Мария наложила на лицо толстый слой тонального крема, подвела черным карандашом глаза, подмазала губы первой попавшейся под руку помадой и мрачно осмотрела себя в зеркале. У нее просто не было другого взгляда, кроме мрачного. Но она давно уже очень нравилась себе. Мария считала статной свою мужеподобную фигуру – всегда в черных брюках и черном свитере, – она полюбила собственное лицо, и, самое главное, она чувствовала себя гармоничной. Мария так давно, успешно, не покладая рук, делала деньги на благотворительных сайтах и фондах, что поверила в собственное могущество. Не больше и не меньше. Она поверила в то, что не просто научилась хорошо зарабатывать, но и на самом деле приносит счастье на время больному ребенку, умирающей бедной актрисе, бездомной собаке. Ну, пусть ненадолго, она не подписывалась тянуть по всей своей жизни одних и тех же опекаемых. Спонсорам нужен свежий материал, стало быть, неизбежна текучка. Но кто еще, кроме нее, кто так, как она… Что-то подобное постоянно туманило ее темный, неразвитый мозг. И она, как в наркотике, нуждалась в признании своих заслуг. Бросалась к компьютеру с лихорадочным желанием – прочитать слова благодарности и восхваления. Она верила в то, что заслуживает их, какой бы циничной ни была ее ложь. Любое слово сомнения или, не дай бог, осуждения причиняло ей настоящие страдания. Как они могли, как посмели усомниться, ведь кто, кроме нее…

Мария надела кожаную куртку, высокие сапоги поверх брюк, закрыла квартиру и направилась к своему джипу.

Лена встретила подругу на ступеньке своего особняка. Она была в мягком длинном платье старо-розового цвета – вечерне-домашнем, – с красиво уложенными волосами, в меру подкрашенная, с неброскими и очень дорогими украшениями в ушах, на шее и на пальцах.

– Сегодня мы никого, кроме тебя, к ужину не ждем. – Она попыталась легко и нежно прикоснуться душистой щекой к щеке Марии, но та по обыкновению не сделала движения навстречу, прикосновение пришлось на область подбородка. Лена едва заметно поморщилась. Могла бы, конечно, получше помыться после конюшни, голову вымыть, надушиться, что ли. Ну, запах же. Лена ввела гостью в зал, позвала:

– Коля, Аня, смотрите, кто к нам приехал, – и подумала о том, что Мария могла бы хоть раз привезти ребенку игрушку. Но ей это в голову не придет.

Первая половина ужина прошла на редкость уныло. Лена придумывала темы, пыталась их развивать, муж время от времени хмыкал, не поднимая головы от тарелок, Мария изрекала что-то односложное и косноязычное. В Лене поднималось раздражение. Было полное ощущение загубленного семейного вечера, которыми она так дорожила. Но потом пришла няня, забрала ребенка – спать укладывать, – Лена распорядилась принести еще вина, коньяк и водку.

– А давайте расслабимся как следует, – задорно предложила она.

– Угу, – отреагировал муж, а в глазах Марии мелькнуло оживление.

Через полчаса трио слетело с искусно поддерживаемой планки великосветского приема. Завязался оживленный разговор сразу обо всем, они говорили все вместе, каждый смеялся собственным шуткам, словарный запас беднел, насколько это возможно, матерные связки становились все виртуознее.

– А чего мы тут квасим без музыки, – вскочила красная растрепанная Лена.

– Включи «Владимирский централ», – вдруг страстно попросила Мария.

– Чего? А! Да я не знаю, где-то был. А я хотела последнее «Евровидение». Мне Налич нравится.

– «Владимирский централ»! – с тем же выражением повторила Мария.

Вскоре им стало совсем хорошо. Коля развалился в кресле, расстегнул ремень на брюках и, полузакрыв глаза, подпевал. Правда, временами в пение врывался короткий храп. Лена в томлении прилегла на спинку его кресла и по-хозяйски гладила его волосатую грудь в расстегнутой рубашке. Мария посреди комнаты совершала какие-то движения под музыку. Меньше всего это было похоже на танец, разве что из разряда дикарского ритуала… Лена не сразу расслышала телефонный звонок.

– Да. Я слушаю. Что значит, не прошла проплата?.. Ну, хорошо, следовательно, завтра деньги поступят. Вы начинайте операцию… Александр Николаевич, я вас не понимаю. То есть как вы не станете проводить операцию? Будете ждать, пока деньги поступят? Так они могут поступить завтра днем! Это же не от меня зависит. Или послезавтра. А завтра утром Пети по-любому уже не будет в живых. И если вы не сделаете операцию сегодня, деньги за нее спонсоры отзовут, понял? То есть не просто клиника не получит то, что уже в пути, но и ты не получишь то, что я тебе завтра привезу. Что уже прилетело на мой счет… Нет, это что-то невозможное. Я когда-нибудь тебя обманывала? Скажи, а?.. Так, понятно. Пользуешься моментом. Надо бы к другим хирургам присмотреться, а то ты решил вроде, что свет на тебе клином сошелся. Ладно. Готовь пациента к операции. И посылай подтверждение, что проплата прошла. Сейчас привезу наличными всю сумму и те, что тебе. Завтра придут в клинику деньги, мне их вернешь, пришлю человека.

Лена, вмиг протрезвевшая, выключила музыку.

– Девочки и мальчики, мне нужно срочно отъехать. Слышали, этот урод без денег не хочет делать операцию.

– Лично я ничего не понял, – равнодушно заявил Коля.

– А я не поняла, что за спешка, – недовольно произнесла Мария. – Не хочет делать сегодня, пусть сидит, ждет. Сделает, когда деньги придут. Че лететь к этому придурку. Только сели…

– Ты-то чего не понимаешь, – раздраженно сказала Лена. – Ребенок должен в любом случае умереть до утреннего обхода. После операции или без нее. Потому что уже сейчас ему эту операцию делать нельзя. Ясно, что он из наркоза не выйдет. А утром, если он останется живым, мамашка может притащить консилиум, главврача, и ей скажут однозначно, что он неоперабельный. Ты что – перепила? Все накроется. Станут разбираться, как наш долбаный АН мог назначить операцию и т. д. В общем, я поехала, деньги ему повезла. Вы тут посидите вдвоем, поскучайте. Я быстро.

Когда она уехала, Коля целенаправленно пошел к столу и выстроил в один ряд все недопитые и неначатые бутылки. Мария опять врубила «Владимирский централ» и подошла к нему. Сначала они молча пили, потом она положила руку на его грудь, но не стала гладить, как это только что делала его жена, а больно прихватила. Он охнул и очнулся уже в кресле. Она сидела верхом на его коленях и деловито расстегивала «молнию» на его брюках. Он не сопротивлялся, но и не делал никакого движения в помощь. Наблюдал словно со стороны, как его, по сути, насилуют. Только когда она спустила совсем свои черные брюки на высокие сапоги и встала перед ним в позе кобылицы, он рванулся к ней в порыве скотской похоти, вдыхал ее запах, который казался ему звериным, достиг острого наслаждения… и оттолкнул ее с чувством не менее острого отвращения. Он уже знал этот сценарий. В его постной супружеской жизни с женой, для которой важнее всего было, чтоб все внешне выглядело благопристойно, мимолетные отклонения с Марией были ярким пятном.

К Алисе пришел ее враг – ночь. Кто бы знал, как обескровлена она этими битвами. Как часто перестает понимать себя: а, собственно, зачем все? Тысячи раз она брала с тумбочки телефон, находила номер Алекса и никогда не звонила. Все то же: зачем? Она заметалась на подушке, включила и тут же выключила телевизор, набрала номер Насти – все еще недоступен. Включила ноутбук, вышла на форум… Вот где никогда не спят. Самые нужные темы – в «курилке». Хотя бы эта. «Есть действующие антидепрессанты? Посоветуйте, плиз. Чтой-то мне не тое совсем».

Первый пост:

«Афобазол этот фуфло полное! И валерьянка, и пустырник тоже! Слезы льются просто как им вздумается. А сегодня вот сбросила все документы на пол всего лишь потому, что один сотрудник немножко накосячил… а потом все их собирали, а я ржала, как сумасшедшая… а потом полчаса в туалете рыдала. А дома после смерти своей собаки я вообще находиться не могу, делать ничего не могу, видеть никого не хочу…

Какие-нибудь ХОРОШИЕ таблеточки. Чтоб отпустило чуток. А то голова лопнет».

Так. Сейчас начнут помогать. Окажется, что у всех есть рецепты спасения. Алиса никогда бы не призналась самой себе, что при всем своем скептическом отношении к рецептам из серии «одна баба сказала» она надеется что-то прочитать для себя. Она ведь годами ждет одной минуты, когда камень немного сдвинется с сердца, даст вздохнуть.

«Ирина, тащите себя из этого состояния сами! Без таблеток.

Придумайте какие-то новые занятия, составьте график, что надо сделать нового и полезного для себя, может, съездить куда-то? Отвлечься. Переключить внимание на близких.

Не надо играть с психикой, таблетками, тем более без наблюдения врача. У меня одна знакомая сначала пила успокоительные, потом антидепрессы, а затем в один «чудесный» момент перешла на экстази. Сейчас, правда, говорит, что завязала, но у нее чуть что, сразу истерики, ее все злит, бесит, постоянные срывы…

Над собой надо работать, а не надеяться, что таблетки решат все проблемы».

Пишет абсолютно здоровый и уравновешенный человек, который просто не знает, что такое настоящая чернота. А совет, конечно, хороший. Для точно такого же абсолютно здорового человека. Их сила в том, что они так переносят душевный дискомфорт из-за плохого ремонта, тоску от потери любимой кошки, боль от разрыва с близким человеком. Они могут в любой ситуации думать о том, что полезно и правильно.

«А мне один раз очень хреново было… позвонила по телефону доверия, а там молодой человек умирающе-сонным голосом начал перечислять, какие таблетки мне нужно пить, что меня аж смех пробрал))) хотелось его спросить, что с ним, пожалеть, теперь, когда грустно становится, я тот случай вспоминаю».

«Не так уж тебе было хреново, если пришла в голову бредовая мысль пообщаться с телефоном доверия», – подумала Алиса. Но вообще-то она немного увлеклась. Один из минусов ее ситуации – это уверенность, что только она одна погибает, а другие просто живут.

«Я не фанат таблеток, но когда совсем крышу рвало и на людей кидалась, то глицин – он, скажем так, безобидный в самой большой дозировке.

Через пару дней эффект виден, даже у меня.

А еще, как вариант (но на любителя)… уединиться, пусть даже ночью, когда все спят, налакаться, как распоследняя хрюша, нарыдаться, настрадаться, с утра поумирать с похмелья, а потом выползать потихоньку и помаленьку.

Удачи Вам и скорейшего душевного равновесия))))».

Налакаться, как хрюша… Хорошо бы, наверное. Знать бы состояние, когда мир вдруг становится милее и краше. Но Алисе это было не дано. Она не пьянела совершенно. Не имело смысла надираться, как хрюша. Наверное, стошнило бы – и весь результат.

«Зачем таблетки? Хотите печень отравить, так у нас и так вся экология отравлена, в продуктах нитраты, в воздухе – углекислый газ, а потом еще зависимость возникнет, хочешь не хочешь, а тянуть будет, как к вонючей сигарете, таблетки, антидепрессанты – все самовнушение и самообман великий!

Езжайте лучше на природу, в лес, на речку, можно пиво с рыбкой прихватить, и будет вам счастье, а чтобы химией себя травить, в том счастье только для фармацевтов, зарабатывающих на ней бабки».

«Ну, пожалуйста, ну не надо! Господи, ну как же у нас все категоричны и нетерпимы к чужому опыту! У вас была депрессия? Настоящая, годами, с затруднением дыхания, глотания, мочеиспускания? С суицидальными мыслями – не попытками!!! – тоже годами? У вас были травмирующие ситуации, настоящие, не пустяковые? У вас был опыт применения антидепрессантов? Ну зачем говорить о самообмане? Зачем говорить о том, в чем вы ничего не понимаете? Ну какая зависимость, господи??? Не вызывают они зависимости! Феназепам – да, может, а антидепрессанты – нет. Если вам помогает речка и пиво с рыбкой – вы здоровый человек! Ну и зачем тогда высказывать свое мнение столь безапелляционно?»

«Таблетки (в том смысле, который мы им придаем в теме) – это ЛЕКАРСТВО. Как антибиотик. Как преднизолон. Как химия при онкологии. Их должен назначать врач. Иногда без них нельзя, не получается. А иногда – получается. Зависит от организма, от психики, от наследственности… Ну давайте сейчас всем диабетикам предложим не маяться дурью, закинуть инсулин подальше, а поехать на речку, с тортиком? Нет? НЕ хотите парочку трупов получить? Странно, а я вот лично прекрасно обхожусь без инсулина и даже тортики кушаю! Наверное, у них сила воли была слабая. И самообман.

Депрессия – такая же болезнь. Если все само прошло – это НЕ депрессия была. ЕЕ надо лечить, к ней надо относиться с уважением, ее нельзя презирать и игнорировать. В легких случаях могут помочь травки, отдых, смена обстановки… Но в тяжелых – человек чего всего просто не воспринимает? Он не понимает – день сейчас или ночь. И что из этого следует. Он не хочет жить. Совсем. Никогда. И вот тогда нужно сильное воздействие. Одним из таких воздействий – самым доступным, дешевым, вписывающимся в повседневную жизнь – являются таблетки. Потому на них все и сидят.

Но это НЕ полезно. Очень».

Алиса представила себе речку, соленую рыбу и пиво. От этого можно получить удовольствие… если ты можешь получать удовольствие. Однозначно. Следующий оратор прав. И насчет того, что надо уважать свою депрессию. Нянькаться с ней, считаться, пытаться дышать вопреки, глотать всякую дрянь… Алиса знала женщину, которая это написала. Ей обязательно нужно жить, работать, бороться… Потому что у нее неизлечимо болен ребенок. Церебральный паралич. Эта Кира живет не потому, что живет. Она заставляет себя функционировать, как хорошо отлаженный автомат, чтоб ни плохое настроение, ни серьезная болезнь, ни новая беда не нарушили привычного существования абсолютно беспомощного сына. Он всегда будет таким. А она сама в борьбе за собственную непоколебимость, по сути, давно наркоманка. Она пятнадцать лет живет на таблетках и, конечно, никогда от них уже не избавится. Попытается – и сразу начнет думать о том, что впереди. А это уже для нее невозможно.

Алиса вздрогнула от телефонного звонка.

– Да, Ирма. Нет, конечно, не сплю. Я тоже беспокоюсь. Она мне не звонила, и телефон ее недоступен.

– Ты понимаешь, Лис. Домашний тоже молчит. Что-то должно серьезное случиться, чтобы Настя пропустила вечернюю прогулку собак. Особенно теперь. Она ведь Шоколада к себе перевезла, знаешь?

– Да, она говорила. Ну, и правильно. Ему было плохо на передержке, она с ума сходила. Такой красивый пес, ты видела?

– Да, чудо какое-то. Но как она справляется с тремя? Слушай, может, пора что-то делать? Искать ее сестру, племянницу? У тебя нет их телефонов?

– Племянницы вроде есть. Но они ничего не знают, Ирма. Они не беспокоятся. Если что-то случилось, она нам будет звонить. Давай ждать.