознайся: ты их даже не считаешь!
Я все так же беспечно улыбался, любуясь с одинаковой благостью синевой неба над головой и глазами любимой девушки Мари, и это отчего-то приводило ее почти в ярость.
— Ну, признайся, ведь ты их не считал? Не считал, ведь так?
Она смотрела на меня с ужасным раздражением, качала головой и все повторяла фразу про счет собак, а под конец и вовсе залаяла, заскулила, словно и сама собиралась с минуты на минуты превратиться в лохматую псину. Тут я заволновался, слегка испугался и… проснулся.
За окном сероватый денек, тишина в доме — судя по всему, отец уже умчался трудиться в свои «Сады». Отчаянно зевая, я спустился на кухню и зарядил кофемашину. Пока, уютно булькая, кофе капал в чашку, я размышлял над своим сном.
Итак, мне приснилась мертвая ныне Мари да к тому же столь непохожая на саму себя при жизни — рассерженная, раздраженная, злая и недовольная всем на свете. И эта ее бесконечно повторяющаяся фраза про то, что я не считаю собак, а потом и тявканье! К чему бы это?
Разумеется, здесь мои мысли благополучно переключились на Билли: я подумал, что совсем забыл про нашего славного пса, а надо бы позвонить и узнать, что с ним и когда его можно будет забрать домой. Почти тут же меня кольнуло: а ведь все вновь сводится к ветеринарии и в конечном итоге к собакам!
Все началось с того, что я стал сопровождающим дворняги Билли — московского подарка для Лулу; в самолете мне повезло сидеть рядом с Мари, которая точно так же везла с собой собаку для кого-то из знакомых; мы вполне душевно пообщались и расстались, даже толком не попрощавшись.
Зато на следующий день Мари страшно обрадовалась, увидев меня в офисе отца! Она сделала все, чтобы попасть в наш дом — разыграла передо мной влюбленность, смеялась и прижималась ко мне. В доме она легко подружилась с Лулу, с которой и знакомиться не пришлось — тут же выяснилось, что они давно были знакомы. Итог — ночной визит ее дружка Нико, которого встретил и куснул Билли.
Вскоре — странное похищение Лулу и еще более странное требование в обмен на ее жизнь вернуть то, что «нам не принадлежит». Перед похищением злоумышленники делают неумелый укол в бедро Билли мощного средства, используемого при операциях животным; чуть позже я узнаю от Мишеля, что Мари неплохо знала некоего ветеринара…
И вот Мари и Нико — оба жестоко убиты, а на меня совершено покушение сразу после моего визита в ветклинику «Бастет». Уж не он ли и есть жестокий убийца с проволокой в руках? Жестокий убийца с большими светлыми глазами. Мне они особо запомнились… Как у ангела, правда, падшего…
К концу своих размышлений я твердо решил, заранее созвонившись с комиссаром и обеспечив себе подкрепление, явиться в клинику «Бастет» чуть раньше условленного времени, чтобы бросить взгляд где-нибудь на входе: их славный доктор и мой падший ангел — не одно ли это лицо?
Задумавшись, что мне даст подтверждение этого факта и с какого боку во всем этом деле может быть замешан ветеринар, я крутил в пальцах чайную ложку, которая вдруг выскользнула, улетев под стол. Чертыхнувшись, я полез за ней.
Надо сказать, этот длинный стол на кухне отца является продолжением разделочного — своего рода тумбы, тяжелой и массивной, — уставленного кухонной техникой.
Разумеется, я залез под стол и тут же убедился, что ложка залетела под тумбу. Пришлось пошарить под ней пальчиками, а когда это не дало результата, сунуть самый длинный нож. Результат превзошел все ожидания: я достал не только ложку, но и маленький тонкий шприц с иглой.