– Здравствуйте, Надежда, она же Зажигалка, – Толя с любопытством взглянул на очень крупную девушку в возрасте «за тридцать», – извините, что в срочном порядке сорвали вас с работы. Понадобилось кое-что прояснить, возможно, с вашей помощью.

– Да ладно. Я не в обиде. Платят мне не сдельно. – Надежда издала смешок, который прозвучал, как «иго-го».

– Вы остроумный человек, я заметил. Интересно, какой смысл вы вкладываете в свою подпись на форуме: «Почистил зубы, закрой, блин, тюбик»?

– Какой смысл? Ясно какой. Все мужики козлы. – Опять смешок «иго-го».

– То есть это совершенно точно?

– Угу. А вам, как я понимаю, не с кем про мужиков поговорить.

– Можно сказать, и так. О некоторых женщинах хочется иногда побольше узнать. Вы, говорят, дружили с Натальей Сидоровой?

– Ну, прям дружила. Познакомились на форуме, срывались иногда потусить.

– Куда, например?

– В мужской стрип-клуб «Матвей».

– Часто?

– Ну, иногда, точно не скажу.

– В последний раз когда там были?

– Не хотелось бы говорить, конечно, с вами хлопот не оберешься, но вы ж все равно свою челядь пошлете туда узнавать. В общем, с 15-го на 16-е ее убили, а ночь перед этим мы в «Матвее» как раз и прогудели.

– Потом куда?

– Потом к ней поехали. Если интересно, мальчиков прихватили. Четыре штуки.

– Интересно. Продолжайте.

– Да че тут продолжать? С этими стриптизерами одна умора. Сразу стали торговаться, почем, мол. Типа, за срочность и сверхурочные. Бухгалтеры. Я этой Наташке удивляюсь. На фига они ей сдались. Это ж надувные мужики из «интим»-бутика. С приборами на батарейках. Они все время на себя в зеркало смотрят, любуются. Елки-палки…

– Наталье вы удивляетесь, а вам это зачем?

– Я – другое дело. Я – одинокая, небогатая, темпераментная девушка. А у нее… Не, ну, конечно, понятно, что от такого любовника пойдешь в стрип… Но у нее дома такой кадр… Да я бы от него из дома никуда не выходила.

– Вы имеете в виду работника…

– Имею. Рима. Такого не часто встретишь. Я в мужиках понимаю.

– У вас с ним были какие-то отношения?

– Нет, Наташка – собака на сене. Я хотела по-честному, обратилась к ней за разрешением. Ее так поперло, что я не рада была.

– То есть у вас был конфликт?

– Вы к чему клоните? Что я Наташку из-за Рима пришила? Ну, вы даете.

– Вас допрашивают по делу об убийстве. Пожалуйста, отвечайте. Желательно без комментариев. Как вы возвращались ночью в особняк Сидоровой – через основной вход?

– Нет. Мы тачки свои оставили. Приехали с ребятами на таксо. Шли через калитку сбоку. Натка не хотела, чтоб охрана видела.

– Вам знакома шкатулка с драгоценностями Сидоровой, которую та держала в спальне?

– Комодик-то? Да, конечно.

– В руки брали, заглядывали?

– А то! Там такое!..

– Когда в последний раз туда заглядывали?

– Вот в последнюю ночь и смотрела. Наташка храпела, а я даже примерила кое-что. Потом все на место положила.

– Посмотрите, пожалуйста, на это колье. Оно вам знакомо?

– Да, классная штучка.

– Вы видели его в ту ночь, когда приехали из «Матвея»?

– Так… Точно нет. Я помню: это отделение было пустым. Я спросить у нее хотела, но ее, когда она пьяная, не растолкаешь. Я ушла, когда она спала. Откуда оно у вас?

– Я отвечу потом. Вы знаете Серафиму Гулькину? Стеллу по форуму?

– А как же.

– Она с вами бывала?

– Не, я Наташке сразу сказала: с этой никуда не поеду. Не перевариваю ее.

– Но они дружили?

– Да ни с кем ТИМ не дружила, говорю я вам. Пользовалась людьми, когда надо было. Стелка ей тряпки продавала.

– Как Сидорова о ней отзывалась?

– Как я примерно. Говно, говорит, девка. А тряпки у нее классные. Где, мол, берет?

– Отвечаю на ваш вопрос. Наташино колье мы нашли при обыске у Стеллы. Она сказала, что Сидорова сама дала ей его поносить. Это возможно?

– Да вы что?! Наташка была жуткой жлобихой. Я как-то юбку порвала в клубе. Приехали к ней, говорю, дай хоть штаны от пижамы до дому добраться. Не дала. Смех! Тему открыла. Просит всех помочь одной бомжихе. Та под забором у нее поселилась. Ну, покрасоваться ТИМ хотела, какая она добрая. Девки этой бомжихе столько всего накидали. Я ездила, собирала. Там и дубленка, и пеньюары с кружевами, и сапоги всех размеров. Цирк. Привезла все к Наташке. Она зовет служанку, чтоб мешок с тряпьем отнесла бомжихе, затем говорит: «Подожди, я тоже что-то положу». Полчаса ковырялась в своей гардеробной, потом выходит с пустыми руками. «Да хватит ей, – говорит, – и так ж… слипнется». А колье поносить… Стелле… Ой, я не могу! Ну, это ж надо! Сп…ла-таки! Она ж его у нее просила. Типа, поносить. Мы с Наташкой потом ржали. Поносить, чтоб через пять минут грабители сняли. К гадалке ходить не надо.

– Вы помните, где и когда был этот разговор?

– Трудно, конечно, вспомнить… Но ради того, чтобы Стеллочке удружить, сейчас напрягусь… Так, я тогда с документами в банк должна была ехать, Наташка мне деньги передавала на бабушку-соседку, тема у меня такая, Стелка приехала с сумкой вроде… Да, сумку Наташке к вечернему платью продала. Мы в кафешке посидели на Арбате. Так я официантку помню, которая рядом стояла, счет держала, слушала… Число не скажу, но с месяц назад…

– Согласны на очную ставку?

– А надо? С большим удовольствием. И официантку приведу, только свистните. Люблю делать добро.

Толя вошел в кабинет Сергея с записью разговора с Зажигалкой.

– Скажу вкратце. К убийству наша задержанная вряд ли имеет отношение, поскольку по всему – она воровка профессиональная. Колье украдено, сбыть, спрятать не успела из-за истории с гарнитуром Ирмы. Подружка с удовольствием ее заложила и даст показания при очной ставке. Так что мы держим птичку на законных основаниях.

– Более чем, – спокойно сказал Сергей. – У нее нашли ключ от квартиры Георгадзе. Прятала в старой сумке для ненужных бумаг. Этот ключ ранее лежал в прихожей Ирмы. На видном, как водится, месте. В блюдечке у зеркала. Было четыре, стало три. Аня пообщалась с ювелиром Либерманом. Стелла – его постоянная клиентка. Приносит на продажу редкие вещи, часто старинные. Этот гарнитур тоже собиралась принести. Предварительно фото выслала, чтоб не промахнуться. Ирма часто выдает желаемое за действительное, когда говорит о своих драгоценностях. Но тут действительно правда. Так что девушка остается пока у нас, но ненадолго, скорее всего. Она наш подарок смежникам. Ребята уже сидят на форуме и на основании темок Стеллы ищут информацию об ограблениях богатых девушек. Вроде бы костюмчик «Лолита» пропал у дочурки молочного короля Степкина.

Насте снилась мама. Стройная, прекрасная, с сияющими карими глазами, в ярко-синем длинном платье из тонкого шелка и в голубой шляпке с синей вуалью. У Насти таяло от счастья сердце, она спешила ей навстречу, но все никак не приближалась. Она думала во сне о том, что у мамы не было такого платья ни в жизни, ни по роли… Понимая, что просыпается, Настя застонала от боли в сердце, от острой тоски, которая все не отпускает ее. Она долго лежала неподвижно, боясь еще больше растревожить боль. И вдруг услышала, что в прихожей кто-то ворочается и глубоко вздыхает. Господи боже мой, как же она крепко уснула, если забыла, что вечером привезла к себе с передержки Шоколада. Огромного, неземной красоты пса, который там страдал и мучился после тяжелейшей операции на лапе. Настя моталась к нему каждый день, кормила, учила заново ходить в парке, но потом оставляла его там, в грязи и вони, среди множества других собак, под ответственность совершенно безбашенной хозяйки передержки, ночи не спала от беспокойства. И вот вчера попросила знакомого, посадила Шоки в его машину и притащила в свою «двушку». Целый вечер оборудовала ему отдельную комнату, чтоб мебель не мешала, чтоб удобно было спать, чтоб воздуха было достаточно и в то же время не дуло с балкона. Воду в огромной белой миске с розами поставила, все намыла-начистила, даже ванильную свечку зажгла на полчаса. Шторы задвинула, на его матрас с чистой простынкой маленькие подушки положила, чтоб лег, как захочется. А он, дурачок, переполз в прихожую, к ней поближе. В спальню не заходит, считает, что это комната других собак. Настя осторожно подвинула навалившуюся на нее Джуньку, потом переступила через Чарлика у кровати и тихонько вышла в прихожую. Шоки потянулся к ней, башкой своей меховой закрутил, выражая радость, хвостом пушистым заколотил в пол.

– Тише, глупый. – Настя опустилась перед ним на колени. – У соседей внизу потолок обвалится. – Она прижалась щекой к мягкой и теплой морде и вдруг почувствовала, что тоска отпустила. – Ух ты, какой. Золотой ты мой Шоколадкин. Ты захотел мне помочь? Деточка моя, ну, спасибо. У тебя получилось. Колдуны мы с тобой.

Она встала, Шоки доковылял с ней в свою комнату, лег на матрас, уставился шоколадными глазами. Надо подождать, пока уснет. Не полезно ему на плитке в прихожей валяться. Она включила компьютер, вышла на форум, нашла тему, которая беспокоила ее в последнее время. Малыш – пес с ампутированной лапой. Там что-то не то. Все не то в теме этой Марии «Маш-Маш», на передержке, которую раньше держала ТИМ. Настя еще раз прочитала внимательно всю тему. Написала:

«Мне непонятно, почему Малыш находится до сих пор в будке на улице, на грязной холодной земле. В теме ему было предложено два варианта квартирной передержки за те же деньги. Они игнорируются. И в то же время постоянно собирается помощь на оплату этой будки, обследование, лечение. Какое было обследование? Где результаты, чеки? Что сейчас с Малышом, в конце концов? Мы не получаем о нем никакой информации. Два снимка, на которых больная грязная собака лежит на сырой земле. Свежий шов после ампутации – в грязи».

Настя отправила сообщения, сердце ее билось, пальцы дрожали. Никогда в жизни не качала права, ни от кого ничего для себя не требовала. Единственное, что могло заставить ее выйти на тропу войны, – вот такие жертвы, как Малыш, попавший в руки опасных «спасителей». То, что над Малышом нависла опасность, гораздо большая, чем грязная будка, миска с остатками давней каши, Настя чувствовала кожей.

Мария прочитала пост Кокошанель и яростно выдохнула.

– Сука, мразь е…ная, ну ты нарвешься у меня.

Она потянулась за пачкой сигарет, но та оказалась пустой. Мария вытащила из пепельницы самый большой «бычок», раскурила, задохнулась дымом, закашлялась, побежала в ванную. Отхаркалась, сполоснула лицо холодной водой и взглянула на себя в зеркало. Прошли времена, когда она угрюмо и скрытно ненавидела весь свет за то, что именно ей досталось это лицо – с маленькими темными глазами под выпуклыми надбровными дугами, с большим крючковатым носом, тонкими злыми губами. Сейчас та, кого она видит в зеркале, – ее единственная собеседница, она знает и понимает все, ей все можно доверить. Им есть что скрывать, есть чем упиваться. Это сладкая надежда на то, что остальные поймут, чего она стоит, что значит пойти против нее и как можно за это поплатиться.