Исповедь Углова

В дверях стоял детина под два метра ростом, абсолютно лысый, с широкой светлой физиономией и хитрыми голубыми щелочками глаз.

– Здорово, Угол! – тут же запанибрата приветствовал гостя капитан.

– Здорово, коль не шутишь!

Они обменялись крепкими рукопожатиями, после чего Тюринский подвел мужика знакомиться со мной.

– Вот, знакомьтесь: Ален из Москвы, большой любитель детективов. Прочитал все книги Агаты Кристи и Артура Конан Дойля, слыхал о таковских, Угол? Представь себе: Ален с детства мечтал участвовать в настоящем расследовании; и вот только пришел он в редакцию дать объявление, как тут же в красном уголке труп объявился. Теперь Ален – мой верный друг и помощник, дает неплохие советы. Вот он-то тобой, Угол, и заинтересовался. Расскажи ему про твою дружбу с Америкой и про историю с подаренной квартирой.

При последней фразе, произнесенной с ехидными интонациями, добродушное широкое лицо Углова словно разом скукожилось и потемнело.

– Шило-мочало – начинай сначала, – пробормотал он, бросив на меня хмурый взгляд. – Присесть-то разрешите, сидя все-таки легче исповедоваться.

– Садись, чаю себе наливай и кайся, – радостно сказал Тюринский, тоже усаживаясь и доливая в свою чашку кипятку. – Давай не тормози, мы внимательно тебя слушаем.

Углов неторопливо уселся, шмыгнул носом и начал свой рассказ, наотрез отказавшись от чая и прочих напитков.

– Сразу скажу, чтоб лишних вопросов не было: у меня есть надежное алиби – три свидетеля, что я никуда не выходил из дома. Кроме всего прочего, готов поклясться: никого я не убивал и убивать не собираюсь! Каюсь: пять лет назад я на все сто был уверен, что Америку Трофимов убил. Да тогда все в том были уверены! Шибко этот Трофимов любил надраться так, что маму родную не помнил, так что запросто мог под горячую руку и приятеля на тот свет отправить да уснуть и потом ничего не помнить.

Он задумчиво потер переносицу.

– Ну, ясное дело – теперь вдруг выяснилось, что я был не прав. И я не боюсь признать собственную ошибку. Виноват, невинного оклеветал. Но и сам я, прошу прощения, Америку не убивал, хоть и ходят до сих пор разные грязные слухи…

Тут он снова бросил на меня хмурый взгляд и сразу отвел его в сторону. Его голос зазвучал глуше.

– Так вот, разъясняю конкретно ситуацию, что там получилось у нас с квартирой. Америка со мной по соседству проживал – в соседнем подъезде. То и дело занимал деньги, в том числе и на то, чтобы коммунальные услуги оплатить, хотя у него, как у работника ЖКХ, были неплохие льготы. Пил парень немерено, потому и не хватало ему частенько деньжат.

Углов покряхтел, неторопливо поднялся и развернул стул так, чтобы усесться на него, как всадник на коня, облокотился о спинку и свесил тяжелые кисти рук.

– А у меня сын женился. Представьте, что это за жизнь: в двухкомнатной квартирке – две семьи! Вот я однажды и подошел к Америке, предложил ему: давай, дескать, напишешь завещание, что квартиру свою в случае чего мне оставляешь, а я за это буду тебе все платежи за свет-газ оплачивать. Сговорились. Завещание, как положено, оформили, и я с тех пор все честно платил за Америку, он и горя не знал, всю зарплату на себя тратил. Разве плохо?

– Да в общем и целом неплохо, – вступил я в разговор, заметив, как от моего голоса Углов невольно вздрогнул. – Только непонятно, на что лично вы рассчитывали. Ведь Америке было и до пенсии далеко, не то что до смерти. Какой же в таком случае вам был интерес оплачивать его счета? А если бы он до ста лет дожил?

Углов слушал меня чрезвычайно внимательно, как будто искал какой-нибудь хитрый подвох в словах зловредного москвича. Выслушав, несколько секунд посидел молча, хмуро уставившись на собственные крепко сцепленные руки, затем кивнул, словно соглашаясь с моей логикой, и ответил так:

– Согласен, выглядит все подозрительно. Да только я грешным делом надеялся, что долго Америка не протянет. Ведь тут какое дело – Аленка, жена моего сына, для которого я и оформил ту квартиру, работает в больничке медсестрой. Так вот она однажды прибежала домой вся такая взволнованная, ну, и мне по секрету сообщила: Америка проходил медкомиссию в Саратове, и вот пришли ее результаты, попали Аленке в руки. Оказывается, парень был смертельно болен – рак желудка в четвертой стадии, а это что значит?

Углов сурово уставился на меня, как учитель – на ученика, не знающего ответ на простой вопрос.

– А это значит, Америка от силы полгода еще протянул бы и – все, того… Поэтому я и рискнул.

Тут он крякнул и вновь уставился на свои квадратные ладони.

– Ну, а второе… Хотел бы довести до сведения, на всякий пожарный… Вы ведь, извиняюсь, наследник ведьмы Арины? – он поднял на меня голубые щелочки своих глаз и даже попытался усмехнуться. – Так вот, Арина была мудрой бабой, исцелить и мертвого могла. Однажды она мне встретилась на улице, это уже когда мы все как положено с Америкой оформили. Остановилась она передо мной, прищурилась так горько и сказала: «Ждешь смерти его? Долго ждать не придется. Да только потом сто раз пожалеешь».

Тут оживился притихший было капитан.

– Смотри-ка, какие у вас разговоры были! – он с важным видом покачал головой. – А я и не знал ничего! Значит, Арина в курсе всего была? Жаль, что тогда у нее Пономарев не спросил, кто убийца!

Тюринский даже попытался рассмеяться, но Углов остановил его неодобрительным взглядом.

– В курсе – не в курсе, а она много чего знала. И действительно, как только сын с женой вселились в ту квартирку, так и пошли у них неприятность за неприятностью – болезни, проблемы. Деток так до сих пор и нет, сынок мой с горя чуть не запил. Только решили усыновить здорового ребеночка, как новая беда – Аленка вдруг так захворала, что тут уж не до деток.

Мы немного помолчали. Капитан, чтобы скрыть неловкость, поднялся и начал по новой хлопотать с чайником. Тут Углов снова прищурился на меня.

– Так вы, небось, до сих пор так и не знаете, что ваша баба Арина собиралась замуж за Америку?

Признаться, от неожиданности я чуть было не поперхнулся. Замуж? За Америку? Я мысленно прикинул: бабе Арине пять лет назад было около шестидесяти. А Америке? Как сегодня уже не раз прозвучало, ему еще было далеко до пенсии…

Словно прочитав мои мысли, Углов усмехнулся.

– Не пытайтесь подсчитать, я сам вам сейчас все разложу. Арине было пятьдесят шесть лет, а Америке – сорок семь. Но ваша бабка не зря ведьмой была – красавица, выглядела не старше сорока. Рыжеволосая, зеленоглазая, а как смеялась! Настоящая красавица. С ней поэтому никто старался не спорить, не ссориться – только глянешь на нее, такую молодую и прекрасную, да подумаешь, сколько ей на самом деле лет, так и охнешь – ведьма! Настоящая, сильная ведьма! А с такими безопаснее не связываться, это и дураку понятно…

Я возвращался домой по ночным улочкам поселка, не слыша, не видя вокруг себя никого и ничего. В темной чернильнице неба сверкали звезды, сиял серп луны, под ногами искрился снег, а я бежал, летел, парил над землей, словно слыша где-то внутри себя музыку волшебных колокольчиков.

Все мои мысли были заняты новым открытием: баба Арина, которую я до сих пор представлял себе бабушкой в платочке, оказалась вечно молодой красавицей, которую полюбил всем сердцем Америка и сделал ей предложение руки и сердца. По всему выходило, что именно она, «настоящая ведьма», привела меня в заснеженный поселок, чтобы я открыл имя убийцы. И в какой-то момент, приближаясь к дому, над крышей которого серебрился тонкий полумесяц, я, что называется, кожей почувствовал: сама бабка прекрасно знала имя убийцы, просто почему-то предпочитала помалкивать о том.

Она любила молодого мужичка, надеялась исцелить его, уберечь от смерти. Не смогла. Его убили, а за убийство осудили невиновного. Что чувствовала тогда баба Арина? Как бы там ни было, она прожила еще пять лет, незадолго до своей кончины завещав мне свой дом.

Для чего она это сделала? Разумеется, она не могла рассчитывать, что москвич, живущий в своем доме, переедет жить в заволжские степи. В таком случае, вероятно, она своим сердцем почувствовала, что я мог бы распутать это дело и узнать имя настоящего убийцы?..

…Я открыл дверь, вошел в темные сени, услыхал приветственное уханье-карканье с чердака и поспешил в дом.

Вот теперь мне просто-таки не терпелось изучить записки и тетради бабы Арины.